Хорошенький упырь без опыта работы. История чёрного серебра

© Любовь {Leo} Паршина, 2022

ISBN 978-5-0055-0934-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. На самом деле просто сон…

– Эй, упоротый лис! Ты в засаде?

– Здравствуй, Анютка. С Новым годом!

– Я – Анна Андреевна… Как Ахматова.

– Ты краше.

– Зато она гений. Ты от папы?

– Да.

– Знаешь, вот если бы не знала, не заподозрила бы тебя в патриотизме и желании служить Отечеству…

– Дура ты, Анна Андреевна.

– Сам дурак. Куда теперь?

– Вот думаю – куда теперь…

– Слушай… Если у тебя планов нет – может, к нам?..

– Зачем?

– Ну, если других планов нет! Это первый Новый год без Гены. Мама станет плакать, папа молчать. С тобой будет легче. Они мне сами предлагали кого-то из друзей пригласить. Давай представим, что ты мой друг! Папа обычно ничего не говорит о своей работе, а о тебе говорил – очень даже хорошо отзывался.

– И с чего вдруг он взялся обо мне рассказывать?

– Я спрашивала. Интересно было. Пойдем! Они не будут против.

– Пойдем, Аня Андреевна!

Аня схватила его за руку.

Рука была тёплой. Он совсем не замерз…

Яд, просочившийся в новогоднее воспоминание, зашипел кислотой: «Он просто был сыт тогда. До отвала. А был бы голоден – и на жаре был бы холоден, как окостеневший труп».

«Хватит! – отвечала Аня шипению. – Сама всё знаю, заткнись. Как хорошо было тогда…»

– Мама, папа! Смотрите, кого я на улице нашла! Можно его оставить?

Папа тогда спокойно улыбнулся. Мама только махнула рукой:

– Можно! Аня, тебя только за смертью посылать…

Мама и папа исчезли.

Аня лежала на кровати и не могла пошевелиться. Тело, будто деревянное, было замотано в простыни очень неудобно – подумалось, что словно в саван – но повернуться она еще долго не могла. Она стала потихоньку ворочаться в этих простынях, но только еще больше запуталась. И боль пронзила сгиб руки – будто ее прокололи чем-то острым. Аня поняла, что она в больнице, стоящей где-то в глухом уголке Подмосковья – в странной, пустынной больнице, но только здесь есть врач, который может ей помочь. Так сказал папа. Ведь ее болезнь очень редкая…

Аня застонала.

Над ней склонился доктор. В серой тьме палаты лица его не было видно, но Аня знала, что это доктор Зингерман. Только почему-то выше и мощнее, чем Аня его помнила… Он что-то пробормотал, но так, что она не поняла, погладил ее по щеке и стал разматывать простыни, смеясь как над ребенком.

Освобожденной, Ане стало немного холодно, но очень легко. Сгиб локтя по-прежнему болел и, опустив взгляд, она увидела, что он замотан бинтами – как после забора крови из вены. И под грубо намотанные бинты была всунута толстая трубка, по которой текла густая красная кровь.

– Зачем вы выкачиваете из меня кровь? – спросила Аня.

– Не выкачиваем. Наоборот – капаем, – деловито заверил доктор и потряс стойкой капельницы рядом с кроватью. Трубка с кровью и правда, изогнувшись в несколько колец на полу, тянулась туда, наверх, к пластиковому пакету. – Сейчас прокапаем и будет намного лучше. Прогресс налицо!

Доктор чуть повернул ее голову, приподнял ей губу и проверил зубы – как у породистого волкодава.

– Прогресс налицо! – повторил доктор, отдернул руку и убежал, захлопнув за собой дверь.

Аня полежала еще какое-то время. Потом ей сделалось холодно и скучно, она села. Перед ней открылась целая анфилада просторных, заброшенных, серых палат.

А трубка с кровью, выходя из-под бинтов, алея в серой темноте, изгибалась на стойке с капельницей… а затем вновь тянулась вниз, дальше по полу, по всей этой анфиладе.

«Ложь», – подумала Аня. Да, она очень хорошо помнила, что всё, что ей говорили в клинике, было ложью. Ей врал даже папа. Странная, очень редкая и неизлечимая болезнь, требующая постоянных переливаний…

Аня поднялась на ноги. Думала, что будет тяжело стоять, но нет – некоторая окоченелость придала даже твердости осанке и походке.

