With skylarks

© Lerysol, 2021

ISBN 978-5-0053-3461-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Внутри подмеТая

Мы будем вместе? Когда совсем соскучишься! Серебристой миниатюрной ложечкой тирамису, закажешь? Украдкой губами откусывая, думая фантазиями, а вдруг слишком? Нет, обычно не останавливало, но тут так многолюдно, жаль, быстро принесли, не перегнуть бы. Тебе же иногда нравится кошечкой, балансируя с иными персонажами. Удиви меня своей непредсказуемостью, отключив на доли стрелок вложенные мои страхи с домыслами, улыбаюсь своей зависимой смешной независимости. Как лечение? Действует. Я уже не боюсь ночной боли в судорогах мыслей.

Изредка, часто посещаю таких же зеркально схожих, беснующихся внутри пси… в, снаружи рассудительных, бумажными дипломами прикрывшихся, врачуют спокойствием, чуть маркетингом приласканные, советами подруг возвышенные.

Понимаешь, десятки предлагают выкурить последнюю, демонстрируя правой, а левой сжимая пачку свежую в раздутых карманах не первой свежести. Благодарю, сама, сама, сама… Вою от напускной вежливости.

А потанцуй со мной на расстоянии? Покачивая растрепанной прической, чуть пьяный, все такой же красивый. Притягиваешь молодость стройную, в шикарных платьях и все так же моими глазами любуешься. Разбираешь меня по частям.

А я по-прежнему рисую гуашевыми красками осени, размазня со взгляда первого, но потом, прижавшись плотнее, не боясь испачкаться, картинка оживает, наполняется значимым смыслом, у тебя получалось.

Слышал о моей коронации? Будешь еще и ты мне свои устанавливать? Все давно играют по нотам прописанным, не сознаюсь о наигранности. Хотя… Устанавливай сам, так указывать опостылело. Опустись ко мне с облаков на чашечку крепкого, раскинь свои необъятные, прижмусь. Останусь с тобой, утонув за круглым хрупким на тоненькой ножечке.

Поделишься? Чуть твоей уверенности, конкретики без лишних намеков, подари желто-багровый калейдоскоп из прямоты обещаний с действиями. Забери утром, фиолетово-скомканной. Осенняя нехватка витаминов постоянства, что ли… Как это на вашем первобытном? Забудь, носит язык, на ветру срывая слова не мои, колкие. Мне бы запах твоих волос без обязательств удовлетворить, лишь умаслить вечно похотливую хищницу. Я сама другая, ты же знаешь. На толику ночи расстроена, временами стыжусь.

Жесткая, безусловно, разгребая на остатках себе среди развалин лучшего. Бесят те, на кого ставки не помыслила вовремя сделать, расцвели великолепием. Выживу. Позволяю себе играть на фортепьяно надуманности, испуга – крупного помола, носят вьюги бесстыжие. Перекатывают по полю охапками с востока на запад, хаотичность, не поддается логике. Знаю трезвая, чуть откровенней со мной, расскажешь и загадочно улыбнешься о выдуманном контроле или предсказуемости моих шагов. Тут же кромсаю аккаунты, шифруюсь, удаляюсь на безопасное, прячусь. Только уши из-за дерева видны, смешно, наверное, детское баловство, жонглируешь. Удивлен? Насколько глубоко скомкана! Настолько корни ослаблены… Проваливаюсь. До миллиметра членистоногими взрыхлено, серыми полевыми голодными теплые отростки сгрызены, пятаками ощетинившихся диких ослаблены. Навыдумывала свой мир с надежностью призрачной, плечо не на кого, привыкла. Ухожу, дверь приоткрыв чуточку, английский вариант. Таблетками успокоив псов на адреналине, ищу своего космического.

Ты ночная книга, мой душевный фильм, оставив теплые впечатления. Великан Эйнштейн-проказник во всем виноват: «Логика может привести вас от пункта А к пункту Б, а воображение – куда угодно…»

Прикоснулась кончиками, намокла до запахов, вырвалось неудержимое, то, что и будила. Хочу, хочу, хочу успокоиться.

