Помещицы из будущего

Глава 1

– Представляешь, говорят в этом месте, обитают привидения… неупокоенные души… Они плачут ночами, летают из комнаты в комнату, влекомые воспоминаниями…

– Тань, ты реально веришь в это? – я насмешливо посмотрела на подругу, которая задумчиво разглядывала расписной потолок, щуря глаза. Краски на нем давно поблекли, кое-где отвалились куски штукатурки и диковинные цветы с птицами выглядели жалко.

– Не знаю, – она передернула плечами, словно сбрасывая наваждение. – Но мы ведь не знаем, что есть там… за чертой.

– Рано еще об этом думать, – я схватила ее за руку и потащила к выходу. – Пойдем, мне здесь не нравится. Да и грибы сами себя не соберут.

– Давай наверх поднимемся, и все. А потом сразу за грибами? – Таня посмотрела на меня с мольбой, и я не смогла отказать, глядя в эти круглые глаза, увеличенные толстыми линзами очков.

– Ладно, пойдем… – я первая шагнула к не внушающей доверия лестнице. – Только осторожно, не хватало еще ноги переломать.

С Татьяной мы дружили с детства. Жили в одном поселке, ходили в одну школу и даже закончили один сельскохозяйственный техникум. Я по специальности технолог производства и переработки сельскохозяйственной продукции, а она выучилась на ветеринарного фельдшера. Наши профессии пригодились по месту жительства, поэтому все мечты о покорении огромной родины были безжалостно разбиты о суровую реальность. Не успели мы получить на руки новенькие, пахнущие типографской краской дипломы, как уже числились в трудовом коллективе совхоза «Светлый путь». Нашим трудоустройством озаботилась мама Тани, работающая главным зоотехником. Мои же родители были только рады такому повороту событий, ибо меня никто не собирался отпускать куда-то дальше райцентра.

У нас даже жизни были похожи. Я овдовела в тридцать пять и так больше не создала семью, а Татьяна потеряла мужа в сорок, оставшись, как и я, совершенно одна. Детей у нас не случилось, поэтому, чтобы не так остро чувствовать свое одиночество, она заколотила свой старый дом и переехала ко мне. Да так было намного легче и финансово, ведь теперь мы могли даже ездить каждое лето в санаторий на берег Черного моря.

Осень же для нас была самым любимым временем года. Мы обожали ходить в лес, собирать грибы, а потом с удовольствием заниматься их переработкой. Что мы только с ними ни делали! Закатывали в банки, солили, сушили, а со свежими обязательно пекли «губник»*.

Вот и сегодня, проснувшись ни свет ни заря, мы надели резиновые сапоги, старые куртки, взяли ведра и отправились на тихую охоту. Старинную усадьбу «Черные воды» подруга никогда не могла обойти стороной. Ее словно магнитом тянуло в эти обветшалые стены. Она замирала в холле, любовалась расписным потолком, а потом обязательно умоляла меня подняться наверх. Это уже было неким ритуалом.

Когда-то в далеком прошлом усадьба, наверное, выглядела роскошно. Несмотря на то, что фасад здания был изящен и прост, планировка выглядела очень сложной. Строгая анфилада главных помещений сочеталась с ризалитами,** где находились помещения овального и даже треугольного типа. Воздушность дому придавали угловые ротонды и опоясывающие их лестницы с некогда белоснежными мраморными перилами. На территории усадьбы когда-то был парк, от которого остались обмелевшие каскадные пруды и заросшие аллеи. Поговаривали, что здесь даже была парочка сфинксов у входа и статуя Екатерины Великой у ажурной беседки.

Мы поднялись на второй этаж по начавшей разрушаться лестнице, и Татьяна сразу направилась в угловую комнату, возле которой находилась голландская печь. На ней даже сохранилось с десяток расписных изразцов.

– Что тебя сюда постоянно тянет? – я прошлась по сгнившему паркету, провела пальцами по пыльной каминной полке и подошла к окну.

– Не знаю… – тихо ответила подруга. – Мне все время хочется прикоснуться к той жизни, которая когда-то кипела здесь… Наверное, в этом месте было много радости, смеха и музыки…

– С чего ты это решила? – я смотрела на темный пруд, находящийся неподалеку от усадьбы, чувствуя, как по позвоночнику пробегают мурашки. Он выглядел жутковато в оправе из желтых листьев и корявых стволов. – Сама ведь говорила, что здесь плачут привидения, а счастливые духи не шастают по заброшенным усадьбам.

