- -
- 100%
- +
Пролог
Красное платье сидело идеально. Я поворачивалась перед зеркалом в спальне, разглядывая себя с разных сторон. Ткань мягко облегала фигуру, подчёркивая то, что нужно подчёркнуть, и скрывая то, что хотелось бы скрыть. Двадцать лет свадьбы – солидная дата. Серебряной ещё не дотягивает, но уже и не мало. Платье купила специально к годовщине, втайне от Димки. Хотела удивить. Глубокий вырез, приталенный силуэт, длина чуть выше колена. В свои сорок три выгляжу неплохо, что бы там ни говорила свекровь про мой «расплывшийся после родов» вид.
Людмила Васильевна вообще много чего говорит. На прошлой неделе, например, с умным видом заявила, что мужчин нужно держать в тонусе, иначе они начинают искать приключения на стороне. Намекала, конечно, на меня. Мол, распустилась невестка, вот Димочка и работает допоздна. А то, что её Димочка построил бизнес-империю с нуля и теперь управляет одной из крупнейших девелоперских компаний Москвы – это так, мелочи. Главное – жена недостаточно старается.
Пальцы коснулись бабушкиного жемчуга на шее. Три нити идеального морского жемчуга, подарок деда бабушке на их серебряную свадьбу. Каждая жемчужина – как маленькая луна, с мягким матовым блеском. Бабушка рассказывала, что дед полгода копил на это ожерелье, откладывая с военной пенсии. Тогда, в семидесятые, это было целое состояние. «Я хотел, чтобы у тебя было что-то вечное, – сказал он ей. – Что-то, что переживёт нас обоих».
Так и вышло. Дед умер десять лет назад, бабушка – девять с половиной. Она пережила его всего на шесть месяцев. Мама говорит, сердце не выдержало одиночества. Я думаю, бабушка просто не хотела жить без него. Они были из того поколения, которое умело любить раз и навсегда.
Перед смертью бабушка позвала меня к себе. Лежала такая маленькая в больничной койке, а глаза – как у девочки, ясные и чистые. Сняла жемчуг со своей шеи и надела на мою. «Береги, Верочка, – прошептала. – Это не просто украшение. Это память о настоящей любви. О той, ради которой живут и умирают. У тебя будет такая же. Я знаю».
Тогда мне было восемнадцать, я только поступила в медицинский, и слова бабушки казались красивой сказкой. Какая любовь до гроба? Какие вечные чувства? Двадцать первый век на дворе, всё давно не так.
А потом я встретила Диму.
В спальне пахло новыми духами – тоже сюрприз для мужа. Дорогие, французские, с нотками жасмина и сандала. Димка любит, когда от меня пахнет дорого. Говорит, это заводит его больше любого белья. Хотя бельё я тоже припасла – чёрное кружевное, из того бутика на Патриарших. Продавщица уверяла, что ни один мужчина не устоит. Проверим.
Я улыбнулась своему отражению. Вечер обещал быть особенным. Столик в нашем любимом ресторане забронирован на восемь. Тот самый столик у окна, за которым Димка сделал мне предложение двадцать один год назад. Тогда ресторан назывался по-другому, да и мы были другими. Димка – начинающий предприниматель с горящими глазами и наполеоновскими планами. Я – студентка-медик, влюблённая по уши.
– Мам, ты готова? – Сашин голос за дверью вернул в реальность. – Мы все тебя ждём! Бабушки уже извелись!
Я открыла дверь. Старшая дочь стояла в коридоре – шестнадцать лет, вся в меня, только волосы недавно решила украсить розовыми прядями. Сначала я ужаснулась, потом махнула рукой. Бунтарский возраст, что поделать. Сама в её годы хуже вытворяла.
– Почти готова, солнышко. Где папа?
– Ещё на работе. – Саша закатила глаза. – Как обычно. Сказал, встретимся в ресторане. Велел передать, что любит и обязательно успеет.
