Там, где нас. Непутёвые-путевые очерки

В этом я уже поднаторел.

Кто такой? Кто такая? Первый и последний раз вижу, и всё же: «Сенкью, ам файн!» Улыбка – на улыбку, ужимка – на ужимку. Идиотизм.

Итак, стою жду лифта, и тут моё внимание привлекает пожилая пара.

Энергичный дедушка элегантно поддерживает под отведённые локотки бабушку, а та, вывалив набок синенький язычок и диковато взбрыкивая плечиками, чем-то внутри себя призывно посвистывает.

Со стороны это напоминает танец маленьких утят, разве что оба танцора выглядят слишком уж предобморочно – я отмечаю и стремительно сереющий лоб с испариной, и мутный, ищущий опору взгляд. Однако более всего меня настораживает отсутствие приветливых улыбок на их замогильных лицах.

– Хау а ю? – деликатно интересуюсь я у энергичного дедушки.

Но вместо ожидаемого «Файн, сенкью» получаю такую истеричную отповедь на смеси испаньола с английским, что и сам мгновенно серею и покрываюсь испариной.

– Она что – не дышит?! – не веря в удачу, переспрашиваю я. – Шиз нот бризинг?!

На что дедуля, смущённо опустив глаза, лишь глубоко вздыхает.

Ему явно неловко за свою недышащую спутницу. В то время как самой спутнице, судя по её губам, всё уже давно фиолетово.

Она вздрагивает ресницами и, растекаясь по дедушке киселём, разверзает передо мной своим проваленным старческим ртом всю красочную перспективу моего ближайшего будущего.

– Сердце? – бросаюсь я к дедуле, вдруг резво поволокшему бабушку пятками по ковролину. – Харт? Астма? Фуд? – на ходу перечисляю всевозможные причины двинуть коней в этом великолепном круизе.

И старичок, обрадованный знакомому слову, дробно кивает:

– Фуд, фуд!

– Экзэктли?! – уточняю я, перенимая бесчувственный груз из его дрожащих рук в свои трясущиеся.

– Йес! – уверенно констатирует без пяти минут вдовец. – Йес!

«Ох, если ты ошибаешься…» – мелькает в мозгу леденящая мысль, но руки уже плотно обхватывают предположительно подавившуюся, и спектакль, а точнее, шоу начинается!

Развернув старушку к себе задом, к деду передом, я провожу ей мощный, как в учебнике, и резкий, как понос, приём Геймлиха, на который бабка отзывается сухим хрустом, а дед – болезненным стоном.

В голливудских фильмах Геймлих обычно срабатывает. После него подавившийся, как правило, пушечно извергает из себя непрожёванный кусок в суп соседу, и все бросаются благодарить спасателя.

На деле же из бабушки ничего не выскакивает. Кроме животных звуков и зубных протезов. Они, как Гагарин, вылетают первыми.

Проследив за их полётом, я с сожалением осознаю, что «шоу маст гоу он», и, приговаривая: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», принимаюсь ритмично прессовать несчастную.

Мимо нас, роняя короткое «сорри», проходят вежливые американцы. Дабы не становиться свидетелями более чем интимной сцены, они сконфуженно отводят глаза и торопливо испаряются, оставляя за собой тонкий аромат духов и сытного завтрака.

Хотя, судя по тем же фильмам, народ они вполне отзывчивый. Не раздумывая бросаются на выручку, спасая всех и каждого…

Однако в жизни трогать людей у них не принято, рот в рот – подсудно, а массаж сердца могут счесть за сексуальный харрасмент.

Отчего в самом оживлённо-людном месте этой огромной, фешенебельной махины я вдруг ощущаю себя неописуемо одиноким, и мне жутко хочется домой.

Особенно после того, как мертвенно побледневший дедушка, привалившись к стене, тоже начинает плавно оседать.

«Два тела! – панически надрывается мой мозг. – Сейчас на твоих руках будет два тела!»

И тут передо мной возникает белобрысое, очумело вытаращенное на меня лицо официанта с надписью IVAN на серебристом бейджике.

– Ваня?!! – дико улыбаясь родному рязанскому лику, вою я. – Ва-ня!!!

И паренёк, шарахнувшись, словно от удара, бросается к висящему сбоку от лифтов телефону.

Пробубнив в трубку нечто отрывистое, он на мгновение исчезает, затем возвращается со стаканом воды и решительно протягивает его мне.

– Де-ду-шке!!! – чеканю я, поддавая бабушке, и из неё вырывается первый слабый хрип, а за ним и что-то тягуче-тёплое, стекающее по моим рукам.

