- -
- 100%
- +
Янжин отмахнулась, не видя в том ничего такого, из-за чего стоило бы так разевать рот.
– Я ж не тебя продаю, – с железной непробиваемостью заявила. – Тем более ты сама сказала, что он разума лишился, так что ему все равно будет.
– Это не я сказала! – простонала ее подруга, хватаясь за голову.
– Неважно.
– Он не может быть жив, послушай себя!
– Мне лучше знать!
Урин заставила себя замолчать и несколько раз глубоко вздохнуть. Вспомнить, что они обсуждают несуществующего пасынка. И ссориться из-за него было бы глупо. Янжин хваталась за любой намек на легкие деньги, в этом она вся.
– Вместо того, чтобы…
– Место рождения и семью выяснить бы графини, – не слушая, перебила ее Янжин.
– Откуда ты выяснишь, если книги не читаешь? – закатила глаза Урин.
– Ты читаешь.
– Уволь. У меня экзамены.
Янжин усиленно думала. И придумала. Хлопнула в ладоши, распугав плавающих уток.
– Можно спросить у антиквара. Он начитанный. Вроде. В очках весь, и вид у него умный. Ну либо… – боязливо метнула взгляд к заросшему перешейку, – там побродить. Наверняка надгробие осталось. Ее ведь там похоронили как неверную жену?
– Если ты туда сунешься, барлаги будут преследовать тебя до самой двери ада, – зловеще предрекла Урин. Янжин сжала зубы.
– У тебя на все есть ответ?
– Я ж будущий врач. Знаю, не знаю, но молчать я не могу. И как врач заверяю тебя: столько люди не живут. Поэтому, что бы ты ни услышала – забудь. Хочешь, я спрошу в колледже о месте коменданта в общежитие?
– Я хочу, чтобы ты помогла мне найти информацию!
– Нет.
– Книги, газеты, где есть эта информация.
– И не подумаю.
– Место, где я могу найти те книги и газеты.
Урин, достав телефон и увидев время, с досадой простонала.
– Поехали. Черт с тобой, попрошу, чтобы тебя в библиотеку впустили. Там в компьютере есть перепись населения еще с какой-то древности. Но на этом все!
Янжин быстро закивала и натянула на голову капюшон.
Перед тем, как уйти с берега, обернулась, устремив взгляд на видимую отсюда серость Амхарты, проступающую сквозь туман. Яростно бился на ветру камыш.
Высохшие могильные погремушки.
* * *
Энергия пронизывает и проникает в землю, с которой мы соприкасаемся, и темными ночами, когда светлые, легкие потоки ослабевают, темные льнут к нам, прорываются наружу. И мы чувствуем это, не обязательно иметь глаза и уши, это въедается через кожу, задевает каждую пору, волосинку, которая начинает шевелиться. Страх подступает к сердцу, парализует каждую клеточку тела, укореняется. Сковывает разум. И мы остаемся один на один с неизвестностью, рожденные в ней и туда же уходящие.
Что за фантазии у людей? Потирая затылок, Янжин заставляла себя вчитываться в страницы, но смысл ускользал, а потоки представлялись черными горячими струйками из кофейного автомата, который в библиотеке медицинского колледжа не предусмотрели. А зря, подумала, потому что книги здесь на диво занудные. Видимо, считала так не она одна судя по тому, что за три часа читальный зал посетили два студента и одна гремящая ведром уборщица, а библиотекарь посапывал над журналом, его голова попросту падала. Он ее ловил. И так далее. Время шло.
Янжин опустила глаза в газетную подшивку, подозревая, что знания просто так ей не дадутся, как мечталось.
О графе Хунгэнине в переписях ничего не нашла, а желтой пыльной печатной стопкой засорила мозги и теперь не знала, как их проветрить. Вздохнув, откинулась на жесткую спинку стула (как только умудряются засыпать здесь некоторые).
Хотелось есть, увидеть Далая, побродить по магазинам, пусть и денег в кармане было ничтожно мало; но в некоторых случаях они не требовались. Злилась на Урин, бросившую ее один на один против горы стеллажей. Все хотелось написать ей, напомнить о себе, чтобы той стыдно стало. Ну или по крайней мере не так комфортно.
