Адмирал императорского флота 4

– Я разрешаю.

Девушка обрабатывала раны и шептала индейские речитативы. Если она имела сильную энергетику, то это было что-то вроде обряда Вуду, только, наоборот, на исцеление. Раненых оказалось больше 10 человек, включая моих фрицев. Виктор занимался подготовкой к погребению погибших, а рядом с ним крутилась дочь Жанны, Эльза. Сама Жанна пребывала в некоей прострации после гибели мужа, командуя отрядными поварами и домочадцами в процессе приготовления поминального ужина. К вечеру мы завершили обработку раненых, после чего погибший муж, двое немцев и трое индейцев были похоронены на местном погосте.

За трапезой мы отдали дань памяти погибшим, а затем обсуждали планы мести. Так получилось, что Виктор сидел рядом с Эльзой, я с Жанной и вождём, остальные расселись вокруг сдвинутых в ряд столов. Резюмируя разговор, я произнёс:

– Дамы и господа, предлагаю нанести ответный визит, но сделать это так, чтобы их поместья перешли нам официально.

– Без вашей помощи, герр полковник, мы не сможем этого сделать.

– Отчего же, фрау Жанна, не помочь в таком деле. Для этого мы все тут и собрались. Вождь Большая голова, что скажешь?

– Бледнолицые убили людей моего племени. Их дух требует отмщения. Я и мои люди будут участвовать в походе против злых белых. Облачко пойдёт с нами и, если потребуется, станет лечить раненых.

– Отлично, вождь. Я рассчитывал на твоих разведчиков. Жанна, Эльза, господа родственники, расскажите подробнее, кто такие Саммерс и Винтер.

Прошёл ужин, на землю опустились летние сумерки, и мы разбрелись по ранчо. Эльза, миловидная девушка на выданье, находилась рядом с Витьком, который "пудрил ей мозги" приключениями в южных морях. Я с офицерами сидел на веранде, слушая рассказ Жанны, как их угораздило перебраться в Новую Англию. Затем народ разошёлся по своим спальням, Голова с индейцами уехал в своё поселение, а я остался дышать свежим воздухом, наблюдая, как между сверкающими рубиновым светом звёздами катится по небесному своду белая Луна. Утром группа из моих бойцов и индейцев на лошадях отправилась на разведку. Дома врагов находились на расстоянии 10-15 миль от немецкого ранчо, так что пока доедешь, и обед настанет.

Определив план действий, вернулись домой, выдвинулись к обоим объектам, поутру захватив их. Пока возились с поместьями, индейцы и рота немцев арестовали ковбоев, караулящих пасущихся на лугу коров. Обоих пожилых скотоводов вместе с семействами собрали в поместье Винтера, как более близком к Эппелям. Под охраной ждали своей участи ковбои, рабы и надсмотрщики.

Разговор с владельцами поместий начала Жанна:

– Мы всё знаем о ваших черных делишках. Перед смертью капитан Стоун рассказал, как вы наняли его банду, чтобы убить нас.

– Это всё ложь и наговоры! Где он? Пусть скажет это нам в лицо! Ах, он умер? Тогда о чём нам говорить?!

– Да, миссис Эппель, как вам не стыдно связывать наши честные имена с грязным бандитом! Мы будем жаловаться окружному судье в Фултоне.

– Это мне должно быть стыдно? По вашему указанию убили моего мужа!

– Мисс Эппель, нам не о чем с вами разговаривать. Прошу отпустить нас и мы, так и быть, забудем это недоразумение.

Послушав эмоциональное выступление женщины и спокойные ответы скотоводов, вмешался я:

– Господа, насколько я понимаю, вдова Эппель должна извиниться перед вами? Или я не так вас понял?

– Да, господин, как вас там! Вам это даром не пройдёт! Здесь действуют американские законы!

