Стреломант

И с кем мы воюем?

«С даргами. Это существа, которые населяют пустоши между городами. Напоминают людей, которые очень давно и очень мерзко болеют. Дарги пришли в этот мир примерно семьсот лет назад, никто так и не узнал, откуда, как и зачем. Но именно с их приходом и появился реадиз, и именно от первых нескольких человек, которые тогда получили склонность к дару, и берут свое начало все сегодняшние кланы. Реадиз с тех пор немало изменился, разветвился, принимая новые формы и обличия, обрастая новыми линиями, но в сути своей остался все той же магией».

Я снова поднял взгляд на маму.

– Хорошо, мама, если на то твоя воля, то я так и сделаю, – ответил я так, как ответил бы настоящий Серж на моем месте.

По крайней мере, я полагаю, что он бы ответил именно так, – как никогда бы не ответил я сам, привыкший жить без родителей и во всем полагающийся лишь на себя и свое собственное мнение. Но свое мнение я буду выражать чуть позже, когда окажусь предоставлен сам себе. А до этого момента следует продолжать играть роль послушного сына, чтобы не вызвать подозрений.

– Сынок!.. – губы мамы задрожали, глаза увлажнились. – Как жаль, что я не могу отправиться с тобой! Если меня отключат от этого аппарата хотя бы на пятнадцать минут, я умру… Но и с ним я протяну не больше недели… И, надеюсь, дотяну до того момента, когда сюда заявится Себастьян и я смогу рассмеяться ему прямо в его глупое лицо!

Мама мелко и кровожадно, с ноткой безумия в голосе, рассмеялась.

Богиня, а этот Себастьян… Он вообще как узнает, что я здесь?

«Реадизайнеры одного клана имеют общую нить реадиза. Как в паутине. Тронешь ее – и паук будет знать».

Чего? Что он будет знать? Какой паук?

«Ладно, плохое сравнение. В общем, мощный реадизайнер чувствует сильные всплески своей линии реадиза, где бы они ни произошли. Ритуал инициации – это почти что самый сильный всплеск силы реадизайнера за всю его жизнь, потому что в тебе пассивная пра… Впрочем, неважно. Важно то, что, когда это случилось, Себастьян узнал, где и от кого он произошел».

Значит, он и в будущем сможет меня так вычислять?

«Не сможет. Если только не окажется от тебя на расстоянии… где-то метров тридцать. Твой реадиз очень слаб, ведь в тебе лишь половина крови рода Ратко. На самом деле вероятность того, что в тебе вообще оказался дар, была настолько мала, что ты даже чисел таких не знаешь. Можно сказать, ты вытянул короткий прутик из целого веника».

– Да, мама, я отправлюсь в… Верхний Довгород, – повторил я еще раз, успокаивая разбушевавшуюся мамашу. – Как ты пожелаешь.

– Сынок… – всхлипнула мама. – Не надо делать так, как я пожелаю!.. Ты уже взрослый, ты можешь сам принимать решения… Делай то, что захочешь ты сам! Живи так, как хочешь ты! Главное – выживи! Утри нос этому надутому индюку Себастьяну Ратко! Достигни успеха и встань с ним на один уровень!

Вот же женщина… Сначала говорит, чтобы я жил своей жизнью и своей головой, а потом сама же выдает чуть ли не поэтапный план действий.

«На самом деле она желает добра».

Все матери желают добра. Наверное. Я сам не в курсе.

– В нашей квартире, в углу, за посудным шкафом, есть сейф. Код от сейфа – возраст нашего первого кота, Тишки… Помнишь его?

Я на всякий случай кивнул.

– Наберешь его в месяцах – и дверь откроется. Там деньги… Все, что я скопила за всю жизнь. На твою жизнь. На обучение, на жилье, на все, что тебе понадобится, чтобы избежать гнева твоего отца. Так что бери… – мама тихо выдохнула и закрыла глаза. – Бери и… выживи. Хотя бы… просто… выживи.

Паузы между последними словами были такие, что я успел бы по две стрелы выпустить. Договорив последнее слово, мама внезапно потеряла сознание, судя по тому, как поникла ее голова и закрылись глаза. Непонятные приборы вокруг принялись назойливо и громко пищать.