Придерживая трубку с кровью, сматывая ее как шланг – чуть морщась от тупой уже боли под бинтами – Аня пошла вглубь анфилады. Она была одета в больничную ночную рубашку и длинную тонкую кофту. Шла босиком, но было не холодно

В конце анфилады ждала темная лестница, трубка с кровью лежала на ступенях. Аня оглянулась на оставленную несколько палат назад кровать. Противно было в нее возвращаться. И, хотя, как она помнила, дверь внизу лестницы всегда была заперта и даже опечатана, Аня стала спускаться.

В этот раз дверь оказалась открыта. Даже распахнута…

Дверь из тонкого листа металла покачивалась на налетевшем осеннем ветру, за порогом через всю территорию до самого леса бежала дорожка из разбитой плитки, поросшая уже травой. И по дорожке вилась тугая трубка, полная крови.

Сверху, с этажей послышались шаги и суетливое копошение. Ее искал доктор!

Аня быстро притянула к себе трубку с лестницы и закрыла дверь. Еле успела. Доктор подбежал в последний момент и, просунув руку в оставшуюся щель, попытался ее схватить. Но Аня аккуратно его укусила – по вкусу он был как сырая курятина – и захлопнула дверь.

Впереди осталась только дорога в черный-черный лес, вдоль по алой ниточке – по трубке с кровью.

Ане очень хотелось узнать: это все ее кровь, которую из неё выкачали или это кровь, которая льётся в неё? Но откуда?

Над лесом в небе светила белая-белая луна и озаряла всё как фонарь, оставляя очень четкие угольные тени.

Так Аня шла и шла в эти тени, и пришла в лес, стала ступать уже по сырой мягкой земле. И черная земля, кажется, дышала у нее под ногами – вздымалась и опадала. И трубка с кровью уже извивалась сама как длинный-длинный червь.

Тут и там в кустах, в траве, меж камней и корней деревьев блестели словно бы звездочки или маленькие луны. Аня подходила к ним, заглядывала в них и оказывалось, что это маленькие зеркала. Маленькие лживые зеркала. Что толку ей в этих отражениях? Сама себе она не интересна…

Так, уже почти заплутав, запутав трубку среди деревьев, Аня подошла к черному холму на лесной поляне. Трубка шла прямо к нему и исчезала в рыхлой земле.

Аня бросилась вперед, потянула за трубку, вначале осторожно, тихонько, потом – сильнее… Нет, слишком крепко. Только земля холма чуть вздохнула. Аня попыталась раскопать землю вокруг трубки. Нет, слишком глубоко.

Ничего, никакого ответа.

Взглянула на свои грязные руки и почувствовала как по ней прокатилась дрожь ледяного ужаса. Кольца не было! Золотого кольца с изумрудом, которое когда-то принадлежало совсем юной Елизавете Петровне, которое та подарила придворному чудовищу. Федьке.

Аня стала вновь раскапывать землю, мять ее в руках, но ей попадались только камни…

Едва надев, Аня не снимала Федькин подарок. Надо же так глупо потерять его теперь! Аня плакала, растирая слезы грязью по лицу перепачканными руками. Трубка, бесполезная, не приведшая ни к чему, теперь только мешалась и злила.

Аня размотала бинты и увидела, что трубка не кончается ни иглой, ни катетером – она просто входит под кожу и кончается неизвестно где и неизвестно чем внутри ее собственного тела. Совсем как другой ее конец в земле.

Аня отчаянно потянула, желая выдернуть эту трубку хотя бы из себя – и задохнулась от боли, прострелившей и место старого ранения в плече, и сердце. Это была не просто трубка – это была жила, вена! Настоящая ли, живая ли – не важно. Теперь она была внутри нее, вживлена в ее тело.

Аня почувствовала дрожь уже отвращения. Какая мерзость! Она вновь стала тянуть и тянуть эту чудовищную жилу из себя, превозмогая боль…

В какой-то момент боль стала такой сильной, что она проснулась.

***

Кошка Шурка, уже вроде взрослая, но такая же шиза, как в месяцы своего кошачьего детства, обвилась вокруг выпавшей из-под одеяла руки хозяйки и, впустив для верности когти, грызла зубами. Увидев, что хозяйка проснулась, посмотрела ей в глаза и стала мыть место укуса шершавым языком.