«Все временно», – шепчет осенний ветер.

Цветы из оранжереи

Пишу тебе, а ты читаешь ночью, шепчу слова, а ты впускаешь утром. Переполошилась зря, предполагая за дверью. Падшие за окном листья со слезинками прозрачными мечутся в круговороте скорости. Эта история на капельку о паре секунд из круговорота, молча с собой беседуешь. Постучалась золотая осень, болеешь капризными мыслями. Играешь с русскою рулеткой, ставя спокойствие на красное. Проголодалась совсем без пуховых объятий. Хотела сказать, но передумала. Уже набрала, сбросила, балуешься сложностями.

Тело избаловано ночным движением, заново запуская коллайдер.

Знакомо до тошноты, до миллиметра полный клуб битком с платьями в прикосновениях с брюками, заведенные битами, перегоревшие алкоголем. Не хватает, как обычно ночью, воздуха, необъятности, свободы пространства звездного. Расстроили, луну заштриховали облака, предвещающие слякоть всенепременнейшую. Завтра погружусь на пасеку со сладостями, безразборчиво вкину лишнее калориями, так легче. Окунусь прикосновениями в фантазиях, полутонами украшу параноидальными. Дефицит воздуха чистого, кислорода граммами. Назавтра вернусь от своей психологини, роняя голову, зачем? Улыбнусь, но, по-моему, ей самой пару сеансов не помешало бы. Пакет со стеклянной емкостью, а в ней утешения жидкости остатки, зажала коленями, сижу в тишине дворов вымерших, гоняю по углам электрички несуразные. Согреваю себя мечтами о постельных няшностях. Знаешь? Скорее бы прошла мимо эта ночь, в промокшем испачканном плаще, такая капризная девочка. Время не выскоблило, время лишь подшпаклевало, халтурно и дешевой мастикой. Со временем пробилась ржавчина, с краями острыми, обнаженная, без красок вежливости. Зависима и безответно. А ты помнишь? Цитировала Хокинга: «Моя цель очень проста: Я хочу понимать Вселенную, почему она устроена так, как устроена, и зачем мы здесь». Случайно встретилась давно, кольнуло, показалось, не замеченной. Тощая Вселенная со своими нитями встреч неслучайных. Взгляд в разрыв выстрелами до издыхания полного, еле выжившие нахлынувшим, ползем по углам, да, канаты, больно зализывать. Отползая. Вспышка и движение сгореть. Больше не звони, стерла лишнее, даже номер исчез, помню лишь мелодию его набора, вальс напоминает. Иди попробуй, выгляни, страшно? Без левой серой грязи. Сердца сосудики постукивают, жалуются, сделала вид безразличия. На сколько хватит? Секундами отсчет. Спальные одинаковые многоэтажки зарядили ныть серостью. Страдают от нехватки лайков, хочется и им в ТОП, обещал же на дорожку на высоких среди высоких. Тикает, мечется, меняется к лучшему, всему свое время, даже платьям с зеркальцем.

Заберешь из оранжереи?

Обладая троном

Вспомнила. Спрашивал, а чем Я рискую? Ты прав был, только ощущениями приближения взрослости, да и подругами, стартанувшими одновременно, обгоняющие в краткосрочных отрезках, и бесконечный дребезжащий звук советов вырастивших. Есть работа с достижениями выдуманными, синими регистрационными бумажками вперемешку с грамотами, медалями. Ублажаю себя Я, в любой момент брошу и взмахну в свой мир няшностей с виноградными, кажется! А еще, еще… К маме и папе, а ты? А, сиди и жди, жди бесконечно, пока Я повзрослею до ответственности. Можешь угостить меня экватором! Ну, если на диете, то старой Европою. Я же твоя бубочка! Бе-е-е, и Я заразилась, но, говорят, работает. Делись, делись, а тут что? А можно Я в гости? А Я с «пустыми» руками? Зато могу подарить взгляд, такой будет простительный, и ножкой могу влево, вправо, влево… Делись, делись и больше… А нового? А достижения? Это все Я, не зря же стояла со своими волшебными вздохами и охами, листая фоточки. Чуть раздаривая другим энергию, но по ценности необыкновенной вдохновляла Я именно тебя, получилось же.

