Закулиса. Страстная Любовь смогла отбросить социальные Барьеры, но подчинилась Руке Предназначения
- -
- 100%
- +
– Похоже, что нет. Нужна угроза освобождения Николая, а другой достаточно серьёзной силы, которую можно ассоциировать с контрреволюцией, поблизости от Екатеринбурга, нет. Маленький, человек сто, отряд верных присяге и монархии офицеров действительно освободил бы всех Романовых, но его либо нет, либо мы не знаем о его существовании. Если не знаем, то опасность их успеха неприемлемо велика. Нужно спешить. Только восстание чехов позволит начать сразу.
– Как спровоцировать их мятеж?
– Надо отдать приказ разоружить чехов и пустить слух, что их всех арестовывают за контрреволюцию. Скажите Троцкому, что по агентурным данным чехи на грани мятежа. Пусть отдаст приказ по немедленному разоружению.
– Зачем тебе самому нападать на немецкое посольство? Разве нельзя устроить обыск отрядом красноармейцев. Результат будет тот же самый.
– Мне нужно прикрытие для того, чтобы никто не подумал, что я на месте руковожу ликвидацией Романовых. И только я смогу, с чрезвычайными полномочиями ВЧК, найти предлог, чтобы вынудить Мирбаха открыть сейф. Лучшее прикрытие для отвлечения внимания от Екатеринбурга, это быть в розыске за громкое дело. За нападение на посольство. Якобы скрываться в совсем другом месте. На Украине, например. Лучше всего там.
– Другие посольства. Как мотивировать аресты и обыски?
– Ответ на покушение на Ленина. Надо подготовить подставную фигуру, инсценировать выстрелы и обвинить. Ленин пусть отдохнёт с месяцок, лечится, от не смертельной раны. Он выглядел усталым. Ему только на пользу пойдёт.
– Это надо согласовать с Лениным… Хорошо… Инсценировку покушения я возьму на себя. Хотя… Неудавшееся покушение вызывает обоснованные подозрения. Почти все последние попытки на жизнь удавались. Фердинанду как уж везло в Сараево, а всё равно увернуться не удалось. Уже привыкли, что террористам везёт.
– Да. Согласен. Когда подойдёт время, надо будет уточнить. Ленина самого убивать нельзя. Он символ революции. Надо подумать.
– Хорошо это может подождать. – Дзержинский подумал ещё. – Давай решим так. Подождём пока контрреволюционеры сами совершат теракт, а потом и мы сразу как по команде имитируем ещё и покушение на Ленина. Так будет естественно.
– Точно. Но пока надо начать с граждан Романова и графа Мирбаха.
– В общих чертах идеи одобряю. Действуйте. Через месяц, не позже надо подготовить почти всё для начала. Тогда поговорим ещё. Особенно обрати внимание на то, как заставить руководство на местах ссылки Романовых принять самостоятельные решения об их казни. Тут осечек быть не должно. Они должны считать, что это их проблема. Всё, иди, давай. Работай.
Схема, которую придумал Блюмкин, можно было бы озаглавить «Убийство в горящем борделе». Если все видели, как человек поджёг дом порока, то кто будет подозревать, что найденное на пепелище тело, тоже хладнокровно упокоено им? Он намеревался открыто совершить преступление, за которое его будут искать, а сам под чужим именем отправиться туда, где его никто ожидает. Именно там и будет происходить самый важный акт драмы.
Через месяц Яков опять пришёл к Дзержинскому для согласования последних деталей плана. После этого вместе их уже долго никто не видел, до самого финала операции «Меморандум Кайзера», который будет ещё не скоро.
– Что случилось с Михаилом? Всех Романовых собирались ликвидировать в несколько недель, когда чехи поднимут вооружённый мятеж. А тут сообщение, что сбежал.
– Никуда он не делся. Нет его больше. Это я, наверное, перестарался. Напугал местного начальника Милиции Перми до дрожи. А тут ещё жена Михаила, Наталья, приехала в Пермь расфуфыренная и развила бурную деятельность, требовала разрешения на прогулки, хотя никаких ограничений у Великого Князя не было. Милиционер перепугался, что она готовит побег во время долгой прогулки с мужем по лесу. Решил, что, если Великий Князь сбежит, то его самого за халатность расстреляют. Решил, с перепугу, конечно, я застращал, правильно решил, до времени, к сожалению. Хотя, в общем, всё к лучшему. На пути в Екатеринбург я проверю, для полной надёжности.
