Полицейский ринг

© Макеев А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство „Э“», 2017

Глава 1

Гуров смотрел на жену и думал, что осень наступила в этом году вовремя и в полном соответствии со всеми признаками. Пожелтели деревья в парке, театр вернулся с каникул, и начались активные репетиции нового спектакля. И, как всегда, Мария отдает всю себя работе над новой ролью, и, как всегда, злится и сердится, потому что ей кажется, что ничего у нее не получается.

– Нет, нет, нет! – металась по квартире Маша, стискивая виски кончиками пальцев. – Не так! Все совсем не так! Это же не то! Гуров! Ну почему я такая дура, а?

– Машенька, ну что ты говоришь! – засмеялся Лев, подходя к жене, и попытался обнять ее за плечи. – Ты замечательная актриса, ты видишь образы глубже и ярче других. Поэтому в театре…

– Да перестань! – оборвала мужа Мария. – Хоть ты-то не начинай. Ты же ничегошеньки не понимаешь в этом.

– Хоть и прожил столько лет с актрисой?

– И это прискорбно. Столько лет прожил и не научился понимать, что…

– Что каждая новая роль у тебя, – перебил ее Гуров, – именно с этого и начинается. Причем из года в год. Ты даже одними и теми же словами говоришь: «Не так, все совсем не так». И еще: «Ну почему я такая дура?»

– Гуров, сядь по-хорошему, – указала Мария на диван и строго свела брови к переносице. – Мне нужны глаза зрителя, я не могу так абстрактно играть. Сядь и молчи!

Гуров послушно уселся на диван, закинул ногу на ногу и заложил за голову руки. Он приготовился терпеливо изображать зрительный зал и реагировать глазами на малейшие изменения интонаций ее голоса. И Маша снова начал свой монолог, в котором пыталась доказать собеседнику-мужчине, что любовь – это не химия, а возвышенное чувство, основанное в первую очередь на эмоциональном. Гуров не особенно любил современные пьесы и современные постановки, предпочитая классику. Но Маше этого говорить не следовало.

– Вы поймите, – убежденно заявляла героиня Маши, сжимая кулачок на груди, – что любовь – это прежде всего полет. Человек, не способный летать, не сможет так же любить. А любить и ползать по земле просто невозможно. А вы говорите, что это химия. Вот послушайте!

 
Любить так сладко и так больно…
В ночной терзаемой тиши
Ты прикасаешься невольно
К лампадке трепетной души.
И ты плывешь дымком кальяна,
Дурманя чувства и мечты,
В объятьях ласковых обмана,
На крыльях мягких пустоты.
 

Вы понимаете, сколько противоречивого? Сколько от дурмана чувств в любви? Но ведь не процессов же химии в крови…

Мария снова сорвалась и стала ходить по комнате. Гуров вздохнул и почесал в задумчивости бровь. Ему было очень жалко Машу, с ее терзаниями, с ее самоедством. И ему очень хотелось ей помочь. Он улыбнулся и поднял руку, как школьник за партой:

– Машенька, можно реплику из зала?

– Что? – Мария остановилась и посмотрела на мужа с непониманием.

– Вот сейчас тебе что не нравится? – вкрадчиво спросил Лев.

– То, что мы говорим с ним на разных языках! Я просто не чувствую контакта с его ролью. С его личностью. А ведь автор, когда писал пьесу, когда писал диалоги, он это чувствовал, иначе бы у него не получилось цельного произведения. А оно есть, я это чувствую, просто не могу найти какой-то нюанс, какой-то штрих, под- сказку.

– Маш, скажи, вот те стихи, которые ты сейчас читала, их написал мужчина или автор-поэтесса?

– Мужчина! Ты что, это Лев Даров «О любви»!

– Вот! – Гуров улыбнулся и многозначительно поднял вверх указательный палец. – Мужчина писал, а ты их читаешь как женщина. Ощути разницу!

– Что, что? – с интересом посмотрела на мужа Мария.

