Пятна на солнце

Часть третья

Расплата

Заканчивался август 1944 года. Война ушла далеко на запад. Страна переживала очередные трудности, связанные с восстановлением разрушенных заводов и фабрик, строительством и ремонтом жилых домов. В городе, в который Сорокина направило главное управление «СМЕРШа», была довольно сложная оперативная обстановка: здесь действовала банда, совершающая регулярные налеты на продовольственные склады и магазины. Бандиты брали все, что можно было продать или обменять на продукты питания.

Майор Сорокин медленно шел по перрону, а если точнее, по тому, что осталось от него. Несмотря то, что он был еще молод, его виски война окрасила в серебряный цвет. Он немного прихрамывал на правую ногу и поэтому опирался на искусно вырезанную трость, которую подарили ему сослуживцы. На груди, ярко сверкая на солнце, теснились два Ордена Красной Звезды и Орден Боевого Красного Знамени. Он неторопливо перешел через железнодорожные пути и направился в сторону небольшого рынка, который находился недалеко от станции.

– Стой! Убью сволочь! – донеслось до него.

Навстречу ему бежал мальчишка лет тринадцати с зажатым в руке пирожком. За ним, расталкивая встречных людей, гнался мужчина лет сорока-сорока пяти. Он подсек мальчишке ногу, и тот упал на землю. Пирожок вылетел из его руки и тут же был проглочен громадным лохматым псом. Мужчина наклонился над мальчишкой и схватил его за ухо.

– Ах, ты, гаденыш! Я тебе покажу, как воровать пирожки!

– Дяденька, не бейте меня! Я больше не буду!

Несмотря на плач мальчишки, мужчина продолжал держать его за ухо.

– Отпусти мальчишку! – громко произнес Сорокин. – Ты не видишь, что он голодный?

– А ты, кто такой? – отпустив ухо мальчишки, произнес мужчина и, сделав свирепое лицо, закричал. – Я что-то не понял, граждане, кто он такой, чтобы учить меня благородным манерам. Вали отсюда! А то не посмотрю на твой иконостас, набью морду!

Вокруг них стала собираться толпа любопытных. Многие хорошо знали мужчину за его горячий характер и тяжелую руку.

– Давай, Кувалда! Дай ему в морду! – неслись из толпы ободряющие крики.

Мужчина развернулся и хотел ударить Сорокина. Тот ловко увернулся от удара. Кулак мужчины буквально пролетел мимо его лица со скоростью курьерского поезда. Александр ударил его коленкой в пах, от чего тот присел от боли, а затем нанес ему сильный удар в челюсть. Мужчина, словно мешок с навозом, повалился на землю.

– Я – начальник городского отдела «СМЕРШ», майор Сорокин, – громко выкрикнул он. – Кто еще хочет испытать свою судьбу!

Расталкивая толпу руками, к нему подошел милиционер. Видимо, он услышал, кто стоит перед ним, и, приложив руку к фуражке, бойко представился.

– Возьмите этого, – произнес Александр и указал на мужчину, который еще продолжал корчиться от боли. – Я вечером поговорю с этим гадом персонально.

– Так точно, товарищ майор, – произнес милиционер.

Он схватил мужчину за руку и помог ему подняться с земли.

– Что? Достукался, Кувалда? Майор быстро отправит тебя туда, куда Макар телят не гонял. Давай, пошли в отдел!

Сорокин проводил их взглядом и направился дальше. Он долго бродил среди торговок и покупателей, пока не остановился около женщины, которая торговала тушенкой и американским яичным порошком в металлических банках.

– Почем? – спросил Сорокин.

Женщина назвала цену.

– А почему так дорого? – спросил Александр.

Неожиданно женщина сунула банки в черную кирзовую сумку и чуть ли не бегом бросилась от него в сторону. Она моментально растворилась среди шумной и пестрой толпы.

