- -
- 100%
- +
– Думал… но там же и ось нужна и чертовщина, что на ось упрётся… Это сказать легко. – И он вновь махнул рукой.
Из избы выбежали ребятишки. Их было четверо, примерно от десяти, до шести лет. Они вылетели со смехом, но увидев чужих замолчали и прижались к избе. Самый маленький ребёнок – явно была девочкой, потому, что одежонка отдалённо напоминала юбку. Глазёнки их с интересом и с опаской наблюдали за приезжими. В это время молодой возница прилаживал распряжённых коней к бричке и насыпал им овса в хептуг – лошадиную торбу, прикреплённую к морде лошади. Одновременно спросил сотника Ивана. Будущй старший конюх – имел казачье звание – сотника.
– Чем вы предпочитаете повечерять – свиным окороком, или копчёнными колбасами? – Что доставать из ларя? Хозяин двора услышал про окорок и колбасы, сразу поменял своё мнение и сказал —
– Вы можете и в хате повечерять. Баба картошки наварит. – Сотник Иван хотел ответит, но инициативу перехватила Аглая —
– Пусть ваша жена картошку варит, а повечеряем мы вместе с вами и вашими детишками на открытом воздухе. Вынесите только рядно, чтоб простелить под харчами.
Минут через сорок в объемистом чугунке дымилась ароматная картошка. Дети возле огорода нарвали лопухов, ополоснули их в корыте с давно застоявшейся водой, отчего они стали ещё грязней чем были, но… промытые. Хозяйка, очень тучная женщина, тяжело дыша, раскладывала на них как на тарелках картошку. Кучер, молодой казак, вынул копчённый окорок замотанный мешком и огромную макитру с колбасой залитой смальцем. Большим ножом он на разделочной доске, захваченной в поход, расправлялся с окороком и колбасой. Первым долгом положил по большому куску детям и подмигнул им улыбающимся глазом. Они почувствовали контакт и стали жадно уплетать, не дожидаясь хлеба. Видимо колбаса в этом доме водилась редко.
– Тащи вино – сказал Иван кучеру.
После первого насыщения желудков начались тары-бары. Разговор завёл хозяин —
– Вот это… вы ж видите что наши курени находятся на трассе. А трасса то главная – ведёт на Кавказ. Много кровушки он забрал… Кавказ-то… у нашего брата казака. Вот генерал Платов в каком-то году так и сказал Царю-Батюшке нашему, что нужно вдоль дороги форт-посты устроить… так они и назывались форт-посты. Слышал, что наш был первый … – В разговор вмешалась его жена
– Не наш! Сказывал дедуня когда я была маленькая, что Сальск был первым – возразила она.
– Цыць! – А то как врежу! – И он замахнулся на жену кулаком. – Она и не шелохнулась! Видно такая не исполненная угроза была не первой. И было смешно – как такой утленький мужичишка может ударить по сравнению с ним гору сала, костей и мяса.
– Не даст казаку слово сказать, зараза! – Я уже и забыл про что хотел.
– Про форт пост! – напомнил ему самый рослый, явно старший отпрыск.
– Да, про форт пост … – и он обратился к молодому казаку что нарезал колбасу – там что-то осталось в четверти? – Налей мне если есть, а то совсем с панталыку сбила. – Гриша, так звали молодого казака, сказал —
– Ещё есть маленько – и налил ему в глиняную кружку. Тот выпил и закрыл глаза. Жена его, не обращая внимания на мужиков и детей обратилась к Аглае —
– Отож, мой старый чёрт, так и будет спать сидя. – Родила я четверых, а опосля у него как отрезало! – Аглая поморщилась, а хозяйка продолжала – ну хотя бы что! Вот я и расползлась… Так бы ещё хотя бы двоих родить для профилактики бабского тела, а то ж никак! Поэтому у меня так и прёт всё из сарафана! Так и прёт!
Аглая, чтоб поменять тему спросила —
– Зажиточно ли живут казаки в станице? Вот у вас вижу овцы есть, курочки по двору ходят, коровки только не вижу.
– И коровка у нас есть, только она яловая, молоко пока не даёт, поэтому не каждый день её забираем из пастбища. А могли бы жить и зажиточней. Земли вокруг немеряно – сажай и собирай урожай. Но казак, как мой – он что? – Знай шашкой машет по траве высокой! Те что сами приехали на новые земли – работают. Винтовка у него за плечами, а он сено косит, или клин новый распахивает, чтоб если набег – тут же и бабахнуть. А которых прислали по принуждению – голодранцами ходят. Оно и верно. Кто ж хороших да работящих казаков отпустит. – У себя пригодятся.