«В кино такого не бывает! – ещё громче вопит мой мозг. – Такого вообще никогда! нигде! ни с кем! не бывает!»

Но вот эти вопли прерывает свистящий полувздох-полустон, за которым следует второй и третий, но уже более надрывные и жадные. И бабуля наконец розовеет.

Хватая меня за руки, она натужно ревёт, припадочно кашляет, а вместе с ней преображается и старичок.

Отстранив стакан и Ваню, он вдруг рвётся к нам на четвереньках, на ходу выхватывая носовой платок, и с маниакальным рвением принимается протирать мои руки и бабушкин рот.

– Не сейчас! – отстраняясь от назойливых протираний, хриплю я ему. – Нот нау! – И, поудобней перехватив жертву, возобновляю старину Геймлиха.

Правда, на сей раз бабушка мне уже подтанцовывает.

Подстроившись под мой ритм, она самостоятельно сгибается, наваливаясь на мои руки на выдохе, и продолжается это до тех пор, пока из её горла не выскальзывает нечто бесформенно-склизкое, которое прыткий дедушка тут же подхватывает неуловимым движением платка.

– Мясо?! – не в силах отдышаться, интересуюсь я. – Мит?!

– Мит, мит! – счастливо улыбается мне несостоявшийся вдовец.

И тогда я наконец возвращаю бабушке долгожданную опору.

Прощаемся мы у лифтов. Я сажусь в один, они – в другой, и, пока не набежала охрана с санитарами, мы разъезжаемся.

А от жены я, само собой, получаю нагоняй.

– Это пять минут? – кипит она. – Пять минут?!

Вечером же, на ужине, от дальнего столика мне машут две сухонькие ручки.

– Хау а ю? – киваю я им приветливо.

– Файн, сенкью! – доносится до меня старческое дребезжащее.

И я, бормоча под нос «велком», решительно отодвигаю от себя стейк.

Хороший план – первый залог успеха. Главное, чтоб не-у-кос-ни-тель-но!

Поэтому, пока падает якорь, я подхожу к жене с листком.

– Значит, так. Времени на Кайманы мало, так что давай составим план…

Она не возражает.

– Пункт первый, – записываю я, – никакой реанимации!.. Пункт второй – едем автобусом… Третий – к пляжу ни ногой!.. Четвёртый – к магазинам ни на шаг!..

– Пятый, – говорит супруга, – к проституткам – ни на сантиметр!

– Она была не проститутка! – возмущаюсь я.

– И к «не проституткам» тоже.

Пожимая руки, мы скрепляем наш пакт.

И только выходим из каюты, как попадаем в нешуточное столпотворение.

Когда три тысячи укачанных желают одновременно сойти на берег, такое неизбежно.

Однако на лестнице столпотворение и вовсе уж превращается в глухой затор.

– Отчего не движемся? – вытянув шею, пытаюсь я постичь причину данного феномена, как вдруг замечаю, что пролётом ниже отдыхающие аккуратно перешагивают нечто распластанное.

С приближением выясняется, что это девушка. Хрупкая, иссиня-бледная, в бейсболке и теннисной юбке. Рядом с распластанной стыдливо жмётся к перилам её смущённый бойфренд.

– Хау а ю? – склонившись над синенькой, любопытствую я у юноши. – В смысле, уот с ней хэппенд?

– Хэнговер, – со вздохом отвечает тот.

– Понятно, – нащупываю я на голубоватой шее слабенький пульс. – С бодуна, значит. Вчера жарилась на солнце, закидывалась коктейлями, а сегодня получите и распишитесь…

– Итц дегидрейшен! – докладываю я парню. – Обезвоживание!

– Итц окей! – кивает он. – Мы уже вызвали парамедика. Так что донт вори и сенкью.

Но нам же сенькай, не сенькай, мы – по жизни «вори». Поэтому через пару секунд жена уже поливает девчушку водой из нашей фляги, а я приступаю к реанимационным действиям. Точнее, к транспортировочным.

– А ну-ка, катч! – говорю я юноше, подхватывая бесчувственную под коленки. – Я – ноги, ты – голову!

Однако парень не реагирует. Демонстрируя нам своё недоверие показной отрешённостью, он задумчиво грызёт свои ровные ногти.

И тогда я говорю твёрже:

– Камон! На ван-ту-сри, пока она язык не проглотила!

И тут упрямец наконец берётся, и мы относим девчушку в укромный уголок.

– Клади! – не выпуская из рук остреньких коленок, приказываю я своему напарнику. – Голову даун, ноги – ап! Андестенд?