– Ты не даешь мне пофантазировать! – с шутливым возмущением воскликнула Таня. – Это ведь так уютно! Русская усадьба, привидения, осенний дождь…

– Откуда столько романтизма? – я оторвала взгляд от пруда и пошла к двери. – Хватит представлять себя Наташей Ростовой, пойдём грибы собирать.

– Скажешь тоже! Наташа Ростова… – рассмеялась подруга. – Галь, мы уже ближе к старухе-процентщице, а не девицы на выданье.

– Нет, это ты уже перегнула! Ей было шестьдесят, а нам всего лишь сорок семь! Да и вообще! Как там? «… сухая старушонка, лет шестидесяти, со злыми глазками. Белобрысые, с проседью волосы жирно смазаны маслом и тонкая длинная шея, похожая на куриную ногу…», – вспомнила я описание знаменитой старухи. – Я не согласна!

В этот момент моя нога зацепилась за вздувшуюся плашку паркета, и я упала, больно ударившись локтями.

– Галочка, ты в порядке?! – Таня бросилась ко мне. – Давай помогу! Что ж ты так неаккуратно?!

Я перевернулась, вытащила ногу из небольшого отверстия, образовавшегося на месте выдернутой мной паркетины, и сразу заметила в нем нечто блестящее.

– Погоди, – я убрала руку подруги, которая тянула меня вверх. – Тут что-то есть.

– Где? – она присела рядом. – Галя-я-я… это украшение…

Я протянула руку и вытащила на свет божий серебряную шпильку украшенную цветами из ажурнейшей скани со стеблем-пружинкой. Я даже представила, как эти цветки покачивались при любом движении головы давно почившей кокетки.

– Ничего себе! – Татьяна Петровна взяла шпильку и поднесла ее к своим двойным линзам. – Слушай… а ведь она имеет какую-то ценность! Точно! По крайней мере, историческую!

– Наверное, – я снова посмотрела в дыру. – Тут есть еще что-то!

– Что? – подруга произнесла это таким голосом, что у меня трепыхнулось сердечко.

– Не говори таким голосом! Мы нашли всего лишь шпильку, а не тайник Распутина! – шикнула я на нее, пытаясь подтянуть выглядывающий край какой-то тряпицы. – И… библию.

В полуистлевшем шелковом платке была старинная библия в красивом кожаном переплете. Между страницами торчал сухой букетик васильков, и как только я открыла книгу, он рассыпался в прах.

– У меня на душе неспокойно, – прошептала Татьяна, прижимая к груди ведро. – Словно холодным ветром потянуло откуда-то.

– Так, давай уходить отсюда, – я поднялась на ноги, чувствуя, как ноют колени. – Дома разберемся со всем этим.

Подруга не была против, и уже через полчаса мы искали грибы, отойдя на приличное расстояние от усадьбы. Наши находки я завернула в пакет и засунула за пазуху, справедливо предполагая, что в этом месте они точно будут в сохранности.

Погода начала портиться, что не добавляло настроения. В моем ведре не было и половины, а Татьяна вообще нашла три поддубника и один белый. Когда моросящий дождь стал усиливаться, мы молча повернули в сторону дома, кутаясь в тонкие куртки. Поднялся промозглый ветер, пробирая до костей, и мне так захотелось горячего чая, что я прибавила шагу.

– А ведь дождя не обещали, – проворчала позади Таня. – Вечно синоптики ошибаются!

Над нами громыхнуло, и я удивленно подняла голову. Гроза, осенью? Нет, теоретически такое, конечно, могло быть, но я не припоминала, когда в последний раз в октябре бушевала гроза.

– Вот так дела! – подруга догнала меня и схватилась за мой локоть. – Дождь очки заливает, ничего не вижу!

– Держись, – засмеялась я, прижимая ее холодную руку к своему боку. – Осталось пройти еще одну просеку и выйдем на дорогу к поселку.

*Губник – традиционный для Тверской области пирог с грибной начинкой, из дрожжевого теста. Название связано с формой пирога, напоминающее губу. Есть еще одна версия названия: пирог называется губник, потому что кое-где в средней России некоторые грибы называют губами. У этого пирога есть второе название – «рыжечник», но в Псковской, Ярославской и Тверской областях рыжики – редкость, а вот в губник можно класть любые грибы- ошибки не будет.