– Да, ты пытаешься убедить мужчину, ты читаешь ему как аргумент стихи, которые написал тоже мужчина, но читаешь их чисто по-женски. Мужчина так бы читать не стал. Ты упиваешься красотой эпитетов в стихах, а мужчина всю силу вложил бы в ощущения. Ты помнишь, как читал Пушкина Смоктуновский? Не так, как все, до такой степени не так, что даже меня поразил своим особым видением. А ведь он был мужчиной.

– Гуров! – Маша подошла к мужу и посмотрела ему в глаза: – Ты с каких пор стал разбираться в нашем ремесле?

– Вот как на тебе женился, – гордо заявил Лев, – так сразу и принялся разбираться и учиться понимать, а то ведь…

– Так! – Она приложила палец к его губам, а взгляд ее стал отрешенным и углубился куда-то внутрь себя. – Мне нужен покой, осознание и погружение. А ты, помнится, собирался сегодня сходить в супермаркет и купить творог жене.

– Маша, – развел руками Гуров, – я купил тебе творог еще вчера вечером, когда ехал с работы. Ты так просила.

– Значит, сметану забыл, – отмахнулась жена и повернулась к нему спиной. Похоже, она начала погружаться в роль и к реальности вернется не скоро.

– Ладно, я понял, – хмыкнул Гуров, выходя в прихожую и снимая с вешалки легкую куртку. – Схожу и куплю еще чего-нибудь.

Улыбаясь, он спустился на лифте на первый этаж и вышел на улицу. Ну что же, придется погулять немножко, подышать свежим воздухом. Не так уж часто выпадают вот такие спокойные выходные у полковника полиции. А уж тем более не так часто выпадает возможность пройтись неторопливо и посмотреть на свой город взглядом просто одного из его жителей. Не применительно к профессии.

И еще Гуров знал, что Маше нужно не так много времени, чтобы найти определенное равновесие между собой и будущей ролью. Она быстро нащупает точки соприкосновения, а потом будет просто срастаться. Ходить, готовить пищу, разговаривать с мужем и срастаться. Начальный этап у нее всегда такой вот нервный. Лев посмотрел на часы. Ну что же, пара часиков у него есть. Сходить в парк? Там сейчас красиво, настоящая золотая осень, и детвора собирает букеты из листьев. Там просто замечательная аура. И так уютно можно посидеть на лавочке, глядя на детей.

Сунув руки глубоко в боковые карманы куртки, Гуров шел по аллее парка. Шел бесцельно, повинуясь лишь чисто визуальным симпатиям. Вон клен красный, аж полыхает, и он свернул на эту дорожку. Вон молодежь едет на роликах, смеха и шума много, и снова поворот. Он очень любил людей, которые умеют радоваться жизни. А потом Лев услышал музыку. Это было не нечто современное, это была классика танца – медленный фокстрот. Через несколько минут он уже сидел на лавке в десятке метров от площадки, на которой несколько пар разучивали танец.

Молодая профессиональная пара давала урок, или мастер-класс. На них были костюмы для выступления, они двигались красиво и завораживающе. Когда-то Маша научила Гурова танцевать фокстрот, и они на юбилее одной из ее театральных подруг покорили всех неожиданным выходом.

Музыка играла, потом замолкала, и пара танцоров снова принималась что-то объяснять и показывать своим подопечным. Было приятно видеть, что среди тех, кто учился танцевать, большая часть – молодежь. Значит, подумал Гуров, неистребима все же тяга к истинно прекрасному. Всякая бульварщина приходит и уходит, оставляя о себе память лишь в списке отличий одной молодежной субкультуры от другой. А настоящий классический танец все так же востребован у молодежи.

Сыщик, увлеченный танцами, не сразу обратил внимание, что с танцпола вышла девушка, села на другой конец той же лавки, на которой сидел и он, и принялась вслух ругаться на свои туфли, рассматривая свежую красную ссадинку повыше пятки.

