Глава 1
Глава 1
– Привет. – Взгляд мужа пристальный.
Сконцентрировав его на моем лице, Вадим складывает на груди руки.
За его спиной капот черного «Мерседеса», и фары подсвечивают висящую в воздухе осеннюю морось.
– Привет, – отвечаю, передернув плечами.
На мне коктейльное платье и плед, который одолжила в гардеробе ресторана, перед которым мы с Вадимом находимся. Там, внутри, празднует тридцатилетний юбилей моя приятельница, и я покинула заведение, потому что Вадим попросил уделить ему минуту.
Оценив невольную дрожь моих плеч, он тянется к молнии на своей парке, но я вскидываю ладонь и прошу:
– Не надо. Давай просто закончим поскорее. Чего тебе надо, Балашов?
Изобразив на губах скупую невеселую улыбку, он возвращает руки в карманы парки и сообщает:
– Поговорить. По-моему, мы оба созрели для разговора, нет?
– Я сейчас занята, – киваю на панорамные окна, за которыми даже отсюда видно – чертов праздник в самом разгаре.
– Карина, – говорит с нажимом. – Нам нужно поговорить. Ты от меня бегаешь. Что за ребячество? Чем мы занимаемся?
– Мы разводимся, – напоминаю.
Это слово царапает горло. Каждый раз, произнося его вслух, я испытываю страх, панику и путаницу в мыслях.
Я стала женой бизнесмена Вадима Балашова семь лет назад. Мне было двадцать два, а ему – двадцать семь. Он был взрослым, успешным, красивым. Высокий брюнет с невероятными голубыми глазами. Я влюбилась, другого было не дано. Мои родители были безмерно счастливы отдать меня за своего надежного бизнес-партнера, его семья радовалась тому, что он наконец остепенился. Все были на седьмом небе.
Судя по всему, все, кроме него самого.
Иначе теперь, спустя семь лет, я бы не застала его в гостиничном номере в компании какой-то двадцатилетней девки.
Я подала на развод.
Наплевав на скандал, который нас ждет. На его просьбы поговорить, на здравый смысл. На давление его родителей и моих, которое, уверена, не за горами. Как только все вокруг узнают…
Я горела злостью, обидой. Ведь ее, в отличие от меня, он трахал на полную катушку. Иначе в том номере на развороченной постели она бы не выглядела так, будто побывала под асфальтоукладчиком.
Со мной же он всегда обращался до тошноты уважительно.
– Твое решение поспешное, – чеканит он. – Я не хочу развода. Я… признаю свою вину. Я совершил ошибку. У нас семья. Каждая семья проходит через кризис, у нас он тоже случился. Я готов… обратиться к семейному психологу, готов приложить усилия, чтобы мы выкарабкались из этой ситуации. Хотя бы ради Сабины.
Имя нашей дочери, слетевшее с его губ, вгоняет меня в очередной раздрай! Каждое его слово вгоняет. Снова проклятые сомнения. Правильность и неправильность. Кризис. Наша дочь росла в окружении любви и заботы, и ее пятилетний мозг не мог уловить того самого кризиса, который подкрадывался в течение этого года.
Мое решение было слепым, аффективным. Но когда красный туман перед глазами рассеялся, я отказалась забирать свое заявление назад. Каждый раз, когда нутро вопило о здравом смысле, я вспоминала своего мужа в обмотанном вокруг бедер полотенце на пороге того гостиничного номера…
Ошарашенного, шокированного не меньше меня самой.
Меня колотит уже не от ветра, а от гнева. От него и голос дерганый, когда говорю:
– Ты должен был подумать о ней до того, как снимать штаны.
– Это моя ошибка, – повторяет он. – Прямо сейчас мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? Как взрослые люди.
– Как взрослые люди?! – взрываюсь. – Кризис?! Ладно, но я ни разу в жизни не представляла на твоем месте другого мужчину! А ты завел любовницу! И знаешь что? Я не хочу, чтобы ты до меня дотрагивался. Я вообще не хочу тебя видеть!
Он сжимает зубы и смотрит в сторону. Его крепкая фигура напряжена, и меня это устраивает.