– Это точно? Что не сбежал.
– Настолько точно, насколько достоверно вообще всё, всякое бывает. Но, если он наврал, то я ничего не понимаю в людях. А, я слышу, когда врут. Он точно говорил правду, что Князя Михаила никогда больше никто живым не увидит. И труп тоже не найдут. По телефону в подробности не пускался. Тоже правильно.
– Что компрометирующего может быть у Мирбаха? – Дзержинский знал, что это лишний вопрос, но как руководитель операции, хоть и номинальный, он должен показать заинтересованность.
– Практически ничего прямо на нас у немцев нет. Только внутренняя отчётность о переводах денег. Ленин не подписывал ничего. Следователь Временного Правительства Александров нашёл только провокатора прапорщика, который врал, что сам передавал деньги. Пустышка. Вот английская разведка докладывала о 6 миллионов немецких марок на революцию и сотнях агентов под видом революционеров. Оригиналы сообщений могут быть в их посольстве. Французы наверняка тоже имеют похожие сообщения.
– Ладно, посольства это потом. Что ещё?
– Всё готово почти. Я ещё должен найти предлог, чтобы Мирбах принял меня и открыл сейф. Одного мандата даже с Вашей подписью, поддельной не волнуйтесь, может быть недостаточно. Думаю, что сумею что-то придумать. Дело нескольких недель.
Но уже через одну короткую неделю Якова Блюмкина в Петрограде ожидала личная катастрофа. Он до безрассудства влюбился в случайно встреченную на улице юную девушку, внучку Императора, царя Освободителя, которой, чтобы добиться взаимности, пообещал спасти брата и её семью. План операции «Меморандум Кайзера» потребовал самой серьёзной модификации и личных усилий её руководителя. Он должен был создать впечатление, что живой поэт, великий князь Владимир Палей принесёт больше пользы большевикам, чем его святые мощи контрреволюционерам. Якову не было дела то того, окажется ли это правдой. Им двигала, только и исключительно, нагрянувшая на него страстная любовь.
Смерть Мирбаха
Пятого июля на трибуне пятого съезда Советов Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин) в своей обычной манере помеси уличного торговца и городского сумасшедшего токовал доклад о положении в Советской России. Как уличный торговец он продавал с лотка Брестский Мир, а как свихнувшийся юродивый, нес околесицу шарманщика без смысла, но с настойчивыми повторениями, о неизбежности революции в странах западного империалистического капитализма:
– … наша правота в деле заключения Брестского мира доказана…
– Державы Запада сделали громадный шаг вперед к той пропасти…
– Взрывы в других странах должны начаться. …мы делали в Брестский период все возможное.…
– …в нашей стране эти революции рождались с неимоверным трудом…
– …сумму всех партий в России… научное отношение к революции. …на отношения всех партий вместе…
– …сумму всех партий… смотреть на соотношение их – ошибки быть не может…
– на Западе испытывают муки голода… Ужасное бедствие – голод – надвинулось на нас…
– … жить голодая мы не будем, а лучше умрем за революцию…
– … чехословацкий мятеж – это мятеж людей, купленных англо-французскими империалистами…
– мы имеем величайшие в мире шансы удержаться… тем самым помочь победе всемирной социалистической революции!
Высидев доклад Ленина, Дзержинский через некоторое время, исчерпав запас толерантности к пустой болтовне, вышел из зала заседаний. Его слегка мутило после дискуссии о смертной казни, которую развязали Свердлов со Спиридоновой. Он-то знал, что это такое. Чистоплюи хотят, чтобы врагов убивали без их благословения, не от имени государства, а по необходимости революционного террора. Убийства по террору они одобряют, а по закону – нет. Бред. Чистые руки бывают только у… он замялся в мыслях. Ни у кого не бывает чистых рук. Кроме детей, но эту мысль он в сознание не пустил, закрыв контраргументом, картинкой вымазавшегося в саже карапуза, с грязными руками. Психика защищает себя сама и автоматически, иначе никого не осталось на Земле плодиться и размножаться. Никому не хочется чувствовать себя чудовищем. Это высший закон существования. А ему предстояло замазаться основательно, по самую макушку светлой когда-то головы. В том числе и в крови невинных детей.