– А твой то как – спросила Аглая. – Хозяйка махнула рукой и сказала —
– А! – Не хочу говорить даже. Бывает что и ничего. – В разговор вмешался самый взрослый мальчик, ему хотелось оправдать и поддержать отца —
– На прошлой недели батяня в пруду карасей наловил, так мамка жарила. —
– Какие там караси! – Рыбёшка в ладошке поместится. —
Послышалось за забором ржание лошади, а вслед за ржанием в чуть открытые ворота втиснулся и въехал верховой на серой кобыле – десятник Донского Казачьего Войска с карабином наперевес и с залихватски одетой папахой набекрень. —
– Откуда путь держите и кто такие? – Строго спросил он.
– Свои мы – ответил сотник и поднялся – тебе подорожную? – спросил он. Кагальницкий десятник увидел, что перед ним сотник родного войска, немного сконфузился и сказал.
– Нет, нет – не надо… а вот если есть чарка самогонки, то налейте. – Кучер налил ему глиняную кружку и подал. Тот выпил залпом, крякнул, вытерся рукавом и сказал —
– Ну бывайте … – Через минуту эхо от копыт его лошади растворилось в предвечерней дымке. Хозяйка обратилась к детям. —
– А вы уже идите спать, не торчите здесь! Кыш! – Вон Солнце зашло. Дайте взрослым поговорить. – Дети встали и направились к избе.
– Давно вы здесь живёте? – Спросила Аглая
– Я то со дня рождения, только вот точно не помню сколько мне лет – то ли тридцать девять, то ли сорок два. Запись не сохранилась. Рассказывал покойный дед, что наш род берёт начало от Трофима Короля. То ли от него самого, то ли от его украинского рода, что поселились здесь в камышах, где располагалось турецкое поселение «Когаль» А было это в середине восемнадцатого века. Поселенцы занимались рыбным промыслом, потом построили церковь. А где церковь – там и Бог помогает.
Сейчас рядом проходит и железная дорога. Раньше по ней ездили воевать с кавказцами, а сейчас наоборот – с западными басурманами.
– Как то зовут тебя?
– Текля! – Видно в роду кавказцы были. Но считаемся мы украинцами. Вот так и живём. Мужик мой, то ли ничего уже не может, то ли не хочет… казак ведь он. Старший сын Володька ещё не вырос а почти всё хозяйство на нём и держится… Смотри мужики все уснули, а тот молодой обнял карабин как молодуху… О! – здесь ещё не всё выпито. Давай мы с тобой по рюмашечке, а потом и пооткровенничаем. Это ж твой мужик, я полагаю … – и Текля показала пальцем на сотника.
– Вроде должен быть мой… но когда я подумаю, что мне придётся с ним – мурашки по коже ползают…
– Что так?
– Другого я хотела, и наверно влюблена была в него, а может так казалось, но девичью честь для него берегла.
Ой-ой-ой! Бедняжка… И как же рассталась с честью то?
– Да не рассталась я… до сих пор она со мной… и душу скребёт мне…
– Ай-ай-ай! Погибшая душа… И кто ж он такой, этот негодник, что отказался от твоей чести?
– По секрету тебе скажу, но ни-ни! Никому! – И она понизила голос и прошептала на ухо Текли – «Полковник Дончак»!
У Текли от неожиданности глаза вылезли из орбит! И она как замерла… Потом, когда пришла в себя спросила —
– Это тот, что недалеко от нашего посёлка у реки его огромный крааль с овчинным производством и виноградники с винокурней? – Аглая гордо ответила —
– Да!
Долго Текля молчала. Потом сказала —
– Кажется мне, подруга, что ты со своей девичьей честью не расстанешься никогда… Будешь сегодня спать на сеновале, или пойдёшь со мной в светлицу?
– На сеновале…
– Оно и верно…
Глава 3. Страх объединяет…
С каждым жизненным явлением происходят метаморфозы. Но если все они одного глобального проявления, то заключаются в трёх сакральных словах: Рождение, Жизнь и Смерть. – И никуда не деться! Что было до рождения мы не знаем, что будет после смерти мы тоже не знаем, хотя есть много ходульных версий. А вот что происходит между рождением и смертью, при желанию можем проследить. И все книги, что написаны, пишутся и будут писаться преимущественно о одном периоде. Он называется: Его Величество – Жизнь!
