Кто видел тебя последний?

Глава 1. Находка в лесу

Пять утра. Парк «Эспланада» на окраине Бостона окутан предрассветной дымкой. Тишину нарушают лишь шелест листвы и размеренный стук кроссовок по асфальту – Марк Синклер, завершающий забег в восемь миль. Воздух свежий, почти пронзительный, и в этот час здесь обычно безлюдно. Но сегодня что‑то не так.

У обочины лесной тропы Марк замечает странное пятно среди кустов. Сначала думает – поваленное дерево. Приближается, раздвигает ветви…и отшатывается, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

На мху лежит девушка. Совершенно обнажённая, в неестественной позе: колени подтянуты к груди, руки скручены за спиной нейлоновым шнуром. Кожа синевато‑бледная, испещрённая гематомами и царапинами. Но страшнее всего – её шея.

Горло рассечено от угла нижней челюсти до ключицы. Рана зияет, обнажая трахею и сонные артерии. Кровь пропитала листву вокруг. Марк замирает, пытаясь осознать увиденное, но взгляд невольно цепляется за разбросанные рядом предметы одежды.

В трёх шагах от тела валяются вещи, будто брошенные в спешке: твидовый пиджак с разорванной подкладкой, белая блузка, пропитанная кровью и рванная в нескольких местах, юбка‑карандаш, наполовину скрытая в кустах, с оторванной пуговицей. Один чулок со следами разрыва лежит рядом, второй исчез без следа. Кожаные туфли на низком каблуке – одна подошвой вверх, другая в луже. Ткань измята, местами порвана, словно её срывали с силой, топтали, бросали. На блузке – тёмные пятна, на пиджаке – следы грязи и листьев, как будто его волокли по земле. Всё это выглядит нарочито, словно убийца не просто раздел жертву, а устроил представление.

Марк дрожащими руками достаёт телефон.

– 911? Здесь… здесь мёртвая девушка. В парке «Эспланада». Срочно!

Через сорок минут на место прибывает Даниель Мёрфи – его разбудил звонок детектива Грекхема.

– Это Лилиан. – бросает детектив, едва увидев судмедэксперта.

Слова ударяют, как кувалда в грудь. Даниель замирает. В голове – белый шум.

«Нет. Не может быть».

Он делает шаг вперёд, потом ещё один. Ноги будто налились свинцом. Взгляд скользит по оцеплению, по фигурам в форме, по жёлтым лентам… и упирается в то, что лежит под фонарным светом.

«Лили…»

Её лицо – бледное, почти прозрачное в холодном свете. Глаза закрыты, словно она спит. Но поза…Бог мой, эта поза. Скрученные руки, подтянутые колени. Как будто она пыталась спрятаться. Как будто до последнего мгновения надеялась, что это закончится.

Даниель чувствует, как внутри рвётся что‑то огромное, тёмное. Гнев. Чистый, необузданный, обжигающий. Он сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

«Кто это сделал? Кто посмел?»

Но следом приходит другая волна – боль. Острая, разрывающая. Он делает ещё шаг, и ноги подкашиваются. Падает на колени в холодную росу, не чувствуя влаги. Руки тянутся к ней, но останавливаются в дюйме от кожи. Нельзя. Нельзя трогать. Всё должно остаться как есть – для следствия.

– Даниель, – голос Грекхема доносится будто сквозь вату, – тебе не обязательно…

– Замолчи, – шепчет он. Не для ушей детектива. Для себя. Чтобы не закричать.

Он смотрит на неё. На каждую деталь, которую мозг отказывается принимать. На синяки – свежие, багровые. На следы от шнура на запястьях – глубокие, рваные. На разрез на шее – аккуратный, хирургически точный.

«Кто‑то знал, как убивать. Кто‑то делал это не в первый раз».

Внутри закипает ярость.

«Я найду тебя. Я разорву тебя на части».

Но вслух – только шёпот:

– Лили… прости.

Место преступления уже оцеплено. Полицейские фонари выхватывают жуткие детали: множественные колото‑резаные раны на бёдрах и животе, следы лигатурного удушения на шее – помимо основного разреза, ожоги сигаретами на внутренней поверхности предплечий, вывихнутые суставы кистей (видимо, от попыток освободиться). Судмедэксперт в белом комбинезоне делает заметки.

– Время смерти – между 23:00 и 1:00, – сообщает он, не поднимая головы. – Судя по степени гипостаза и температуре тела, она пролежала здесь не менее четырёх часов.

