ШЁПОТЫ ПОЛОЙ СОСНЫ
Все права защищены
Пролог
Лес был слишком тихим.
Не таким, каким его знал Илай Картер – не шумным, не наполненным звуками ветра в кронах или далёким пением птиц. Тишина здесь стояла глухая, словно кто-то выкрутил звук до нуля. Лишь их шаги, скользящие по мокрой земле, раздавались в этом странном куполе – будто лес наклонился ближе, чтобы слушать.
– Люси… – позвал он шёпотом, обернувшись.
Девочка шла позади него, прижимая к груди своего плюшевого кролика. Жёлтый плащ цеплялся за ветки, а кудрявые волосы путались под капюшоном. Она не выглядела испуганной. Напротив – глаза сияли, как у того, кто нашёл дверцу в волшебную страну.
– Там была дорога, – сказала она, будто утверждала, а не вспоминала. – Я видела её перед тем, как всё… исчезло.
Илай замедлил шаг. Мокрая трава хлюпала под ботинками, но он почти не замечал. Всё внимание приковал лес. Ветки, как ему казалось, меняли положение. Там, где он только что прошёл – теперь не было просвета. Деревья будто шевелились, но не шумели. Он положил ладонь на шершавый ствол сосны. От него шёл странный холод. Не обычный – внутренний, будто ствол был полым, как труба. И действительно – у дерева была чёрная, ровная дыра, из которой тянуло пустотой.
Ш-ш-ш… что-то зашептало.
Илай отдёрнул руку. Люси остановилась рядом, посмотрела вверх – прямо в макушку дерева.
– Оно шепчет, – сказала она.
– Это ветер, – ответил он автоматически, и сам не поверил в это.
Люси не спорила. Она просто направилась вперёд, будто знала дорогу. Словно ей кто-то подсказывал.
Они вышли к поляне. Или, может быть, поляна вышла к ним – потому что за минуту до этого её не было. В центре – деревянный знак, почти сгнивший, с выцветшими буквами:
“HOLLOW PINE”
“ПОЛАЯ СОСНА”
– Это название? – спросила Люси. – Или предупреждение?
Илай ничего не ответил. Он не знал. Но в ту секунду, когда он посмотрел на вывеску, под его ногой хрустнуло стекло. Они оба посмотрели вниз. Дорожное зеркало. То самое, что стояло на повороте перед аварией. Осколок отражал не небо, а чьё-то лицо – чужое, бледное, с пустыми глазами.
Илай моргнул, и отражение исчезло.
Они разбили лагерь там, где земля стала мягкой и ровной, будто кто-то давно выровнял её под кострище. Ветки были сырые, но Люси уверяла, что видела сухие под одним из деревьев и действительно, вскоре она вернулась с охапкой, в центре которой были несколько совершенно сухих, чёрных как уголь веток.
– Они были закопаны, – объяснила она, будто это нормально.
Илай не стал спрашивать, как она их нашла.
Они развели костёр. Пламя пошло странного цвета – с синеватым отливом, и почти не давало тепла. Дым поднимался не вверх, а тянулся вдоль земли, будто искал дорогу. Ночь падала быстро – слишком быстро, как будто кто-то повернул ручку времени. Илай закутался в куртку, подтянул амулет к шее. Он всё чаще ощущал: в долине время не работает по-человечески. Часы в телефоне остановились, стрелки на его наручных – тоже. Люси сидела у костра, её лицо подсвечивалось снизу, будто из сказки – такой, в которой герои не выживают.
– Он здесь, – прошептала она.
– Кто?
– Дед.
Илай обернулся. Пламя качнулось. От ветра, или…?
– Люси, ты же его никогда не знала.
– А ты? – она повернулась к нему, глаза блестели. – Ты тоже не знал.
Она была права. Они никогда не говорили о нём. Никогда не видели фотографий. Только один амулет, который Илаю дали, когда ему исполнилось двенадцать. «Это твоё теперь», – сказал отец и сразу сменил тему. И теперь, в этом лесу, амулет стал горячим. Он прижал ладонь к груди.
И тут – щёлк – будто сухая ветка сломалась совсем рядом.
Илай вскочил. Костёр не трепетал. Лес – не шумел. Но за деревьями, в темноте, двигалось что-то. Тихо. Прерывисто. Как будто кто-то шёл, не наступая на землю. Люси смотрела в ту же сторону. Ветви раздвинулись.