Сорокин вошел в пустующий кабинет и, поставив на стул свой небольшой багаж, сел за стол. Ему еще не приходилось одному занимать такой большой кабинет, и поэтому он испытывал от этого некое неудобство. Предыдущий хозяин кабинета был убит две недели назад, когда возвращался с совещания, которое проходило в Москве. Его машина была обстреляна бандитами при въезде в город. Насколько он знал, операция, проведенная ротой НКВД, положительных результатов не дала. Преступники словно испарились в небольшом лесу. Он подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел на улицу. Город жил своей жизнью. По небольшой разбитой войной улице спешили люди: кто-то возвращался домой, другие шли на работу. Услышав за спиной шорох, он резко обернулся, чем напугал вошедшую в кабинет уборщицу.

– Здравствуйте – поздоровалась с ним пожилая женщина. – Меня зовут Екатерина Игнатьевна. Я зашла прибраться в вашем кабинете. А вы, выходит, наш новый начальник?

– Угадали. Меня зовут Сорокин Александр Михайлович. С сегодняшнего дня я ваш начальник. Еще кто-то в отделе есть?

– Нет, Александр Михайлович. Тамара Александровна уже ушла домой. Можно я сделаю влажную уборку?

– Да, конечно.

Он вышел из кабинета и, достав папиросу, закурил. От генерала Каримова он узнал, что во время войны в этом здании размещалось гестапо, а в его подвале пытали и расстреливали подпольщиков и партизан.

– Заходите, Александр Михайлович, я убралась.

Он загасил папиросу о каблук сапога и, вытерев у порога о тряпку подошвы сапог, вошел в кабинет. Женщина подняла ведро с водой и тихо вышла из помещения, плотно закрыв за собой дверь. Он сел на большой кожаный диван и закрыл глаза. Натруженная за день нога тихо напоминала ему о своем существовании. Неожиданно дверь кабинета широко распахнулась, и в помещение, звеня подковками на каблуках сапог, вошел полковник милиции.

– Антонов Леонид Павлович, начальник городского отдела милиции, – представился он и сел на стул, который жалобно застонал под его весом. – Квартиру смотрели?

– Нет, – коротко ответил Александр. – Там живут жена и дочка бывшего начальника.

– Квартира ведомственная, и вы имеете на нее права, – произнес Антонов. – Я все понимаю, Александр Михайлович, но жизнь есть жизнь. Мы подберем в ближайшее время им комнату, так что без угла они не останутся.

– Вот, когда подберете, тогда и вернемся к этому разговору, Леонид Павлович. А пока я здесь поживу. Я привык к неудобствам, так что не обращайте на это внимания.

Полковник подошел к окну и махнул кому-то рукой. Вскоре в кабинет вошел сотрудник милиции и протянул Антонову портфель. Он открыл его и достал бутылку водки, кирпич черного хлеба и две банки тушенки.

– Нужно обмыть начало вашей работы в нашем городе, – произнес он, ловко работая ножом, вскрывая консервную банку. – Кстати, Александр Михайлович. Вы сегодня задержали одного человека, все его зовут Кувалдой. Я бы хотел, чтобы вы его отпустили. Он хоть и хулиган, но человек неплохой.

Сорокин внимательно посмотрел на Антонова, стараясь угадать, с чем связана эта просьба полковника милиции.

– Он дальний родственник первого секретаря нашего городского комитета партии, и тот попросил меня, чтобы я с вами обговорил это дело. Как, договорились?

Александр не ответил, так как не знал, как отреагировать на просьбу первого секретаря горкома. Начинать свою работу с конфронтации с руководством города ему не хотелось, и он махнул рукой.

– Ладно. Но если я еще раз замечу за ним желание обидеть ребенка, я его непременно отправлю на Соловки.

– Вот и хорошо, Александр Михайлович. Значит договорились.

Он быстро разлил водку по стаканам и, подняв свой, предложил выпить за знакомство. Они выпили и стали закусывать. На столе Сорокина зазвонил телефон. Антонов поднял трубку.

– Извините, Александр Михайлович. Меня вызывает первый, – произнес он и поднял указательный палец.

Прихватив с собой пустой портфель, он скрылся за дверью. Сорокин встал из-за стола и сел на диван. Он закрыл глаза и углубился в воспоминания.

Шел октябрь 1942 года. За окном госпиталя, в котором находился Сорокин, шел снег вперемешку с дождем. Сильный северо-западный ветер срывал остатки листвы и с силой бросал их на землю. Дорожки были желтыми от опавших листьев. В палате – сыро и холодно. Александр сидел около печи и пытался согреться: дрова потрескивали, и искры то и дело вылетали из открытой дверцы и падали на металлический лист, подложенный кем-то из санитаров.