– Так, все, посещение окончено! – тут же раскомандовался появившийся из ниоткуда за моей спиной давешний мужик в голубом халате.

«Это доктор Павлов, Серж. Доктор, который помогает твоей маме. И он же приглядывал за тобой, когда тебя привезли в коме после ритуала».

Что такое кома?

«Это… Долго объяснять. В общем, слушайся доктора. Доктор плохого не скажет».

– Хорошо, доктор… – Я кивнул и вышел из комнаты.

Юлия ждала меня снаружи – она сидела на скамейке и болтала ногами. Руки девчушки были заняты каким-то черным матовым прямоугольником, который издавал разные звуки. Юлия так и тыкала в него пальчиками, высунув от усердия язык и не отрывая взгляда от игрушки.

Меня она, однако, заметила почти сразу.

– О, ты уже все? – Она легко спрыгнула со скамейки. – Как мама?

– Нормально, – коротко ответил я, оглядывая собеседницу.

Богиня, кто это?

«Юлия Чернова, твоя подруга с детства. Ваши матери очень дружны, вы фактически росли вместе. Закончили одну начальную школу, в одном и том же классе. Она – с отличием, ты – так себе. В любовных связях замечены не были».

Я мысленно усмехнулся – последняя фраза была явно сказана не для Сержа, а для меня, Лирса. Старого прожженного ловеласа, который за ночь мог сменить несколько коек и еще больше женщин в этих койках. Богиня вроде как пальчиком погрозила – не трогай, мол, девочку.

Ну хорошо, не буду. Да и юна чересчур она для меня.

«Вообще-то вы одногодки!»

– Я уезжаю в Верхний Довгород, – сразу огорошил я подругу, ничего не отвечая богине. – Буду поступать в академию реадиза.

– Ух ты, правда? – глаза Юли расширились от удивления. – Это же замечательно! Значит, мы снова будем вместе!

– В каком смысле? – не понял я двусмысленной фразы.

– Я тоже туда еду! – Юля радостно тряхнула головой. – Тоже буду поступать, только в обычный универ, мне-то никто реадиза не отсыпал. Значит, поедем вместе! Когда поедем? Мне столько всего нужно собрать!

– Завтра, – тяжело уронил я, обрывая ее поток мыслей.

– А?.. – она округлила рот под стать глазам. – Уже завтра? А почему так… скоро?

Ну и что вот она хочет услышать? Не отвечать же ей, что у меня каждый день на счету, потому что меня хочет убить отец, который восемнадцать лет обо мне знать не знал! Еще чего доброго, у этой милашки случится передозировка эмоций, и она умом тронется!

«Ответь, что хочешь попасть в первую волну поступающих, чтобы, если вдруг окажется, что чего-то не хватает, успеть это исправить».

Так я и ответил. Юля понимающе покивала:

– Ну да, действительно. Кто их там знает в этих академиях, что у них там вообще нужно? У реадизайнеров не спросишь – они с нами, простыми людьми, вообще знаться не хотят!

Она внезапно ойкнула и прикрыла рот ладошкой:

– Ой… А ты ведь тоже теперь реадизайнер! А ты… Ты же не перестанешь со мной общаться, а? Не перестанешь же?

Ее голос из радостного резко стал жалобным и молящим. Уголки губ опустились вниз, зрачки в глазах обиженно задрожали.

– Не перестану, – успокоил ее я. – Конечно, не перестану. Как ты могла такое подумать?

– Я и не думала, – серьезно ответила Юля. – Я боялась.

– Не бойся. – Я как-то на автомате протянул руку и взъерошил ее волосы. – Все будет хорошо.

Юля зажмурилась и боднула мою руку своей головой.

– Тогда идем скорее собираться! Мне столько всего нужно собрать! А еще же надо билеты купить! А еще – предупредить тетю, что мы приедем! А еще…

Не слушая ее треп, я осмотрел коридор и наткнулся на зеленую табличку в виде стрелочки с надписью «Выход». Взял не перестающую тараторить Юлю за руку и буквально потащил за собой, ориентируясь по этим стрелкам. Нашел лестницу, по которой мы поднимались, спустился на первый этаж, нашел еще пару стрелок и, наконец, оказался у выхода из больницы. Толкнул массивную деревянную, хоть и немного облезлую дверь и очутился на улице.