– Отлично сказано, мистер Саммерс! Здесь столько свидетелей вашего заявления. Спешу вас огорчить, что здесь действуют английские законы, и, говоря так, вы являетесь мятежниками и по закону военного времени подлежите расстрелу. Капитан Зигфрид, надсмотрщиков за рабами прошу расстрелять, как пособников врагов Британии, рядовых ковбоев отпустить, а с вами, господа скотоводы или скоты, что в вашем случае одно и то же, мы провернём интересное дельце.

– Какое?

– Вначале вы назовёте других мятежников и врагов Британии, а затем по решению суда я конфискую всё ваше имущество в пользу короля.

– Вы шутите? Какие сообщники? Какой суд? Мы мирные фермеры.

– Вижу, что вы не хотите сознаваться и облегчить свою участь чистосердечным признанием. Суд по приказу короля Британии осуществляется тремя офицерами. Так что здесь офицеров хватает.

– Но нам не в чем сознаваться!

– Попрошу меня не перебивать. Жаль, господа фермеры. Я думал, вы порядочные люди, поэтому хотел предложить продать мне ваши земли, дома и скот, но вы меня разочаровали. Зигфрид, разводи костёр, будем допрашивать их с применением огня.

Жанна хлопала глазами, не понимая, причём тут бунтовщики против короля Британии, когда мы ехали разобраться с нападением на её дом. Повар в полевой кухне разжёг огонь, собираясь готовить обед на роту, а Зигфрид положил в огонь кочергу. Исподволь я, Городецкий и Зигфрид наблюдали за поведением семейств, начавших нервничать. Намотав на руку толстую тряпку, взял раскалённую докрасна кочергу, и совсем было собрался прижарить Винтера. Мужик сдался:

– Господин полковник, я готов подписать купчую на всё. Я готов выдать всех заговорщиков.

Когда я повернулся к главе второго семейства, к нему присоединился и Саммерс. Я положил кочергу на место – пусть остывает, а то железо даже через тряпку стало жечь мне руку. Так что из всех присутствующих слегка поджаренным оказался лишь я один.

– Отлично, вы выкупили свою жизнь и жизни ваших сыновей и супруги у меня. Я заплачу вам по 7 тысяч фунтов.

– Это грабёж!

– Больше у меня нет. Впрочем, если кто-то из вас всё-таки передумает, то 14 тысяч получит твёрдый духом. Винтер, как вы считаете, кто из вас главный в деле нападения на Эппелей – вы или Саммерс?

– Ну, конечно, Саммерс! Это он подбил меня на нападение.

– Ну, ты и сволочь, Винтер! Мы же вместе задумали это дело!

– Ладно, господа, я вижу, что вы не хотите продавать ранчо и скот.

– Господин полковник, я тут подумал и готов продать вам ранчо и коров за эту сумму.

– Я тоже готов.

– Отлично! Тогда составим купчую, после чего отправимся в Фултон и зарегистрируем её в мэрии.

– А что будет потом?

– Из своих домов вы заберёте самое ценное и отправитесь на телеге или на двух, куда глаза глядят. Казначей, прошу подготовить по 7 тысяч фунтов для расчёта с господами.

После этого я с ротой германцев и бывшими хозяевами отправился в городок Фултон, где в городской мэрии мы зарегистрировали куплю-продажу. С этого момента сто гектаров земли, тысяч пять коров и два ранчо стали моей собственностью. Семьи обоих скотоводов собрались, взяли с собой накопления и отправились в путь. Я объявил индейцам:

– Большая голова, наступило время твоей мести.

– Благодарю тебя, белый вождь.

В дороге на «цивилизованных» бандитов напали индейские воины и семейства Саммерс и Винтер перестали существовать. Мои люди забрали телеги, в которых эти помещики везли самое ценное имущество и деньги. Из них я вновь выплатил наёмникам их доли. Сразу предложил германцам после войны приехать сюда со своими семьями и стать арендаторами моей земли.