«Жизнь человека, словно искра, сверкнула и погасла», – подумал он, наблюдая за ними.

Он ждал выписки и поэтому не спускал глаз с белой больничной двери, за которой заседала военно-врачебная комиссия. За этой таинственной дверью решались человеческие судьбы. Врачи зачитывали диагнозы, словно приговоры, и люди, выходящие из дверей, то счастливо улыбались, то, наоборот, громко ругались, кляня всех и все на этом свете.

Мужчина средних лет, одетый в белый халат, долго и нудно зачитывал медицинскую историю Сорокина. А тот сначала с интересом вслушивался, в произносимые на латыни слова, но затем ужаснулся столь длинному списку незнакомых ему названий. Закончив читать, мужчина положил его толстую медицинскую карточку на стол и взглянул на членов комиссии. В кабинете повисла тишина, от которой Александру стало не по себе.

– Ну что, Сорокин? – обращаясь к нему, произнес приглашенный профессор. – Могу сказать лишь одно…

Он сделал паузу и посмотрел на притихших коллег.

– Вы не можете дальше служить в действующей армии, – произнес светила медицины. – Мы вынуждены отказать вам в вашем заявлении об отправке на фронт. Мы отошлем ваше дело в Управление кадров наркомата внутренних дел, пусть они сами решают, как поступить с вами. Могу сказать, что ваша служба в органах на этом закончилась. Я понимаю ваше состояние, и хотел бы посоветовать вам, как можно быстрее адаптироваться в гражданской жизни.

Сорокин хотел возразить профессору, но сидящий в сторонке полковник посмотрел на него так, что сразу отбил у него желание спорить.

– Посидите немного в коридоре. Сейчас сестра подготовит вам выписку из истории вашей болезни, и вы сможете покинуть госпиталь. Ничего не поделаешь, капитан, это – второе ранение в ногу, и скажите спасибо персоналу госпиталя, что им удалось сохранить ее от ампутации.

Профессор был прав: пуля немецкого пулемета задела кость, и врачам пришлось долго удалять частицы костной ткани из раны, которая постоянно воспалялась и нагнаивалась. Он повернулся на шум открываемой двери и посмотрел на хирурга, который вышел из кабинета и, не взглянув на него, проследовал по коридору в сторону операционной.

Сорокин взял в руки оставленную у двери палочку и, прихрамывая, пошел по длинному узкому коридору. В нем, как и в палате, было сыро и холодно: единственная печь, отапливающая коридор, не могла прогреть его.

– Посторонись, капитан, – произнес санитар, несущий носилки с трупом в мертвецкую.

Сорокин посторонился, пропуская их мимо себя, а затем снова продолжил свой путь. Где-то в палате громко работал репродуктор, и он на минуту остановился, прислушиваясь к очередной военной сводке: наши войска после длительных и кровопролитных боев отходили к Сталинграду. Диктор сообщал о сданных населенных пунктах, о сбитых самолетах и сожженных танках.

«Неужели нет силы, которая могла бы остановить немецкие наступающие части? Где эти армады танков и самолетов, что демонстрировали в кинохрониках?» – от этих размышлений настроение Александра окончательно испортилось.

«Немцы под Сталинградом, а меня в резерв. И самое обидное, что шансов вернуться в строй практически нет», – с сожаленьем подумал он.

Он зашел палату и сел на свою койку. На стуле лежал его полупустой вещевой мешок и полученная еще вечером старая шинель.

– Ну как, Сорокин? – спросил его сосед по койке.

Он молча махнул рукой, оставив его вопрос без ответа.

Дверь палаты отворилась и появилась медсестра. Она подошла к Сорокину и протянула ему выписку.

– Саша! – обратилась она к нему. – Я не дописала в выписке, что вы комиссованы по болезни и не можете служить в НКВД.

– Спасибо, Клава, век тебя не забуду, – произнес он.

Взяв со стула шинель, он начал быстро одеваться. Посмотрев на товарищей по палате, он попрощался с ними и направился к выходу, опираясь на палочку.