Населённый пункт, куда сейчас с серьёзными лицами направляется наша тройка родился вместе с Русско-Французской войной, где-то в 1812 году и назывался Юдичев. Это был очень крохотный посёлок и очень странно, что несмотря на совместное возникновение с войной 1812 года он ничего общего с ней не имеет. Какое то сакральное и странное совпадение! … А там кто его знает… Пути Господние неисповедимы!
В этих безводных и безбрежных степях селились крестьяне, бежавшие от помещиков из многих российских губерний и устраивали свои хутора. В одном из таких мест, свободные хуторяне в 1850 годах возвели церковь и село стало называться Воронцово-Николаевское. Почему так – знает история. Через небольшой промежуток времени в связи с Кавказскими военными событиями, так говорят, начали строить железную дорогу и железнодорожный посёлок примыкавший к Воронцово-Николаевске с железнодорожной станцией, и стал называться Торговый. Там, недалеко от посёлка и находились земельные владения полковника Дончака. Туда и ехала наша тройка.
Но сейчас тройка после первого ночлега перестроилась и ехала в другом порядке. Места видно на этой земле такие – думал каждый… странные, какие-то другие, заколдованные. Сотник Иван сидел на козлах, вместо кучера, с завязанным не очень чистой тряпкой половинным лицом, только глаза торчали на выкате. А кучер наоборот – в карете рядом с Аглаей. Ехали и молчали. У Аглаи и сотника в душе всё кипело, а молодой казак с интересом наблюдал и думал: «Не дай Бог мне такое, а этим пусть!».
А случилось вот что. – Как только на сеновале все хорошо пристроили бока свои, и приноровились к своеобразному лежбищу, чтоб сладко уснуть. Как только Месяц зашёл за малиновую пробегающую тучку и не стал пялить глазища на грешную Землю. А конкретно на тот двор, где нашли своё пристанище наши путешественники. В это время сотник Иван, уснувший чуть раньше других, проснулся, продрал глаза и вдруг вспомнил, для чего полковник Дончак принарядил к нему Аглаю. Да ещё и сказал: «Вернётесь с детишками»! А может сотник ещё и не засыпал, а ожидал, чтоб уснули другие. Но кто в этом признается!?
Сам факт состоит в том, что он решил наказ полковника исполнить немедленно, без всякой проволочки, как по приказу к конной атаке. Аглая похрапывала почти рядом, примерно за метр, полтора от него. Сотник Иван придвинулся и запустил руку к Аглае туда, куда, без малейшего согласия женщины, соваться не следует. Перепуганная Аглая вскрикнула, вскочила и влепила ему пощёчину так, что чуть сотницкий глаз не выскочил наружу. А когда до неё дошли настоящие сотницкие намерения, то уже стоя ударила ногой лежащего… в солнечное сплетение.
Иван застонал. Но тут же вспомнил, что он казак, да ещё имеет, хоть не высокое, но офицерское звание! Плюс, до сего случая, ни одна скотина женского рода не поступала с ним таким несправедливым образом! – И это вместо благодарности за его человеческое намерение! Он со всей мочи схватил её за ногу, повалил, хотел навалиться. Упали оба. Рядом с губами Аглаи оказался сотницкий нос. Она захватила его зубами, стиснула скулы, почувствовала привкус крови и закричала благим матом. Закричал и сотник. Проснулись все!
У хозяйки, что представлялась гостям немощной и несчастной женщиной, вдруг появилась сила и сработала женская солидарность. Она всем своим увесистым телом навалилась на сотника, схватила за руки, оттащила и как пёрышко вышвырнула из сеновала. Сон её мужа как корова языком слизала. Он про себя ехидно улыбнулся и подумал: «Казачка ведь!» потом спросил —
– А не остался ли там в четверти самогон для смягчения создавшихся обстоятельств? Молодой казак ответил —
– Нет не осталось, всю вылили объездному.
– Ладно, я сейчас принесу – сказал хозяин – встал и пошёл в избу. Минут через пять он принёс бутыль самогона. Сотник держался за нос. Остальные просто смотрели друг на друга, со сна решая, как быть дальше и что это было вообще.