Ещё пару дней мы занимались тем, что организовывали хозяйство по-новому. У Эппелей рабов не было, а у меня оказалось человек сорок негров. Они остались рабами, занимаясь обиходом коров и уборкой усадеб, но стали получать зарплаты и переехали из бараков в комнаты первого этажа поместья. С индейцами я также заключил договор, по которому они обязались присматривать за моими стадами. Поскольку я стал часто видеть Виктора вместе с Эльзой, отозвал парня и вручил ему написанную мной дарственную на одно из поместий со словами:

– Судя по всему, ты скоро станешь семейным человеком, так что пора обрастать собственностью. А эту бумагу в Фултоне заверим у нотариуса и в мэрии.

Завершив организационные дела, продолжили путь. К нам добавились Эльза, два десятка индейцев под командованием воина Верное копье и Белое Облачко. Отряд шёл по дороге вдоль реки, проходя мимо небольших городков, самым крупным из которых оказался Сиракьюз. Учитывая, что здесь у нас появилась собственность, мы вели себя прилично: солдаты покупали еду и необходимые вещи, отчего жители и городские власти не воспринимали нас как душителей свободы. К тому же власти многих периферийных городов вообще не задумывались, где они желают жить – в штате или в губернаторстве.

К середине июня мы добрались к городу Амстердам, стоящему на развилке дорог в Саратогу и Олбани. Отсюда по дороге до обоих населённых пунктов было примерно по 60 километров. Отряд встал палаточным лагерем в близлежащем лесочке, а начальство, то есть я, Зигфрид, Браун, Крамер, Степченко, Городецкий и остальные снимали комнаты в городе. Судя по названию, его основали поселенцы из Голландии, которым вообще не было дела до войны. Кстати, следующим на дороге в Олбани расположился Роттердам. Ожидая вестей от Карлтона, вели себя тихо. Офицеры коротали время в клубе для городской элиты, где обсуждали местные новости, торговые дела и военные действия, а баталёры покупали необходимое. А вот солдатский быт был наполнен тренировками. Половину дня их гоняли унтера, заставляя стрелять из арбалетов на точность и скорость, отрабатывать подготовку пушек и мушкетов к бою, управляться саблей.

После похода эти индейцы станут присматривать за моим ранчо, отчего я решил наладить с ними дружеские отношения – это будет лучше, чем они станут просто наёмными работниками. Так что за обедом частенько расспрашивал парней о лесных приметах и здешней охоте, с девушкой разговаривал о травах и шаманских наговорах, понемногу учил местный диалект. Иногда рассказывал, как живут люди в большом мире. Когда принимали пищу, индейцы кушали из общего котла с остальными солдатами, а Верное копье и Облачко присутствовали на военных советах. Индеец являлся командиром разведки – ему это было положено по должности, а девушка заходила просто так, садясь позади меня.

– Облачко, чего сзади сидишь?

– Так я чувствую себя увереннее. Раз сижу сзади, значит, ты, белый вождь Алекс, разрешил.

– Я разрешаю тебе бывать на наших совещаниях.

Поначалу девушка стеснялась меня, но по мере знакомства, когда я бездельничал, подсаживалась рядом и просила рассказать о жизни в большом мире. Как-то раз обратил внимание, что девушке хочется прикоснуться к белому человеку. Она заметила это и заговорила:

– Белый человек, ты очень необычный. Я не знаю, кто ты, но чувствую это. Разреши мне быть рядом и слушать рассказы о твоей стране.

– Облачко, но у тебя есть семья, муж, дети?

– Я вольна, как ветер, белый вождь Алекс.

– Хорошо, Облачко, ты хорошая травница и умеешь заговаривать болезни. Делай своё дело, а я буду рассказывать тебе о том, как живу я и живут в большом мире.

Иногда к нам присоединялся гордый индеец Верное копье, слушая о сражениях в морях и океанах. Парень был неплохим человеком и, кажется, ему нравилась Облачко, только он не показывал это явно.