Он вышел из леса – высокий силуэт, будто вырезанный из золы. В груди – зияющая дыра. Лицо было смазано, как старая фотография, на которую пролили воду.
Полый.
Он ничего не говорил. Но воздух между ним и детьми будто дрожал от слов. Не издаваемых – ощущаемых. Илай не мог отвести взгляд. Что-то в нём отзывалось – страх, узнавание, вина. Его ноги подогнулись.
А затем – вспышка. Не свет, а воспоминание, ворвавшееся не в голову – в сердце.
Флешбэк – Первое Эхо
Он не Илай – стоит у этого же дерева. Тридцать лет назад. Пальцы в крови. Тело чужое. В руке топор.
Он вырубает эти деревья. Одно за другим. И они шепчут. Плачут. Но он глух. В груди пепел. В ушах – грохот войны, которую он принёс с собой. Его зовут Гарольд Картер. Его страх – не уйти, а остаться. Оставить память.
«Сожги дом – чтобы никто не нашёл»
«Зарывай – чтобы не вернулись»
«Молчи – чтобы дети не знали»
Хлопок.
Илай выдохнул. Он снова был у костра. Люси держала его за руку. Полый исчез. Но в сердце осталась пустота, как дыра в груди того, кого он увидел.
Утром они пошли дальше. Но Илай уже знал: они не просто в долине. Они внутри чужой памяти, которая теперь ищет их самих.
Акт I. Погружение
Сцена I.
Люси считала шаги, пока не сбилась в третий раз. Илай держал амулет в руке, как компас, но тот больше не дрожал, не светился – просто висел, бесполезный, холодный. Позади остались пепел и дерево с выжженной сердцевиной. Впереди – только лес.
Лес, который… менялся.
Тропа будто бы вела их вперёд, но деревья – одни и те же. Один и тот же сук с узлом, похожим на человеческий глаз. Один и тот же камень, покрытый мхом, где Люси однажды уснула и проснулась, как думала, через пять минут. Но Илай сказал – прошёл час.
– Мы уже здесь были, – сказал он, останавливаясь.
– Нет. Это другое место. Просто оно притворяется.
– Ты о чём?
Люси села на корточки у мха.
– Лес играет. Он проверяет нас. Если мы думаем, что он замкнутый – он будет замкнутым. Если мы верим, что он ведёт куда-то – он ведёт.
– Звучит как сказка.
– Это и есть сказка, – ответила она. – Просто мы в ней внутри.
Порыв ветра и тропа поменялась. Серьёзно: прямо на глазах, когда Илай моргнул, поворот исчез. Деревья сдвинулись, и теперь путь вёл в сторону, которую раньше не было. Как будто лес… смотрел на них. И моргал.
– Я пометил дерево, – прошептал Илай, через десять минут. – Видишь?
На коре – его имя. Острым камнем. “Elijah”.
Люси подошла ближе. Кора была такой же, но имя – написано в другую сторону, зеркально. Как если бы он писал левой рукой, наоборот.
Он похолодел.
– Это не то дерево.
– Или это то же дерево, но после нас.
Она провела пальцем по царапинам.
– Оно знает твоё имя. И значит – оно может тебя забыть.
Позже, они нашли дерево без тени. Солнца не было, но свет просачивался сквозь листву и каждый предмет отбрасывал бледную тень. Кроме одного дерева. Оно стояло неподвижно, не шелохнув ни веткой, ни листом.
Люси остановилась:
– Оно следит.
– Это просто…
– Нет, – перебила она. – Оно слушает. В нём кто-то есть.
И в тот момент из-за ствола вышла фигура. Маленькая. Сгорбленная. В лохмотьях. Лицо закрыто мешком.
– Стой, – сказал Илай, вставая перед Люси.
Но фигура не двигалась. Только медленно поднимала руку и указывала в сторону – в чащу, влево.
Илай шагнул вперёд, но Люси схватила его за локоть.
– Если пойдёшь – не вернёшься. Это испытание. Он укажет путь тем, кто хочет забыть.
– А если мы не пойдём?
– Тогда лес… перестанет злиться.
Они развернулись. Не бежали – шли, как учили их дома. Не показывай страх, не давай ему силу.
Когда обернулись – фигуры уже не было.
Через полчаса они вышли на поляну. Там – тишина. Ни шороха, ни ветра. Только густой воздух и трава, в которой не было следов – даже их собственных.
– Мы в сердце Петляющего Бора, – сказала Люси.
– Это значит…
– Значит, он теперь пустит нас дальше.