Хозяйка сняла с себя короткий передник, намочила его в самогоне и сказала: «Пожертвую». Потом промыла самогонкой сотнику нос обмотала пол головы и добавила: «Через неделю будет как новенький. А теперь давайте пропустим по чарочке для завершения сделки перемирия и продолжим спать. Утро вечеря мудрей».
Утром взрослых разбудили дети. На улицу вышла девочка в застиранной майке на одном плечике, вся зарёванная и через всхлипывание пожаловалась матери, что старший брат заставляет её рвать возле забора траву и кормить ими овец. А она еще хочет спать и трава очень жёсткая, кусается за руки.
– Ладно – сказала мать – спи вот здесь на моём месте, а я пойду варить картошку на завтрак. Девочка легла и тут же уснула. Но зато сама разбудила всех.
Ночь и сон казалось стёрли все вчерашние неприятности. Все чувствовали себя как в своей тарелке. А что до ночного переполоха, то в каждой семье случается всякое. Только сейчас всех немного мутило от вчерашней самогонки и слегка болела голова. Эту небольшую неприятность напрочь сгладила рюмка другого самогона и горячая картошка с зелёным луком.
Ни Иван с перевязанным носом, ни Аглая, что своим верещанием разбудила ночью всех, не чувствовали себя виноватыми. Они даже представляли себя эдакими героями, внёсшими достойное разнообразие в течение такой постной повседневной жизни. А потом – мало ли казаки гоняли своих жён в минуты душевного расстройства? Бывало и наоборот! Но всегда приговаривали: «Стерпится-слюбится!».
Сидя на облучке с вожжами в руках Иван думал: «Вот зарастёт нос и ты у меня попляшешь, сука нетронутая – не таких обламывал… и все были как шёлковые! – Подумаешь краля нашлась!»
Аглая думала тоже о ночном переполохе. Оно было противно, но немного интересно. Первый раз она допустила так, чтоб кто-то посягнул на её неприкосновенность. Вспоминала рассказы замужних женщин. И что у некоторых семейств тоже были такие баталии, где только чудом оставались в живых. И как бы ничего – жизнь продолжалась. Но как только её мысли доходили до момента лично женской собственной свободы – её бросало в дрожь и тело покрывалось гусиной кожей. Казалось такого испытания она не выдержит, и до такого она не опустится. Хотя недавно, когда она себя представляла вместе с полковником Дончаком – то чувствовала благоговение, и что то божественное вливалось в её душу и тело. Но… по другому не будет!
И вот здесь на этом историческом отрезке пути между Кагальником и Торговым, в это утренне время такого-то числа, такого-то года она себе сказала: «Если не Дончак – то никто!». После таких тяжёлых мыслей облегчённо вздохнула и даже на её лице появилось что-то подобное улыбке.
В Торговое приехали быстро. Какие-то шестьдесят километров до станции и ещё десять до угодий полковника Дончака.
Напрасно Аглая печалилась, что придётся спать на охапке соломы вместе с овцами. Здесь в, так называемом, административном центре был приличный, даже очень, хозяйский дом, где жил управляющий и его прислуга, и рядом другие строения разных назначений. Маленький компактный городок. В пролётах коротких, но чистых улиц, как вплетены стояли несколько карет без упряжи, а у главного дома возле коновязи крутили головами, отгоняя надоедливых осенних мух, оседланные лошади. Значит кто-то сюда приезжал и отсюда отъезжал. – Жизнь шла своим чередом.
Карету с Аглаей и сотником встретил приказчик, велел подождать пол часа, а потом подняться на второй этаж к управляющему. Все эти полчаса приказчик рассказывал им страшные истории, какие происходили вот здесь на этом месте. Самая страшная заключалась в том, как жену управляющего ночью у крааля разорвали волки. Когда женщину отбили, то узнали что это его жена только по обрывкам нижнего белья, которые волки не успели проглотить вместе с мясом. Управляющий ещё долго сомневался, но жена не появилась и на следующий день, и через неделю – поэтому и заключили, что это была именно она. Её быстренько в тайном месте закопали, чтоб добрые люди не видели на что способные разъярённые волки.
– И что управляющий теперь один остался… бедняжка? – Спросила Аглая.
