Выбывшие

– Пожалуй, я бы подкрепилась.

– Тогда прошу! – Герман указал на дверь. – Такси я сейчас закажу. Поедем на двух.

В молчании дойдя до лифтового холла, они увидели Бегичева, что-то печатающего в своём смартфоне, и остановились рядом с ним.

– Час пик, – прокомментировал Бенефициар.

В первом прибывшем лифте, в ауре музыкального сопровождения, томились плотно стоящие друг к другу люди, спешащие домой, их было так много, что о том, чтобы втиснуться внутрь ещё одному человеку не могло быть и речи. Вторая кабина пришла уже наполненной лишь на три четверти, что позволило войти в неё Герману, Еве и полковнику. Следовавшая за ним Майя вдруг обнаружила перед собой резко сдвигающиеся металлические створки, словно кто-то специально нажал кнопку быстрого закрытия. Зам спешно отступила назад, досадуя, но догадываясь, кто мог использовать эту функцию. Но тут двери так же молниеносно открылись, и крепкая мускулистая рука потянула её за талию обратно в кабину, прижав к твёрдой груди и обняв за спину. Майя облегчённо вдохнула любимый древесный аромат. Она посмотрела на Еву с исказившимся от недовольства лицом. «Ладно, маленькая бестия! В этой игре могут участвовать двое!» Зам отвернулась от неё, выискивая взглядом Киру, но так и не найдя её среди пассажиров лифта мысленно загадала: «Надеюсь, ты не поедешь с Ларсом наедине, дорогая».

Санкт-Петербург. Ленинский проспект.

Сентябрь 03, вторник, 18:04

Кира прошла в пустую кабину лифта и вжалась спиной в её заднюю стенку, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. «Пара минут, и я буду свободна» – успокаивала она себя. Зашедший следом Ларс казалось, заполнил собой всё пустое пространство, хотя внутренняя площадь скоростного подъёмника была достаточно большой для того, чтобы, судя по информационной табличке, размещённой рядом с панелью управления, вместить в себя десяток человек. «Только сто двадцать секунд, и всё» – напомнила себе Кира. Она ещё ни разу за последние пять прошедших лет не оставалась наедине с Бегичевым, да ещё так близко. Кира молчала, зачарованно уставившись на смену цифр на небольшом экране, отсчитывающем пройденные этажи. Герман высоко забрался, на тридцать третий. Он оставался верен своим предпочтениям. Кира была так сосредоточена на сменяющих друг друга числах, что не сразу сообразила, отчего счётчик вдруг застыл на отметке «тринадцать». Она почувствовала, что плавный ход кабины остановился только когда её чуть качнуло, а затем немного подбросило вверх и стальная капсула замерла в полной недвижимости, зажатая в стенках пищевода небоскрёба непереваренной массой. И Кира вместе с ней. И с Бегичевым.

Внизу живота, откуда-то изнутри, медленной ледяной струйкой стала подниматься наверх паника. Она, по мере своего стремительного продвижения, пенясь и ширясь, крохотными пузырьками страха обволакивала густой вязкой плёнкой все попадающиеся на её пути органы, заполняя их собой. Желудок сдавило судорогой оцепенения, лёгкие затопило беспокойством, сердце захлестнул испуг, к горлу подобралась холодная худая кисть ужаса, вдавливая когтистыми пальцами трахею в позвоночник. Сознание законсервировалось, узурпированное старой фобией.

– Кира! – Резкий оклик Адвоката на миг открыл щель к рефлексии.

«Клаустрофобия. Паническая атака. Инструкция» – успела подумать Кира. «Дышать медленно. Сосредоточиться на внешнем. Отвлечь внимание». Она посмотрела на Бегичева. Бегичев. Беги. Бег. Бежать! Вторая волна паники подступила к гортани в попытке добраться до мыслящего аппарата в её голове. Ещё чуть-чуть, несколько сантиметров и начнётся истерика. Голубые глаза Ларса смотрели внимательно, сосредоточенно и как-то ещё, Кира не могла уловить. Что там в них? Озабоченность? Беспокойство? Она усмехнулась про себя: «Это уж вряд ли!» И эта маленькая насмешка над собой помогла усмирить вал тревоги, не дать ему заполонить разум.

– Я в порядке, – тихо прохрипела Кира, стараясь дышать плавно и глубоко.