В буфете депутатам предлагали бесплатный теплый чай и три сушки. Выстояв очередь из десятка человек, Феликс расположился у высокого столика и мрачно разломил сушку в руке. Она была средней паршивости и разломилась не на четыре части, как должна была бы обычной выпечки, но ещё царского времени, довоенная, а на десяток мелких, почти крошек. Тоже еда.
– Всё готово. – Он услышал тихий голос Якова Блюмкина за спиной, как будто тот проходил мимо и, приостановившись, искал взглядом кого-то в толпе. – Феликс, ты должен будешь уйти с должности на время разборок. Разберёшься с возможными волнениями и сразу уходи пока всё не проясниться. Повод – ты под следствием из-за твоей подписи. Подпись под ордером точно поддельная, так, что ты чист, вне игры. О Мирбахе скоро дела никому не будет, а на остальное у меня будет не просто алиби, а вроде как совсем не при делах и в бегах в Украине.
– Прекрасная погода… Солнышко. Хороший знак для нашей революции. – Произнес Дзержинский мечтательно. Он был счастлив отведённой ему ролью необоснованно подозреваемого во всей этой операции. Он будет обязан Якову. Начальника контрразведки Чрезвычайной комиссии, Блюмкина уже не было рядом. Последнюю фразу Феликса про революцию Блюмкин не расслышал, но по тону и отсутствию видимой реакции прекрасно понял Председателя. Тот нажал на спусковой крючок заряженного револьвера операции «Меморандум Кайзера».
На следующий день после обеда Блюмкин с Николаем Андреевым подъехали на автомобиле марки «Паккард» к зданию по адресу Денежный переулок 5. Величественное сооружение, спроектированное без стиля, но с очевидным талантом, особо впечатляло монументальным подъездом с массивной дверью и невысокой, хотя, пожалуй, вполне функциональной для обороны оградой, отделявшей сам особняк от прохожей части. Немцы выбрали именно это здание по множеству соображений. Оно располагалось внутри Садового кольца, а значит в центре Москвы, в близкой досягаемости всех государственных учреждений. В тоже время давало возможность обороняться достаточно долгое время до прибытия сил правопорядка, если возмущённая толпа хулиганствующих патриотов захочет напасть на представительство недавнего врага, который сейчас ведёт себя как победитель на земле поверженного оппонента.
Блюмкин взял с собой на операцию Николая Андреева не только ради поддержки, но и потому, что его деятельность по изготовлению подложных документов за последние недели, несомненно, будет обнаружена. В любом случае, как его соратнику и по партии и по работе в контрразведывательном отделе, Андрееву надо будет скрываться.
Выйдя из автомобиля, они вошли в открытое, украшенное колонами крыльцо городского Дома Берга, промышленного магната, семья которого быстро поняла направление новой политики, а именно, что им ждать от лозунга «грабь награбленное» и почло за благо покинуть не только дом, но и вообще публичное пространство. Большевистская власть в вопросах собственности придерживалась политики национализации всего бесхозного. В случае если у ценного объекта объявлялся владелец, это дело присвоения осложняло, а потому неудобного гражданина приходилось обвинять в контрреволюции и расстреливать, так что собственность всё равно становилась бесхозной, но тратились патроны и время на бюрократическую волокиту. Вскорости оставшиеся старорежимные граждане предпочитали всё бросать и не докучать властям претензиями на владение. Так было и с этим особняком, переданным немецкому посольству.
На звонок открылась огромная высокая дверь, и вышел швейцар. Это было началом долгого марафона переговоров, перед тем, как им, наконец, удалось встретиться с самим послом. Сначала швейцару предъявили мандат за подписью Дзержинского, что у сотрудников чрезвычайной комиссии есть личное дело к послу. Швейцар ничего не понял или сделал вид, что ничего не понимает, взял их мандат и, закрыв дверь, ушел внутрь здания. Потом, через минут десять, вернулся и пригласил войти. Там их встретили двое немцев, один из которых щупленький лейтенант в армейской форме и другой сотрудник в гражданском, хорошо сшитом дорогом костюме. Вернув мандат, они предложили пройти в правое крыло здания. Пройдя через большой зал и открытой проём, в малую приёмную, в которой находился огромный стальной сейф, который и был главным объектом всей операции, все расположились за мраморным столом и начали переговоры.