– Нет, не один. Ровно через месяц – день у день, Семён Семёнович, так зовут нашего управляющего, – когда отправлял очередную партию овец в Ростовскую скотобойню, встретил на вокзале девушку, почти ребёнка из Пятигорска, а может даже из Кисловодска и спросил её: «Куда ты, детёныш, едешь?», а она отвечает на плохом русском: «Еду счастье искать». Он возьми и скажи ей: «Считай, что ты его уже нашла! Поехали со мной будешь женой мне верной». Она опять отвечает: «Ну, если ты так считаешь, что я нашла своё счастье, то поехали. Только потом нужно будет забрать мою старенькую бабушку из разваленной сакли. Она умеет лечить травами и отговаривать несчастья». Управляющий ей ответил: «Хорошо, заберём твою бабушку через неделю»
Бабушку почти никто не видел, за то волки в посёлке исчезли, как морская волна их смыла. А её внучка, теперь жена управляющего, ходит сюда – туда. Там такие глазища… и сама красавица. Со всеми здоровается и улыбается.
Через окно приказчику дали сигнал, чтоб приехавшие заходили для ознакомления.
Комната, по другому нельзя было назвать, где гостей принял управляющий была большая, светлая с высокими потолками и это вся характеристика. Посреди комнаты стоял большой стол и одно кресло. На нём сидел сам управляющий. Других посадочных мест не было. Это значило, что всяк, входящий сюда должен был с ним, сидящим, общаться стоя. Такам образом управляющий давал понять входящему кто он такой, попавший на глаза его.
Приказчик открыл дверь, через дверь низко поклонился сидящему за столом управляющему, и, так, будучи наклонённым, жестом руки показал приехавшим, чтоб заходили. Все трое зашли и стали возле двери, чуть оробевшие. Управляющий широко улыбнулся, встал из-за стола и огромный медвежьей походкой направился навстречу входящим. Первым он подошёл к Аглае и обнял её, чуть придавив к полу —
– Ну, здравствуй, Аглаюшка. Как я ждал тебя, как тебя в хозяйстве не хватало. Останешься здесь в доме. – Потом он также обнял будущего старшего конюха. Похлопал его по плечу – (Другие так и палкой не бьют) и сказал. —
– По тебе Иван наши лошадки, ай – как соскучились. Не жалей сена им, родимым. Конюшня здесь рядом… через две версты. – Потом он подошёл к молодому казаку. Тоже обнял его и сказал —
– А ты Гриша будешь при мне, самым моим личным связным. А сейчас мы все вместе посетим мой зверинец, чтоб вы ознакомились с правилами управления и чувствовали себя вольно и хорошо. —
И он самолично повёл их коридорами, спустились по лестнице, переходящей в другие коридоры, и на первом этаже зашли в пустую комнату со странным запахом. Посреди возвышался примерно на метр круглый барьер диаметром примерно в два метра. Здесь управляющий представился. Сказал, что его зовут Семён Семёновичем и так к нему и нужно обращаться, без каких-то там – «Господин».
– Я простой человек. А сейчас мы посмотрим как будут кормить моих любимых зверей. Подходите, становитесь вокруг, смотрите. – Все подошли посмотрели вниз. В полу зияла двухметровая яма. Зажегся в ней свет и все увидели на дне ямы два огромных серых зверя. Это были волки. Они подняли головы и немного обнажили свои клыки. В комнату угрюмый мужик занёс связанную не очень большую овцу и отдал её Семён Семёновичу, сам тут же вышел. Овца начала жалобно блеять. Семён Семёныч подержал её секунд сорок над ямой и бросил, приговаривая: «Иди родимая!». На лице его появилась мефистофельская улыбка. А в яме происходило что-то ужасное. Овца издала отчаянное предсмертное блеяние, а волки с остервенением рвали её живую плоть. Гости отвернулись. Семён Семёнович строго скомандовал: «Смотреть! Это приказ! Вы все сейчас в моём распоряжении! – Потом спокойно добавил. Здесь нужно проходить осторожно. Потому, что мой бывший старший конюх месяц тому назад случайно споткнулся и упал в эту яму. И представляете – даже одёжки его не оставили чтоб передать родным. —
Все были подавленные увиденным.
– А теперь, когда мы познакомились с общими правилами отдельного хозяйства, я вас всех приглашаю в столовую пообедать. Я пообедаю с вами. Потом все займётесь своими делами.
Глухая стена столовой освещённая окнами была расписана несуществующим лесом с деревьями, где вместо цветов и плодов были нарисованы руки держащие птиц, или маленьких зверьков. Но так держащие, что маленькие существа как-бы прощались с жизнью – изображены или страдающими с открытой пастью, или с высунутыми языками и закрытыми глазами. А стволы деревьев изображались свирепыми сверх-существами. Но столы и стулья вокруг них, а также шторы на окнах претендовали на роскошь.