Однако то ли товарищ не «андестенд», то ли из-за ослиного упрямства, но он пытается свою подружку усадить, отчего та провисает английской буквой «ви», и её и без того коротенькая юбчонка окончательно задирается.

– Даун! – кричу я юноше. – Ты даун, понимаешь?! А я – ап!.. Голову – майна! Ноги – вира!

На этот раз упрямец понимает всё верно и, поспешив исправиться, так резко опускает свою сторону, что меня перевешивает.

«Да-ёж-тебе-ж-в-матрицу!» – пытаюсь я перехватить ускользающий таз прелестницы и, бухаясь на колени, клюю лицом в радушно развалившиеся передо мной бёдра. Молочные ляжки на моих ушах захлопываются. Тощие икры повисают за плечами…

– Поаккуратнее! – косится на меня супруга, меланхолично окропляя водой девичье личико.

– А?! – выныриваю я из-под теннисной юбки, чуть оглушённый.

– Поаккуратней, говорю, с оживлением.

– Так меры же экстренные, – ещё сильней запрокидывая пациентке ноги, пытаюсь оправдаться я.

И тут подопечная подо мной шевелится.

– Ху а ю? – размыкает она чуть порозовевшие уста.

– Френд! – доверительно выдыхаю я. – Донт вори.

– А что ты делаешь?

– Ай хэлп! Тихо!..

В итоге парамедик «с толстой сумкой на ремне» находит пострадавшую уже сидящей и отхлёбывающей воду из нашей бутылки. А мы, как и принято, уходим по-английски.

                                            * * *

Кайманы

– Ну вот и Кайманы! – торжественно произношу я, сходя с трапа дебаркадера. – Куда дальше?

– За мной! – решительно говорит супруга.

И чешет к магазинам.

– А как же пункт четвёртый? – семеню я следом.

– А мы на секундочку. Надо же тебе искупить…

Временные рамки у жены расхлябаны. Её секундочка обрастает часами, а я – пакетами. Короче, искупаем.

– Ну, – сдуваю я с носа тяжёлую каплю. – А теперь куда?

– На пляж, конечно.

– А как же пункт третий?!

– Можем разделиться: ты пойдёшь плавать с электрическими скатами, а я – на пляж.

– Хорошо, – говорю, – на пляж так на пляж, но только не жариться.

– Что ты? Какое жариться? У меня вот и масло для загара.

– Против!

– Как скажешь.

Транспорт на Кайманах, как и банковский бизнес, офшорный. То есть не имеющий границ. Автобусы с туристами давно ушли, нарушив второй пункт нашего пакта и вынудив нас обратиться к маршрутному такси.

О цене мы сговариваемся быстро.

– Пляж, – киваю я водителю. – Бич!

– Ноу проблем, – скалится тот и принимается кружить по острову, как муха над сладким. Из мотора в салон ползёт едкая гарь, из окон – пыль.

Мы сидим, сдавленные африканскими матронами с базарными корзинами, а такси то и дело останавливается, вбирая пассажиров, словно воду губка.

Двухместное сиденье сначала занимают трое, потом четверо, потом…

Потом я вскрикиваю:

– Нет мест! Ноу плэйсес!

И бабы, растрясая перед моим носом ручные окорока, смеются.

Водитель же, наоборот, пугающе серьёзен.

Он отдаёт какую-то команду, и из-под сидений извлекаются доски, тут же превращающие всё пространство салона в единый насест.

«Ну наконец-то!» – пытаюсь я спихнуть с колен грузную мамашу, что сидит на мне вот уже около получаса. Однако та, напротив, теснится ко мне ещё плотнее…

«Да что такое-то?!»

И тут у очередного пенька такси притормаживает, и на жёрдочках зависают ещё шестеро.

Атмосфера в салоне вязнет.

Все молчаливы и собранны, как гимнасты в гигантской пирамиде.

– Что происходит?! – кричу я, заваленный телами.

– Бу-бу-бу… – отвечает мне чья-то подмышка голосом жены.

А такси опять останавливается… Шея моя изогнута, ноги вывернуты.

«Руки… Боже, где мои руки?!»

Сплющенным глазом с горизонтальной оси я вижу, как к водителю на колени вскарабкиваются ещё двое, один из них хватает руль, второй – ручку передач… И наша манёвренность возрастает.

Водитель, прикрыв глаза, топчет педали, а те двое справляются с остальным.

– Жива?! – хриплю я, обращаясь к жене.

– Угу-гу-гу-гу…

– Ну ничего. Это ненадолго. Только дыши в платок.