Как-то вечером я сидел в кресле на веранде дома, в котором снимал комнату. Девушка подошла ко мне, села возле ног, взяла за руку и положила голову на моё бедро. У меня давно не было женщины, отчего прикосновения молодой и симпатичной индианки заставило мои органы вбросить в кровь тестостерон. Пришлось поднять голову девушки и сказать:

– Облачко, ты нравишься Верному копью.

– Я знаю, но моё сердце смущено тобой.

– Я скоро уйду, поэтому тебе лучше быть с ним.

– Я знаю, что ты скоро уйдёшь, но пока ты здесь, мне хочется быть рядом.

– Это обидит Копьё.

– Нет, не обидит. Я рассказала ему, что ты не такой белый, как все. Ты не человек, ты – вождь! Разреши мне прижаться к тебе.

Девушка села мне на колени, и её шелковистые волосы коснулись моего лица. От неё пахло цветами. Девушка прильнула ко мне, а я обнял её. Так мы и сидели, смотря, как закатилось солнце, небо стало тёмным и на нём загорелись звезды. Потом зашли в комнату, и Облачко легла со мной в кровать. Так что в мою походную жизнь пришла романтика юности.

Прошёл июль, однако никто гонцов к нам не присылал и никаких подвижек не происходило. Я отправил две группы морпехов к Саратоге и в Нью-Йорк, где должен был стоять фрегат фон Элиста. В отличие от мятежного штата, город Новый Йорк оставался под контролем британцев. Его власти не проявляли желания воевать – они зарабатывали деньги на торговле.

Через три дня из Саратоги разведчики вернулись:

– Ваше высокоблагородие, мы захватили пару офицеров и выяснили, что в Саратоге стоит трёхтысячный гарнизон генерала Салливана, в форте Тикондерога американцы генерала Гейтса строят корабли, а генерал Карлтон строит корабли в Шамплейне.

– И где этот Шамплейн находится? Твою дивизию! Карлтон торчит от Саратоги за 400 километров и никуда не спешит. Вот же козёл. Значит так, надо совершить какой-нибудь подвиг, чтобы оказаться на хорошем счету у британцев, а затем валить отсюда в южные штаты. Мы идём к Олбани, попытаемся захватить её, после чего спускаемся в Нью-Йорк. Там нас ждёт фон Элист. Либо…

– Либо что?

– Определимся после Олбани.

В мэрии Олбани знали о том, что в Амстердаме стоит большой отряд английских наёмников, отчего отправили курьеров в Бостон к генералу Вашингтону, в Саратогу к генералу Салливану и в Филадельфию к генералу Франклину, прося помощи. Поскольку мы стояли на месте почти два месяца, даже неторопливые американские генералы смогли подтянуть против нас военные части. В Олбани встречали прибывшего из Филадельфии генерала Патэма с семью тысячами солдатами и артиллерией. Глава города Чарльз Мосли долго тряс руку генералу, заверяя в оказании любой посильной помощи. Патэм отправил гонцов к Салливану с приказом выдвинуться к Амстердаму и одновременно с ним атаковать германцев. Местом встречи был назначен городок Кранесвиль, что располагался в 10 километрах от нашего лагеря.

Полк наёмников двигался бодро, отправив вперёд дальнюю разведку из конных индейцев. Эльза ехала в повозке рядом с Виктором, а рядом со мной на лошади путешествовала Белое Облачко. Примчался гонец из передового отряда:

– Белый вождь, меня прислал Верное копье. Впереди много белых солдат. Они находятся в лесу.

– Много солдат, говоришь… Прислали всё-таки амеры армию по нашу душу. Зигфрид, Виктор, похоже, дело идёт к сражению. За мной на рекогносцировку.

Мы проскакали несколько километров, когда нас перехватили индейцы. Прячась в рощице, отправились смотреть на противника. Перед нами раскинулся лагерь бледнолицых из Континентальной армии. Американцы находились в суточном переходе от Амстердама, так что завтра ожидались там, а их численность колебалась в пределах 6-7 тысяч человек. До темноты оставалось около трёх часов, солдаты ужинали, то есть были расслаблены, так что наша атака могла успешно закончиться.