Пока я был внутри больницы, мне почему-то даже в голову не пришло хотя бы раз выглянуть в окно – посмотреть, как оно там, на улице. А на улице было хорошо. То ли поздняя весна, то ли раннее лето – в общем, время года, когда солнце уже согревает ощутимым теплом, но прохладный ветерок уравновешивает его. В воздухе пахло распускающейся свежей зеленью, на чистом голубом небе, свободном от облаков, высоко в зените сияло солнце. Время – полдень, максимум плюс полчаса.

«Почти правильно. Без пятнадцати час на данный момент. Ты не растерял навыков».

Больница стояла в центре крошечного то ли парка, то ли скверика, усаженного чахлыми, куцыми деревцами и кусками растущей то тут, то там травой. Прямо от главного входа через скверик тянулась асфальтовая дорожка, под прямым углом соединяющаяся с пешеходным тротуаром. А уже за тротуаром тянулась дорога. И ездили по этой дороге не запряженные грифонами, бизонами или лошадьми телеги, а какие-то обтекаемые, почти бесшумные механизмы.

«Это автомобили, Серж, или проще – машины. На них тут все передвигаются».

Все? И я? И в Довгород поедем на машине?

«Нет, машины достаточно дорогое удовольствие. У тебя нет машины. Вы поедете на поезде».

Что такое поезд, я знал. У нас тоже были поезда. Большие, фыркающие, пышущие паром и пронзительно свистящие при прибытии на станцию.

«Ну, в общем-то, то же самое».

По другой стороне улицы тянулись высокие каменные дома.

«Бетонные. Это другой материал, не вздумай назвать их каменными, опростоволосишься».

Бетонные так бетонные. Они тянулись ввысь на много этажей – у меня аж голова закружилась, когда я задрал ее, чтобы их сосчитать. То ли семь, то ли восемь – это же очень много! По крышам таких домов я бы, наверное, не рискнул прыгать, как делал это в свои лучшие годы! Да и никто, наверное, не решился бы!

«На самом деле много кто решается. В основном, конечно, реадизайнеры… В основном – они».

А еще кто?

«Собиратели. Но с ними ты вряд ли встретишься».

Богиня, ты что-то скрываешь? Разве это повод не рассказывать мне про них?

«Да, повод. Я не хочу, чтобы ты перегружал свой мозг информацией. Тебе и так слишком много всего пришлось сегодня узнать… И не самого приятного тоже».

Что есть, то есть. Но приятные моменты тоже были.

«Например?»

Например, воздух.

Я закрыл глаза и с наслаждением вдохнул свежий воздух полной грудью – после пропитанного смогом и наполненного угольной взвесью воздуха моего родного мира, от которого не всегда помогал даже повязанный на нижнюю часть лица платок, здесь я вдыхал будто бы сжиженную благодать. Этим воздухом невозможно было надышаться, в нем можно было только утонуть.

Потрясающее ощущение. За всю свою жизнь я, наверное, ни разу не вдыхал такого чистого воздуха. Ради возможности им дышать, действительно, и умереть один раз не жалко!

– Опа, вы гляньте, он все же не умер! – раздалось внезапно сбоку. – Выжил-таки, сукин сын!

– Ой! – тихо пискнула Юля, как-то вся съежилась и спряталась за меня.

Хм…

Я повернул голову на звук.

Среди тощих деревьев стояла троица молодых парней. Все трое – чуть пошире меня в плечах, двое – еще и выше на полголовы. Одеты все одинаково – в синие штаны с тремя белыми полосками на каждой штанине и такие же куртки, только полоски были на рукавах. У того, что был пониже, на голове красовался черный плоский головной убор с торчащим вперед козырьком, двое других были стрижены коротко, как будто по ним машинкой для стрижки овец прошлись.

– В натуре, живехонек! – хмыкнул тот, что был в головном уборе. – И даже своими ногами ходит! Ну ничё, мы щас эту несправедливость легонечко поправим, да, пацаны?