Конечно, на работе. Пятница, вечер, наша годовщина, а он всё в своём офисе. Впрочем, «Орлов-Девелопмент» требует постоянного внимания. Строительный бизнес – это не шутки. Особенно сейчас, когда запускается новый проект. Димка неделями пропадает на объектах, приходит домой за полночь, засыпает над чертежами. Но это наш бизнес, наше будущее. Медицинские центры «Здоровье+», совладелицей которых я являюсь, тоже выросли не без его участия. Мы всегда были командой.
– Мам, ты потрясающе выглядишь, – Саша оглядела меня с ног до головы. – Папа обалдеет.
– Спасибо, родная. Как Анечка?
– Зубрит французский с бабушкой Таней. Та в восторге, цитирует Довлатова и говорит, что внучка будет полиглотом.
Я рассмеялась. Мама у меня та ещё оригиналка. Учительница литературы на пенсии, помешанная на Довлатове. Может к месту и не к месту процитировать что-нибудь из «Компромисса» или «Заповедника». Папа – полковник в отставке – давно смирился. Говорит, у каждого свои странности. У него вот – коллекция охотничьих ножей.
Я нанесла последний штрих – алую помаду в тон платью. В зеркале отразилась уверенная женщина, которая знает себе цену. Жена успешного бизнесмена, мать двоих дочерей, совладелица сети медицинских центров. Вера Михайловна Орлова – звучит солидно. Урождённая Царёва, но это уже детали.
Телефон завибрировал на туалетном столике. Настя. Странно, мы же договорились встретиться в ресторане. Анастасия Герц, моя лучшая подруга со студенческих времён, а по совместительству – финансовый директор «Орлов-Девелопмент». Димка долго отнекивался, не хотел мешать бизнес и дружбу, но я настояла. Настя – гениальный финансист, а то, что мы дружим, только плюс. По крайней мере, я всегда в курсе, как идут дела в компании.
– Настюш, что случилось? Мы выезжаем через пятнадцать минут, если…
– Вера. – Голос подруги звучал странно. Сдавленно, будто она сдерживает… что? Слёзы? Злость? – Вера, ты должна срочно приехать в офис к Диме.
Под рёбрами сжалось. Будто ремнём затянули изнутри. Когда лучшая подруга, которая работает в компании твоего мужа, звонит вечером пятницы таким голосом – ничего хорошего это не предвещает. Первая мысль – авария. Димка разбился? Нет, она бы сразу сказала. Инфаркт? Тоже нет. Настя не из тех, кто темнит в критических ситуациях.
– Что случилось? Настя, говори! С Димой всё в порядке?
– С ним… – она запнулась. – С ним всё в порядке. Просто приезжай. Срочно. Пожалуйста.
– Настя, ты меня пугаешь. Что происходит?
– Вера, пожалуйста. Просто приезжай. Я жду тебя у входа.
Она отключилась. Я стояла посреди спальни в красном платье и бабушкином жемчуге, держа в руке молчащий телефон. Ладони стали влажными. Что могло случиться? Проблемы с проектом? Но Настя сказала бы. Налоговая? Обыск? Нет, тогда бы она попросила взять документы, предупредила бы…
– Мам? – Саша снова постучала. – Всё в порядке?
Я открыла дверь. Дочь сразу заметила моё состояние – материнское лицо не обманешь.
– Что случилось?
– Мне нужно срочно съездить к папе в офис. Что-то с документами. – Соврала не моргнув глазом. Зачем пугать ребёнка раньше времени? – Если он позвонит, скажи, что я в пробке.
– Мам, что происходит? – Саша нахмурилась. Умная девочка, в ложь не поверила.
– Не знаю, солнышко. Настя просила срочно приехать. Присмотри за Анечкой. Я быстро.
Схватила сумочку – маленькую, вечернюю, под платье. Неудобную, как трофейная жена. Ключи от машины. Туфли на красной подошве – единственная моя слабость. Красное платье, красные туфли, красная помада. Как на войну вырядилась.