– Вот дура! – ворчала она. – До сих пор не соображаю, куда можно надевать новые туфли, а куда нельзя. Все воскресенье насмарку.

– А вы носовой платок подложите под пятку, – не удержавшись, посоветовал Лев, глядя, как девушка пытается подсунуть платок под задник, – и ранка у вас окажется выше кромки вашей туфли.

– Как это? – живо отреагировала она, с интересом посмотрев на незнакомого мужчину.

– Дайте сюда. – Гуров отобрал у девушки платочек, свернул его и положил в туфлю. – Теперь обуйте. Пятка приподнимется, и ранка будет выше кромки задника.

– И можно натирать следующую? – засмеялась она.

– Обязательно надо натирать, – убежденно ответил сыщик. – Иначе какое удовольствие от новой обуви, если ею ничего не натрешь?

Девушка смеялась очень славно, показывая ровные белые зубки и кончик язычка. Ее карие глаза просто лучились каким-то природным неистребимым оптимизмом. И ямочка у нее была только на левой щеке. Гуров машинально определил возраст девушки в пределах от двадцати шести до двадцати восьми, а также то, что она не замужем, у нее нет детей, но зато имеется хороший достаток, судя по одежде из дорогого бутика, а главное, по стрижке, макияжу и маникюру. Это все было от хороших мастеров дорогого салона.

Девушка, кажется, тоже рассматривала незнакомого мужчину, оценивая его внешность. Гурову стало интересно, а что она о нем подумала и что там сейчас в ее симпатичной головке кружится. Он не успел прийти к какому-то определенному выводу, как девушка вдруг выпалила:

– Слушайте, вы все равно бездельничаете! Пойдемте со мной!

– Не понял, – опешил Лев. – Куда с вами?

– Танцевать, – снова засмеялась она. – Я же вижу, с каким любопытством вы смотрите на танцпол, а меня оттуда вытурили, потому что у меня партнера нет.

– Вы хотите научиться танцевать?

– А я умею! Ну, почти. То есть основные движения я все знаю, но мне хочется научиться танцевать красиво, как вон они показывают. Это же так обалденно, правда?

– Да, это красиво, – согласился Лев.

– Ну так пойдемте. – Девушка быстро обулась, вскочила с лавки и схватила его за руку. – В конце концов, вам не сто лет, чтобы просиживать на лавочке, когда можно нормально оторваться.

Гурову вдруг стало весело. Он вдруг подумал, что в этом нет ничего плохого и что вполне нормально, если он потанцует вместе с другими. Гулять так гу- лять!

– А пошли! – махнул он рукой, решительно поднимаясь.

– Уважаю, – медленно, чуть ли не по слогам произнесла девушка. – Я ваша должница.

Она втащила его на площадку как раз тогда, когда очередные объяснения закончились и педагоги собрались включить фонограмму.

– Вот, я с партнером! – гордо объявила всем девушка и, развернув Гурова к себе, положила ему левую руку на плечо. Затем посмотрела ему в глаза и наконец сообразила спросить: – Слушайте, а вы танцевать-то умеете?

– Время разговоров закончилось, – загадочно произнес сыщик, чуть приподняв локоть партнерши своим локтем и взяв пальцы ее правой руки в свои.

Наверное, она что-то уловила в его глазах и сразу подчинилась. Тут заиграла музыка Мишеля Леграна, и Лев повел свою партнершу в танце. Девушка, мгновенно оценив умение Гурова, послушно двигалась и улыбалась во весь рот, на ее лице были написаны восторг и удивление. На площадке уже никто не танцевал, все только следили за новой парой. Минута, еще минута… и вот Гуров закончил танец в эффектной позиции, изящно склонив спину партнерши на своей руке. Танцпол взорвался аплодисментами.

Они сидели в кафе, расположенном в соседнем доме. Кафе было неуютное, освещение раздражало, и пахло подгоревшим или пережаренным кофе. Но на душе у обоих было тепло и весело.