**Ризали́т или резалит – часть здания, выступающая за основную линию фасада во всю его высоту. Ризалит обычно расположен по центральной оси здания.

Глава 2

Дома было тепло и уютно. В печи потрескивали дрова, посвистывал закипающий чайник, а мы сидели за столом, на котором лежала библия и серебряная шпилька.

– На клад это не тянет, но я на тот момент почувствовала себя героиней приключенческого романа, – Таня осторожно прикоснулась к украшению. – Интересно, кто носил ее?

– Да разве узнаешь теперь? – с каким-то внутренним трепетом я открыла библию. – Посмотри, книга видимо принадлежала хозяйке шпильки.

Между страницами лежали сухие букетики, наподобие тех васильков, которые рассыпались в пыль при моем прикосновении. Листы книги были пожелтевшими с коричневыми разводами по краям, а кое-где даже виднелась пушистая плесень. Но в таких условиях библия все равно сохранилась очень хорошо.

– Посмотри, что это? – Таня потянула на себя лист, отличавшийся от страниц книги. – Записка? Письмо?

Действительно, это был простой, некогда белый лист, по которому быстро бежали написанные выцветшими чернилами строки.

– Я сейчас твои очки принесу! – Татьяна вскочила со стула и бросилась в комнату, где лежали наши журналы с кроссвордами.

Я попыталась прочесть написанное, но строчки расплывались в один сероватый каракуль. У меня, конечно, зрение было намного лучше, чем у моей Танюшки, но очочки я нет-нет и надевала.

– Вот! – подруга сунула мне очки и подвинула стул поближе. – Ну, что там?

Нацепив «вторые глаза» на нос, я начала читать:

«Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы венчаемся с моим дорогим Сашенькой! Я пишу эти строки, а сердечко мое рвется из груди, бьется, словно испуганная пташка… Боже, прошу Тебя, помоги нам в нашем деле! Матерь Божья, поддержи, укрой своим пологом от чужих глаз… О мой Александр! Я думаю о тебе каждую минуту, да что там! Каждую секунду своего тоскливого существования! И с каждой такой мыслью все сильнее убеждаюсь, что оно, мое существование, не может быть раздельно от твоего. Только ожидание скорого венчания дает мне силы выдержать все эти разговоры, бесконечные чаи в столовой да скучные разговоры о погодах. Я пишу эти строки, чтобы потом, когда вернусь в родной дом, достать их и, читая, смеяться над страхами, которые терзают сейчас мою девичью душу. А теперь мне пора на прогулку, я ведь должна делать вид, что спокойна, и ничто не мучит меня. Ничто, кроме любви…»

– Ого… – Таня задумчиво подперла голову кулачком. – Так странно знать, что мы читаем мысли и чувства человека, который умер лет двести назад…

– Ты знаешь, сколько бы я ни пыталась вспомнить, кто жил в усадьбе «Черные воды», ничего не получается, – я задумчиво перевернула лист с посланием незнакомой барышни. – Здесь есть еще что-то.

– Что? – подруга снова придвинулась ко мне. – Действительно. Только почерк какой-то не такой, словно писали в спешке. Или испытывая сильные чувства.

Я не могла с ней не согласиться. Писала одна и та же девушка, это не вызывало сомнений, но почерк стал каким-то размашистым, буквы острыми, а хвостики будто стремились убежать с листа, превращаясь в черточки а потом и точки. Мне почему-то стало не по себе. Душу скрутило в тугой узел, стало тоскливо до одури…

«Я знаю, что мне уже никуда не деться. Для меня все закончено. А ведь еще утром я представляла, как буду идти к алтарю со своим Сашенькой. Может, кто-нибудь найдет это послание и поймет, что здесь произошло. Узнает правду. О Боже… я слышу его шаги! Будь ты проклят П… А… Нена… Ужа… Ма…»

Последние строки были размыты то ли слезами, то ли дождями, от которых вздулся паркет в усадьбе.

– Что это значит? – голос Татьяны прозвучал немного испуганно. – Мне кажется, она кого-то боялась. Кто-то преследовал бедняжку. Возможно, даже убил…

Глаза подруги в очках стали почти огромными.

– Не накручивай себя, – я положила это странное послание обратно в библию. – Если рассуждать логично, то по первой записке можно легко понять, что девушка собиралась сбежать с мужчиной и тайно обвенчаться. Так?

– Допустим, – Таня смотрела на меня так, словно я должна была сейчас выдать какую-то тайну.