Накинула пальто прямо на голые плечи. Февральская Москва не располагает к прогулкам в вечернем наряде.
В гостиной собрались все. Мама раскладывала на столе свои фирменные пироги с капустой, отец разливал коньяк по рюмкам – проверял качество, как он говорит. Свекровь восседала на диване, как на троне, свёкор листал какой-то журнал. Уютная семейная картина накануне праздника.
– Верочка, ты куда? – Мама первой заметила меня в прихожей.
– К Диме на минутку, документы подписать. Вы пока начинайте, мы скоро.
– Вечно этот ваш бизнес! – Людмила Васильевна поджала губы. – В такой день и то работа важнее семьи!
Я не стала отвечать. Не до свекрови сейчас.
В прихожей столкнулась с Анечкой – двенадцать лет, папина дочка, карие глаза в отца, характер – смесь нашего. Последний год учится в британской школе, мечтает о Кембридже.
– Mummy, where are you going? (Мамочка, куда ты идёшь?) – Дома Анечка часто переходит на английский. Практикуется. – You look absolutely stunning! (Ты выглядишь потрясающе!)
– Thank you, darling. (Спасибо, дорогая.) К папе на минутку. Я быстро вернусь.
– But what about our dinner? (А как же наш ужин?) Granny Luda said we can't start without you and daddy. (Бабушка Люда сказала, что мы не можем начинать без тебя и папы.)
– Всё будет хорошо, милая. – Я поцеловала её в макушку. Пахло шампунем с жасмином. – Сашенька за тобой присмотрит. Я правда быстро.
На улице уже темнело. Февральский вечер накрыл Москву морозным покрывалом. Я села в машину, завела двигатель. Руки дрожали, когда пристёгивала ремень. Что могло случиться? Почему Настя не сказала по телефону?
Поехала. Пятничные пробки встретили недружелюбно, но я знала пути объезда. Димка научил – столько лет ездим по одному маршруту. Дом – офис – дом. Иногда с заездом в школу, в медцентр, к родителям. Привычная география семейной жизни.
На первом светофоре набрала Димкин номер. Длинные гудки, потом: «Абонент временно недоступен». Перезвонила. То же самое. Телефон выключен.
Тревога усилилась. Димка никогда не выключает телефон. Никогда. Даже ночью – вдруг с объекта позвонят. У него два телефона – рабочий и личный, и оба всегда включены. Это его принцип – быть на связи двадцать четыре часа в сутки.
Вспомнила утро. Димка встал рано, как обычно. Поцеловал меня сонную, прошептал: «С добрым утром, любимая. Вечером отпразднуем». Оделся тихо, стараясь не разбудить. Я сквозь сон смотрела, как он застёгивает рубашку – белую, мою любимую, подарок на Новый год. Широкие плечи, знакомые движения. Двадцать лет просыпаюсь с этим мужчиной.
Ушёл, не позавтракав. Я встала через час, сделала кофе, проверила почту. Обычное утро обычного дня. Только вот день был необычный – годовщина свадьбы.
Второй светофор. Снова набираю номер. Выключен. Может, батарея села? Но есть же зарядка в кабинете. Димка помешан на таких вещах – зарядки везде, в машине, в кабинете, дома в каждой комнате.
Дорога до бизнес-центра обычно занимает полчаса. Я доехала за пятнадцать. Нарушила все мыслимые правила, подрезала, перестраивалась, проскакивала на жёлтый. В зеркале заднего вида мелькали огни Москвы. Город жил своей пятничной жизнью – люди спешили на свидания, в театры, в рестораны. Нормальные люди, у которых нормальный вечер пятницы.
«Орлов-Девелопмент» занимает пять этажей в одном из бизнес-центров на Ленинградском проспекте. Стекло и бетон, минимализм и функциональность. Димка выбирал долго, говорил – офис это лицо компании. Клиенты должны видеть успех с порога.