Блюмкин, отрастил бороду и усы для солидности, а также, чтобы сбрив сразу после акции не походить на описание свидетелей. Он сначала думал надеть накладные украшения для лица, но сразу понял, что они выглядели бы слишком комично. Он представился просто: Блюмкин, стараясь произвести впечатление, что его имя настолько известно, что должность и упоминать не надо. Кто Блюмкина не знает! Смешно. Все знают. Николая Андреева он охарактеризовал Председателем Революционного трибунала. Это должно было внушить не просто уважение, а страх. Сам Блюмкин поднимался в глазах собеседников, как старший группы, выше, чем Председатель Трибунала. Кто?! Нарком или Ревизор, не меньше.
Яков достал из толстого портфеля пару напечатанных на пишущей машинке документов на бланках Датского Королевского консульства. Он начал бессистемную речь о необходимости доверия между высокими сторонами. Продолжил про шаткое положение советской власти, стабильность которой в жизненных интересах Германии, которой сейчас совершенно не нужен второй фронт. Намекнул на эффективные методы Чрезвычайной комиссии, что она получает информацию прямо связанную с деятельностью посла Мирбаха. Он говорил медленно, по-русски, хотя свободно владел немецким языком.
Он останавливался после каждого предложения. Дожидался, пока лейтенант переведёт. Не торопясь произносил ещё одну бессмысленную фразу, наблюдая реакцию собеседника. Наконец, немец, доктор Рицлер, явно вышел из себя от очевидной потери времени выброшенного на выслушивание беспредметной речи этого выскочки большевика, который прикидывается большим политиком, а на деле вполне возможно, что недоучившийся мальчишка.
– Я предполагал, что вы от Дзержинского по поводу угроз жизни господина посла. Переходите к делу, пожалуйста.
– Это дело под надзором самого Дзержинского. Мы тут по личному вопросу, касающемуся графа Мирбаха. Его семейному вопросу.
– Я могу решить все вопросы посла сам. В том числе личные. Тут и сейчас. Что конкретно Вам надо?
– Мне ничего не надо. Это господину Послу надо позаботиться о судьбе своего родственника. У меня мандат Дзержинского для личного разговора с послом Мирбахом. Я буду тут ждать, когда посол освободится.
– Вы не можете тут оставаться. Это суверенная территория Германской Империи. Я могу это сделать за него. У меня есть все полномочия решать любые вопросы. В том числе и личные.
– А у меня есть приказ Феликса обязательно довести информацию о его родственнике до графа Мирбаха. Я должен сделать так, что у Председателя. Не будет сомнений, что его приказ выполнен.
– Я могу представить письменную бумагу, что информация передана.
– Представьте. Мы подождём. Только бумага должна быть по всей форме. На бланке с печатями и подписью господина посла. Мне отчёт надо будет представить по всей форме.
Доктор Рицлер вышел из приёмной и отправился к послу Мирбаху. Он был совершенно взбешен этими русскими чекистами. Вместо того чтобы расследовать сообщения о возможном покушения на жизнь посла, о котором их уже давно предупреждали и он сам и лейтенант Мюллер, они несут всякий вздор. Лейтенант Мюллер даже приходил с осведомителем к самому Дзержинскому, а тот вместо серьёзного расследования прислал этого болтуна.
– Господин посол. Пришёл чекист и хочет говорить с вами о некоем Роберте Мирбахе, который у них под арестом.
– Какая чушь. Никакого такого родственника не знаю. Скажите, чтоб уходили.
– Он требует бумагу, что я могу решить ваши личные вопросы сам. Требует на бланке посольства и Вашей личной подписью.
– Черт с ним. Я поговорю сам. Выйдет быстрее. Пойдёмте.
Войдя в комнату, граф Вильгельм фон Мирбах величественно сел напротив русских.
– Ну! Говорите.
– Мы арестовали шпиона Роберта Мирбаха. – Веско сказал Блюмкин. Он резко изменил тон и образ с болтуна политика на жёсткого следователя.
– Не знаю такого. Что с того? – Ответил граф.