Верное копьё с парой индейцев лесочком отправился к лагерю янки, чтобы захватить "языка", а Зигфрид поскакал назад к колонне, чтобы ускорить её движение. Через пару часов полк остановился в полукилометре от лагеря. Городецкий с германским батальоном и ротой морпехов отправился в обход врага с тыла, ожидая запущенной в небо сигнальной ракеты зелёного цвета. В этот момент им надлежало атаковать лагерь в районе нахождения командования. Остальные наёмники занимали позиции вдоль края рощи, готовя мушкеты к бою. Артиллеристы на руках подкатили пушки, сориентировав их на лагерь и артиллерию противника, батальоны Брауна и Степченко охватывали лагерь с флангов.

Я допросил пленного сержанта:

– Кто командует армией? Откуда прибыли? Какие стоят задачи?

– Армия генерал-майора Патэма. Прибыли из-под Филадельфии. Двигаемся к форту Амстердам, чтобы разбить немецких наёмников.

– Ясно. За сотрудничество посидишь привязанным к дереву, а потом я тебя отпущу.

На землю упали сумерки. Выставив часовых, американцы готовились ко сну. В это время я отдал команду и тишину леса нарушил орудийный огонь. Картечь полетела в стан врага. Все орудия били по лагерю, внеся в ряды американцев полную сумятицу. По ракете открыли огонь из мушкетов фланговые батальоны. Пользуясь сгущающейся темнотой, в панике наскоро обученные солдаты Континентальной армии побежали назад подальше от смертельного огня, тут же попав под мушкетный огонь бойцов отряда Городецкого. Это внесло ещё больше сумбура в действия американцев. В итоге батальон Городецкого прорвался к месту, где залегло командование армии, а Герасимов с несколькими морпехами захватил генерала Патэм и весь его штаб.

Наёмники получили задачу разбить противника, но не задерживать американцев любой ценой – разбегутся и замечательно. А вот то, что захватили командование, было очень хорошо. По выпущенной в небо красной сигнальной ракете батальоны стали стягиваться к роще. Выставив посты, ночь бойцы отдыхали, а утром начался сбор трофеев. Нам достались 16 полевых пушек, порох, ядра и большой обоз. Все-таки еда, палатки и боеприпасы для 7 тысяч человек занимали много места, отчего к нашему обозу добавилось несколько сотен повозок, запряжённых лошадьми. Пленных кроме раненых практически не было, но и армии возмездия не наблюдалось вокруг.

Задержанного вчера сержанта я отпустил, а вот с генералом и полковниками имел беседу. Выяснив план действий противника, оставили целый батальон караулить трофеи, а полк направился к городку Кранесвиль, сразу разделившись на две части. Первый отряд должен был связать группу Салливана боем, а второй, больший по численности, атаковать американцев с тыла. Чтобы найти саратогцев, далеко вперёд веером выдвинулись несколько групп индейцев. Вскоре одна из дозорных групп принесла весть, что солдаты врага разбивают полевой лагерь в роще на подходе к Кранесвилю.

Наши командиры обменялись мнениями:

– Видать, только пришли. Теперь будут ждать Патэма.

– Интересно, Салливан знает, что мы покинули Амстердам?

– Вряд ли, раз стоит и ждёт. Однако он мог отправить разведчиков, которые ещё не вернулись.

– Тогда их надо перехватить, чтобы генерал и дальше пребывал в неведении, считая, что мы находимся на месте.

Десяток индейцев и столько же морпехов отправились к Амстердаму с задачей перехватывать всех военных курьеров, едущих или идущих из города. Городецкий и Зигфрид вели второй отряд. Основной отряд спрятался в лесу и готовился к бою, занимая позиции и расставляя пушки. Как повелось, две роты отправил на фланги, чтобы в нужный момент они атаковали американцев «клещами». Через пару часов в наше расположение прискакал вестовой, сообщив, что Городецкий вышел на позицию.