В этот момент что-то щёлкнуло в безмолвии стальной клети, и свет, струящийся в их временном каземате, погас. Кира перестала бороться, мрак укрыл её с головой, пропитывая отчаянием. Она в волнении потянулась к тому месту, где как она помнила, находилась поблёскивающая светодиодами панель и начала без разбора нажимать на все кнопки подряд, тщетно пытаясь найти ту, что отвечает за вызов помощи заблокированным против воли в этом жестяном коробе. Всхлипывая, она нервно шарила руками по стене и наконец, увидела, что палец её попал в цель: одна из ячеек зажглась красным светом, обозначив контур тревожного колокольчика.

– Кира, успокойся. Я уже написал Герману, что мы застряли. Помощь скоро будет. – Раздался сзади голос Бегичева.

Она застыла и опустила руки, только сейчас осознав, что в кабине стало светлее. Охваченная страхом она не сразу заметила, что Ларс подсвечивает помещение фонарём, зажжённым в его смартфоне. Он держал его экраном вниз, чтобы сияние субпикселей не слепило глаза. Кира почувствовала, что испуг ослабил хватку, и ощутила влагу на своих щеках. Такого рода атаки происходили с ней каждый раз, стоило ей оказаться в маленьком помещении без возможности немедленно выбраться из него. Она испытывала жуткую тревогу в замкнутых пространствах, без окон или других видимых выходов.

– Сядь, – приказал Ларс. – Сядь прямо на пол. Сама знаешь, тебе станет лучше.

Это сухой приказной тон на миг всколыхнул в ней что-то горячее, взрывное, давно дремлющее внутри и рвущееся на поверхность, что-то опасное, то, что сейчас она предпочла не заметить, обойти стороной, чтобы не спровоцировать конфликт. Она не любила подчиняться, и он знал это так же хорошо, как и то, что ей станет легче, если она устроится на полу. Кира прислонилась к дальней стене лифта и обхватила себя руками. «Сколько нужно ждать? Десть минут? Двадцать? Как учила её Майя? Считать. Сосредоточиться на счёте. Один и…» Она не успела досчитать и до десяти, как опять услышала глухой голос Ларса, звучащий на такой низкой частоте, что она едва не выходила за порог слышимости.

– Я знаю, что ты мне не изменяла.

У Киры перехватило дыхание от этого ряда звуковых волн, полоснувших её восприятие своим смыслом, словно бритвой. Она молчала, боясь сделать вдох. Кира давно закрыла дверь в прошлое, в тот вечер, в те часы и минуты. Замуровала и загерметизировала все чувства, доводы и мотивы, предопределившие тот её поступок пять лет назад. Они остались где-то глубоко в памяти, там, куда уже не проникал блик воспоминаний, они были похоронены и, как думала Кира до недавнего времени, истлели и иссохлись. До этой минуты, до этого момента, когда Бегичев вдохнул в них жизнь, оживляя их будто заклинанием своими несколькими неосторожными словами.

– Кира, я знаю, что ты этого не делала, – напомнил о себе Ларс.

Она продолжала молчать, скованная виной и стыдом.

– Я хочу, чтобы ты это знала, – не успокаивался Бегичев.

– Замолчи, – прошептала Кира.

– Я…

– Замолчи. Замолчи! Замолчи!!! – крикнула она так громко, что от металлических стен кабины скорбным набатом ещё долго отлетало эхо окончаний, напоминая тоскливые крики чаек на взморье.

Кира прижала ладони к ушным раковинам и закрыла глаза, спасаясь в искусственно созданном ею вакууме. В тишине. В темноте. Ещё бы заткнуть нос, чтобы этот запах, его запах: древесины, табака и чёрного душистого перца, окутанных дымкой прибрежных волн, не проникал к её рецепторам, не дразнил и не возбуждал. Паническая атака уже была забыта, словно никогда и не грозила ей. Теперь всё существо Киры охватил вызванный памятью гнев на себя и на Бегичева, обида и унижение, переполнявшие её.

– Я. Должен. Сказать. – С нажимом, уже громче продолжил Ларс. – Я понимаю, почему ты это сделала. Почему обманула меня. Заставила поверить в адюльтер. Ты… Если бы не это, я тогда не отпустил бы тебя. Только так ты могла стать свободной.

– Я не хочу об этом говорить, – резко бросила Кира. – Перестань.

– Нам нужно об этом говорить. Закрыть гештальт.

– Тебе нужно, мне нет. – Не сдавалась она.

