- -
- 100%
- +
«Если вы не можете объяснить это просто – вы сами не до конца понимаете предмет.»
– Альберт Эйнштейн
Дождь в городе был другим. Он не очищал воздух, а лишь перемешивал грязь, запах бензина и чью-то несбывшуюся мечту. Максим сидел в своей однушке на окраине этого города, заваленной коробками из-под пиццы и папками с архивными делами, которые он уже никогда не будет разбирать. На экране ноутбука горело новое письмо.
От: «Service-North»
Тема: Контракт №03-СБ. Объект «Зенит-24».
«Service-North» был его единственным работодателем последние полтора года. Безликая контора, платящая наличными или даже криптовалютой за работу, которую не доверили бы даже самым отпетым уголовникам. Работа «чистильщика». Довольно популярная среди крупных и анонимных, не имеющих прошлое, людей.
Три года назад Максим был майором следственного управления. Он вел дело серийного маньяка, которого пресса прозвала «Художником» за то, что он оставлял на местах преступлений странные, вырезанные из бумаги символы. Максим вышел на след, нашел его логово. Но там был не маньяк. Там был сын влиятельного сенатора, чье увлечение «натуральным искусством» пересеклось с больной фантазией убийцы. Дело замяли, а все убийства маньяка списали на самоубийство жертв, и Максиму вынесли вердикт – «Систематические нарушения процедуры и фальсификацию доказательств».
Это было не просто очередное дело. Это была охота. Охота, длившаяся четырнадцать месяцев. Максим жил им, спал по четыре часа в сутки, превратил свою комнату в оперативном отделение в паутину из фотографий жертв, схем и красных ниточек. Он изучил почерк убийцы до мелочей: тот не просто убивал. Он «создавал композиции». Тело девушки в белом платье, уложенное на рельсы в позе спящей принцессы. Бизнесмена, повешенного на карнизе его собственного пентхауса, но с лицом, аккуратно закрытым кружевной салфеткой. И всегда – эти проклятые символы. Вырезанные с хирургической точностью из плотной бумаги. Пентаграммы, вписанные в круги, переплетающиеся треугольники.
Он вышел на след через банальную, казалось бы, вещь – тип бумаги. Экспертиза показала, что это дорогая, архивная бумага ручного литья, которую использовали всего в нескольких мастерских в городе. Максим лично объехал их все. В последней, на Красрабе, рядом с набережной, пожилой мастер-реставратор, покосившись на его удостоверение, пробормотал: «Да, такой картон я продавал молодому человеку… Крюкову. С водителем на «Мерседесе». Он заказывал его для «арт-проекта».»
Цепочка привела его на загородную дачу. Не логово маньяка-одиночки, а укрепленную виллу с камерами и забором под напряжением. Максим пошел на штурм без протокола, понимая, что каждая минута – на счету. Он застал его в полуподвальном помещении, освещенном словно музейный зал. Сын директора Крюкова, Артем, с хирургическими перчатками на руках и скальпелем. На столе – тело очередной жертвы. А на стенах – галерея. Десятки тех самых бумажных символов, аккуратно наклеенные на черный бархат.
«Это не убийство, – спокойно сказал Артем, глядя на него пустыми глазами. – Это искусство. Я освобождаю их от грязи этого мира. Превращаю в символы. В идею.»
Максим не выдержал. Он не ударил его. Он схватил со стола один из символов, пентаграмму, и сунул ему в лицо. «И это? Это что, идея? Это кровь, ублюдок! Кровь невинных людей!»
Этого оказалось достаточно. Нагрудная камера наблюдения, смотрящая прямо на него, зафиксировала «неадекватное поведение и применение силы к задержанному».
Разбор был коротким и безличным. Начальник управления, генерал Семёнов, избегал его взгляда.
«Майор Карелин, вы проигнорировали все протоколы досмотра. Провели несанкционированный обыск. Применили физическое воздействие к лицу, не оказавшему сопротивления. Результаты обыска… не могут быть приняты в качестве доказательств.»