Я запустил в небо сигнальный фейерверк и бой начался. В отличие от филадельфийской армии, эта оказалась более боеспособной. Под огнём наших орудий они смогли развернуть свою артиллерию, вручную откатив пушки за деревья, а их солдаты открыли мушкетный огонь по перебегающим от дерева к дереву нашим пехотинцам. В это время тыл неприятеля атаковала тысяча солдат Зигфрида и Городецкого, застав их врасплох. Янки упорно сопротивлялись, также прячась за деревьями, в ложбинках и за холмиками.

Несколько орудийных выстрелов пришлись по командному пункту американцев. После этого раздались крики, что генерал Салливан погиб. Всё это деморализовало бойцов, и они побежали. Мы захватили обоз, человек триста раненых и 200 сдавшихся. Из допроса пленных выяснили, что в форте осталось около тысячи человек. Пленных девать было некуда, поэтому после допроса нескольких офицеров, все пленные американцы были расстреляны. Женевскую конвенцию по обращению с военнопленными ещё не придумали, а их смерть сегодня спасёт жизни таких же парней, только воюющих за англичан, завтра.

Осаждать Саратогу я не собирался, оставив это дело Бергойну, поэтому уложив своих раненых на трофейные повозки, отряд с огромным обозом направился к нашим поместьям. Я пригласил Облачко, Копьё и их родных поселиться в моей усадьбе, чтобы присматривать за ней. Облачко порывалась ехать со мной, но я передал девушку Копью, наказав беречь её. А чтобы это лучше у него получалось, он должен был стать её мужем. На свадьбу я подарил тысячу фунтов, несколько трофейных повозок и лошадей из своей доли. Мы оставили в усадьбе Эппелей почти 200 раненых германцев и нескольких русских, излишки провизии, часть лошадей, фургонов и оружия с боеприпасами. Завершив эти дела, уменьшившийся в общей сложности на 300 человек отряд вновь двинулся к Олбани.

В столице штата собирались сбежавшие солдаты армии Патэма, а салливанцы бежали к Саратоге. Когда мы дошли к Олбани, перед городом на наспех оборудованных позициях нас встречали пушки, городской гарнизон и ополченцы. Я направил парламентёров с требованием сдать город, однако нам ответили, что на подходе армия генерала Вашингтона. По этой причине сдаваться они не будут.

Мы провели военный совет:

– Хреново, господа.

– Господин полковник, может быть, захватим город, пока не подошли подкрепления?

– Зигфрид, мы не удержим город и ваши смерти окажутся напрасными. Мы сделаем по-иному.

– Как, господин полковник?

– Мы повернём к Нью-Йорку.

На глазах городских жителей наш полк повернул на юг и двинулся на юг. Мы не знали, сколько людей приведёт Вашингтон, поэтому вступать в сражение с реальным шансом его проиграть или получить кучу раненых, не хотели. К тому же у нас было слишком много трофейного армейского имущества. Преодолев за декаду 180 миль, вышли к Нью-Йорку, вызвав переполох у горожан и городского начальства. Я сразу побывал у британского губернатора, передав ему отчёт о нашем боевом пути, наградные списки, а также пленённых генерала Патэма и нескольких полковников.

Возле города интенданты арендовали ранчо, где разместили лошадей и фургоны с имуществом. В порту нас дожидался фрегат вон Элиста. Выяснив ситуацию, Сергей отдал приказ и фрегат, подняв якоря, ушёл вдоль побережья собирать наши суда. Дело шло к зиме, так что всем нам следовало поторапливаться, ибо лазить по реям, когда тебя захлёстывает ледяная вода зимнего океана – дело крайне сложное. Корабли должны были подойти к Нью-Йорку и забрать трофеи, а затем действовать согласно новых инструкций. А пока их не было, было решено совершить ещё один подвиг, который создаст отряду имидж крутого подразделения. Отряд с 16 пушками, небольшим обозом с провизией и боеприпасами направился к Бостону.