Где-то в глубине, под корнями, кто-то шептал. Не словами. Памятью.
”…ещё один вошёл… тот, что носит семя пустоты…”
Сцена II
Поляна позади. Лес снова сомкнулся. Только теперь шаги звучали иначе – глуше, будто мох под ногами становился толще, как покрывало, скрывающее что-то, чего нельзя тревожить. Ветки выше головы склонились ближе, и даже воздух, казалось, стал вязким, как густая смола. Илай шёл первым. Люси – в полушаге позади, тихая, с кроликом, которого держала уже не как игрушку, а как талию друга, которому можно доверять секреты. Сначала они не заметили. Всё было, как всегда. Лес. Паутина ветвей. Сквозной свет, умирающий на их плечах.
А потом – камень.
Большой, как надгробие, покрытый серо-зелёным лишайником, с вкраплениями тёмного янтаря. На нём были буквы. Но буквы – не целиком. Только фрагменты. Края. Обломки звуков. …L___… _AH J…
Илай замер. Он провёл рукой по поверхности камня. Шершавой, тёплой.
– Это… моё имя?
– Не всё, – прошептала Люси. Она смотрела в землю. Там – ещё один камень. Маленький. Как будто вырос из почвы недавно. И рядом с ним – третий. Пустой. Совсем. Даже лишайника не было. Только голая, бледная порода. Как ожидающий грифель.
– Это место… оно стирает, – Илай шагнул назад, будто боялся остаться ещё на минуту. – Оно отнимает, по частям. Как ластик.
Ветер зашевелил листву, и с ним пришёл шёпот. Едва различимый, но он был. Не слова – звуки, похожие на вдохи, выдохи, будто кто-то повторяет их имена, но не может выговорить до конца.
…Ил…ла…й… …Люс…а… …вы кто…были…кем…
Они двинулись дальше. Камни исчезли. А с ними и воспоминания.
– Подожди, – Люси остановилась. – Как зовут маму?
Илай замер. Лоб нахмурился. Он знал. Он точно знал.
– Это… это было что-то с “Э”. – Или “М”? – Почему это так трудно?
Она крепко сжала кролика. Пальцы побелели.
– Если лес съедает имена – он съедает истории. А если у нас нет историй – мы не знаем, кто мы.
– Тогда надо записать. Где-то. Пока мы не забыли.
Илай вытащил мелкую деревяшку из рюкзака. Его перочинный нож – всегда в боковом кармане. На внутренней стороне за шершавленного куска он вырезал: “Elijah Carter. Brother. Remember.”
– А я? – спросила Люси.
– Я не забыл тебя.
– Пока. Но ты ведь можешь забыть.
Он кивнул. Потом вырезал рядом: “Lucy Carter. Sister. Don’t vanish.”
Они положили дощечку у корней дерева, запомнив, как оно выглядело: одинокое, с развилкой, похожей на две поднятые руки. Но уже в следующую минуту, когда они оглянулись, дерево исчезло в массе других – как будто его никогда не было. Они попытались оставить след. А Долина ответила забвением.
Впереди, меж стволов, медленно стелился туман. Не как пар, не как дым – без тепла и без запаха. Он не поднимался с земли, не спускался с неба. Он просто был – как будто всё остальное стало меньше, тише, менее реальным. И с ним пришли фигуры. Без шагов. Без теней. Как будто их вытолкнули из самого воздуха.
Они не шли. Они стояли. Вдалеке. Прямо. Справа. Слева. Чёрные силуэты. Тени, в которых не было лиц. Только движения. Один – трогал свою грудь, точно в том месте, где у Полого зияла дыра. Другой – качал в руках нечто, как будто куклу, но без головы. Третий – просто стоял, глядя на Илая.
– Кто они? – прошептал он.
Люси, не моргая:
– Возможно… это те, кем мы могли бы стать.
– Или кем уже стали, но забыли.
Туман сгустился, и фигуры рассыпались, как чернильные кляксы в воде.
Они шли молча. Лишь когда вышли к ручью, Люси вдруг сказала:
– Если я забуду тебя – пообещай, что напомнишь. Даже если я буду злая. Даже если я не узнаю тебя.
– Я не дам тебе исчезнуть, Люси.
– Обещай.
– Обещаю.
И они шли дальше – в лес, где имена не значили больше, чем шорох листьев.
На корнях дерева, где осталась дощечка, в тени, что не двигалась – стояла новая фигура. Она держала в руках дощечку. И тихо вырезала ножом ещё одно имя. Имя, которое ещё не исчезло. Но скоро должно было.