Даниель с трудом отрывает взгляд от сестры. Сглатывает. Через минуту на его лице не остаётся эмоций – профессиональная маска, за которой бушует ад.

– Покажи раны. – мягко попросил детектив.

Эксперт кивает, аккуратно приподнимает край простыни. Грекхем склоняется, изучая повреждения.

– Смотри, – указывает судмедэксперт на края основного разреза, – чёткие, ровные края. Орудие – острое лезвие, возможно, скальпель или хирургический нож. Разрез выполнен в один приём, без «пилообразных» движений. Профессиональная работа.

– Ты думаешь убийца медик? – хмурится детектив.

– Или хорошо знаком с анатомией. Обрати внимание: сонная артерия перерезана полностью, но позвоночная – нет. Он знал, куда бить, чтобы вызвать быструю кровопотерю, но избежать мгновенной смерти.

– То есть она… мучилась?

– Да. – Даниель сжимает челюсть. – Судя по экспрессии крови на листьях, она ещё дышала минут пять после основного разреза. А эти раны на теле… – он касается тела сестры, указывая на колотые повреждения, – нанесены постмортально, уже после остановки сердца. Для устрашения.

Внутри него что‑то щёлкает. «Устрашение». Значит, убийца хотел, чтобы её нашли. Хотел, чтобы все увидели, что бывает с теми, кто лезет не в своё дело.

«Он знал, кто она. Знал, чем она занималась».

В кармане Лилиан находят студенческий билет Гарварда (имя: Лилиан Мёрфи, 22 года), флешку в водонепроницаемом кейсе и записку с одним словом: «Молчи». Даниель берёт записку. Бумага влажная от росы, но буквы не расплылись. «Молчи». Как будто убийца стоял над ней и шептал это, пока она умирала.

Он сжимает листок в кулаке.

– Я веду это расследование. – говорит эксперт Грекхему. – Официально или нет.

– Даниель, это не твоя лаборатория. Здесь другой масштаб. – тяжело смотрит детектив.

– Именно поэтому я нужен. – он встаёт, отряхивая колени. – Кто последний видел её живой?

– По данным камер, она вышла из библиотеки Гарварда в 22:15. Направилась в общежитие, но… – Грекхэм разводит руками, – дальше следы теряются.

Даниель смотрит на тело сестры. На её бледное лицо, на котором даже после смерти читается мучительная агония.

– Найдём, – шепчет он. – Клянусь.

И в этот момент он понимает: больше нет судмедэксперта Даниеля Мёрфи, который разбирается в уликах и пишет отчёты. Есть только брат, который пойдёт по следу крови, пока не разорвёт глотку тому, кто это сделал.

Глава 2. Тень прошлого

Рассвет окрасил парк «Эспланада» в бледные серо‑голубые тона. Даниель всё ещё стоял у оцепления, хотя тело Лилиан уже увезли. В воздухе висел тяжёлый запах крови, формалина от экспресс‑тестов и сырой земли. Он достал блокнот, пальцы дрожали – не от холода, а от ярости, которую приходилось сдерживать.

«Сначала – факты. Эмоции потом».

Он начал записывать: время обнаружения – 4:47, место – парк «Эспланада», триста метров от тропы, у оврага. Поза жертвы казалась особенно жуткой: колени подтянуты к груди, руки связаны за спиной нейлоновым шнуром толщиной в три миллиметра. Основные повреждения бросались в глаза: разрез гортани с перерезанной сонной артерией, но сохранённой позвоночной, около десяти колото‑резаных ран на бёдрах и животе, ожоги сигаретами на предплечьях, вывихнутые суставы кистей. Одежда была разорвана и разбросана в радиусе пяти метров. Среди вещественных доказательств – студенческий билет, флешка и записка с единственным словом: «Молчи».

Закрыв блокнот, Даниель вновь посмотрел на пятно крови, впитавшееся в мох.

«Она лежала здесь. Одна. И кричала».

– Даниель, – окликнул его Грекхем, – тебе нужно отдохнуть. Ты здесь уже пять часов.

– Мне нужно знать, что нашли криминалисты, – ответил он, не отрывая взгляда от места преступления.

Детектив вздохнул, достал папку.

– Предварительные выводы: убийца – мужчина ростом 180–190 см, судя по длине шага в грязи. Использовал хирургический скальпель – края ран идеально ровные. Связывал профессионально: узлы двойные, петлевые. На одежде – следы почвы с другого участка парка, возможно, её переносили.