– Ее секрет был раскрыт. Наша незнакомка поймана и заперта в своей комнате, куда направлялся для серьезного разговора, а может даже наказания, например, отец, – предположила я. – Вот и все. Выпорол бедняжку, да под замок. Обычная практика.

– Но она бы так и написала «отец», – засомневалась подруга. – А в письме две заглавные буквы, словно это начало чьей-то фамилии.

– Почему фамилии? Может это имя. Петр, Павел, Пантелеймон, Платон, – я замолчала, вспоминая мужские имена на эту букву. – Все, больше не знаю.

– Павлин, – Татьяна сняла очки и часто заморгала. – Латинское имя, означает «сын Павла».

– Что-то сомневаюсь, что за нашей барышней гнался Павлин, – я усмехнулась. – Скажешь тоже. Ладно, что об этом думать? Что было то прошло. Причем очень давно и нас не касается.

Если бы я знала, как ошибалась на тот момент…

К вечеру мы уже забыли о найденном «кладе», устроившись у телевизора. Шел наш любимый сериал. Экранные перипетии быстро вытеснили все мысли о хозяйке серебряной шпильки.

Непогода разыгралась не на шутку. Ветер бил в окна, швырял в них колючие капли дождя, завывал в печной трубе, отчего в топке басом гудело пламя.

– Может, блинов напечем? – Таня громко зевнула, кутаясь в теплый плед. – С клубничным вареньем? Красота!

– Давай, – у меня во рту даже появился привкус клубники. – Сейчас серия закончится, полезу в погреб.

…А в усадьбе «Черные воды» происходило нечто странное… Дыра, в которой лежали шпилька и библия, засветилась призрачным голубоватым светом. Из нее вылетела темная, полупрозрачная «лента», облетела все комнаты в усадьбе, а потом просочилась в окно. Она промчалась по лесу, извиваясь между деревьями, достигла поселка и замерла, раскачиваясь под дождем. Но это длилось всего лишь несколько секунд. «Лента» направилась к дому, из которого доносился аромат пекущихся блинов, пролезла в маленькую трещину в раме и притаилась в темном углу…

Я нажала на кнопку выключателя, но свет в погребе вспыхнул всего лишь на долю секунды, потом погас. Опять двадцать пять! Нужно срочно вызывать электрика, чтобы поменял проводку. Надоело спускаться по неудобной лестнице с фонариком в одной руке и с сумкой или ведром в другой.

Осторожно держась за край лаза, я спустилась на несколько ступеней вниз, посветила в прохладную темноту, где поблескивали стеклянные бока банок с заготовками. Внезапно по моим ногам потянуло сквознячком, будто наверху открыли входную дверь. Странно… Таня вышла на улицу? Холодное дуновение снова полоснуло по ногам, вызывая стаю мурашек, а потом я почувствовала, как меня что-то толкает в спину. Неудержавшись на ногах, я взмахнула руками и полетела вниз. Сознание покинуло меня, будто кто-то нажал на тот злополучный выключатель. На мою голову еще и банка с клубничным вареньем упала… Но этого я уже не чувствовала, как и не слышала грохот от приземлившегося рядом тела Тани.

Темная «лента», сделав свое дело, вылетела в трубу вместе с дымом, чтобы снова спрятаться под вздувшимся паркетом усадьбы «Черные воды»…

«Наша жизнь очень зависит от случайных встреч, зигзагов судьбы и неожиданных разветвлений пути. Совпадения, эти маленькие чудеса, не что иное, как намёки: у Вселенной такие планы относительно вас, о которых вы и помыслить не можете. Стечения обстоятельств легче заметить по прошествии времени. Однако тот, кто умеет видеть их в настоящем, находится в более выгодном положении. У такого человека больше шансов воспользоваться новыми возможностями. Кроме того, осознание преобразовывается в энергию. Чем внимательнее вы к совпадениям, тем чаще они случаются, – а значит, тем шире ваш доступ к посланиям – подсказкам о предназначенном вам пути и направлении».

Дипак Чопра

Глава 3

– Ох, голубушки мои… да что ж такое… Что ж за напасть… Ох, ох…

Незнакомый голос зазвучал в моей голове какими-то дребезжащими нотками, и я поморщилась. Ломило затылок, почему-то болела шея, а еще ныли ребра. Что случилось?