– Слушайте, а как вас зовут? – спросила девушка. – Вы меня спасли сегодня два раза! Нет, даже три, притащив сюда. А я до сих пор не знаю, кто вы такой. Давайте, рассказывайте, а я пока сниму туфли. Как я завтра встану и что вообще смогу надеть на ноги, кто бы мне сказал…

– Как говорится, любишь танцевать, люби и ноги потом в тазике держать, – пошутил Гуров. – А вообще-то я вас спасу в четвертый раз. Схожу в аптеку за пластырем и тут же вернусь. А зовут меня Лев Иванович.

Они пили уже по третьей чашке кофе и болтали о танцах, осени, музыке и театре. Девушка, назвавшаяся Кирой, с большим удивлением узнавала, что во всем этом ее новый знакомый разбирается, причем весьма неплохо, и сделала самый простой вывод, что он творческая личность, известный музыкант или бывший театральный актер.

– Почему бывший? – удивился Гуров. – Разве по мне не видно, что я действующий актер?

– Нет, – вздохнула Кира, – у вас другое лицо. У вас лицо человека, который постоянно занят тем, что работает головой. А сейчас вы отдыхаете, есть в вашем лице такое вот пограничное состояние. Может, вы – бизнесмен? Бизнесмены, когда на работе, тоже такие сосредоточенные и неприступные, а когда отдыхают, становятся мягче и с удовольствием развлекаются. Если время, конечно, есть.

– Разочарую вас, Кира, я – полковник полиции и работаю в МВД, в Управлении уголовного розыска.

– Упс! – Кира смешно вытаращила глаза на собеседника. – Вот это поворот! А вы не врете? Хотя откуда мне знать, что полковники, как правило, танцевать не умеют? У меня и полковников-то знакомых нет ни одного. Слушайте, Лев Иванович, а давайте дружить с вами? Я всем скажу, что у меня есть друг полковник, и буду вас показывать. Шучу, конечно.

– Показывать меня не обязательно, – пожал плечами Лев.

– Да вы не думайте, – засмеялась Кира и махнула рукой. – Я не буду посягать на ваше семейное положение. В вашем возрасте мужчины уже давно женаты и счастливы. Я только чисто про дружбу. В определенном смысле я тоже не свободна, хотя и нельзя сказать, что замужем. В наше время это называется бойфренд.

– И он бизнесмен, – кивнул Гуров.

– Вы вот сейчас подумали, что глупая девочка не нашла себе простого парня, не вышла за него замуж, а все дружит с богатыми дяденьками и не думает о будущем. Подумали? – погрустнела Кира.

– Подумал, – улыбнувшись, ответил Лев.

– Уважаю за честность. А мне не интересно со сверстниками. Я и сама, знаете ли, не очень простая в общении, да вы, наверное, это почувствовали. Мне скучно жить обычной жизнью, да и люблю я его, моего «папика». Это так ведь называется, да? И потом, он мне подарил салон красоты, и теперь у меня есть интересная игрушка для души и для хороших доходов. Я там подняла все, у меня клиентура выросла, солидная клиентура. А вы подумали, что я дурочка, да?

– Нет, – покачал головой Гуров. – Вы симпатичная и крайне эмоциональная девушка. Вот что я подумал. И вы умны, это тоже, кстати, заметно. Тогда и я вам откроюсь немного. Все мое умение разбираться в искусстве, умение танцевать – заслуга моей жены. Она театральная актриса.

– У-у, тогда понятно! Вы вхожи в такие интересные круги! Я теперь еще больше хочу с вами дружить. Давайте обменяемся визитками, и я приглашаю вас в свой салон. Если уж не станете постоянным клиентом, так хоть наведывайтесь иногда, когда ваш мастер занят. Обслужим по высшему VIP-разряду. Ну, по рукам?

– По рукам, – засмеялся Лев и протянул Кире руку.