Даниель сжал кулаки.

– То есть он не просто убил её в лесу. Он… играл.

Грекхем промолчал.

Через три часа Даниель сидел в кабинете главного судмедэксперта Бостона – доктора Анны Харрис. На столе перед ним лежали снимки ран, токсикологические отчёты и увеличенные фото следов на коже. Анна указала на снимок запястья.

– Эти гематомы – не от шнура. Они глубже, с чёткими гранями.

Даниель прищурился. На коже виднелись четыре овальных вдавления, расположенные попарно.

– Что это? – спросил он.

– Следы от зажима. Возможно, стоматологического или хирургического, – пояснила Анна, разворачивая другой снимок. – А вот это… – она указала на микроцарапины у основания шеи, – похоже на зубцы инструмента.

Внутри у Даниеля всё сжалось.

«Он держал её. Фиксировал. Играл с ней, как с подопытным».

– Время смерти уточнилось? – спросил он глухо.

– 23:20–00:10. Но есть нюанс, – продолжила Анна, открывая следующий файл. – В лёгких – следы аспирации крови. Она захлёбывалась, но ещё дышала.

– Сколько?

– Минут семь. Может, десять.

Даниель закрыл глаза.

«Она чувствовала. Всё чувствовала».

– Ещё кое‑что, – добавила Анна. – Под ногтями – микрочастицы волос. Мы отправили их на анализ, возможно это нашего убийцы. И… – она помедлила, – в ротовой полости – следы спермы. ДНК уже в работе.

Даниель резко встал, стул с грохотом упал.

– Ты говоришь, что её…

– Да, – перебила Анна, глядя ему прямо в глаза. – После смерти. Для унижения. Для устрашения.

Он сглотнул.

«Это не убийство. Это ритуал».

К полудню Даниель оказался в квартире Лилиан. Маленький лофт в студенческом районе выглядел так, словно хозяйка вышла на минуту: книги на полках, чашка с недопитым чаем на столе. Он надел перчатки и начал с письменного стола.

Среди находок оказался кожаный дневник с замком – ключ лежал под лампой. Также он обнаружил пачку писем от профессора Хадсона, где обсуждалось дело Дженкинса, черновики ходатайства о пересмотре приговора, фото места преступления по делу с пометками и список контактов с именами, телефонами и должностями.

Открыв дневник, Даниель нашёл последние записи.

20 октября 2010 года Лилиан писала: «Сегодня встретилась с Вейссом. Он дрожал, когда я показала ему токсикологию. Сказал: «Ты не понимаешь, с кем связалась». Ушёл, не дослушав».

21 октября: «Получила доступ к аудиозаписям суда. Голос прокурора – тот же, что на записи с угрозами. Совпадение?»

22 октября: «Кто‑то следит за мной. Видела тень у библиотеки. Записала номер машины (см. стр. 47)».

Перевернув на указанную страницу, Даниель увидел номерной знак: MA‑742‑XP. Он сфотографировал запись и отправил Грекхему.

– Проверь, на кого зарегистрирован. Срочно.

Вечером он вернулся в морг. Анна ждала у секционного стола.

– Результаты по микрочастицам из‑под ногтей, – протянула она лист. – Шерсть животного. Кошачья. Белая.

– Кошачья? – Даниель нахмурился. – У Лилиан не было кошки.

– И ещё, – Анна положила перед ним фото, – на внутренней стороне бедра – едва заметный шрам. Старый. В форме полумесяца.

Он всмотрелся.

«Да. Такой же, как у неё в детстве после падения с велосипеда».

– Это важно?

– Возможно, – ответила Анна. – Я сравнила с фото из её детства. Это тот же шрам. Но… – она указала на снимок, – рядом – свежий рубец. Совсем маленький. Как будто кто‑то намеренно его вскрыл.

Даниель почувствовал холод.

«Он знал её тело. Знал её шрамы».

– Кто‑то хотел, чтобы мы это увидели, – прошептал он.

– Или чтобы она почувствовала, – добавила Анна, закрывая папку. – Даниель… ты в порядке?

Он не ответил. Смотрел на фото шрамов, и в голове крутилось одно:

«Он трогал её. Трогал то, что было только её. Её боль, её память, её детство».