Сцена III
Путь стал круче – они шли вдоль оврага, где корни деревьев свисали, как оборванные жилы. Лес здесь не был мрачнее – он просто смотрел на тебя иначе. Ветви больше не шептали, они слушали. Камни лежали там, где их не должно быть. Деревья росли не вверх, а немного вбок, словно тянулись туда, где земля больше не держит память.
Люси шла впереди. Её жёлтый плащ – тусклый от сырости. Она не бежала, как обычно. Она шла уверенно, словно уже знала, куда ведёт тропа. Её глаза блестели – не от радости, а от узнавания.
– Там кто-то смеётся, – сказала она вдруг.
Илай напрягся. Ветер мог звучать, как угодно. Но это… не был ветер. Смех был глухой, дрожащий, как эхо под землёй. Ни радостный, ни злой. Он был старым. Как будто кто-то смеялся очень давно, и этот звук всё ещё болтался в воздухе.
Они вышли на поляну. Посреди неё стоял колодец. Старый, деревянный, с крышей, перекосившейся в одну сторону. Верёвка болталась в воздухе, ведро на конце – перевёрнутое, ржавое. Вокруг – ничто. Ни домов. Ни следов. Только мох и осыпающиеся листья, словно осень здесь никогда не уходила.
Илай подошёл ближе.
– Мы не должны…
– Он зовёт, – перебила Люси.
Она наклонилась к колодцу. Посмотрела вниз. И смех – стал громче. Он уже не звучал как эхо. Он шёл изнутри. Из глубины. Как будто кто-то сидит там, внизу, и хохочет, но не от веселья, а от боли, которая давно уже стала привычной.
– Люси, отойди! – Илай потянул её за руку, но она не двинулась.
– Там я.
– Что?
– Я вижу себя.
Он заглянул тоже. Сначала – только темнота. Затем – вспышки.
Образы. Обрывки.
Руки, пытающиеся дотянуться до чего-то.
Мать – лицо размытое, как сквозь воду.
Свет лампы. Плач. Дверь, закрывающаяся слишком медленно.
Чья-то кукла, мокрая от дождя.
Кто-то говорит: “Ты это выдумал.”
– Это воспоминания, – прошептал Илай.
– Но они… не такие.
И правда. Воспоминания были искривлённые. Словно кто-то их зеркалил, растягивал, шептал в них другие слова.
– Он ушёл сам. Ты не виноват.
– Мы не хотели. Просто нужно было выбрать.
– Если бы ты не был таким тихим, всё было бы иначе.
– Это не правда, – стиснул кулаки Илай.
– Но ты верил в это когда-то, – сказала Люси. – И колодец помнит.
Из темноты что-то начало выползать – не шагами, не ползком, а словно вытягиваясь наружу, как жидкость, втягиваемая по незримой верёвке.
Это не было существом, и всё же имело форму. Сначала только смутный контур, словно дым, сжимающийся в очертания. Детская фигура. Узкие плечи. Тонкая шея. Но в ней было что-то не то – неправильное. Глаза, если их можно было назвать глазами, не отражали света. Они не смотрели – они поглощали. Бездонные тени, проваленные внутрь черепа, как будто выдутые. А рот…Он был слишком чётким. Слишком вырезанным. Улыбка, нарисованная чем-то острым. Не на лице – в лице. Илай застыл, как заклинённый. Люси шагнула назад. Но фигура не двигалась к ним – она просто стояла, словно ждала, когда они сделают первый шаг в её сторону.
Смех. Смех. Смех.
– Уходи! – крикнул Илай.
Существо замерло.
– Ты позвал меня. Я только… повторяю.
И оно исчезло. Будто никогда не было. Только эхо ещё дёргалось по краям леса.
Люси вытащила из кармана маленькое зеркальце. Потрескавшееся. Подарок матери – когда-то. Она посмотрела в него. И замерла.
– Оно смотрит обратно.
– Кто?
– Я. Но не я.
Она закрыла зеркало.
– Нам нельзя оставаться. Колодец смеётся только тогда, когда ты думаешь, что всё понял.
Когда они уходили, Илай на секунду обернулся. На краю колодца – стояло ведро. Сухое. Новое. Полное воды. Вода была гладкой. И в ней – отражалась не их поляна, а чужая комната, где кто-то сидел спиной и тихо шептал:
– Я не виноват. Я не виноват. Я не виноват.