Сорокин вышел из автомобиля и, прихрамывая на правую ногу, направился к двухэтажному зданию, в котором размещалось районное отделение министерства государственной безопасности. Он уже две недели занимал должность начальника отделения и стал понемногу привыкать к жизненному укладу этого небольшого провинциального городка. Он поднялся на второй этаж и направился в дальний конец коридора, где находился его кабинет.

– Здравствуйте, Александр Михайлович, – поздоровалась с ним уборщица. – Я уже прибралась у вас в кабинете.

– Спасибо, Екатерина Игнатьевна, – поблагодарил он ее. – Как у вас дома? Все в порядке?

– Да, у нас все хорошо. Сосед мой, Иваныч, пропил все деньги и сейчас ведет себя довольно спокойно: не пристает и не скандалит.

Сорокин открыл дверь кабинета и, повесив на крючок фуражку, направился к столу. Два дня назад Екатерина Игнатьевна пожаловалась ему на своего соседа Крылова Ивана Ивановича, что тот, находясь в очередном пьяном загуле, чуть не избил ее за сделанное ему замечание. В тот же вечер Сорокин заехал в гости к женщине. Ее сосед сидел на кухне в майке и синих сатиновых трусах. Перед ним на столе стояла недопитая бутылка водки, металлическая миска, в которой лежали куски черствого хлеба и четвертинка головки репчатого лука. Заметив вошедшего офицера, он встал из-за стола и, шатаясь, направился в его сторону.

– Вот и защитник отечества явился, – произнес он заплетающимся языком. – Ну что, давай, арестовывай меня, сажай.

Александр схватил его за плечи и с силой прижал к стене.

– Слушай, арестантская гнида, дважды повторять не буду! Если ты не притихнешь, и будешь качать здесь свои права, я сделаю то, что не сделали с тобой лагерные законы. Я просто раздавлю тебя как вошь. Ты понял меня?

– Да, пошел ты …

Он не договорил. Александр ударил его кулаком в лицо. Крылов тихо сполз по стене на пол.

– Это – аванс, – произнес Сорокин. – Не утихнешь, получишь и под расчет. Понял? Я не привык дважды повторять свои команды.

Он развернулся и вышел из квартиры. Он шел по улице, опираясь на палочку, и размышлял над содеянным. Он не жалел, что ударил этого человека, так как хорошо знал, что у этой категории домашних дебоширов, есть только одна правда – сила. Ничего так не останавливает хамство, как она.

Сорокин достал из сейфа большой серый пакет, скрепленный несколькими печатями из сургуча. В правом углу пакета была надпись, сделанная перьевой ручкой «Совершенно секретно». Этот конверт передал ему нарочный, прибывший в город вчера вечером. Офицер-курьер фельдъегерской службы протянул ему амбарную книгу и попросил расписаться в получении пакета. После того как все формальности были соблюдены, он покинул его кабинет.

Александр достал из ящика стола ножницы и вскрыл пакет. В конверте лежало письмо с резолюцией генерала Каримова: «Майору Сорокину А. М. Примите меры к розыску». Документ проходил под индексом «К», что означало «Взято на контроль». Это была ориентировка о розыске фашистского пособника, сотрудника специальной группы № 724 немецкой тайной полевой полиции.

«Две недели назад на Казанском вокзале города Москва я случайно столкнулся с Демидовым Евгением Семеновичем, с которым проходил службу с октября 1941 года по июль 1942 года в составе немецкого специального подразделения тайной полевой полиции. Основной задачей нашего подразделения являлось уничтожение мирного населения, оказавшегося на оккупированной немецкими войсками территории. Подразделение базировалось в городе Бобруйск, однако действовало не только в прилегающих к городу районах, но и регулярно перебрасывалось в другие районы Белоруссии. Демидов отличался особой жестокостью при проведении акций по устрашению мирного населения. На его совести сотни замученных и расстрелянных людей. Он не щадил никого: ни детей, ни стариков, ни женщин. Он всегда хвалился тем, что никогда не оставляет свидетелей своих убийств и пыток. Все, кто сталкивался с этим страшным человеком, обязательно погибали.

В июле 1943 года Евгений Демидов бесследно исчез из подразделения. Когда и при каких обстоятельствах это произошло, никто не знал. Все тогда считали, что его убили местные партизаны или немцы.