Сегодня утренняя планерка в Главке прошла быстрее обычного, потому что Орлова вызывал заместитель министра на свое совещание в верхах. Как обычно, пробежались по поручениям, отчитались о выполненной работе, остановились на наиболее заметных преступлениях, статистике по областным и краевым центрам за отчетный период, обсудили ситуацию в обеих столицах. Ни один мужской коллектив, даже во время официальных совещаний, не удержится, чтобы не коснуться спортивных вопросов. Это получается само собой. Без этой темы и совещание вроде было бы каким-то не полным. Просто в разных ведомствах подход к теме разный. В МВД к нему подошли от вопроса торговли наркотиками.

Сначала о ситуации в столице, потом в целом по стране. Кто-то поднял вопрос о новом утвержденном перечне запрещенных медицинских препаратов, имеющих наркотические свойства. Затем перешли к мельдонию и другим препаратам, которые, как оказалось, применяли американские спортсмены на Олимпиаде, и даже с разрешения антидопингового комитета.

– Да все спортсмены что-то принимают, – высказался один из офицеров. – При тех уровнях нагрузки, которые получает организм профессионального спортсмена и во время тренировок, и на соревнованиях, они неизбежно должны использовать препараты, как минимум для восстановления после нагрузок. И следы этих препаратов тоже в крови могут найти и обвинить в чем угодно. Тут вопрос, кто кого первым обвинит, а не кто принимает, а кто нет. Принимают все!

– То, что устроили для нашей сборной в Рио, – сказал Орлов, чтобы закончить спор, – не просто пикировка и взаимные уколы. Это хорошо подготовленная операция по нанесению удара по России в международном спортивном секторе. В конечном итоге им не медалей жалко. Это один из шагов по обработке международного общественного мнения и очернения России. Россия во всех отношениях плохая. Вот и в спорте тоже для них законы не писаны.

– Это понятно, – согласился тот же офицер. – Я больше о том, что все профессионалы не могут обойтись без препаратов. И кто знает, больше от них вреда или пользы. Да и вообще большой спорт очень вреден для здоровья. Вон сколько спортсменов калечится, получает серьезные травмы. Но и это еще мелочи. А сколько их гибнет раньше времени. Вон, опять попалась на днях статья, что умер от сердечного приступа бывший чемпион России по самбо Лобачев. А мужик крепкий был. Скала! Он не только спортсменов готовил, он в свое время в спецназе инструктором был. А тут сердце.

– Иногда, – сказал Гуров, когда они с Крячко вышли из кабинета в коридор, – мне хочется выступить с предложением о создании специализированной спортивной прокуратуры. Слишком много нарушений у нас в сфере спорта.

– Это точно, – поддержал друга Крячко. – Но только тогда придется по аналогии создавать специализированную строительную прокуратуру, чтобы бороться с нарушениями. С обманом дольщиков, с «откатами», нарушением технологий из-за того, что большая часть сметной стоимости ушла на «откаты», а строить как-то надо. А потом еще…

– Да знаю, знаю, – махнул рукой Гуров, отпирая дверь кабинета и входя внутрь. – И, кстати говоря, это не только у нас, не наша это отличительная черта. Во всем мире люди норовят пригреть то, что плохо лежит, украсть там, где можно. Это, увы, международная натура человека, а не национальная. И не переубедит меня в этом никто.

Телефонный звонок прервал спор. Крячко отправился включать электрический чайник на журнальном столике в углу кабинета, а Гуров достал телефон и отошел к окну. Номер был незнакомым.

– Да, слушаю, – неохотно ответил он и тут же узнал голос Киры. Слишком много в интонациях девушки было характерного и запоминающегося.

– Лев Иванович, доброе утро! Это Кира Соломатина, мы с вами…

– Я узнал, Кира, доброе утро, – перебил ее сыщик. – Что-то случилось? У вас голос какой-то взволнованный.

– Он взволнованный потому, что я не знаю, как говорить с вами. Сама волнуюсь дико. Но мы вроде как друзьями расстались, а мне кроме вас и обратиться не к кому. Я же говорила, что вы единственный в моей жизни знакомый полковник.

– Ну, ну, Кира, давайте-ка, рассказывайте, что у вас стряслось.