– А то, что он показал, что в этом сейфе поддельные документы о сотрудничестве немецкой разведки с Лениным. Это шантаж и провокация!
– Никаких подделок в сейфе нет. Извольте извиниться!
– Извиняться не придётся. Мы знаем точно! Знаем даже, где именно в сейфе. В какой папке. Откройте и покажем. Если там их нет, я тут же извинюсь, и мы уйдём. Советское правительство тогда обещает любую компенсацию. Вообще любую. Но они там. Это точно! Ваш родственник все рассказал!
Граф был совершенно выведен из себя. Мало того, что этот мальчишка, на вид анархист-еврей, ведёт себя неподобающе, но он ещё и представитель власти в этой спятившей стране. Немецкое чинопочитание вступило в явное противоречие с восприятием этих двух клоунов-кривляк, как ещё одного проявления навязчивого абсурда обычаев огромного, населённого дикарями бескрайнего пространства, которое сейчас, будем надеяться уже ненадолго, называется Советской Россией. Советуют они, советы непрошенные. Конечно, надо позвонить Ленину и пусть прекратит эту комедию. Он позвал секретаря и потребовал соединить с кабинетом Ленина. Телефонистка на станции узнала сотрудника посольства по голосу, он часто звонил Ленину, и попыталась установить связь немедленно. Главы правительства в этот момент в кабинете у телефона не было. Он возвращался в Кремль с очередного заседания съезда.
– Хорошо, покажите, где эти ваши, так называемые фальшивки —кипя от возмущения, сдался немецкий посол. —Он повернулся и открыл сейф, незаметно, как ему казалось, взяв из него личный карманный Маузер 1910.
– И покажем. – Сказал Андреев вставая. – Наших методов не знаете. Какие они жестокие, но эффективные. Все поют, заливаются. – Это были кодовые слова для Блюмкина: «петь, заливаться», чтобы быть готовым к действию.
Николай Андреев выхватил свой револьвер и стал стрелять по стенам мимо немцев, чтобы прикрыть действия Блюмкина. Посольские бросились прятаться кто куда. Андреев бросил химическую гранату, но по неопытности хоть и выдрал чеку, но с ручки не сдёрнул. Граната произвела только психологический эффект ожидания взрыва и то только на пять секунд. В этот момент Блюмкин подскочил к Мирбаху, выбив портфелем, пистолет из его рук, оттолкнул от сейфа. Посол упал на пол, оставаясь в лежачем положении, старался прийти в себя. Яков вытащил из портфеля пакет с порохом, который положил в открытый сейф и дернул верёвку, привязанную к самодельному запалу из коробка спичек, и прикрыл как смог крышку сейфа.
На своё несчастье ротмистр кирасирского полка граф Вильгельм фон Мирбах не ко времени вспомнил, что не просто дипломат, но и офицер, профессиональный военный, которому не пристало притворяться трупом перед сопливыми мальчишками, которые и стрелять толком не умеют. Он пополз на четвереньках в сторону проёма в большую залу, куда на его беду отлетел выбитый Блюмкиным пистолет. Николая Андреев, заметив движение к пистолету, воспринял его как прямую угрозу жизни и, не целясь, выстрелил в сторону посла. Пуля попала в правый бок и слегка задела сердце. Рана была смертельной. Через пять секунд загорелся порох в пакете.
Около килограмма пороха, в замкнутом пространстве сейфа, произвели эффект, который мог быть похож на выстрел царь-пушки, если бы та, хоть когда стреляла, а не служила напоминанием бутафорской сущности русского государства. Направленный поток огня выбил стекла в окнах, опалил пол перед и особенно сбоку от сейфа, отразившись от распахнувшейся стальной двери. По комнате белыми чайками разлетелись горящие документы. Всё пространство заволокло белым плотным дымом. Как в аду сильно пахло серой.
Яков и Николай воспользовались завесой дыма, чтобы выпрыгнуть из окна первого этажа. Яков был менее удачлив, чем Николай. Он подвернул левую лодыжку. Перелезая через украшенную пиками невысокую ограду, порвал штаны и, наконец, ко всем несчастьям получил царапину у бедра от шальной пули охраны. Мощный атлет Андреев подхватил худенького юношу и подтащил его к ждавшему их «паккарду», втолкнув через его высокую дверь.