Смеюсь пластинкам, бесполезностью следующих фраз произнесенных: «Ведь также отдано и Тебе бесплатно, потом запевая песню о затраченных лучших днях своей жизни с медведем. Хватает же наглости. Капризничаешь, так такие же года рассовывал Тебе незаметно по кармашкам кристаллики доброты, утешая Твоих серых тараканов. Обнимая и впитывая в себя Твои слезы, прыгая навстречу мчащимся хаотичным электричкам, выслушивая тираду сумасшедших эмоций, зачем? Просеивал Тебя настоящую. Воспитывая для себя родное. Возможно, окрепшее и взлетевшее».

Высосана, до краюшечек. Мало осталось энергии, сон или спорт Я чередую дольками, восстановится, куда денется, из загашников. Листаю строки, уже и посадку объявили, еще есть две-семь минут за столиком, не переминаться же с ноги на ногу, где бы ни бывала, абсолютное сходство. Я вспомнила слова Фредерика: «Никто не хочет оставаться в одиночестве: оно высвобождает слишком много времени для размышлений. А чем больше думаешь, тем становишься умнее – а значит, и грустнее». Вот и Я загружаюсь с головою. Скоро, так близко желания. Бесконечно, но по нраву наблюдать за всхлипами волн с пеною. Поразительно схожи с эмоциями, кипящими с оливковым маслицем на сковородке огненной. Каплями дождя осеннего успокаивают, как могут, творят возможно-невозможное, сражаясь с лавою. Словно всех встревоженных вороных из конюшни выпустили, испугом необъяснимым взбудоражены. Мечутся по лугам бесконечным с колышками по краям с колючею.

Ничего, ничего, не впервой, Я вынырну.

Носом уткнувшись

Ловись, рыбка большая и большая, лучше очень, очень большая… Ночь такая бессонная. Я чувствую те струны, переплетенные, связывающие с тобой, от этого и просыпаюсь ночью. Донорствую, спасая тебя ладошками слов, отдаешь свои переживания вовнутрь меня бесплатно, добротой пользуясь. Прочь, ночь.

Хочу в утро беззаботное… Витрины, витрины с силуэтами, губками с сердечками, иногда просматриваю, сравниваю, удивляюсь смелости… Такие красивые, такие мило разные. Может, и я так хочу, но пока стесняюсь общественного.

Хочу замуж за единственного? Как же струны? Не существует ни одной без струн прошлого. Или все же жениться, найдя себе слабую Его? У зеркал юлою в платьице, рассматриваю, вроде девочка, точно девочка. Видишь, реснички накрашены. Иногда, конечно, мальчик, но так грандиозно много во мне девочки, той – маленькой. Хочу, хочу, хочу и то, и это платьице… Ту, что на ручки, ту, что в ладошки, ту, что за ушком с особенным.