Во время трапезы, а она, нужно быть справедливым была очень сытная, казак Гриша спросил – Скажите, а полковник Дончак давно посещал свои наделы, вами управляемые. – Управляющий улыбнулся и ответил. —
– А что ему здесь делать. Он получает полный отчёт и все положенные ему деньги согласно письменного соглашения. При моём управлении он здесь не был ни разу. – А мои методы – это мои методы. – Казак не унимался и сказал.
– Ну может быть, если бы он узнал подробно ваши методы, то возможно в качестве поощрения больше бы платил, и сам бы перенял ваш стиль руководства.
– Ты, я вижу очень умный казак, Я твой ум возьму на заметку, и при случае воспользуюсь им. – Ответил управляющий и так улыбнулся, что после его улыбки, во всех спёрло дыхание. Гриша улыбнулся тоже и ответил.
– Буду рад служить вам верой и правдой, как и предписано нам нашим Царём-Батюшкой.
– Царь-Батюшка далеко, – отпарировал управляющий – а у нас губернские законы.
– И по губернским законам тоже – склонив голову, ответил Гриша. Но управляющий, почувствовав в нём железную волю, потрепал дружески по его спине и подумал: «С жёстким стержнем казак – нужно этот стержень сломать, и заменить на гибкий. И будет он у меня как шёлковый, но особо нужный».
После обеда Семён Семёнович сказал. —
– Вот вам два часа вольных. Прощайтесь друг с другом и каждый приступайте к своим обязанностям. Потом ты, Иван, зайдёшь в медпункт, тебе полечат твой нос. Медсестра там красавица! – Произнося это он с интересом посмотрел на Аглаю. Сам удалился, прежде потрепав ладонь об ладонь. Этот жест означал: «Дело сделано»
Когда управляющий возле крыльца столовой оставил их одних – во всех недавние антипатии друг к другу как-то исчезли сами собой и они почувствовали, что их что-то объединило, и что на этой земле они как родные, и никого больше на белом свете нет, чтоб помочь в нужное время в любой беде. Они остались стоять как пригвождённые к земле. Молчание нарушил Гриша. Сейчас почувствовалось, что он обладает неплохим природным умом, и может употребить его при крайнем необходимости. Он разрушил этот своеобразный ступор и сказал —
– Мы друзья. Мы должны держаться единым кулаком, и помочь друг-другу при надобности. А чтоб быть единым – должны сейчас простить друг-другу все существующие обиды если у кого они есть. —
При этом у Аглаи и Ивана как груз с плеч свалился. Иван подошёл и обнял Аглаю. Она не возразила.
К ним подошли два мужика и одна женщина и сказали: «Сейчас мы каждому покажем где он будет отдыхать, и какой ожидает круг его обязанностей.
Площадка, где ни стояли оказалась пустой, молчаливой с гнетущим состоянием окружающей атмосферы. Что будет дальше – увидим…
Глава 4 Исподволь лихорадит
Ольга встала, протёрла глаза, зашла за ширму, сняла с себя французский пеньюар, купленный и подаренный ей дочерью в Арли и одела обыкновенный русский халат. На вскидку не хуже французского пеньюара, а то и лучше… на её русский взгляд. Полковник давно встал, одет он был в штатском и уже просматривал газетные сводки, что поступали из западных фронтов.
«Если так пойдут дела – сказал он ни к кому не обращаясь – то прийдется… нет! Бежать из России я никуда не буду! Здесь и положу свою буйную головушку.»
– Володя, что так мрачно?! – Неужели Николай ничего не придумает. Неужели Россия-Матушка так и погрузится в смуту?
– Думать нужно было раньше… так примерно лет на пять. Мои дети и твои внуки в безопасности… а мы… В прочем – посмотрим как будут идти дела, а то я, пока есть возможность, могу тебя вновь отправить во Францию к своей дочери… по твоему желанию… конечно.
– А ты не подумал о том, что у тебя кроме сыновей может родиться и дочь. – Полковник отложил газеты, посмотрел длинным испытывающим взглядом и произнёс —
– Ты серьёзно?
– Серьёзней и быть не может. Уже больше трёх с половиной месяцев. Я думала задержка по возрасту… ан нет! И избавляться я не собираюсь, потому что это будет долгожданный плод любви. И во вторых – мой последний шанс.