«Он убил семь человек! – Голос Максима сорвался, прозвучав чужим и слабым в казенном кабинете. – У него в подвале лежала очередная жертва! У вас на столе фотоотчет!»
«Фотоотчет, сделанный с нарушением, – холодно парировал Семёнов. – А господин Крюков-младший проходит курс лечения в частной швейцарской клинике. У него диагностировано тяжелое психическое расстройство. Он невменяем. Дело закрывается. Все убийства… – генерал сделал паузу, – будут переквалифицированы в самоубийства.»
Максим онемел. Он смотрел на лицо начальника, с которым прошел две командировки в «горячих точках», и видел лишь маску чиновника.
«А мои показания? Показания моей группы?»
«Ваша группа получила новый оперативный приказ. Они подтвердят, что вы действовали в одиночку, без координации. Что у вас… были личные мотивы. Связанные с гибелью вашего брата в прошлом году.»
Это был мастерский удар ниже пояса. Брат Максима, Сергей, действительно погиб год назад от руки маньяка-рецидивиста. Связь была натянутой, но ее хватило бы, чтобы выставить его неадекватным мстителем.
Сразу после этого его вышвырнули из органов, лишив пенсии и смысла существования. Друзья отвернулись от него, не зная правды. Внутри осталась только ярость. Ярость и умение видеть то, что другие предпочитали не замечать.
Первый, его новый контракт, был пробным. Заброшенный цех «БелМаш» на окраине города. «Убери следы, чтобы даже собака не учуяла» – вот чего хотели от него работодатели.
Путь в «Service-North» начался с темного форума в глубинах интернета, где тусовались отставные силовики и люди с подпорченной репутацией. Максим, потратив остатки своих сбережений на биткоины, оставил там зашифрованное резюме. Не имя и фамилию, а список навыков: «криминалистика, работа со следами, оперативное проникновение, анализ угроз».
Ответ пришел через три дня. Анонимный чат с шифрованием. Короткий диалог.
«Вы тот, кто работал по делу «Художника»?»
Максим сглотнул. Это был тест. Они знали, кто он.
«Я тот, кто его закрыл», – отправил он, не моргнув глазом.
Пауза.
«Вакансия «санитар». Испытательный срок – один объект. Оплата – крипта. Вопросы?»
«Только один. Анонимность гарантирована?»
«Для нас вы – номер. Контракт 01-СБ. Завтра, 22:00, адрес в черной сети. Одни.»
Встречи лицом к лицу не было. На указанном заброшенном складе он нашел ржавый сейф. Внутри – ключи от «девятки» без номеров, пачка денег на первые расходы, одноразовый телефон и конверт с первой инструкцией и фотографией объекта – цеха «БелМаш». Ни имен, ни контактов. Чистая, стерильная схема. Это ему понравилось.
Он думал, что речь о наркопритоне или нелегальном казино.
Цех «БелМаш» встретил его не просто заброшенностью, а неестественной, насильственной пустотой. Ворота были сорваны с петель, но не мародерами – словно гигантским щипцами. Внутри пахло не плесенью, а едкой химией, перебивающей что-то другое, сладковато-мясное.
Он работал шесть часов. Методично, как машина. Собрал в мешки весь мусор, включая осколки стекла и обрывки изоляции. Прошелся УФ-лампой. Стены, казалось, чисты, но на потолке, в паутине трещин, лампа выявила фосфоресцирующие брызги. Не крови – что-то другое, маслянистое, с зеленоватым отливом. Он счистил их шпателем, спрятав образцы в пробирку – «на всякий случай». Пропылесосил все поверхности, включая вентиляцию, сменив фильтры при этом. Залил пол и стены промышленным растворителем, стирающим любые органические следы.
Именно тогда он впервые почувствовал это – щемящее чувство несостыковки. Слишком стерильно для наркопритона. Слишком… технологично. На полу он нашел несколько обгоревших микросхем, но не от бытовой техники. А под одним из станков – кусочек флешки, обугленный по краям. На ней угадывалась аббревиатура «БиоСинтез».