Прибавляя опыта, исколесив мир, понимаю нелепицу созданного, круговорота шестеренок внутри схожих по статистике. Вычитала, швейцарские ученые, исследовав десятки тысяч поведенческих особенностей, пришли к выводу о схожести до сотни типажей характера на планете. Говорят, знатная вечеринка буйствовала по случаю сего открытия. Пытались, после пары бочонков бордового рассмотреть в собеседнике зеркального себя, пьяные, смешные. Отвлеклась, о чем это я? Так вот, они непреклонны в защите своей аксиомы – создания повторений характеров, по сути, из одной коробки конструктора. Чуть ближе на двадцать семь прикосновений, и ты глубже, и будешь погружаться, подпуская во внутренний настоящий свой мир другого, доверившись. Без внешнего дружелюбия, без масок, без лат рыцарских, без вежливой пены снаружи, тайн сокровенных, смешной короны. Ты же знаешь, каков другой океан? Там, на глубине? Совсем иная картинка лежбища. Чем глубже во тьму глубины, тем больше приходит удивление от повторений рисунков. Может, нужен тот, кто разглядит тебя маленькую? Ведь проживать лучшие минуты рядом без глубины с чернилами – никак. Нахождения в ей прошлого знакомого, а в нем давнюю подругу с ее взбалмошным характером. Принципы по сути не меняются, чуть тут царапинка, чуть там подшпаклевана, чуть ближе на ночную скамеечку с подвыпившим Бегбедеровскими строками: «Если женщина у бассейна боится намочить волосы, чтобы не испортить прическу, – бегите прочь. Если она с хохотом прыгает в воду – прыгайте следом!»

А еще более смешон гуашевый портрет в сокращенном варианте на страницах книг девятнадцатого, восемнадцатого веков. Стоит за это выпить, глоточек шампанского от вдовы? Попробуй, рекомендую черненькую с маслицем и тоненькой лусточкой беленького. Даже фантазия не требуется, все как в таблице расписано и расставлены по видам персонажей, их повторяющимся фразам сотни лет, тысячи. Спасение в замедлении бега и времени на осмотреться, если… Смеюсь, получается только перед перезагрузкой в аэропорту за чашечкой эспрессо и одновременно твои строки перелистывая, хорошо. Пластинка крутится, произносятся и далее через столетия сомнительно, если изменится произношение. Словно в зале игровых автоматов, с горстью жетончиков. Счастливая разглядываю, какаю игру запустить на этот раз. Дефицит разнообразия персонажей, до сотни усредненное количество уровней. Скучно!

Вместе долго строить скучно, для этого надо же невероятное терпение прикладывать! Скучно, привычка одной, так, баловать, урывая у внешнего по долькам на вечер. Сама задумываюсь, почему же надо быть такой дурою? Порхаю от лампочки к свечке, всхлипывая, подшивая очередной раз обожженные, со временем улыбка становится циничней, чуть. Присматриваясь, пеленгую закономерность полета, казавшегося ранее хаотично романтичным, искренним. Чуть больше воздуха набрав, и погружение в ряды истории, смеюсь, помнишь, как в детстве в аквапарке? До чего же счастливой можно быть в домике.

Даже ты не лучший… Улыбка, в том, что это правда…

Вечер пятницы

Friday evening. Какой же ты!!! Все уговаривай, подлащивайся, мур-р-рлыкай, прогибай прелести, а может, мне… Набираю, набираю, глупая. Подумаешь, возвел, три гудка и прочь. И трубку быстро снял.

Скоро вечер, впереди выходные, намаялась пирамиды возводить одна. Бегу, замираю, снова спринт. А ты? Что у тебя? У меня? Отгадай. Давай, давай, не ленись. Да, игривое, да, бываю. Сеть грязная, но позволяет откопать при желании, сравнить, додумать, надумать, перевернуть мысли вверх тормашками. Свайплю по экрану с фото твоим, ласкаю подушечками. Тише, тише… Прошу, не смолкай, задремала от уюта звуков фона слов. Алло-о, алло-о, отчего вакуум? Слушаешь меня? Ненадолго разбалуемся, приезжай. Невинные краснеют мочки, воспринимая бархатом шепота звука сплетенья букв! Не вспугнула настойчивостью? Ты же знаешь, пошлость и величие – это мое. Unreal, милый. Заглядывай, прошу, сегодня, откладывай лишних, это же Я. Ко мне, ко мне вечерком, погамим, выцарапала специально для бурого медведя, сама впервые возьму в руки. Разбросала салона препати записи, девочки порядок внешний навели, они умеют с внешним. Еще из итальянского, держат коренные, заказала на выбор изысканных пару блюд, захочешь caviar черной, для тебя. Вина одиннадцатого. Превратимся ненадолго в фуди.