Глаза Янжин чесались от напряжения и пыли, а бумаге конца-края не было видно. Встав, она размяла затекшие ноги. И вздрогнула, когда порывом ветра распахнуло окно. Перетрусилась повторно от вскрика библиотекаря, вскочившего с места. Холодная осень ворвалась вместе с ливнем внутрь, и девушка зябко растерла плечи, проклиная ленивых историков, обошедших вниманием графа. Хоть бы слово написали о нем и его красавице жене, ведь не последним человеком при дворе был.
Вкус дождя на губах, запах озона в носу.
Янжин насторожилась, перестав слышать бурчание деда за полками, стеллажами. Горы книг вокруг пропали, когда резко потухли все лампы.
Бешено заколотилось сердце.
Шорох и топот ног в полной темноте. Мгновенно пересохшее до панического всхлипа горло. Испуг и мучительные попытки задержать дыхание. Слепое вглядывание в шепчущий мрак.
Янжин все еще пыталась держать себя в руках. Попятилась туда, где должна была быть стена.
Ощущение чужого присутствия прошлось по нервам.
Быстро обернулась.
Вспыхнула в затылке боль, а после – провал в памяти.
Неизвестно, сколько времени прошло между тем, как закрыла глаза и открыла их.
Ноющее тело и плавающая картинка в голове. Ощущение сжатого, спертого пространства, давящего со всех сторон, нехватка воздуха.
Янжин очнулась совсем не там, где потеряла сознание.
3
Состояние уязвимости. Янжин ненавидела его. Неизвестность. Темноту.
Умение становиться невидимой въелось в кровь, только вот последние годы присмотр попечителей, надежные стены и крепкие замки расслабили. Желание плакать боролось со злостью на тех, кто вычислил эту брешь и воспользовался ею.
Янжин с трудом удержалась, чтобы не выругаться в голос.
Иногда хватало одной промашки, чтобы жалеть об этом всю жизнь, и не только тому, кто сел в лужу. Кому, как не ей, об этом не знать?
Глаза закрывала повязка, на зубах ощущалась кровь из прокушенной губы, память подкидывала стенания на всю библиотеку, в которых она точно не единожды упоминала долбанного графа Озерного чего-то там (имения, поселения, так и не запомнила). Слова застревали во рту, слетело только шипение, которое Янжин тут же оборвала, боясь обнаружить себя раньше, чем успеет осмотреться. Потихоньку терлась о плечо лицом, задирая вверх ткань с глаз.
В месте, где она оказалась, был свет. Тусклый, желтоватый, освещающий голые серые стены, сплошной камень. Клетка, в которой ее заперли, задней стеной врастала в гранит, с трех сторон была забрана толстой металлической решеткой. Внутри коробки можно было встать не сгибаясь, можно было лечь в полный рост, и на этом пространство заканчивалось. Влево и вправо тянулись ряды таких же камер, за сеткой простиралась, Янжин сказала бы, пещера. Неровная дыра забиралась в вязкую темноту и не показывала, чем и где заканчивалась, потолок надвигался сверху, грозя раздавить грудой камней. Пахло затхлостью и старьем. Тухлой водой. Плесенью. Железом и кровью.
Янжин продолжала лежать, наблюдая за норой. Изучая ее. Карауля любое движение, которого, впрочем, не происходило.
За время бдения затекли руки, жутко болели бедро и плечо, упиравшиеся в каменный пол. Неприятно холодил кожу воздух.
Никого. Сплошная тишина и застылость.
Она прислушалась – тоже ничего, ни шороха, ни шепота, ни скрежета.
Тогда она прислушалась иначе.
И помертвела.
Задрожала вовсе не от холода, против воли скручиваясь на полу в комок, а волосы на затылке зашевелились перед тем, как отразилось…
Это.
Боль. На грани непереносимости.
Такого ей не доводилось слышать.
Душа Янжин заледенела от эха сбитого дыхания, за которым протянулся стон, полный муки, изданный сорванным, хрипящим голосом. И еще один, ниже, глубже, идущий из самого ада. Слов не было, лишь животные звуки, затихающий скулеж. И, совсем не к месту, шмыганье носом, такое чуждое после.
Янжин сглотнула поднимающийся тошнотворный ужас, насланный этими отголосками страданий. Поддалась панике, рванулась к решетке, вцепляясь в нее изо всех сил, заозиралась, ища источник и страшно боясь его увидеть.
Животные рычали, орали и пищали, но вот сопли (или что там вытекало из носа) обратно в него же они не втягивали.
Она могла слышать человека. Разумное существо, которое было здесь когда-то и испытывало невообразимую боль.