Припарковалась на нашем семейном месте. У Димы два – для его коллекции. Bentley и Gelandewagen. Как у мальчика с машинками – чем больше, тем круче. Машинки-игрушки, люди-точки. А здесь, наверху, мы играем в богов. Строим их жизни, лечим их тела. И всё это ничего не значит, когда твоё собственное рушится.
Вышла. Каблуки гулко цокали по бетону. Красное платье, красные туфли, красная помада. Идеальная картинка для идеального дня.
У входа столкнулась с Никитой Савчуком – партнёром Димы.
– О, Вера Михайловна! Шикарно выглядите!
– Спасибо, Никита. Дима у себя?
– Да, вроде… – Он замялся. Глаза забегали. – А он вас ждёт?
– Сюрприз.
– А-а-а. Ну да. Сюрприз. Точно.
Смотрел, как на хоронящую. Или как на взрывчатку. Не знает – обнять или убежать.
Охранник – Степаныч, работает с открытия – узнал меня, кивнул.
– Добрый вечер, Вера Михайловна. Дмитрий Александрович у себя.
– Спасибо, Степаныч.
В лифте начало трясти. Не от движения – от меня. Пальцы свело. Каблуки стучали, как пульс. Туфли за двадцать тысяч – для дня, который стоил двадцать лет.
Двадцать третий этаж. Кабинет Димки в конце коридора, угловой, с панорамными окнами. Он любит смотреть на город сверху, говорит – даёт ощущение контроля.
Двери лифта открылись. Настя ждала прямо у лифта. Вид у неё был… страшный. Бледная, глаза красные, тушь размазана. Настя, которая всегда идеальна, которая приходит на работу, как на подиум, стояла передо мной растрёпанная и несчастная.
– Настя, что происходит? Где Дима? Что случилось?
Она молча взяла меня за руку. Ладонь у неё была ледяная. Повела по коридору. Наши каблуки стучали по мраморному полу – мои уверенно, её – заплетаясь.
У двери кабинета остановилась. Массивная дверь с инициалами, как в банке. Смешно. Надпись над клеткой для дрессированных идиотов. За ней – всё, что он прятал. За ней – мой фарфор, который сейчас треснет.
– Вера, он там… – голос дрогнул. – Он там не один.
Не дышалось. Даже моргнуть было трудно. Я смотрела на подругу, а в голове билась одна мысль: только не это. Только не это. Не сегодня. Не в нашу годовщину. Не после двадцати лет. Не после всего, что мы прошли.
– Может, ты ошиблась? – Мой голос звучал чужим. – Может, это деловая встреча?
Настя покачала головой. В глазах стояли слёзы.
– Я зашла час назад с документами. Думала, он один. Дверь была не заперта… Вера, прости. Я не знала, что делать. Не могла тебе не позвонить, но и сказать по телефону…
– Кто она?
– Лена. Лена Беспалова. Тренер из его фитнес-клуба.
Лена Беспалова. Смутно помню – видела пару раз. Блондинка, лет двадцать восемь, фигура фитнес-модели. Димка говорил, лучший тренер в клубе. Хвалил её программы. Оказывается, не только программы.
– Может, не надо? – Настя сжала мою руку крепче. – Может, просто уйдём? Вернёмся в ресторан, скажем, что у него совещание. Потом разберёшься.
Я высвободила руку. Голова гудела изнутри. Слова Насти не влезали. Шагнула к двери. Настя попыталась удержать, но я была уже не здесь. Тело двигалось само.
Взялась за ручку. Почему-то вспомнился анекдот, который рассказывал папа: «Никогда не открывай дверь, если не готова увидеть то, что за ней».
Толкнула.
Первое – красные трусики на полу. Кружевные. Точно не мои – я такую пошлость не ношу.
Второе – женская спина, загорелая, блестящая, с наколкой на пояснице. Иероглифы. Наверняка про «любовь», «вечность» или «карму». Скорее всего, вообще не знает, что там написано. Дура.
Третье – МОЙ муж под этой жопой.