Пропс, пропс, не задержался, как обычно, на часов пару, снимай пальто, располагайся, не останавливай губ танец, прошу, говори любимое. Все как люблю, притален, галстука расслабь узел, лишнее напряжение. Хочу меня снова принцессой. Фантазии мои – они такие громкие, граничат с первобытным вожделением. Тише, изи, изи, сперва вина попробуем. Мне так нравится, когда говоришь… Расскажи, а как там? Я тоже, так люблю своенравный океан. Кстати, скачала твои Dreams и Камю в аэропорту, прочла, не зря потратила две чашки эспрессо. Стараюсь следовать твоим пересказам Станиславского: «Каждый день, в который вы не пополнили своего образования хотя бы маленьким, но новым для вас куском знания… считайте бесплодно и невозвратно для себя погибшим», умница Я у тебя. Кстати, умудрилась поспать под строки чуть, как же хорошо ощущать тебя, пусть даже тогда на… Соскучилась, поэтому и… Посмотри, и свечи ко двору, оплавлены до основания, похожи чуть мы. Чуть тепла, избалованы красоты переливов Моцарта, почти до дна, но необыкновенно царственны и теплы на глоток. Пошазамим мелодии, развлечемся глупостями взрослыми. Так нравится, когда чувствую тебя каждой клеточкой, мр-р-р.

Проснулась, сметая постель, слегка нечесана, бутыль виски не до конца полна, остатки сыра, снеди разной. Что это было? Левая рука по привычке на ощупь, на наличие тепла, лед белоснежной простыни, невинна и чиста, и тишина. Тягучие шторы уберегли покой, полуденные куранты лениво, с потерянной надеждой разбудить, распускают звуки колоколов, bob’s your uncle.

Улыбки пыльные

Осень, осень холодная, плюсами за тридцать замордовала совсем. У всех, у всех уже, вон сколько всего…

Все тише, тихие восклики, все пустее и пустее емкость с виноградно-розовым…

Стоп, стоп, стоп… Спать, спать, спать… Спряталась в норку вежливости, со своими черными бусинками, влажными, выглядываю изредка. Трусь прелестями с подружками схожими в тесноте шерсткой, перекидываемся в четыре утра, страшно, но так покойно среди корешков. Ой, а за стеклом падает звезда, можно загадаю желание о тебе? Пожалуйста, побалуй меня шоколадом швейцарским со щедрым шампанским, потешь меня для социалочек. Глазки-бусинки волнуются, инопланетными сферами вращаются, словно камеры на триста шестьдесят, но страшно приятно за дверцами, из каморочки, из только своих чуланчиков… Так привычнее, безопаснее, с чашечкой кофе… Глупости, но такие завораживающие… Вот и прочие травоядные потянулись, без жажды к бордовому, приближаются украдкой к косулей стаду степных, другие прижимаясь к зелени деревьев, густозаселенных коалами шумными. Каждому свое, а у меня с утра теплые арома кофейные. Словно на замедленной подобные к подобным, травинки, лепестки, со стебельками пережевывая, хорошо, если не спугнут и примут. Волнуется океаном разнообразие цветов радуги, звуков фауны. Великолепны избранные, из красной вписанные, под законом общественности, запретом на истребление. Но кто внутри ночи запретит обитателям? Ты же знаешь, я с тобою не такая, как с лишними. С лиан бесцветные, вьющиеся, поскрипывая новой чешуей не сводят каменных шепчут, гипнотизируя: «Жить не спеши, обвивая кольцами». Чуть мощнее, чуть крупнее хищники бродят неторопливой поступью, временно все дозволено, на всякий случай, прижавшись, стригут кисточками. Напряжены мускулистые конечности, доли секунды, для старта резкого. Убежать нет сил, сорваны с вокзала приходяще-уходящих электричек тени, привычка. Мимолетные минуты нарисованы их из прогибов, спинок вверх, спинок вниз. Совсем увлеклась наблюдениями постановок шоу. Ты же знаешь, я с тобою не такая, как с лишними. Рада тебе, молчу, молчу, скоро улетаю, а ты?