Дрожащей рукой Янжин вытерла покрытое потом лицо, а запоздалое здравомыслие подсказало ей, что зря сидела одна в библиотеке и открыто ковырялась там, где ковыряться не следовало. Может, даже зря подслушала то, что слушать не нужно было. И что вряд ли ее желание оказаться от этого места как можно дальше исполнится.
Она даже не представляла, куда ее забросили, и кто это сделал. И точно ли похищение связано с пасынком графа; может, взбешенные недочетами предприниматели сговорились с участковым и приняли меры. Запугать решили.
Хорошо бы, если б так и было.
Янжин вглядывалась вдаль, потому что вблизи ничего не было. Осторожно потрясла решетку, просунув пальцы наружу, ощупала замок. И вздохнула с облегчением, поняв, что с этим она может справиться; полезла в волосы за шпилькой. Несколько щелчков – и камера открылась.
«Шлак ваши замки, переделывайте. И поставщика меняйте. Я б еще и штраф выкатила», – подбадривая себя, думала девушка, пока выползала наружу. Метнулась к стене, в тень, куда не доставал свет лампочки. Там, вжав спину в камни, замерла, готовясь к топоту ног и крикам.
Тишина продолжала стекать по стенам и устилать ледяной пол. Дальше собиралась лужицей темнее обычной. В месте, куда не доставало освещение, она казалась более глухой, чем в других углах. И именно оттуда раздался первый настоящий звук. Звон металла.
Повторно волосы встали дыбом.
Боже, выдохнула девушка, сползая вниз на желейных ногах. Где ж здесь дыра наружу, на свет? Плевать на всякий шепот, ничего стоящего жизни быть не может.
Еще один звяк, едва слышный, будто кто-то железом зацепил железо. Потом удар глуше, металл о камень. И слабо различимый вздох.
Кто здесь, подумала Янжин, таращась туда, откуда донесся признак присутствия. Воображение сразу нарисовало нечто непонятное и оттого более жуткое. Твердя себе, что это остатки звона в голове после иного подслушивания, она покралась к решеткам в надежде отыскать дверь и уносить отсюда ноги.
Поиграла в сыщика и хватит. И вообще, решила, что город ей никогда не нравился, можно и лучше место поискать. По Далаю скучать станет, по Урин, она хорошей подругой была, верной и не мелочной.
Струсила, да, бубнила сама себе, останавливаясь у ведущих наверх ступеней: марш, пролет, поворот, а оттуда доносилась вполне человеческая речь. А кто б не испугался?
Дверь грохнулась о стену, Янжин без раздумий помчалась обратно в темноту. Туда, где ничего не видать. Туда, где обитала тьма и звон…
И цепи.
Много цепей, длинные гремящие связки. По всей вырванной из пятна света зоне.
Нога зацепилась; Янжин споткнулась и треснулась лбом о холодные звенья, взмахнув руками, задела их же. Замерла, боясь дышать и понимая, что ее не могли не услышать те, кто спускался по лестнице. Стоило только им включить лампу или фонарь мощнее, и…
От тихого стона почти потеряла сознание и шлепнулась на пол. Подняла голову, не видя ничего.
Очерченный темнотой силуэт двинулся. За ними колыхнулись тени в обе стороны. Похожие на растянутые в стороны… руки.
Янжин моргнула и вытянула шею, силясь разглядеть хоть что-то. Мысль о том, что, если кто-то связан, значит, безопасен, посетила внезапно вместе с надеждой, что узник узнику товарищ.
Шикнула, привлекая внимание. Потом громче. Не получив ответа, зажала в кулаке шпильку и мелкими шажками начала пробираться вперед, ощупывая перед собой пол, чтобы не поднимать шум. А, подойдя настолько близко, что глаза, привыкшие к темноте, разобрали человека, резко втянула в себя воздух и уставилась на него.
Надежда лопнула как пузырь.
Тот, кого она нашла, был на последнем издыхании и свисал с цепей как выпотрошенная тушка, лишь изредка пробегала дрожь по телу, свидетельствующая, что еще что-то теплится в нем.
Лучше бы не теплилось, мелькнула мысль.
Янжин замерла, молясь, чтобы и замерла ее находка. Пыталась понять, приближаются ли голоса. И заглянула в темноту за распятым человеком, гадая, есть ли там выход или упрется в глухую стену, если побежит туда.
Подняла глаза и конвульсивно сглотнула. Крепче сжала шпильку в кулаке, испытывая отвращение к картине расчленения. Никогда не любила реалистичные фильмы ужасов.