– ДА, детка, вот так! – орал Дима, сжав руками её силиконовый зад.
Его лицо – перекошенное, глаза закатились, губы полуоткрыты. Такое я видела только в те ночи, когда мы были вдвоём. Раньше.
Я не сразу поняла, что сказала.
– Дима?
Они дёрнулись, как ошпаренные.
Она – Лена Беспалова – раздвинула ноги, встала на колени, потянулась как кошка. На лобке всё выбрито до гладкости, грудь – вставная, стоячая, без следа гравитации.
– Вера?! – Дима попытался встать, но не мог найти штанины. Прыгал на одной ноге, член болтался в воздухе – уже вялый, обмякший, как сдувшийся шарик.
– Сюрприз, – сказала я. Голос мёртвый. – К годовщине нашей.
– Вера, подожди… Это не то, что ты…
– Что я? Что я должна подумать, Дима? Что вы репетировали позу лотоса?
– Он сказал, что вы разводитесь, – Лена села прямо на край дивана, закинула ногу на ногу. Сиськи торчком. – И что ты – фригидная стерва. Так он объяснял.
– Лена, заткнись! – заорал Дима.
Я стояла и смотрела, как он суёт вялого петуха обратно в штаны. Беспомощно, жалко. Как школьник, которого застукали за дрочкой.
– Крошка, ты правда не замечала? – Лена склонила голову, как будто жалела. – Три месяца он со мной. Печально.
Кольцо давило на палец. Стянула. На внутренней стороне – гравировка: «ДО+ВО. 2003».
– Только лучшее для моей королевы, – бормотал он, когда дарил. Двадцать лет назад.
– Вера, давай поговорим. – Димка наконец натянул брюки. – Это ничего не значит. Просто секс. Ты же знаешь, я люблю только тебя. Это просто…
– Просто что, Дима? – Мой голос был спокойным. Странно спокойным. – Просто измена в день нашей годовщины? Просто предательство?
– Не драматизируй. – Он попытался взять меня за руку, но я отступила. – Все мужчины… Ну, ты понимаешь. Это физиология. Это ничего не значит.
– Ничего не значит, – повторила я. – Двадцать лет брака ничего не значат. Две дочери ничего не значат. Наша жизнь ничего не значит. Всему наступил конец.... Большой жирный конец!!!!!!
– Вера, ну не надо так. Давай поедем домой, спокойно поговорим. Родители ждут, дети…
– А, так ты помнишь про родителей и детей? – Я усмехнулась. Странная усмешка получилась – губы кривятся, а внутри пусто. – Помнишь, что у нас годовщина? Что там сидят наши дочери в платьях, которые выбирали специально для сегодняшнего вечера? Что моя мама испекла твои любимые пироги? Что твоя мать, которая меня терпеть не может, приехала праздновать нашу семейную дату?
– Вера…
– Заткнись, Дима.
Он замер.
– Ты даже не понял, что сдох. Не сегодня. Не здесь. Не из-за этой куклы. А раньше. Когда начал врать. Когда я тебе поверила. Вот тогда и сдох.
Лена прикусила губу. Улыбка съехала.
– А ты, – я посмотрела прямо ей в глаза, – вали отсюда по-хорошему. Пока не объяснила детям, кто такая их новая «тётя Лена».
Я размахнулась и швырнула кольцо в его лоб. Попала. На лбу осталась красная полоса.
– Сука! – взвизгнула Лена, бросилась к нему. – У тебя кровь!
– Пусть запомнит. – Я развернулась к двери. – С годовщиной, Димочка. У тебя сегодня отменный секс вместо любви.
В приёмной – Катя, секретарша. Белая, как стенка.
– Вера Михайловна, я… Я не знала, что вы придёте…
– Знала. – Голос как лёд. – Сколько он тебе платит за молчание?
Она опустила глаза.
Всё понятно.
Вышла. Сзади он что-то кричал, но я не слышала. Только стук крови в голове.