– Понимаете, Лев Иванович, моего друга, ну, того самого, обвиняют в преступлении, которого он не совершал, он даже отношения к нему не может иметь. Это же просто нелепо…

Гуров в сомнении поднял брови. Что значит – «обвиняют». Он разговаривал с Кирой всего несколько дней назад, и настроение у нее было очень лучезарное и беспечное. А ведь ее «папик» должен был уже тогда находиться под следствием, раз ему уже предъявили обвинение. Это вполне определенная и важная процедура в череде обязательных следственных действий. Не играет ли с ним девочка? Или она все же пытается «клеить» его, соблазнить, сделать из него «папика»? Сомнительно, конечно, но все же.

– Стоп, Кира! – перебил девушку Лев. – Ему предъявили обвинение?

– В смысле? – явно не поняла Кира.

– Вы сказали, что вашего друга обвиняют в преступлении. Ему официально предъявили обвинение? Он под следствием?

– Я немножко не понимаю, это ваши какие-то дебри, вы простите, Лев Иванович. Это следователь так считает, он явно под него копает. Ну, следствие, наверное, идет, раз следователь занимается этим делом.

– Так, теперь немножко понятнее, – вздохнул сыщик. – Значит, вашего друга подозревают, а не обвиняют, так?

– Как это? – снова не поняла Кира. – Подозревать и не обвинять? Подозревать, что виноват, и в то же время не обвинять? Я не понимаю вас.

Гуров мысленно выругался, поняв, что вступил в полемику с человеком, настолько далеким от смысла этой терминологии, что продолжать обсуждение было просто бессмысленно. Одно ясно, «папика» Киры в чем-то серьезном подозревают, и следствие им заинтересовалось совсем недавно. Как-то неудобно и отказывать теперь во внимании, с сожалением подумал Лев. Делал авансы, дружбу какую-то непонятную начал, а теперь, как говорится, назад пятками? Вот до чего безделье доводит. Одно воскресенье, одна прогулка по парку – и ты уже вляпался в кучу проблем. Причем чужих проблем.

– Знаете что, Кира, – нахмурившись, сказал он, – давайте встретимся с вами, и вы мне все расскажете по порядку. Хорошо?

Встретились они у Казанского храма-часовни на Житной, куда Кира, оказывается, уже подъехала. Шустрая девочка, подумал сыщик, она сразу предполагала, что ей удастся уговорить меня на встречу. Кира увидела Гурова издалека и пошла вдоль мраморного парапета навстречу. Черные классические брючки в обтяжку, блузка, черный клатч в руке, солнечные очки подняты на темя. Сыщик сразу обратил внимание на глаза девушки. Она сейчас не играла, и это не был повод встретиться с понравившимся ей мужчиной. А ведь у девочки беда, забеспокоился Лев и зашагал быстрее.

– Спасибо вам, Лев Иванович, – грустно кивнула Кира. – Я, честно говоря, не думала, что вы согласитесь прийти. Не думала, что вы серьезно ко мне относитесь. Мне казалось, что я для вас обыкновенная вертихвостка.

– Ну вот что, – серьезно посмотрел на нее Гуров. – Для меня все люди, у кого случается беда, важны одинаково. И вертихвосткой я вас никогда не считал. Так что давайте сразу опустим ненужные предисловия. Вон там на углу есть кафешка. Не ахти какое заведение, но вполне можно посидеть в уголочке за чашечкой кофе и спокойно поговорить. Пойдемте?

Кира сидела, нервно крутя в ладонях чашку с недопитым кофе, и говорила, говорила, говорила. Гуров смотрел на ее руки, на нервно подрагивающие губы и думал о том, что вот и так бывает. Не из-за денег, не из-за положения или подаренного ей салона красоты. А ведь любит она своего «папика», любит, зная, что не женится, что завтра, может быть, у него появится другая. А может, наоборот, уверена, что женится, может, у них договоренность есть какая-нибудь. Черт, не о том думаю! Ее друга подозревают в причастности к смерти известного спортсмена Лобачева, странное совпадение, но не это важно. Важно то, что Кира, кажется, считает, что ее друг не имеет вообще никакого отношения к спорту, а следователь усмотрел какую-то связь. И как теперь ей тактично объяснить, что нет дыма без огня. И что основание подозревать его, видимо, имеется.