– Таня… – позвала я хриплым голосом, чувствуя странную сухость во рту. – Таня…

– Милая моя! – незнакомый голос прозвучал совсем рядом с ухом. – Пришли в себя! Хорошо-то как! Открывайте глазоньки!

Я осторожно приоткрыла веки, чтобы посмотреть, кто это. Может, я в больнице?

Надо мной нависло лицо пожилой женщины, которую я видела впервые. На ее голове был странный головной убор с рюшами, завязанный под подбородком лентами, а на плечах лежала темная шаль.

– Вы кто? – прошептала я, щурясь от яркого света, льющегося из окна. – Где я?

– Да что ж вы, нянечку свою не помните? – запричитала старушка, качая головой. – Ой, беда! Беда, какая! Пошлю-ка я за Иваном Тимофеевичем!

Нянечку? Что за чушь? Я попыталась вспомнить, что произошло со мной до появления этой странной незнакомки, и сразу же перед моими глазами промелькнули ступеньки, ведущие в погреб, подмигивающие из темноты стеклянные бока банок… Я упала! Упала и ударилась головой!

– Воды… – попросила я пересохшими губами, не в силах избавиться от странного ощущения – мне было страшно так, как никогда в жизни.

– Сейчас, моя милая! Сейчас нянечка тебе подаст!

Я услышала, как льется вода, и вскоре к моему рту поднесли кружку с прохладной жидкостью. Жадно прильнув к гладкому фарфоровому краю, я в несколько глотков выпила воду, а потом огляделась. Что за странный интерьер?

Комната, в которой я находилась, выглядела довольно необычно. Я догадалась, что это спальня, ибо лежала в кровати с балдахином, некогда выглядевшим очень даже шикарно. Сейчас он заметно поистрепался, но все равно привлекал внимание своей отделкой. В ней использовался красный штоф и атлас по цвету чуть темнее. В дополнение к этому великолепию балдахин был украшен золотыми галунами, кистями и бахромой.

Не менее богато оказались украшены оконные и дверные проемы. Окна так вообще были задрапированы как минимум тремя парами занавесей. Опять красный штоф с аккуратно зашитыми дырами и бархат, на котором виднелись проплешины.

В обстановку спальни, помимо кровати, на которой я лежала, входили кресла разных форм, несколько мутных зеркал, ширма с облезлой вышивкой и канапе на «кудрявых» ножках, когда-то покрытых позолотой. Еще в комнате стояли небольшой рабочий стол и круглый столик, за которым, наверное, удобно по утрам пить кофе или чай.

Что это такое? Я даже примерно не могла предположить, что это за место, и как меня сюда занесло прямиком из погреба.

– Глашка! – громко крикнула старушка, отчего я, поморщившись, вздрогнула. – Глашка, зараза!

Дверь отворилась и в комнату вбежала румяная девушка лет шестнадцати. У нее было круглое лицо, покрытое веснушками, светлые, как лен, волосы, а еще на ней дурно сидел старинный сарафан. Его как-то странно перекосило в сторону, и девушка постоянно одергивала его.

– Я ведь тебе сказала починить лямку! – прикрикнула на нее старушка. – Неряха ты, Глашка!

– А я чего, я ж и ничего… – девушка шмыгнула носом. – Неряха и есть. А что там, барышнечка наша очухалась?

– Ох, ты ж Господи! Не ляпай! Не ляпай! Сколько говорить можно! – принялась возмущаться женщина. – Как там Софья Алексеевна? Пришла в себя, голубка?

– Не-ет… лежит, тихая вся, как покойница, – вздохнула эта странная Глашка. – Смотрю на нее, аж страх берет! Ну, дюже она на сестрицу свою похожа, на убиенную!

– Уйди отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели! – прошипела старушка, но как только девушка схватилась за дверную ручку, окликнула ее: – А ну стой, зараза! Заговорила меня, трещотка! Скажи Спиридону, чтобы за доктором ехал!

– Ага, ага… – закивала Глашка и помчалась прочь.

Старушка подошла ко мне, забрала кружку, а потом погладила по голове. Ее рука была мягкой и теплой, будто ладошка мамы, отчего у меня на глаза навернулись слезы.

– Ну чего, чего вы? Душенька моя…

– Что со мной случилось? – прошептала я, решив, что не стану истерить, а просто попробую разобраться в происходящем. – Почему все болит?

Голова действительно напоминала спелый арбуз, готовый треснуть в любой момент.