Настя ждала в коридоре. Молча обняла, повела к лифту. Внизу, в её машине, я всё ещё держалась. Смотрела прямо перед собой, считала фонари. Один, два, три… На двадцать первом сломалась.
Слёзы текли по лицу. Щёки были мокрые. Тушь поползла, как кровь из носа. Дорогое платье, купленное к годовщине. Которое Димка так и не оценил. Которое навсегда останется платьем предательства.
– Вот сука! Вот же сука! – Настя колотила кулаком по рулю. – Я должна была раньше сказать! Я подозревала, видела их вместе в спортзале, но не была уверена. Думала, совпадение. Прости меня, Вер! Прости!
– Как долго? – Мой голос звучал чужим. Сиплым, сорванным.
– Не знаю точно. Месяца три, может больше. Она начала работать в клубе прошлым летом. Димка сразу стал чаще ходить на тренировки. Я ещё удивлялась – он же терпеть не может спорт.
Три месяца минимум. Пока я планировала годовщину, выбирала ресторан, покупала платье, он трахался с фитнес-тренером. Пока я думала, что у нас всё хорошо, что мы справились с кризисом среднего возраста, он водил меня за нос.
Телефон разрывался от звонков. Димка. Я отключила звук.
– Поехали ко мне, – предложила Настя. – Переночуешь, утром на свежую голову решим, что делать. Я налью тебе коньяка, выпьем за козлов-мужиков.
– Нет. – Я вытерла лицо салфеткой. Тушь размазалась, как у панды. – Домой. Дети ждут. И родители. Все собрались праздновать нашу долбаную годовщину.
– Вера, ты не в состоянии…
– В состоянии. – Я поправила жемчуг. Бабушкино наследство, память о настоящей любви. Той, ради которой живут и умирают. Горькая ирония. – Довези меня до дома. Я должна сказать детям. И всем остальным. Пусть знают, какой у нас замечательный отец семейства.
– Ты уверена? Может, подождём? Не стоит на эмоциях…
– На эмоциях? – Я рассмеялась. Истерический смех вырвался сам. – Настя, я двадцать лет ждала. Закрывала глаза, делала вид, что верю. Теперь хватит. Мой дом, мои дети, мои правила. И я не буду скрывать то, что он сделал.
– Он просил «не драматизировать», – я вытерла слёзы, – но ты же знаешь, Настя…
Я посмотрела ей в глаза и впервые за весь вечер усмехнулась.
– Я ещё даже не начинала.
Настя сжала мою руку.
– Я с тобой. Что бы ни случилось.
Мы подъехали к дому. В окнах горел свет – тёплый, домашний. Я представила, как там все ждут. Саша, наверное, нервничает, поглядывает на часы. Анечка болтает с бабушкой Таней о французских глаголах. Папа проверяет качество коньяка уже третью рюмку. Мама суетится над столом. Свекровь жалуется на всё подряд, свёкор делает вид, что читает.
Нормальная семья в ожидании праздника.
– Спасибо, Настюш. За всё.
– Позвони, если что. Я приеду в любое время.
Я кивнула и вышла из машины. Февральский ветер резал щёки. Мороз въедался под кожу. Но я почти не чувствовала холода. Шла к дому в своём красном платье, на каблуках, с размазанной тушью. Жена, которой только что изменили в день годовщины свадьбы. Бабушкин жемчуг холодил шею, напоминая о вечной любви. О той, которая оказалась не такой уж вечной.
У двери остановилась. Достала телефон. Сорок семь пропущенных от Димки. Десяток сообщений. Не стала читать. Набрала Сашу.
– Мам, где ты? Бабушка с дедушкой уже изнервничались! Папа звонил?
– Солнышко, праздник отменяется. – Голос дрогнул, но я справилась. – Скажи папе, когда приедет, чтобы объяснил всем почему.
– Мам, что случилось? Ты плачешь?
– Папа тебе расскажет. Я сейчас войду. И Саша… Я люблю тебя. Тебя и Анечку. Что бы ни случилось, помни это.