– Скотина, – проронила Аня и, стряхнув кошку, перевернулась на другой бок.

Сжала руку в кулак – кольцо было на среднем пальце. Можно спать дальше…

Глава 1

Проснувшись окончательно, Аня увидела на часах половину второго и подумала: «Как рано!.. Всё успею доделать».

Трижды Аня отвлекалась от работы и глядела на часы, и трижды часы показывали половину второго.

Стемнело. Половина второго по-прежнему не смущала. В отличие от промежуточных итогов работы – заглавной страницы сайта частного детского садика. Двери в домик ёжика пока напоминали врата в ад. Да и сам ёжик выглядел не очень хорошо. Аня не возражала против выбора ёжика и его самоопределения относительно внешнего вида (может, он считает себя броненосцем, поэтому с текстурой колючек беда?), но заказчик вряд ли остался бы доволен.

Вероятно, часы показали, наконец, верное время, как водится второй раз за сутки, когда раздался звонок в дверь.

Тут Аня заподозрила, что час поздний. Она поспешила открыть, чтобы настойчивый звонок не разбудил соседей.

За дверью оказалась Альбина (строго просто Альбина, но ни в коем случае не Альбина Константиновна!) – женщина средних лет, сценарист крохотного областного телеканала и просто человек, сочетающий в себе здравый смысл и неформальность в равных пропорциях. Аня давно была знакома с ней и ее дочерью Юлей. Они здорово помогли ей, когда она только-только устраивалась в Питере. С Юлей Аня в первое время вместе работала и до сих пор дружила.

Сейчас Альбина стояла на ее пороге одна. И кажется, была немного не в себе.

– Анечка, – прошептала она бледными, сухими губами. – Прости, что я так поздно… Не могу. У тебя не будет выпить?

Ане очень хотелось рассмеяться над абсурдностью ситуации, но она с первого взгляда поняла, что все не серьезно – а страшно.

– Конечно! Проходи.

Она провела Альбину на кухню и налила ей коньяка. Альбина, не спросив закуски, опрокинула в себя рюмку.

– Анечка, дай еще.

Аня налила еще, поставила перед ней тарелку с жареными баклажанами.

– Анечка, прости. Я знаю, что ты ночью не спишь, а больница недалеко. Я просто побоялась, что до дома не доеду.

– Какая больница? Альбина! Что-то случилось?

– Юля в больнице, в коме.

Аня медленно осела на табуретку напротив Альбины.

– Что?! Как?

– Не знаю. Ее в лесу нашли, рядом с конторой, где она работала. Какой-то водитель сбил, когда она выбежала на дорогу. Кроме переломов оказалось сильнейшее химическое отравление.

– Отравление? Чем?

– Не знаю. Что-то ей вкололи раньше, что-то позже, уже перед самым приездом скорой. Как будто пытались… – Альбина на договорила. Сама торопливо налила себе еще коньяку.

– Погоди… Как такое вообще случилось?

Альбина словно бы слышала вопросы, но не вполне распознавала их содержание.

– Я же ей говорила, что фирма какая-то мутная, что не надо туда ходить. Нет работы, не хочешь к маме в команду – так просто подожди! Как будто голодала. Вдобавок, в той конторе говорят, будто она устроила пожар в жилом корпусе. Что она сама наркоманка…

– Это… – Аня не знала, что и как спросить, сказать дальше, – ведь какой-то медицинский центр?

– Непонятная контора, говорю же! Не государственная. В объявлениях общая информация… Мне уже звонили, объясняли, чтобы я не шла в полицию. Аня! У тебя, кажется, папа в органах работает. Пожалуйста, пусть он узнает по каким-то своим каналам, что за чертовщина там происходит.

Аня кивнула.

– Я попробую у него спросить. Как называется эта фирма?

– «Medical Luxury pharmacy». Что за название такое? Так нормальные фирмы называются? В просторечии – Медлюксфарм…

Аня, разумеется, Альбину не отпустила – уложила на своем диване. Все равно сама она не собиралась спать.

Работать она пыталась – честно! – но получалось с трудом. Ее распирало от злости и обиды – на мироздание и на тех, кто посмел использовать человека, а затем просто выбросить умирать. Давно в ней так не клокотало бешенство – с тех пор, как она сама побывала в руках у бандитов.