«Кто ж его так?»
Цепи звякнули тихим перезвоном. Шелест едва различимый, заменяющий дыхание человеку, пошевелил торчавшие на руке Янжин волоски. Унимая лихорадочное биение сердца, она переводила взгляд с одной ладони пленника, насквозь пробитой цепью, которая находилась там так давно, что вросла в плоть, на другую, закованную таким же манером. Металлические тросы пробивали также его бицепсы, и бедра, и стопы. При наличии достаточной силы воли, стальных нервов и отсутствия чувства самосохранения все это можно было вырвать из тела, но шею мужчины плотно обхватывал ошейник, от которого отходили цепи в разные стороны, не позволяя ему сдвинуться с места.
Тут явно поработал психопат.
Янжин всю передернуло, едва представила себе все манипуляции от начала и до конца. И тут же поверила, что именно этот человек издавал те звуки, эхо которых вызвало у нее чуть ли не истерику.
Порадовалась, что он ее не видит и не просит о помощи, потому что оказывать ее не собиралась, до смерти боясь очутиться рядом с ним в той же позе. Осторожно двинулась вбок, намереваясь его обойти. Люди, которые спускались в это подземелье, как казалось, застряли у входа, потому что никто так и не показался в освещенной части помещения, и Янжин кралась в темноте до тех пор, пока вытянутые руки не уперлись в камень.
В холод. В тупик.
Ожидала чего-то подобного, но все же едва сдержала разочарованный стон. Пошарила рядом, проползла вдоль стены до одного угла, потом развернулась и добралась до другого. Постояла, с силой прикусив губу и смаргивая слезы бессилия, от которых не было никакого толка.
Вернулась.
Пленник все так же бездействовал. Вряд ли был в сознании. И хорошо.
От удара двери Янжин вздрогнула, опять превращаясь в обнаженный комок нервов, который трясся от любого звука.
Еще вечность без единого шороха – и она поверила, что люди, кто бы там ни был, ушли, не став проверять своих пленников. Тишина их убедила. В отношении одного так точно могли быть спокойны: ему не выбраться, даже если освободить ото всего навешанного металла; он попросту свалится тихо доходить на полу.
Янжин пригнулась, все же захотев увидеть, кому так не повезло в жизни: мужчина. Молодой совсем, не больше двадцати – двадцати пяти лет на вид. Но ей он был не знаком. Раньше, наверное, был красив, теперь же сплошная рана и содранная кожа. Заплывшие глаза, слепленные ресницы, разбитые губы, опухший нос; все, что может быть сломано на лице, казалось, ему сломали, даже челюсть отвисла, с комка бороды тянулись нити слюны. Темные волосы трогать поостереглась, отпугивал даже запах, а уж что там в них водилось, догадаться несложно; они были едва ли не длиннее, чем ее собственные.
Глаза еще больше привыкли к темноте, позволив разобрать и рваную одежду, которую вряд ли ему меняли часто; лоскутами свисала с пояса, будто рассеченная на полосы. Не сразу Янжин подумала о розгах, а, подавшись вперед, обнаружила и следы порки – грудь и живот юноши все вздулись рубцами, следы запекшейся крови остались и на руках.
Сделала шаг назад.
Могла только посочувствовать. Даже если… Посмотрела на шпильку в руке и сразу отбросила мысль искать замки от цепей и отмыкать их. Даже если у нее выйдет что, то на себе она этого мужчину не вынесет. Они попадутся оба и вернутся сюда, только вот ей уже не будет так вольно, как сейчас.
Мысли переметнулись к двери наверху лестницы и отмычку, которой ее можно открыть. И заскрежетали зубы, когда после осмотра не обнаружила нигде даже намека на ключи. Оставалась несчастная заколка для волос. Как хорошо, подумалось Янжин, что знает ей применение иное, чем большинство девушек.
Вспотевшая рука выпустила шпильку, и она тихо звякнула о камень.
В унисон с нею загремели цепи.
Янжин быстро обернулась. Отчетливо увидела темную прорезь между ресницами и блеск.
Замерла с растопыренными над камнями пальцами, понимая, что…
Он ее видел. Он отыскал где-то свое сознание и силы открыть глаза. Силу духа не орать при этом. Не стонать. И не умолять ни о чем.
Он просто смотрел.