– Мам, ты меня пугаешь.
– Всё будет хорошо, солнышко. Не сразу, но будет.
Выключила телефон. Сделала глубокий вдох. Расправила плечи. И толкнула дверь.
В прихожей пахло праздником – мамины фирменные пироги, папин коньяк, духи свекрови – резкие, удушающие. Из гостиной доносились голоса. Спорили о чём-то. Кажется, о политике. Папа с Александром Николаевичем вечно спорят – один либерал, другой государственник.
Я сняла пальто. Поправила платье. Посмотрела в зеркало – война войной, а внешний вид по расписанию. Вытерла остатки туши под глазами. Поправила жемчуг. И пошла рассказывать семье, что праздника не будет. Что жизнь, которую мы строили двадцать лет, рухнула за пятнадцать минут в кабинете на кожаном диване.
Красное платье было к лицу. Платье воина, идущего в бой. Жаль, что Дима так и не увидел.
А может, и к лучшему.
Глава 1
Дверь в гостиную была приоткрыта. Оттуда доносились голоса, смех, звон бокалов. Праздник в разгаре. Все ждут виновников торжества.
Я остановилась на пороге. Посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Красное платье, размазанная тушь, растрёпанные волосы. Жемчуг бабушки как насмешка – память о вечной любви на шее у обманутой жены.
Вытерла лицо ещё раз. К чёрту. Пусть видят.
Толкнула дверь.
Первой меня заметила мама.
– Верочка! Наконец-то! Мы уже… – Она осеклась, увидев моё лицо. – Господи, что случилось?
Все повернулись ко мне. Папа замер с рюмкой в руке. Людмила Васильевна перестала жаловаться на что-то там. Александр Николаевич отложил журнал. Саша вскочила с дивана. Анечка выглянула из-за плеча бабушки Тани.
Тишина.
– Праздник отменяется, – сказала я. Голос звучал спокойно. Даже странно. – Дима не придёт. Он занят.
– Как это не придёт? – Свекровь поднялась с дивана. – Мы же договаривались! Двадцать лет свадьбы!
– Да. Двадцать лет. – Я прошла в гостиную. Села в кресло. Ноги гудели. – Он празднует по-своему. С Леной. Лена. Лена Беспалова...... На кожаном диване в кабинете.
Тишина взорвалась.
– Что?! – Папа резко поставил рюмку. Коньяк выплеснулся на скатерть.
– Верочка, ты что-то путаешь… – Мама подошла ко мне, взяла за руку. Ладонь у неё дрожала.
– Не путаю. – Я посмотрела на свекровь. – Ваш Димочка трахался с фитнес-тренером, пока мы тут собирались праздновать годовщину. Я их застала. Простите за подробности.
Людмила Васильевна схватилась за сердце. Классика жанра.
– Как ты смеешь! Мой сын никогда…
– Ваш сын, – я встала, – последние три месяца изменяет мне с девицей, которая годится ему в дочери. Сегодня, в день нашей свадьбы, я нашла его в кабинете. Голым. С ней.
– Мам! – Саша бросилась ко мне. Обняла. – Мам, это правда?
Я кивнула. Прижала дочь к себе. Пахло её шампунем – яблочным, детским ещё.
– Где мой ножик? – Папа двинулся к выходу. – Где, блядь, мой охотничий ножик?
– Михаил! – Мама преградила ему дорогу. – Сядь. Немедленно.
– Таня, отойди. Я этому козлу яйца отрежу.
– Папа, не надо. – Я устало опустилась обратно в кресло. – Он не стоит тюрьмы.
– А что случилось? – Анечка подошла ближе. Глаза огромные, испуганные. – Где папа?
– Папа… – я замялась. Как объяснить двенадцатилетней дочери? – Папа сделал очень плохую вещь. Он обидел маму.
– Ничего он не сделал! – взвизгнула Людмила Васильевна. – Это всё наветы! Димочка сейчас придёт и всё объяснит!