Оторвись, пожалуйста, от экрана. Что нового хочешь увидеть? Безразличностью принюхиваются, ищут отставшее, отбившееся, и им все ровно кого, главное вовремя. Думала, будешь до конца собственностью. Будешь моим, кто? Да, имела право, глупая… Была. Колокольчик тогда присмотрела для лугов, ждала момента чипировать… Ну не настолько же, хотя чего уж сейчас. Узнавала. Я так решила, смейся, смейся, завтра новое. Пора, выдержу… Посадку объявили, пора, за тебя поднимаю по привычке чашечку фарфоровую с напитком щедрости энергии моей. Чуть волнуюсь, но в целом отпустило… Устала от больших городов, снующих веганов до мясоедов… бросила дурацкие попытки различать пол, утону в стихах Ахматовой, вспомнилось: «Кто чего боится, то с тем и случается. Ничего бояться не надо».

Правда, как разгребешь, присоединяйся, буду ждать. Чуть по тебе соскучусь. Знаешь, не подам, как всегда. Забила на работу совсем, прости, голодно без штормов нежности.

Прилетай, правда, прилетай…

Ну, а Ты?

Совпадение чистое

Дневник, брошенный на столе. Мне так хорошо. Руки дрожат притрагиваться к запретному. Глаза, не церемонясь, впитывают среди строк, глотая, не пережевывая, не вдумываясь, торопятся. Непонятны сплетения прочтенные, двусмысленные. Проще бы, проще бы лучше. Рыскают, выискивая простые тайны на поверхности. Белый чистый листок с признаниями трепыхается с чернильными неряшностями. Кто бросит без ограды на мостовой мысли? Смеются пьяные перья гусиные, чернилами испачканные, ведают. Ровно шестьдесят секунд на погружение в развлечение, разгадки, догадки, отражения. Глупо, спрячут в сундуках, в шкафах, вплетая шифрами среди страниц книг. Балуется, подбрасывая швейцарский сыр с запахами. Как же ты такая неосторожная? Баловство кошек. Она хороша, особенно… Спроси, просто спроси, от поступков больше нечего ловить. Тикает, проходит не больше бегбедеровских двадцати четырех, как под копирку. Мне так хорошо. Влюбленность, погружение, врастание, внимание, желание, чередуясь с жадными утехами. Потом, потом, потом, все на потом. Сам на кухне стряпней занялся, пальцы в муку гордости, вбрасывая желтки чревоугодия, разбавляя жидкой белоснежной гордостью. Гнев с блудом приобнялись в предвкушении красок чревоугодия. Взбивает, мнет, вытравливая приправы резкой алчности, остроты ленного уныния. Пять минут – не более для ведра мусорного, под теплые порывы ветра. Она хороша, особенно… Без тебя настоящего никуда, прошлое бурлит замерзшим вулканом, обстроилась, освоилась, просачивается лава наружу, расплавляя зелень лугов ухоженных. Остались только сны, безумные своей безупречностью, пошлые своей невинностью, ласкают кожу ночи гусиными перьями, фиолетово-черные.

Ты такой же непонятный, как и слова со страниц Жан-Жака Руссо, выводя в свой умысел: «Кто из вас не сожалел иногда об этом возрасте, когда на губах вечно смех, а на душе всегда мир?» За полночь серые головушки гладиаторов наслаждаются кошельками тепла мелких прохожих, не прибранных на ночь. Загадки, загадки, достали шарады. Шепчут, мур-р-рча, негласно устанавливая свои правила, плетя узелками паучков сеть, перебирая, туго набрасывая.