– Гу-бу-бу-дак!

Едем переплетённые, как лукошко!

Кто-то истово ковыряет в ноздре соседа моим пальцем. Я отчётливо вижу ноздрю, узнаю палец, чувствую шевеления, но, увы, бессилен что-либо сделать.

Правая нога слева – в чём-то тёплом. Левая справа – и ей влажно…

К тому же мне постоянно чешут лопатку и жарко дышат в пах.

Или не дышат? Или это не пах? Или…

«Господи, что это?»

– Бич! – вскрикиваю я. – Где бич, мерзавцы?!.. Сан оф а бич, ай нид бич!

И такси притормаживает.

– Это что, пляж? – пытаюсь оглядеться я.

– Так здесь везде пляж, – улыбается мне тот, что за рулём.

И нас выдавливают на обочину.

Побережье выглядит картинно: белый песок, бирюзовый океан, изумрудные пальмы, и над всем этим бесконечная голубизна с раскалённой спиралью солнечного рефлектора.

Вокруг ни души. Поэтому переодеваюсь открыто.

Скидываю майку, шорты, трусы. Блаженно потягиваюсь.

– Рай! – жмурюсь. – Это ра-а-ай!

– Не щёлкнете? – раздаётся вдруг сзади, и я щёлкаю шеей, спиной, тазом и чем-то ещё.

Японо-китайская пара набегает на нас с фотоаппаратом, заставляя меня упасть в песок передом и пятиться к воде задом.

Жена любезничает. За мной тянется крамольный след.

– Откуда они взялись? – кричу я ей уже из воды.

– А ты разве их не видел? Они же всё время сидели под этой пальмой.

– Что ж ты не предупредила?

– Думала, ты знаешь…

– Кинь плавки! Впрочем, не надо… Брось плавательные очки!

Вода тёплая, нежная, грех отказываться от её ласк.

Ни ветерка, ни лодочки…

– Рай! – повторяю я. – Это ра-а-ай!

Тугая резинка очков сдавливает череп, я ныряю…

Вода прозрачна. «А вот и кораллы!» – отмечаю небольшой риф – и гребу, гребу. Тело наслаждается свободой, скользит плавно, колышется ровно.

Зависнув над бело-серым бугристым пятном, я делаю глубокий вдох и снова ныряю.

В костистых отростках шныряют разноцветные мальки. Из песка прорастает огромный краб. Вздрагивает усищами. Красота!..

И вдруг, выпростав клешни, краб совершает головокружительный подскок вверх, и воздух разом покидает мои лёгкие.

Ощущение наготы болезненно!

От лёгкой досягаемости в паху жгучий страх и выражение «уносить ноги» рассматривается мной с поправкой на метр.

Конечно же, я уношу и ноги, но они – не основное.

Осознание того, что клешня вот-вот сомкнётся, заставляет воду вокруг меня бурлить и пениться.

– А-а-а! – срывая на ходу очки и высоко задирая колени, выскакиваю я на берег.

– А-а-а! – бросаются от мня врассыпную непонятно откуда взявшиеся тут молоденькие туристки.

– А-а-а! – вздрагиваю я от неожиданности.

Они от меня, я от них – бежим.

Их загорелые тела скрываются за пальмами, моё, дрожащее, вновь врывается в песок.

В других обстоятельствах – кто знает? Они привлекательны, я – чертовски, но нас разводит неожиданность.

«Краб наверняка тоже сейчас с инфарктом!» – злорадно думаю я, переводя дух.

– Откуда они взялись?! – кричу жене, перевернувшись на спину и двумя ногами вползая в плавки.

– Как откуда? Из-за пальм. А чего ты так орал?

– Из-за краба! А почему ты меня не предупредила?

– Я загораю.

– Опять?

– Не каркай!

По самой кромке воды спортивным шагом оздоровляется молодцеватый дедок. Узкая полоска его мизерных плавок смело рассекает дряблые ягодицы. Волосы седы, тело чёрно. Это уже не загар – скорее копоть.

А следом за обугленным трусит нагловатая остромордая жучка.

– Вот сумасшедший-то! – усмехаюсь я, и собачка вдруг останавливается.

Приподняв заднюю лапку, она смотрит на меня презрительно и журчит на наш рюкзак.

– Су! Су! Су… смотри, что он делает?! – вскрикиваю я.

– Это кобель, – быстро оценивает жена ситуацию.

– Какая разница?! Эскьюз ми! – размахиваю я руками, привлекая внимание дедули. – Это твой пёс? Ё дог?!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Аль-Каида – террористическая организация, запрещенная на территории РФ