Утром, проводив Альбину и пообещав помочь ей с Юлей в больнице, Аня позвонила папе. Тот только пришел на службу, так что она быстро изложила всю суть – все факты, какие знала сама.

Папа был не очень доволен это слышать: во-первых, новость в принципе была нехорошая, во-вторых – случилось всё в непосредственной близости от Ани, а в-третьих… как ни крути, а появилась новая внештатная головная боль. Но папа, конечно, не отказался помочь – с единственным условием, что Аня ни во что не будет встревать сама.

– Я совсем поехала, по-твоему? – поинтересовалась она. – Мне прошлого раза хватило за глаза и за уши. Скажи лучше, как там мама и мелкий?

– Хорошо. Боится с ним нежничать и уже начинает воспитывать.

– Ему же еще годика нет…

– Хочет вырастить настоящего мужика. Как могу, помогаю.

– Я в вас верю, ребята! Если кто-то и может вырастить настоящего мужика, то это вы.

– Да уж, – вздохнул папа. – Всё, котенок, извини. Служба.

– Целую! Маме и мелкому – привет.

– Спокойного дня.

Аня вырубила компьютер, почувствовав, как с его шумом словно стих и гул в ее голове, поплотнее задернула шторы и, наконец, легла.

Сон по обыкновению был очень крепким, почти лишенным сновидений. Только к вечеру, за несколько мгновений перед тем как проснуться, она увидела последние мгновения своей жизни. Прошлой жизни.

…Снотворное бродило по ее венам. Она слышала голоса и смех. Федькин голос. Теперь, в ее нынешнем сне, она захотела протянуть руки, схватиться за него, обнять.

Как жаль, что прошлое нельзя изменить – можно лишь время от времени пересматривать.

Затем прогремел выстрел, пуля перечеркнула их обоих, застряв в ее плече, а Федькина кровь пролилась на рану, прожигая тело насквозь.

Всё было кончено.

И Аня проснулась.

Место ранения жгло, тянуло за все нервы. Плечо послушалось не с первого раза – словно пуля была все еще там и мешала. Конечно, боли были фантомные – на самом деле все давно зажило, не осталось и следа. Нет лучшей панацеи от свежих ран и всех болезней на свете, чем Древняя кровь…

Ничто в ее теле не мешало забыть о той боли. Мешала только голова, которая слишком много думала и всё помнила. И мешала память о Федьке. В момент ранения его кровь влилась в ее жилы и принесла его воспоминания, частичку его самого.

Теперь ей больше не снились его сны, не виделись прожитые им века, не тревожила пролитая им кровь. А так хотелось… Она боялась, что, отпусти она эту фантомную боль, и последняя надежда на связь с Федькой уйдет.

Ане стало тоскливо. Тоскливо и голодно… Наверное, сегодня пора.

Отдернув шторы, она села на подоконник и, прикидывая, достаточно ли темно, какое-то время смотрела на город. Ну как на город – на свой уютный спальный район, еще век назад бывший деревенькой с дачами и садами. Пришла кошка Шурка, села рядом.

Аня опомнилась. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, взяла мобильный и, набрав нужный номер, секунду-другую слушала далекие равнодушные гудки.

– Хэллоу, общежитие? Сань, доброго вечера! Не разбудила? Вы со Славиком случайно сегодня ночью не идете на «променад»? Как обычно? Ой, а можно с вами? Точно можно? Нет, все в порядке, спасибо. По крайней мере, со мной… Ну попозже расскажу. Хорошо, во сколько?

За окном царил теплый осенний питерский вечер. Часы все также показывали половину второго.

Глава 2

Аня сбежала в Петербург.

Всем говорила, что влюбилась в этот город, побывав на экскурсии с классом.

Нет, она и вправду влюбилась в Город, но это не отменяло того, что она сбежала.

Ее очень любили дома – маленькую сестрёнку, маленькую дочку. То, что она хотела заниматься, как это называлось, «художествами», пусть даже компьютерными, дома восприняли в целом положительно.

– Это хорошо для девушки! – сказала мама. – Вкус наконец-то разовьешь. Потом это и дом вести поможет, и с детками заниматься.

Мама, заподозрила Аня, не вполне поняла, что такое есть компьютерный дизайн.

Брат Гена, военный, улыбнулся и кивнул:

– Молодец, мелкая. Играйся.