– Ты кто такой? – вырвалось у Янжин, и она тут же прикусила язык, запрещая себе говорить с полутрупом. Чем больше узнаешь человека, тем сложнее забыть его. А этого хотела выбросить из головы немедленно, как переступит порог этого заведения. Нащупала потерянное.
Мужчина смотрел. Без слов. Пока она не вспомнила, что говорить он вряд ли может из-за сломанной челюсти.
Вот и хорошо, подумала, медленно вставая.
Пленник дернулся назад всем телом, рванул сдавленную ошейником шею и его глаза расширились. Кожа порвалась, из-под удавки потекла кровь, на что он внимания не обратил.
Он ее боялся.
Она его тоже. Сжалась вся от грохота цепей. И надеялась, что мужчина будет молчать, как и прежде.
– Я ухожу, – прошептала, поднимая вверх руки и не зная, как еще показать, что трогать его не станет. – Не поднимай шума, пожалуйста!
Пятясь и не спуская глаз с заросшего лица, стукнулась спиной о стену напротив решеток, завернула за угол. Как раз в тот момент дверь наверху опять открылась, и вниз начало спускаться несколько человек. Несколько негромких голосов, которые оборвались быстрым ахом.
– Черт! – простонала Янжин, поняв, что ее заметили, после чего рванула обратно к пленнику, забившемуся в своей металлической паутине, один в один дурная муха.
Тишину подземелья разрезали крики, и пленник замычал, с неожиданной силой изгибаясь в оковах. Янжин показалось, что он оторвет себе голову прямо на ее глазах. Свет вспыхнул ярче, позволив увидеть трех коренастых человек у клеток и спину, за которую она спряталась. Всю черную от побоев.
Стыдно, наверное, но ничего лучше не придумала, действовала инстинктивно. На полу разглядела наконец что-то похожее на оружие, тускло блестевший прут, который и схватила, не сразу сообразив, что он покрыт засохшей кровью. Чьей – большого ума не требовалось, чтобы догадаться.
Сглотнула, выронила его. Подумала запоздало, что мужчину все же можно было и освободить, потому что один вид тюремщиков привел его в исступление, какого не ожидала; однозначно он бы отвлек их от нее самой. Начала скакать взглядом по ошейнику в поисках замков, но цепи соединялись с ним звеньями в скобы. Сил, чтобы их разорвать, у нее не было.
Пленник дернул руками, калеча себя еще сильнее. Лопнула кожа, хрустнули кости.
Янжин, как ни терпела, не выдержала, согнулась пополам и ее вырвало ему под ноги.
Голоса приближались, били по ушам, приказывая не двигаться. Мужчине, скорее всего, потому что Янжин и без приказов впала в ступор, не в силах отвести взгляд от развороченной плоти, в которую превратились руки пленника буквально за минуту. Он еще и схватился ими за цепи ошейника, дергая так, что мог и камни вырвать, к которым они крепились.
Откуда он силы черпает только, не понимала. Но то, что недооценила человека, было налицо – теперь он избавлялся от ножных оков. Быстро и без раздумий, окатив землю и девушку теплыми брызгами.
Янжин перевела дыхание, утирая рот. Другой конец, подумала оцепенело, другой конец цепей – что там? И побежала вдоль них, надеясь отыскать нормальный замок, который можно открыть, поковырявшись в нем.
– Не трожь! – заорал один из похитителей. Пленник зарычал в ответ, пригибая голову.
Янжин слизывала пот с верхней губы, который струился уже ручьем. Подняла глаза на стену, в которую вмонтированы были точно такие же скобы, что и на ошейнике пленника. На них жирно чернели незнакомые символы, толщина штырей вызвала отчаяние.
Ей с ними не справиться.
– Руки! – уже завизжали люди.
Янжин глянула на свои дрожащие руки. Может, самое время поторговаться, билось в голове. Обернулась, щурясь на свет и на три силуэта, крадущиеся к ней в обход взбесившегося пленника.
Вытянула руку к стене, мужчины дружно вдохнули и не выдохнули.
– Не надо, – тихо, но с угрозой проговорил один, не глядя на притихшего юношу, который шумно дышал и тоже ждал. Ждал того, что она сделает. Лицо его было обращено к руке девушки, схватившей окончание цепи.
Значит, это именно то, что надо. А так как ничего кроме нечитаемых надписей на вбитых в камень звеньях не было, то Янжин стерла их.
Пленник одним рывком оторвал цепь от ошейника и отшвырнул ее, медленно переводя взгляд на людей перед собой.