Закончив, он отправил сигнал через одноразовый телефон. Через час на его зашифрованный кошелек пришел первый перевод. Сумма, равная его полугодовой зарплате в органах.
Позже, из любопытства, он сверил адрес с архивами старых новостей. Год назад здесь работала частная биолаборатория «БиоСинтез», закрытая после «утечки непатогенного штамма». В официальном пресс-релизе говорилось, что никто не пострадал. Но в одном из местных пабликов мелькнул комментарий бывшего уборщика: «Да там целый карантин был, военные в химкостюмах… Говорили, штамм не опасен, а потом всех, кто был в смене, куда-то увезли на «обследование». И тишина.»
Максим стер историю браузера. «Странно», – подумал он тогда и отогнал мысли. Но семя было посажено. Он понял, что «Service-North» – это не просто наниматель. Это дверь в мир, где правят другие законы, и где «утечка непатогенного штамма» может пахнуть кровью и страхом.
Второй же контракт был сложнее. Старая радиолокационная вышка в карельской глуши. «Ликвидировать все следы присутствия предыдущей смены».
Добираться пришлось двое суток: поездом до Мурманска, затем на попутном грузовике лесовозов, и дальше – пешком, по заснеженной просеке, с сорокакилограммовым рюкзаком оборудования. Координаты привели его к заросшей радиолокационной тарелке, вросшей в скалу, словной гигантский гриб. Ржавая дверь в бетонном основании была не заперта.
Первое, что он ощутил, переступив порог – не запах тления или затхлости, а густой, сладковатый аромат паленой изоляции и…озонa, как после грозы. Воздух был неподвижным и тяжелым.
Интерьер напоминал лабиринт: узкие коридоры, заставленные стойками с релейным оборудованием времен СССР, щиты с приборами, стрелки которых замерли на нулевых отметках. И повсюду – следы не хаотичного бегства, а методичного, почти одержимого демонтажа. Кто-то снимал панели, выковыривал отдельные микросхемы, оставляя аккуратные кучки винтиков рядом. Это была не паника. Это была хирургическая операция.
Там он впервые столкнулся не просто с беспорядком, а с посланием. Предыдущий смотритель, судя по всему, инженер, не просто сошел с ума. Он разобрал часть аппаратуры и собрал из деталей нечто, напоминающее идола, на лбу которого был припаян жесткий диск.
«Идол» находился в главном зале, под самой тарелкой. Трехметровая конструкция, спаянная из латунных волноводов, реле и пучков разноцветных проводов. Она не просто стояла – она парила, будучи подвешенной на тросах к потолку. Форма отдаленно напоминала человеческий торс с раскинутыми руками, но вместо головы – спутниковая тарелка меньшего размера. И на ее поверхности, точно на месте третьего глаза, был припаян тот самый жесткий диск.
Максим обошел конструкцию, снимая ее на видео. Инстинкт следователя кричал, что это не бред сумасшедшего. Композиция была выверена, баланс идеален. Каждый провод был припаян не абы как, а с инженерной точностью. Это был манифест. Крик, облеченный в форму.
Следуя инструкции, он приступил к ликвидации. Работа заняла несколько часов. Он не ломал конструкцию кувалдой, а аккуратно разбирал ее, словно разгадывая чужой замысел. Каждый винтик, каждую деталь он упаковывал в отдельный мешок для утилизации. Жесткий диск он извлек последним. Под ним, в нише, он обнаружил нечто, что предыдущий смотритель, видимо, считал хорошо спрятанным. Крошечный чип памяти microSD, вставленный в самодельный адаптер и примотанный изолентой к плате. Протокол велел уничтожить все. Но старый следовательский рефлекс сработал быстрее. Чип бесшумно перекочевал в карман его спецовки.
Остаток дня он потратил на то, чтобы стереть все цифровые следы. Он загрузился с внешнего носителя, отформатировал все диски, которые нашел, перепрошил базовое ПО на всём оборудовании, что еще подавало признаки жизни. Он работал на автомате, а в голове крутился один вопрос: что за человек способен на такое? И от чего он бежал или что пытался предупредить?