Только папа отреагировал спокойно:

– Раз так решила…

Папа единственный относился по-человечески. Но папа служил, и по-человечески поговорить с ним удавалось редко.

А когда мама стала вслух размышлять о том, надо ли Ане это – найдет ли она хорошего мужа в вузе, который выбрала?.. Да, тогда Аня и решила сбежать.

Не столько от снисходительности и подколов, сколько от собственного желания жить и поступать вопреки – от этого самого поганого способа повестись на манипуляцию, когда ты уверена, что поступаешь по своей собственной воле.

Да, первое время деньги получала от родителей.

Училась на платном и заочном, поэтому, конечно, закончила. На первых курсах работала, где придется, в киношках и кафе. Потом начла потихоньку брать заказы: и просто цифровые рисунки, и простенькие рекламные и подарочные видео… За которые ей теперь, несколько лет спустя, было стыдно.

Домой ездила погостить и наслаждалась уютом, семейным теплом. Обычно день-другой. Потом папа опять пропадал на службе, а мама начинала многозначительно, ласково улыбаясь, молчать и, наконец, заводила разговор о том, когда же внучата.

– У Гены уже родился! – отвечала Аня поначалу. Со временем последовали варианты: «У Гены второй на подходе» и «У Гены уже двое». Иногда добавляла: – Ты же еще не старая, тебе еще полтинника нет! Зачем тебе столько внуков?

Мамин контраргумент оставался неизменным:

– Я твоих хочу в руках подержать!

Однажды Аня психанула, наорала на маму, заявив, что дети, если будут, то прежде всего – ее, во вторую очередь – ее мужа, которого еще надо найти, а уже в третью – бабушки с дедушкой. И она сама решит, когда и кто будет их на руках держать. Тут же схватила свой чемодан, который никогда толком не распаковывала, и умчалась на вокзал, написав папе сообщение.

Через несколько дней мама ей позвонила. Аня не взяла трубку – ни в первый, ни во второй раз.

Затем позвонил папа… То, что он сказал, было коротко, холодно и страшно.

Гена погиб.

Приезжай.

Тело её тогда само вдруг остановилось в офисном коридоре, содрогнулось и стало сползать по стенке, задыхаясь от рыданий. Тут же сбежались все, кто услышал, стали спрашивать, что случилось. Почему-то подумали, что беда с родителями. Девчонки увели в уборную, стали утешать и вытирать ей лицо салфетками. Помогали даже те, кто обычно шипел и смотрел искоса…

Несколько дней в счет отпуска дали без проблем. Ездила она дважды – на похороны и на девять дней, но во второй раз уложилась в выходные.

Ей стало тяжко дома, но она понимала, что должна в эти дни там быть.

На поминальный стол накрывали втроем – Аня, мама и Лида, жена Гены. Вдова…

Папа был дома, но, очевидно, после ночной работы. Выглядел он не просто уставшим, а чем-то крайне озадаченным.

Вечером приехал и священник отец Александр, друг семьи.

Так и сели помянуть, впятером.

Едва подняли рюмки, раздался звонок в дверь. И не просто раздался – прозвучал бы и затих, – а зазвенел и продолжал, продолжал дребезжать.

– Да кто же там? – только и вздохнула мама.

Папа поставил рюмку, поднялся и пошел открывать дверь.

– Это по работе. Срочно! – сообщил он через несколько секунд и вышел на лестничную клетку. К кому вышел, кто там – из гостиной видно не было.

– Что поделать, служба, – проронил отец Александр.

– Служба… – зло процедила Лида, припечатывая стопкой об стол и закрывая лицо руками. – Только служба на уме. Один вот, дослужился. А ради чего?

Никто не стал отвечать, всем было ясно, что она не спорить хочет, а просто сделать хоть кому-то побольнее – укусить, словно раненый зверь.

И Ане стало больно и страшно – за папу. Что это за странный визит? Почему папа вышел из квартиры и стоит сейчас с кем-то на лестничной клетке? С кем? Ясно же, что это что-то из ряда вон… Что если с ним случится беда? Так ведь и бывает – одно несчастье следом за другим… Тревога, охватившая Аню, была чудовищной силы – она с трудом сдержалась, чтобы не встать и не выйти вслед за папой.

«Ну же! – так и подмывало что-то изнутри. – Просто проверить! Так и вершится судьба. Единственное слово, один случайный взгляд. А секунда – и будет поздно…»

Тут вздрогнул от смс папин мобильник на краю стола.