Плещется простотой, лишь океан, не обращая ни на кого внимания, сам по себе, разбушуется, враз перевернет корабли громоздкие, опустит на дно для следующих. Правда, любит ласку по утрам, приручила ладошкой, часто трепетно поглаживаю волны, как кошка, зараза, ластится, мур-р-рчанием. Правда, надоело разгадывать, можно проще? Останусь с ним понятным, степенным, пусть истерит. Врастаю, больше не хочу никуда, топлю ступни в рыжие песчинки. Мне же так хорошо, еще, еще, чуть ниже, ниже у хвостика…

Разгадки снов

«Тебе уже хватит?»

Оставь, оставьте меня ограничивать, танцевать буду сама с собою, так волшебно у зеркала, покачивая прелестями.

«Тебе уже много, а мне?»

Неважно, я шуметь хочу, просыпайся, проснись, посмотри, какая ночь звездная. Мр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р, мр-р-р, спишь, а я одна устала, хочу тоже спать, хочу поцелуи шепотом, так быстрее засыпаю, мр-р-р-р…

«Что делаешь?»

Темно, без десяти четыре, неизменно колесо, ну надо же. Читаю тебя от нечего… Соскучилась. Мне нравишься Ты, когда выпускаешь нежность.

Фиглей страдала, спасая мир красотой, а после, как всегда, еще стараюсь отыскать рычаг, способный перевернуть. А ты?

«А я нашел тебя».

Как? В характере ее? Потом, конечно, в манерах шевелить губами, поступки поступать. Смеюсь, все знаешь про круговорот. Течение горной реки, бурное с выступами, разворотами. Чуть встала взрослее, на другую сотню лет от тех знакомых искренних четырнадцати в тебе. Так же строг и нежен, когда час забав прибрежных волн. Сюрпризы калейдоскопа с бусинками тебя в шумящих рядом, меняется настроение с вращением каждым, дежавю. Слова Франсуа де Ларошфуко порхают: «Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви».

«Что со скамейкой?»

Бросила, а смысл? Не видела давно, соскучилась по пальцам, а ты?

Вечер, тишина, шелест листьев за окном. Костер не торопясь похрустывает ветвями, спокойствие в лесу. Все словно повторятся с тобой, спинка на прогибе, чуть кончиками, тише, тише.

«Как ты? Где побывала?»

Раскраснелась вся, так преданна была тебе во мне. Но притяжение посылает схожих, а может, сама раскапываю в них тебя. Кто под силой ветра в сторону сойдет, кто улыбнется и возьмется снова.

«О другом чуть, как ты? Гадаешь? Какими кистями владела?»

Гуаши черные мазки по-прежнему бросаю на полотно, мешая серое с испачканным бельем. Беру оттенки белого, космический латте, слоновой кости, кремовые тона, но руки опускаются, не хватает кислорода. Понимаешь, все в желаниях. Непокорные гейзеры украсили характер уверенности в правоте. Доверяя пустоте слов вежливых и безразличных полностью, со временем лишь приходит понимание закулисья. Пусть. Чуть тише, чуть спокойней, плюс один к моим… Там глубоко внутри один из персонажей хочет вволю извергать настоящую себя, не остановить. Беря терпение с молчанием под уздцы, обычно пять, возможно, десять, изредка пятнадцать и… выбившись из сил, сменяет облик маленькой себя, ребенок.

«Салфетку дать?»

Тишина и всхлипы. Глазены просят приобнять, поцеловать, согреть от той иной в тебе.

А полетели к океану? Спрячемся. Я билеты взяла на завтра, с тебя сланцы и эспрессо в аэропорту в знак благодарности.

Хочу, хочу, хочу в тебя… Ранним таким утром, уткнуться носом, просыпаясь, гоня навязчивый туман сновидений, сладко потягиваясь, наигрывая кончиками стоп мелодии Моцарта.

Хочу, хочу, хочу в океан, но только после завтрака… Ты приготовишь? Приготовь, приготовь, приготовь для меня особенной. Шучу. Я быстро в душ, а потом на завтрак пораньше, когда обитатели острова еще спят. Сегодня присядем у окна.