В 23:00 Даниель сидел в машине у парка. В руках – распечатка с камер наблюдения у библиотеки Гарварда. На экране Лилиан выходила в 22:15, оглядывалась. К ней подошёл мужчина в тёмном пальто. Они говорили минуту, она кивнула, пошла за ним. Кадр обрывался. Следующая камера показывала пустую тропу.

Даниель увеличил лицо мужчины. Изображение было размыто, но различимы высокий лоб, тонкие губы и едва заметный шрам на подбородке. Он сохранил изображение, отправил эксперту с пометкой: «Распознать. Любой ценой». Потом опустил голову на руль.

«Лили, я найду его. Даже если придётся стать таким же монстром».

Глава 3. Тайный 1998

Рассвет едва пробивался сквозь узкие щели между жалюзи, выхватывая из полумрака очертания захламлённого стола. Даниель не спал уже 36 часов – глаза саднило от напряжения, но усталость отступала перед яростным, почти осязаемым желанием докопаться до правды. Перед ним лежали разрозненные фрагменты реальности: фото места преступления с застывшей в немой агонии Лилиан, распечатки записей с камер наблюдения, блокнот, исписанный хаотичными пометками. В воздухе витал горьковатый запах остывшего кофе, смешиваясь с едва уловимым духом безысходности.

Он снова запустил видео с камеры у библиотеки. Экран мерцал, воспроизводя последние известные кадры жизни сестры. Лилиан в бежевом пальто выходит из здания в 22:15. Её фигура на мгновение замирает, словно она колеблется, потом к ней приближается мужчина в тёмном. Диалог длится не больше минуты – короткие жесты, наклоны головы. Она кивает, делает шаг вперёд, следует за ним. Следующий кадр – пустота. Тропа, где ещё секунду назад были двое, теперь безжизненно пуста.

«Что он ей сказал? Почему она пошла?» – мысль сверлила мозг, превращаясь в навязчивый ритм, отбивающий такт в висках.

В полицейской лаборатории пахло формалином и металлом. Маркхем, эксперт с красными от недосыпа глазами, протянул Даниелю тонкий конверт:

– Улучшенное изображение. Но предупреждаю: не радуйся раньше времени.

Даниель вскрыл конверт. На фото лицо мужчины стало чётче: высокий лоб с залысинами, тонкие губы, едва заметный шрам на подбородке – тонкий, словно след от бритвы. Черты не выдавали национальности или возраста, будто убийца намеренно стёр все маркеры идентичности.

– Распознавание дало ноль совпадений, – пояснил Маркхем, листая отчёт. – Ни в базах данных, ни в соцсетях. Либо он чист, либо…

– Либо его данные удалили, – оборвал Даниель, сжимая фото в пальцах. Бумага хрустнула.

Маркхем лишь кивнул, не споря. В его взгляде читалось то, что оба знали без слов: перед ними не случайный убийца. Это был профессионал, человек, умеющий растворяться в тени.

Квартира сестры снова встретила Даниеля мёртвой тишиной. Здесь ещё всё хранило отпечаток её присутствия: чашка с засохшими остатками чая на столе, ноутбук, мерцающий спящим экраном.

«Почему я не проверил ноутбук?! Вот же…»

Он подключил устройство к питанию, ввёл пароль – три попытки, прежде чем система признала его.

В глубине жёсткого диска обнаружился скрытый раздел. Даниель запустил его, и перед ним развернулась мозаика чужих тайн: аудиозаписи с датами в названиях, сканы документов с печатями суда, список контактов с пометками: «опасен», «проверять», «молчит». Он начал прослушивать файлы. На одной из записей голос Лилиан дрожал:

«Он знает, где я живу. Сегодня видела ту же машину у парка. Номер – MA‑742‑XP. Звонила Вейссу, он отказался говорить. Сказал: «Ты следующая». А ещё…белая кошка. Она была в этой машине. Я уверена».

Даниель замер. Белая кошка. Он закрыл глаза, пытаясь ухватить ускользающую мысль. Потом резко открыл ноутбук, нашёл отчёт судмедэксперта. Да, там было: «шерсть животного, белая, длинная, обнаружена под ногтями жертвы». Почему она упомянула кошку? Что это значит? – вопрос пульсировал в голове, но ответа не было. Лишь ощущение, что это – ключ, который он пока не может повернуть.

Брошенный автомобиль нашли в заброшенном гараже на окраине города. Когда Даниель подошёл к нему, его ударило волной холодного металла и пыли. Грекхем уже был там – стоял, скрестив руки, глядя на машину так, словно она могла заговорить.