– Отлично. Главное – повод, – констатировала мама, поднялась и вышла из гостиной.

Вернулась уже с папой. И Аня увидела, что у папы всё хорошо. То есть не то, что он просто жив и здоров, а будто ему и вправду чуточку легче.

Наконец, выпили, и папа стал спрашивать у угрюмой Лиды, как дела у Артёма, старшего внука.

Всё как будто пошло своим чередом.

Но, оглядываясь назад, Аня понимала, что именно в этот вечер началась цепочка событий, разрушивших ее прежнюю жизнь. Однако также ясно она видела, что по-другому не могло случиться.

Расследование, которое вёл папа вышло на след из Питера, на того самого человечка, с которым Аня тогда работала.

С какой гордостью, какой охотой поучаствовала она тогда в расследовании! А надо было всего-навсего воткнуть выданную флэшку в нужный компьютер.

Опять ей показалось, что настала нормальная, обычная жизнь. Кошку завела, назвала Шуркой. Сходила на свидание… и уехала с него в багажнике внедорожника. Серьезные люди решили объяснить папе, в каком русле следует вести расследование.

Спасать ее примчался Федька.

Она и прежде, еще живя с родителями, видела папиных сотрудников, но этот… нет, он был не просто сотрудник. Она и чувствовала отношение папы к нему – папа любил его, доверял ему. Ане и самой Федька нравился. А как такой мог не понравиться?

Иногда ей казалось, что он флиртует с ней… Но он, кажется, флиртовал со всеми. Как-то полез обниматься, но тоже ни о чём.

Может так бы все ничем и кончилось, если бы, он, вытаскивая ее из лап бандитов, не словил пулю. Они словили пулю – одну на двоих.

Аня менялась медленно. Она болела. Она голодала, потому что больше не могла есть человеческую еду, но как же ей было хорошо. Она чувствовала невероятную силу, вдохновение, желание – все чувства были обострены.

Папа знал что происходит, Федька ему сказал. Но папа убедил ее, что это «просто» тяжелое системное заболевание, спровоцированное ранением, и запер в пустой клинике под присмотром одного-единственного врача, крепко сидящего на крючке после дела о «черных трансплантологах». Вот сидя взаперти Аня начала злиться. Ей не хватало капельниц… Дело могло кончиться плохо – она чуть не загрызла молодого лейтенанта, которого папа отправил проверить, как идут дела. Она до сих пор жалела, что не удалось его хотя бы надкусить – такой аппетитный и милый был этот Митя Шацкий.

Но тут пришли они. Тёмное племя во главе с римлянином Марком. Пришли и подарили ей каплю Древней крови, завершившую ее трансформацию.

Как жить дальше?

Как обычно, день за днем.

Про Федьку… про Федьку лишний раз велели не спрашивать. Папа привыкал работать без ценного кадра. Без «объекта», как официально значился Федька.

А Аня вернулась в Питер и ближайшими ее друзьями стали двое новых «братьев» – Саша со Славиком.

Они трое представляли собой всё вампирское население Питера. Аня была самым младшим упырём и по Питеру, и по планете Земля. Приходилось слушаться старших.

Но она не жаловалась. Саша со Славиком оба ей очень нравились, а наукой добывать доноров и обрабатывать их так, чтобы те сами остались довольны и доступны на достаточно продолжительное время, она пока не овладела.

Аня по-детски запросто напрашивалась «на променад», а парни с радостью и с ноткой самодовольства делились чужой кровью и личным опытом.

Глава 3

После истории с Юлькой, как после любого нервного потрясения, сходить «на променад» просто требовалось. Тем более, если Альбине понадобится помощь, потом времени просто может не быть.

Так что Аня нанесла на лицо боевой раскрас под кодовым названием «готичный макияж», надела высокие сапоги, юбку, напоминающую нижнее белье XVIII века, тонкую белую блузку и кожаный топ типа «корсет».

Топ был из секс-шопа. Зашли как-то с Юлькой просто поглазеть и поржать, а в итоге перемерили половину ассортимента, который можно было носить вне постели.

Продавщица – скучающая в будний день в черно-неоновом подвале разврата суровая лесбиянка – сама активно включилась в процесс выбора и давала вполне дельные советы.