У Янжин отвисла челюсть. Сказала бы, как ветку переломил.
Трое заметно растеряли уверенность. Один помчался наверх, прижав к уху телефон.
Янжин едва не рванулась за ним, но двое еще преграждали путь. Выпускать ее не собирались.
– Ты не понимаешь, что делаешь, – напряженно предупредил один из оставшихся, указывая на пленника, хрипящего, выкручивающего другие цепи, сдерживающие его; видно было, что боялся его до чертиков. Янжин сглотнула, бросив туда же взгляд; промчалась мысль, то тюремщик, в общем-то, прав. И принялась тереть символы быстрее, пока не поддалась нагоняющему жути голосу: – Думаешь, почему он здесь?
Понятия не имела, но очень надеялась, что ярости бедолаги хватит, чтобы дать ей фору в побеге. Стерла надпись со следующей скобы, и пленник оборвал и вторую цепь. Осталось две.
Тюремщики признали свой провал, больше не уговаривали, бросились к ней. Юноша, лишившись распорки, обрел подвижность. Янжин пряталась точно за его спиной и молилась, чтобы он не вспомнил о ней.
Как только на ногах держался – в голове не укладывалось. Адреналин, решила, торопясь добраться до противоположной стены.
Пленник как понял ее задумку, перемещался туда же. Не мог еще достать до людей, но и не подпускал их к девушке. Янжин со страхом думала о том, что случится, если он свалится без сознания от потери крови. Ей следовало пошевеливаться. Если повезет, то он продержится до выхода.
Тюремщики вопили, стараясь перекричать рев парня и остановить его освобождение, скрежетало железо, множилось эхо; в ушах стоял гул. Янжин умирала от ужаса, застопорившись перед последней надписью и не решаясь тронуть ее. Дать волю безумцу. Который все же ей сильно помог одним своим присутствием.
Ее оттолкнули, грязные пальцы мазнули по скобе, после чего последняя цепь упала на каменный пол. С тихим рычанием пленник выпрямился во весь рост и отыскал своих, очевидно, давних знакомых, судя по реакции на них.
Те наконец осознали свое положение, очень, если верить охватывающему посеревшие лица выражению, бедственное.
Янжин тоже сделала свои выводы. Зажмурилась. Закрыла уши. Воображение немедленно восполнило пустоту кусочками, всякими разными, отчего опять наружу полез желудок.
Зажала вдобавок и рот, глотая спазмы, приоткрыла один глаз, заставляя себя смотреть только на стену, только на клетки и, пока резкие смазанные рывки оставались где-то сбоку, она побежала. Понеслась, скорее. Полетела со всех ног, не оглядываясь и запрещая себе думать о чем-либо кроме выхода наружу. Наверняка их пленник отыграется за все, что испытал, будучи беспомощным. А досталось ему ох как…
Янжин крепко, до боли зажмурилась и едва не пропустила поворот, а следом – дверь, которую толкнула и выпала на улицу. Скатилась по ступенькам, отбила косточку на ноге о керамический горшок, зашипела и понеслась дальше, молясь, чтобы все были сильно заняты внизу в этот поздний час.
Надо вернуться, металась паршивая мысль. Посмотреть, что за дом, из подвала которого она вывалилась и забор вокруг которого перепрыгнула, как и не было его. Но ноги ее не слушались, в затылок долбился слепой страх и все внутри вопило, чтобы не вздумала делать такую глупость; на сегодня был перебор, даже для нее.
К черту, думала, проносясь мимо темных уже окон магазинов, мимо вопящих котов и огрызающихся собак, тявкающих вслед. Перепрыгнула бордюр, протопталась по чьему-то цветнику, ободравшись о колючки розовых кустов и выругавшись. На бегу сунула в рот палец, облизывая ранки. Все чудилось, что след в след кто-то идет, не отстает, однако, повернув голову, увидела только пустую улицу позади. Зловеще мигали фонари.
До своего дома добралась едва живая. Задыхаясь, вывернула карманы в поисках ключа от подъезда, выронила связку. Над головой ровно светила лампочка, по обе стороны от входа темнели голые кусты сирени. Сердце вылетало из груди, живот крутило, кололо в боку, что поняла не сразу. Глянув на лавочку, подобрала ключи и приложила кружок к считывателю, после пропевшего сигнала рванула на себя дверь. На секунду прижала лоб к холодной поверхности, пытаясь остудить горящую голову.