– В штаб Попова! – Крикнул Блюмкин. Машина покатила. Ехать было недалеко.
Первая фаза «Меморандума Кайзера» была успешно выполнена. То, что посол Мирбах был убит, в основной план не входило, но и не противоречило. Главная идея этого акта, компрометация документов немцев о связях их разведки с большевиками, была частично выполнена. Оставались возможные документы, оставшиеся в самой Германии. О них тоже следовало позаботиться, но позже.
Бумаги в сейфе немцев были либо уничтожены, либо испорчены. А главное, то, что во время расследования они оказались доступны неопределённому числу посторонних лиц, после чего никто не мог гарантировать их подлинность. Компромат на Ленина, который, если и был в посольстве, уже никто всерьез не воспримет. Всегда можно будет сказать, что бумаги подложили или, что это обгорелые листочки совершенно невинного содержания. Да, что угодно сказать. «Не верю!» и презрительно фыркнуть в лицо шантажиста.
Следующим звеном операции «Меморандум Кайзера» была ликвидация возможности реставрации наследной монархии путём умерщвления всех потенциальных престолонаследников. После того что произошло в посольстве, никто не мог ожидать от Блюмкина активных действий, которые он мог он мог осуществить, под именем Максима Астафурова, оставаясь сам полностью в тени. У него появилось железное алиби. Он в розыске и скрывается.
Через час Ленин в кабинете Мирбаха принесёт соболезнования советнику доктору Рицлеру и попросит передать возмущение действиями эсеров немецкому правительству. Он с облегчением убедиться, что все материалы в сейфе уничтожены или безвозвратно испорчены. После он произнесёт характерную для него двусмысленность: «Убийц тщательно искать… но не найти» – вероятно, вместо того, чтобы закашляться, Ленин должен был сказать – «наверное, они слишком опытные конспираторы, поймать не удастся». Но вслух это не прозвучало. Их и не найдут, где бы искали. Особенно и не старались. Много дел по борьбе с контрреволюцией, не до товарищей по борьбе Блюмкина с Андреевым.
Автомобиль с Блюмкиным и Андреевым прибыл в расположение боевой организации ЧК, отряда Попова через десять минут после событий в посольстве, когда ещё никто ничего не знал о смерти немецкого посла. Они разделились, как и было задумано. Андреев направится на Украину и будет распускать слухи, что Блюмкин тоже там. Яков забрал все подготовленные для нелегальной работы документы и взял вещевой армейского образца мешок с одеждой для полного преображения в специального агента Максима Астафурова, ответственного за ликвидацию царской семьи. Дождавшись вызванного извозчика, через двадцать минут он отправится в частную больницу для перевязки раненой ноги. Он на минуты разминется с Дзержинским, который прибудет в отряд Попова сразу после его отъезда.
Дзержинский со своей стороны разовьёт бурную деятельность в эсеровском боевом отряде ВЧК, который должен ему подчиняться, как председателю. Он сначала убедится, что Блюмкина там уже нет, а потом заявит, что арестовывает всех, кто скрывает убийцу немецкого посла. В ответ на явный произвол, будет арестован сам и таким образом добьется того, что по всем формальным признакам партия эсеров развязала мятеж против законной власти. Совершенно ничего не понимающие члены партии эсеров совершали хаотические действия в ответ на жесткие требования большевиков прекратить сопротивление, которого они и не думали оказывать, пока на них не напали.
«Мятеж» левых эсеров, которого и не было, был жестоко подавлен за несколько дней. Последняя не большевистская легальная политическая сила объявлена вне закона. Установление однопартийной системы символизировало решительный шаг к абсолютной диктатуре, которая была необходима для успешного проведения красного террора.
Дзержинский был временно отстранён от руководства ВЧК, по подозрению в причастности к убийству Мирбаха. Но поскольку подпись на предъявленном мандате была признана действительно подделанной, во всяком случае, по заключению экспертизы, а он сам был арестован эсерами, то все подозрения с него были сняты. Просто свидетель и герой подавления мятежа. В убийстве царской семьи он, отстранённый от дел, и не мог участвовать, разумеется. Блюмкин не подвёл железного Феликса. Они ещё много поработают вместе полностью доверяя друг другу.