Внутри обнаружились улики: кошачья шерсть – белая, длинная, прилипшая к обивке заднего сиденья; отпечаток ботинка 44‑го размера – свежий, без износа, как будто владелец только что вышел; полусгоревший конверт с гербом суда – края обугАнны, но печать различима.

Грекхем, заметив Даниеля, кивнул на улики:

– Всё слишком… аккуратно. Как будто нам хотят, что‑то показать.

Даниель молча изучал детали. Шерсть совпадала с той, что нашли под ногтями Лилиан. Ботинки явно куплены недавно – убийца не стал рисковать изношенной обувью, оставляющей уникальный след. Герб суда на конверте – прямая отсылка к делу Дженкинса. Белая кошка… Судья Хардинг – подумал Даниель. Он вспомнил: на одном из фото в кабинете судьи стояла статуэтка белой кошки. Лилиан могла заметить её во время визита. Или… или сама кошка была там, живая, в 1998 году?

Прослушивая файлы с ноутбука Лилиан, Даниель погружался в мир её расследований. Голоса, даты, обрывки фраз – всё складывалось в мозаику, где каждый кусочек мог стать смертельным.

Запись от 15.10.2010. Голос прокурора Грейвса, жёсткий, как лезвие:

«Если она не замолчит, придётся принять меры. Мы не можем допустить, чтобы…»

Звук прерывался, но в фоне слышалось тиканье часов. Даниель закрыл глаза, воскрешая в памяти кабинет декана Хейл. Да, такие же часы стояли на её столе – антикварная модель с кукушкой. Он достал телефон, набрал номер Анны.

– Проверь, у кого ещё в Бостоне есть часы с таким механизмом. Это антикварная модель.

Через час она перезвонила:

– Три адреса: декан Хейл, судья Хардинг и… доктор Вейсс.

Даниель почувствовал холодок, пробирающий до костей. Судья Хардинг… белая кошка… дело Дженкинса. Всё сходилось в одной точке, но картина оставалась размытой, как фото с недостающими фрагментами.

В дневнике сестры отсутствовала одна страница. На развороте остались следы от ручки – призрачные линии, словно память бумаги сохранила то, что пытались стереть. Даниель сфотографировал их, отправил эксперту с просьбой восстановить текст. Пока ждал ответа, изучал список контактов. Одно имя выделено красным: «И.В.». Рядом – пометка: «Ключ». Кто это? – вопрос пульсировал в висках, превращаясь в набат. Он перелистывал страницы, ища хоть намёк, но Лили была осторожна. Она не оставляла прямых ответов, только следы, ведущие в темноту.

К полуночи Даниель сидел в машине у дома судьи Хардинга. Холодный ветер стучал в стекло, а он всё смотрел на тёмные окна особняка, пытаясь представить, что скрывается за ними. В руках – распечатка с камер: на одном из кадров Хардинг выходит из типографии. Той самой, где печатали анонимные письма. Время – 21:30, за день до убийства Лилиан.

Он набрал Грекхема:

– Он связан. Но не понимаю, как.

– Ты уверен, что это не паранойя? – устало спросил детектив. – У него безупречная репутация.

– У всех них безупречная репутация, – прошептал Даниель, глядя на окна дома. – Пока не найдёшь труп.

Грекхем промолчал. В трубке было слышно лишь его дыхание – тяжёлое, как будто он тоже чувствовал, что они стоят на краю пропасти. Брат Лилиан так и просидел в машине 2 часа, не решаясь подойти хотя бы к двери дома судьи.

«Чёрт…Мало…Мало улик, чтобы его сейчас взять за шкирку прямо сейчас…»

Эксперт прислал восстановленный текст с вырванной страницы. Даниель развернул письмо на экране ноутбука. Буквы, словно призраки, проявились из небытия:

«И.В. – это ключ. Он знает, где хранятся оригиналы. Если он мёртв, искать в:

его кабинете (Гарвард);

подвале типографии;

доме судьи Хардинга.

MA‑742‑XP – его машина. Не приближаться.

P.S. Белая кошка – символ. Она была там в 1998‑м».

Даниель замер. И.В. – это Имаад Вазира, бывший ассистент Вейсса. Он исчез три месяца назад, оставив после себя лишь слухи и страх. 1998 год… белая кошка… символ чего? – мысли кружились, как листья в урагане. Он вспомнил фото из архива Рейнольдса: кабинет, стол, полка – и на ней белая кошка, свернувшаяся клубочком. Тогда это казалось просто деталью. Теперь – ключом к разгадке.