Максим, следуя инструкции, стер все данные с диска, перепрошил системные логи. Но в кармане его спецовки намертво зажатым в кулаке лежал крошечный чип памяти, который он нашел вставленным в паз того «идола». Дома, подключив его через левый адаптер, он обнаружил единственный файл – аудиозапись. Шепот: «Они в курсе. Протокол „Молчание" в силе. Не доверяй дронам.» Он стер файл и выбросил чип в ближайшую реку. Но фраза «Протокол „Молчание"» засела в мозгу, как заноза.
Прибыв домой, он провел собственное мини-расследование. Вышка числилась за Минобороны, но была списана за пять лет до этого и, по официальным данным, должна была быть пустой. Никаких упоминаний о смотрителях. Никаких новостей о происшествиях. Тот парень, чье убежище он «очистил», официально не существовал.
Только тогда до него начало доходить. «Service-North» не просто нанимал его для уборки. Они использовали его как заключительный штрих. Он был тем, кто замыкал цепь, стирая последние доказательства того, что на их объектах что-то пошло не так. Он был не чистильщиком. Он был могильщиком для тех, кто эти объекты покидал. И фраза «Протокол „Молчание“» теперь звучала не как параноидальный бред, а как официальное название того, чему он служил.
И вот третий контракт. Он уже привык «убирать» даже самые странные места, но не ЭТО. «Зенит-24». Старая радиоастрономическая станция в Сибири. В письме была приписка: «Особое внимание уделить цифровым носителям. Физические носители – уничтожить. Биологические следы – ликвидировать. Отчет стандартный.»
Перед отъездом он зашел в единственное место, которое еще напоминало ему о прошлой жизни – пивной бар возле его старого управления. Он сидел за столиком, когда к нему подошел его бывший напарник, Женя, теперь уже капитан.
– Слышал, ты в частном секторе осел, – хрипло сказал Женя, садясь без приглашения. Его лицо было серьезным.
– «Чищу унитазы» у олигархов, – отмахнулся Максим.
– Брось. По слухам, ты работаешь на «Service-North». – Женя понизил голос. – Макс, свали оттуда. Это я тебе как друг советую. Это не контора. Это шлюз. Они не нанимают, они отбирают. Все, кто уходит на их объекты, либо пропадают, либо возвращаются… но другими. Как тот парень с вышки в Карелии. Помнишь, в сводках был? Нашли в лесу в состоянии… будто он десятилетия не видел солнца. Не помнил ничего.
Женя долго смотрел на него, потом потянул из стакана, поставил его с таким стуком, что даже за соседним столиком обернулись.
– Ладно, – прошипел он, наклонившись так близко, что Максим почувствовал запах дешевого одеколона и тревоги. – Считай, что я ничего не говорил. Но ответь на один вопрос. ТЫ чистил ту вышку в Карелии, да?
Максим не ответил. Даже не моргнул. Но Женя прочитал ответ в мельчайшем напряжении вокруг его глаз.
– Так и есть, – мотнул он головой. – А знаешь, что с тем парнем стало через неделю после того, как его нашли?
Он достал телефон, пролистал галерею и сунул экран Максиму под нос. Размытый снимок из больничной палаты. Человек с обритой головой и пустым, мокрым от слюняв взглядом уставился в потолок.
– Его перевели в психушку имени Ганнушкина. Он не помнит своего имени. Но знаешь, что он делает? Каждый день. Ровно в три часа дня. Он рисует на стене одной и той же палаты один и тот же символ. Прямо пальцем, в собственных экскрементах.
Максим медленно отпил пива. Горло было сухим.
– И что он рисует, Жень? – спросил он чужим голосом.
– Круг. А в нем – три вложенных треугольника. Как антенну. Или звезду. Следствие закрыто, дело списано. Но я-то помню, Макс. Я помню эти символы по делу «Художника». Только тот резал их из бумаги. А этот… этот выжигал у себя в памяти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.