– Этот человек, якобы твой любовник – Стас Савин, два месяца назад был освобождён условно-досрочно. Сегодня утром я узнал, что две недели назад он прибыл в Петербург. Я должен предупредить тебя, что он может захотеть отомстить. Тебе. Мне. Нам обоим. Тебе нельзя сейчас оставаться одной, нужно, чтобы рядом постоянно кто-то был, пока я не разберусь в его намерениях, пока я не буду точно знать, что он не собирается причинить зло тебе или Ромэо. Я уже нанял людей для ведения наблюдения за ним.

Кира ошеломлённо уставилась на него. Смартфон, освещающий белёсым светом кабину, замигал вспышками сообщений, маленькими молниями озаряя лицо Ларса, награждая его демоническими чертами так, что Кира отшатнулась в испуге. От того, что он сказал, от того, что сделал сказавший.

– Ты же сам способствовал тому, что Стасу предъявили обвинение! Ты же хотел, чтобы его посадили! Ты организовал всё это! А теперь ты боишься, что он будет мстить?! Конечно, будет! Только не мне, тебе, – накинулась на него Кира.

– За себя я не боюсь. А ты ошибаешься, – твёрдо проговорил Бегичев. – Его вина была доказана. И если бы ты не была ослеплена тогда единственным желанием – сбежать от меня, ты и сама увидела в Савине то, что смог разглядеть я, то, что он так тщательно скрывал. Он был мошенником. Обманывал женщин, выманивал у них деньги, под разными предлогами уговаривал их оформить кредиты, продать имущество. Он получал средства и скрывался в неизвестном направлении. Да, одураченные его харизмой, они делали всё это сами, по доброй воле, введённые в заблуждение его словами. Именно так и работают профессиональные аферисты: их жертвам становится стыдно признать собственную недальновидность и они предпочитают молчать об этом. Я просто собрал по кусочкам пазл его жизни. Думал тогда, что он твой настоящий любовник. Мне важно было знать, что за человек будет приближен к моему сыну. А доказательства, обличающие его, собрало следствие, и они были более чем достоверны.

Адвокат вздохнул, переложил телефон в другую руку и продолжил, уже мягче:

– Я знаю, что вы когда-то учились вместе в старших классах и ты, скорее всего, и сама не знала, чем он зарабатывает на жизнь, когда попросила его помочь в твоём спектакле. Не нужно вешать на меня ярлык палача, занёсшего топор над головой невиновного. У меня есть его дело, могу отправить тебе для ознакомления, если, конечно, в тебе достанет взрослости и беспристрастности для объективного суждения, – менторским тоном закончил он.

– И, кстати, он сразу же признался мне, как только понял, кто я, что это ты попросила его сыграть ту сцену в ресторане, а он не знал, что я там буду. Мне даже не пришлось спрашивать о том, что произошло. И я точно не жалею, что он понёс заслуженное наказание. Нарушил закон. Вина была доказана. Он отсидел свой срок. Всё просто.

«Куда уж проще?» – мысленно вспылила Кира.

Если бы всё это сказал ей любой другой человек, даже тот, кого она видела бы в первый раз в жизни, Кира, возможно, отреагировала бы по-другому. Задумалась бы, прочитала документы, нашла пострадавших, поговорила бы с ними. И могла бы изменить своё мнение о Стасе, ведь она действительно знала его совсем мало. Но, то, что слова, а также брошенное в лицо обвинение в предвзятости, были произнесены именно Бегичевым, только разозлило её, заставляя, пусть и глупо, по-детски, противиться возникновению сомнений. Все эти годы она оправдывала себя и свой проступок его ничтожным поведением, гадкой мстительностью в отношении человека, посмевшего прикоснуться к ней, его жене. Нет, она пока не готова отпустить свои иллюзии, снять шоры с глаз, поверить. Не здесь. Не сейчас.

– Я тебе не верю, – заключила Кира.

– Как угодно, – сдержанно ответил Ларс. – Только будь осторожна. Не позволяй своему упрямству навредить себе или сыну.

– Ты что же, думаешь, что убийство Иды это дело рук Стаса? – Изумлённо воскликнула Кира.

Бегичев задумался на несколько секунд и нехотя протянул:

– Нет. Не похоже на него. Он мошенник, вор, конокрад. Убийства не его стихия. Он слишком малодушен для этого. Конечно, люди меняются, тем более в заключении. Но всё-таки я не уверен, что личность его трансформировалась столь радикальным образом. Хотя, кто знает?

Примечания