– Так балконы обвалились, а вы с сестрицей на них стояли, – сказала старушка, не переставая гладить меня. – Ох, и натерпелись мы страху все! Думали уж все, потеряли кровинушек наших!

Какие это балконы обвалились? Я прекрасно помнила, что упала в погреб! Да и сестриц у меня никогда не было!

Паника все-таки начала охватывать меня, но не собиралась поддаваться ей. Нет, нет… всему, есть логичное объяснение…

Я сжала в кулаки дрожащие руки и только в этот момент обратила внимание, что кожа на них молодая да холеная. Но самое главное – возле мизинца не было шрама, оставшегося после укуса козы. Она тяпнула меня, когда я пыталась затащить ее в сарай… Стоп! Это совсем неважно сейчас!

Я откинула одеяло и чуть не закричала от ужаса. Ноги тоже были не мои.

– Вы чего спужалися, Лизонька? – старушка удивленно смотрела на меня. – Забыли, что ли как ноженьки ваши выглядят? Хорошие, пяточки розовые, аки у поросеночка!

Она засмеялась, а я медленно впадала в ступор. Это было тело молодой девушки, а в нем находилась я! Галя!

– Ты погляди, какая шишка! И примочки не помогают! – не переставала причитать старушка. – Нужно Ивану Тимофеевичу сказать, чтобы порошки свои прописал! Хорошие порошки… Я как головой о бочонок с капустой ударилась, только его порошки и помогли!

Я слушала ее и мне казалось, что все происходящее лишь выдумка моего воспаленного сознания. Я в бреду! Точно! Вот и объяснение! Но почему тогда все такое реалистичное? Мне всегда казалось, что воспоминания о видениях приходят после того как человек приходит в сознание…

Так… когда-то я читала интересную статью, как определить, что ты во сне. Нужно что-нибудь прочесть! Во сне почти никогда не получается читать! Текст искажается, расплывается, а если отвести глаза, превращается во что-то другое.

Я огляделась и сразу же увидела на прикроватном столике книжку. Отлично!

На темно-красной обложке было написано золотистыми буквами название романа.

– Бомарше… «Безумный день или женитьба Фигаро»… – прочла я, и тут мне стало плохо практически на физическом уровне. Это французский язык! Я никогда не учила его!

Трясущимися руками я полистала книгу. О Боже… текст не расплывался, не искажался, не пропадал, и я его понимала! Понимала французский!

– О нет… – прошептала я. – О нет…

– Так ушибиться, и опять за книги! Отложите, Лизонька… Отложите… – старушка мягко отобрала у меня книгу. – Давайте-ка я подушечку поправлю… Вот так…

– Что происходит?! Где я?! – испуганный вопль раздался откуда-то из-за закрытых дверей. Потом они распахнулись, и в комнату ворвалась молодая брюнетка лет восемнадцати. Она была в ночной сорочке, с растрепанными волосами, а ее глаза постоянно близоруко щурились. – Мне кто-нибудь объяснит?!

– Софья Алексеевна, да что ж вы кричите, горемычная! – старушка оставила меня и бросилась к взъерошенной девице. – Наказание господнее! Глашка!

Следом за незнакомкой в комнату вбежала уже знакомая Глашка. Она расставила руки, словно пытаясь поймать беглянку, и виновато крикнула:

– Да барышня проворные такие! Под рукой проскочили – и в коридору! Наверное, сестрицу искать бросились!

Я снова посмотрела на невменяемую девицу. Было что-то знакомое в том, как она щурила свои глаза, подергивая носом… Таня! Господи, да это ведь моя Таня! Но почему сестрица?

– Пусть со мной ложится, – я улыбнулась старушке. – Нам вдвоем спокойнее будет.

– Пусть, голубка моя. Пусть… – женщина повела девицу к кровати. – Иван Тимофеевич вас вместе и посмотрит…

Она усадила ее на кровать, а сама бросилась наливать в кружку воду из кувшина.

– Таня! – тихо позвала я испуганную барышню. – Таня, это ты?

Девушка повернулась ко мне и снова прищурилась.

– Галя?

Глава 4

Я смотрела на эту невысокую миловидную девушку и не понимала, что происходит. Как такое вообще возможно? Может, это какой-то эксперимент над людьми? Над нами с Таней? Но от этой мысли я сразу отказалась, ибо никогда не верила во всякие там теории заговора.

– Ложись рядом, потом поговорим! – быстро шепнула я подруге. – И не истери, хорошо?