Ночью Даниель проник в подвал типографии. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, типографской краски и сырости. Лучи фонарика выхватывали из тьмы груды коробок, ржавые станки, свисающие с потолка провода. Где‑то в глубине капала вода – монотонный звук, будто отсчитывающий секунды до неизбежного.

Он двигался осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. В голове крутились слова из восстановленной записи:

«Искать в подвале типографии».

Лилиан не ошибалась – она всегда находила следы там, где другие видели лишь пыль.

В углу он заметил дверь с замком. Металл покрылся ржавчиной, но механизм поддался после нескольких попыток. Даниель толкнул холодную дверь, и она со скрипом отворилась, выпуская облако пыли, которое медленно осело в луче фонарика. За дверью оказался узкий коридор, уходящий вниз. Ступени под ногами были скользкими от сырости, каждая издавала протяжный стон, будто предупреждая: «Не иди дальше».

Он спустился в небольшое помещение, больше похожее на склад. Повсюду – коробки, ящики, рулоны бумаги, сваленные в беспорядке. В воздухе висел тяжёлый запах типографской краски, смешанный с затхлостью давно не проветриваемого пространства. Даниель направил свет на ближайшие ящики. На одном из них – выцветшая надпись: «Архив суда. Не вскрывать».

Он начал осматривать содержимое. В первой коробке – бланки с гербом суда, аккуратно сложенные, будто ждали своего часа. Во второй – флаконы с типографской краской, некоторые с засохшими каплями на горлышках. На полу валялись обрывки газет. Он поднял один – дата: 1998 год. Заголовок гласил: «Профессор Эллиот Рейнольдс найден мёртвым в своём кабинете».

Даниель замер. Фото Рейнольдса – усталое лицо, очки, рука, сжимающая папку с документами. Под снимком – краткая заметка: «Самоубийство подтверждено экспертизой. Причина – психическое расстройство». Ложь, – пронеслось в голове. Эмили тоже так считала.

Он перевернул страницу. На обратной стороне – заметка о студенте Харпере, обвинённом в убийстве Рейнольдса. «Дженкинс получил 15 лет за убийство и сокрытие улик», – гласил текст. Ниже – фото Дженкинса: молодой, с горящими глазами, в очках.

«Он не мог», – прошептал Даниель.

В дальнем углу он обнаружил старый сейф. Замок был сломан, дверца приоткрыта. Внутри – папка с надписью: «Проект Астра». Судмедэксперт достал её и открыл. В ней лежали старые, покрывшиеся слоем пыли, документы:

копии писем между ректором университета и чиновником Минобороны;

черновик статьи Рейнольдса о «чистке следов»;

фото кабинета Рейнольдса, где на полке – белая кошка, свернувшаяся клубочком;

записка: «Хардинг обещал закрыть дело. Но я знаю правду».

Даниель перелистнул страницу. На обратной стороне – схема здания суда с отмеченными точками. Одна из них – кабинет судьи Хардинга. Рядом – пометка: «Оригиналы здесь».

«Он хранил их там», – понял Даниель. – «Всё это время – под носом у правосудия».

Он достал телефон, включил диктофон. Среди записей Лилиан нашлась одна, помеченная «1998». Голос Рейнольдса, дрожащий, но ясный:

«Я знаю, что они сделали. «Проект Астра» – не просто исследования. Это преступление. Я собрал доказательства, но… они следят. Если со мной что-то случится, ищите в суде. Судья Хардинг – ключ. Он знает, где оригиналы. И… белая кошка. Она была в моём кабинете. Это символ. Они оставили её, чтобы напомнить: никто уйдёт безнаказанным».

Запись оборвалась. Даниель закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное.

«Белая кошка – символ. Они оставили её…»

Значит, кошка не просто животное. Это знак, послание. Убийцы Рейнольдса хотели, чтобы он знал: они контролируют всё. Даже после смерти.

За спиной раздался шорох. Даниель резко обернулся, фонарик осветил тёмный угол. Никого. Но он чувствовал – кто‑то был здесь. Или всё ещё оставался.

Он собрал документы, спрятал их в рюкзак. Нужно было уходить, но мысль не отпускала: «Если Хардинг хранил оригиналы в суде, значит, он причастен. Но почему?»