– Так, Кира, я понял, – решительно перебил девушку Гуров, положив ладонь на стол. – Итак, вашего друга Иванчука подозревают в причастности к смерти известного спортсмена Лобачева. А что, Иванчук имеет отношение к миру спорта, его бизнес связан со спортом?

– Нет, что вы! – ответила Кира, потом несколько смутилась и добавила уже с меньшим энтузиазмом: – Хотя я не совсем уверена, в смысле, я не знаю, чем он занимается.

– То есть как это? – опешил Гуров. – Вы же сами говорили, что вашим отношениям уже не один год. Неужели за все это время вы ни разу не поинтересовались, чем занимается ваш… друг?

– Смешно, да? – невесело улыбнулась она. – До меня вот теперь тоже дошло, что Саша ни разу так и не сказал, что у него за бизнес. Правда, я и не особенно интересовалась. Мне ведь важнее было, что у него все хорошо, что жизнь у него идет размеренно, что наши отношения…

Кира вдруг слабо махнула рукой и закрыла ладонью лицо. Гуров с удивлением понял, что девушка плачет. Вот так. Век живи, век открывай для себя новые грани человеческих отношений. Бывает и такая любовь.

– Ну, ладно, – тихо сказал он, похлопав Киру по руке, – перестаньте. Я наведу справки. Но, поймите меня правильно, я должен сначала поговорить с вашим другом. Мне необходимо составить свое собственное суждение об этом деле.

– Ну, я же вам все рассказала, – откровенно удивилась Кира. – Видите ли, как я поняла, Саша последний, кто видел этого спортсмена живым, последний, кто с ним разговаривал. И якобы на этом построено все подозрение. Я не знаю. Вроде бы так. Я же вам рассказывала?

– Вы мне как раз ничего и не рассказали. Вы не знаете оснований, которые позволили следователю подозревать вашего Иванчука в причастности к преступлению, не смогли пояснить мне, каким именно бизнесом занимается ваш друг. Вы считаете, что он не виновен? Я тоже хочу иметь такую же уверенность. И рассказать всю суть проблемы мне может только ваш Иванчук. Так что вам придется устроить нам встречу.

– Хорошо, Лев Иванович, – вздохнула Кира. – Эх и попадет мне от Саши за это. Но ведь я же хочу ему помочь, правда? Я ведь ничего плохого не сделала, обратившись к вам?

– С вашей точки зрения, вы безусловно правы, – улыбнулся Лев. – И с моей точки зрения тоже. А вот как отнесется к вашей самодеятельности ваш друг, я просто не берусь загадывать.

Девушка вздохнула. Гуров честно рассчитывал, что Кира передумает и решит отказаться от помощи полковника из МВД. Он предполагал, что любой бизнесмен не захочет посвящать в такие щекотливые обстоятельства постороннего человека. К тому же Иванчуку наверняка есть к кому обратиться и без Гурова. Но Кира промолчала. Видимо, была готова и на эту жертву для своего любимого мужчины.

– Хорошо, Лев Иванович. Вы не против, если я дам Александру ваш телефон? Он перезвонит вам, и вы там все между собой решите. Я ему просто скажу, что у меня есть друг, который сможет узнать подробности и дать хороший совет. Правильно?

– Правильно.

Мария сидела на стуле и смотрела в окно. Гуров остановился на пороге и некоторое время смотрел на жену. Ясно. Первый этап миновал, и пришел черед второго. Теперь она в состоянии меланхолии. То есть просто психологический и эмоциональный минимум. Маша так выложилась за эти дни работы над новой ролью, что теперь она просто сидит уставшая. Но ей кажется, что ее покинуло вдохновение, а не только силы. И это пройдет, просто нужно немного времени, и количество станет переходить в качество. Она скоро начнет, как сама говорит, чувствовать роль, чувствовать свою героиню, начнет понимать ее.