Его приметы: возраст около сорока лет, рост средний, волосы темно-русые, зачесаны назад, глаза голубые.

Особых примет не имеет.

Не исключено, что может скрываться на обслуживаемой вами территории. При задержании необходимо проявлять осторожность, так как не исключено, что преступник вооружен».

В конце была приписка, сделанная простым карандашом.

«Возможное место рождения – Пензенская область».

На столе зазвонил телефон. Звонок был столь неожиданным и резким, что Александр невольно вздрогнул и потянулся к трубке.

– Сорокин, слушаю, – произнес он.

Звонил дежурный по отделу милиции.

– Товарищ майор! Бандитское нападение на продовольственный магазин, есть убитые.

– Адрес магазина? – спросил он дежурного.

– Улица Пархоменко, дом шесть. Начальник милиции уже выехал на место преступления.

Сорокин положил трубку и, спрятав в сейф документы, направился к двери. Через десять минут он был уже около магазина. Увидев начальника районного отдела милиции, он направился к нему.

– Здравствуй, Леонид Павлович, – поздоровался он с ним и пожал его сухую крепкую ладонь. – Доложить можешь?

– А что здесь докладывать, майор. Вот, смотрите сами. Эти сволочи совсем обнаглели и уже днем начинают нападать на магазины. Час назад к магазину подъехал грузовик. Сторож попытался что-то предпринять, но они его быстро нейтрализовали.

– Погоди, Леонид Павлович, – перебил его Сорокин. – Почему сторож оказался в магазине, ведь его смена закончилась четыре часа назад?

– Не знаю, Александр Михайлович, разбираемся. В магазине находилась лишь одна продавщица. Они за двадцать минут полностью обчистили магазин. При отъезде один из бандитов застрелил продавщицу.

Начальник милиции, в прошлом заместитель командира стрелкового полка, был недавно комиссован из армии по состоянию здоровья и еще никак не мог привыкнуть к милицейской работе. Все его доклады были столь непрофессиональные, что Сорокину приходилось постоянно что-то у него уточнять. Вот и в этот раз, выслушав его путаный рассказ, он снова начал задавать ему один за другим вопросы.

– Сколько было бандитов? Ты можешь ответить на этот вопрос? – спросил его Александр. – Какой марки был автомобиль?

Вопросы майора ввели в ступор начальника милиции. Он пожал плечами и, заметив вышедшего из магазина начальника уголовного розыска, взмахом руки подозвал его к себе.

– Алексей! Громов! Доложи начальству, что здесь произошло, – произнес он, а сам отошел в сторону.

Начальник уголовного розыска Громов работал в городском отделе милиции около трех месяцев. До этого назначения он трудился в московском уголовном розыске в должности старшего оперуполномоченного и был направлен сюда по партийной мобилизации. Он был холост, и все свободное время проводил в отделе милиции. Козырнув Сорокину, он приступил к докладу:

– Чуть более часа назад к магазину подъехала полуторка, государственный номер РК-1629. Магазин был закрыт на учет, и поэтому покупателей в нем не было. Бандитов было трое или четверо, сейчас мы уточняем эту цифру. Они сначала связали сторожа, который помогал продавщице, а затем стали быстро загружать автомашину продуктами. Согласно обнаруженным в столе конторы документам, в магазин вчера поступили продукты, мясные и рыбные консервы. Вот эти консервы и привлекли их внимание. Продавщица попыталась помешать им, но они убили ее и сторожа. Это пока все, товарищ майор.

– Когда поступил товар? – спросил его Сорокин.

– Буквально перед самым закрытием магазина, и поэтому его не стали вчера оприходовать, решив это сделать сегодня утром.

– Следовательно, о получении товара знали всего несколько человек?

– Я тоже так думаю, товарищ майор. Сейчас мы устанавливаем этих лиц.

– Не исключено, что кто-то из них и будет наводчиком. Отработаете место преступления, доложите мне результаты. Я буду у себя.

Сорокин повернулся и направился к своей автомашине.

Вернувшись в отдел, Сорокин достал из сейфа документы. Перечитав ориентировку, он поднял трубку и попросил, чтобы его соединили с исполкомом.