– Маша! – позвал Гуров негромко. – Привет!

– Пришел. – Голос жены прозвучал бесцветно и отрешенно. – Сейчас пойдем ужинать.

– А разве ужин – это то, чего сейчас требует, буквально жаждет твоя душа? – немного театральным тоном спросил Лев.

– Моя душа ничего не требует, не жаждет и… не ждет, – ответила Мария и медленно поднялась со стула. – Устала она.

Гуров поймал жену посреди комнаты в объятия. Провел рукой по волосам, потом чуть отстранился и посмотрел в глаза. Маша немного удивленно смотрела на него и не двигалась с места. Это было хорошим признаком: она не отмахнулась, не проворчала какой-нибудь нелепой фразы. Она ждала перемен. Перемен во всем, а не только в себе. Значит, творческий кризис вот-вот минует, это Гуров тоже хорошо знал.

Сделав предупреждающий знак вытянутым вверх указательным пальцем, он улыбнулся и, шагнув в сторону, взял со столика пульт. Убавил звук телевизора до конца, включил музыкальный центр, и, о чудо, из колонок полились звуки медленного фокстрота – единственного классического танца, после вальса, конечно, который Гуров умел прилично танцевать.

– Мадам, я приглашаю вас, – галантно протянул он руку жене.

Маша, продолжая удивленно смотреть на мужа, положила ладонь в его руку и грустно улыбнулась:

– Выдумщик ты мой милый. Только не фокстрот, хотя ты его научился танцевать просто шикарно. Лучше просто постоять, прижавшись друг к другу, и покачиваться в такт музыки. Как в юности. Тихо, лениво, тая от нежности. – Она вздохнула и затихла, прижавшись щекой к его широкой груди.

Лев обнял жену, подумав, что вот и закончился ее творческий кризис. Встанет она завтра утром, пойдет в ванную, что-то тихо напевая себе под нос, проводит его на работу, а сама возьмется за свою роль, но теперь пойдет у нее все гладко и гармонично, потому что Маша уже переболела, и отторжения не произошло.

И тут Гуров совершенно случайно бросил взгляд на экран молчавшего телевизора. Там красовалась фотография мужчины с грубоватым лицом и прижатыми к голове ушами. Челюсть, тяжелый взгляд, выпирающие надбровные дуги. Так это же… Лев отстранил Марию, которая провела по его щеке рукой и тут же ушла на кухню, а сам, добавив звук, стал слушать. Он не ошибся, хотя видел эту фотографию только один раз несколько дней назад.

А диктор рассказывала, что продолжается расследование обстоятельств смерти чемпиона России по боевому самбо Олега Лобачева. Тело бывшего спортсмена обнаружено в его квартире соседями, обратившими внимание, что входная дверь не заперта и приоткрыта вторые сутки. Они вошли и обнаружили тело. Вскрытие показало, что смерть произошла от острой сердечной недостаточности.

Гуров с сомнением почесал бровь. Сердце, а следователь ищет убийцу? Не похож Лобачев на сердечника, Лев по опыту знал, что у сильных людей и сердце мощное. А диктор продолжала рассказывать о заслугах спортсмена, как много сил и времени отдавал он детскому спорту на общественных началах, как консультировал, организовывал, создавал и помогал создавать. Гуров не особенно вслушивался в перечисление всех этих заслуг, но его слух резануло сообщение, что раньше Лобачев служил в войсках специального назначения, а потом инструктором спецназа по боевым искусствам. Личность он неординарная, и, видимо, его смерти могли хотеть многие, кто пострадал от действий силовиков. И Иванчук с непонятым бизнесом какое-то отношение к этому имеет. Интересная ситуация. Почему все-таки следователь подозревает убийство, а не смерть от сердечной недостаточности?