Сердце стучит в горле. Я снова на взводе.
Я даже не знаю, от чего беснуется моя душа – от боли или от дикой злости. Ведь ни разу… ни разу с тех пор, как мы вляпались в этот кризис, мой муж не сказал мне того, чего я годами хотела от него услышать. О том, что любит…
Он меня не любит.
Я поняла это еще в первый год нашей супружеской жизни. Трахает, да. Преподносит друзьям, партнерам, своим родителям? Да. Он хотел ребенка и получил его. Хотел статус семейного человека. Хотел расширить бизнес за счет моей семьи, и этого он тоже добился. Но он никогда не был моим. Не так, как я, наивная двадцатидвухлетняя девчонка, мечтала…
Теперь мне двадцать девять, и внутри у меня гребаный комплекс неполноценности, ведь я не знаю, что делала не так и почему Вадим Балашов, черт его дери, не смог меня полюбить!
Проведя по лицу ладонью, он стирает с него осеннюю морось. Усталым голосом произносит:
– Я не рассчитывал на то, что у нас этот разговор получится с первого раза.
– Если ты закончил говорить, то я пойду, – бросаю ему. – Холодно.
Он смеряет меня тяжелым взглядом. Туфли на шпильках, прическу – мои дешевые попытки почувствовать себя привлекательной. И шмотки – это не то, чем бы я могла его удивить. Такой он видел меня сотни раз, но это не помешало ему разворотить постель гостиничного номера в компании долбаной студентки.
– Мы не закончили, – говорит он. – Но, если тебе нужно время, я подожду.
Мои каблуки стучат по асфальту, пока я иду к дверям ресторана.
Балашов объявился здесь без предупреждения, и, чтобы оправиться от этого разговора, мне потребуется куча времени. Возможно, я и до утра не справлюсь.
Как бы то ни было, меня вышвырнуло из зоны комфорта. Я пытаюсь обустроиться в квартире, в которой ни дня в своей жизни не жила. Там все чужое и непонятное. Запахи, виды из окна. Это не мой дом. Мой дом – это место, в котором я прожила последние семь лет, куда привезла свою дочь из роддома. Первый дом, где я стала хозяйкой. Для него я подбирала наволочки и диванные подушки. Каждую мелочь. Но это собственность Балашова, и мне было необходимо покинуть наш дом самой, а не попросить убраться оттуда хозяина.
Вернув плед в гардероб, я прохожу мимо банкетного зала, из которого гремит музыка. Пройдя в пустой бар, забираюсь на высокий стул и пытаюсь унять колотящую тело дрожь. Тру друг о друга ладони, пока бармен интересуется:
– Чего хотите?
– Чего-нибудь покрепче, – отвечаю ему.
– Текила?
Я не уверена, но все же качаю головой, изображая «да».
Он выставляет передо мной шот и чашку с какой-то красной жижей. Подняв глаза, спрашиваю:
– А это что?
– В Мексике текилу лаймом не закусывают, – поясняет бармен. – Запивают вот этим коктейлем. Он острый, осторожно.
Выдохнув, я опрокидываю в себя и то и другое. Это и правда ядреная кисло-сладкая смесь. Закашлявшись, машу рукой, запрещая мне повторять.
– А я тебя искала, – на плечо опускается ладонь Лиды, именинницы.
Слезы на моих глазах – результат пожара в желудке, но, смаргивая их, я в этом не уверена. Возможно, эта мексиканская бурда растревожила застрявший в горле ком.
Когда все же поворачиваю голову, вижу, что Лидия пришла не одна, а в компании двух мужчин. Один из них мне отлично знаком – это ее муж, Борис Галицкий, а второго вижу впервые.
Мужчина бросает на меня медленный расслабленный взгляд, как настоящий пресыщенный женским вниманием козел. Ему позволительно – он спортивный, хоть и среднего роста. Тусклый свет в баре не дает разглядеть цвет глаз, но они первое, что притягивает на его лице взгляд. Слишком светлые для таких густых черных ресниц и не менее густых каштановых волос. Белая рубашка оттеняет его прекрасные гены идеально.
– Мы тоже хотим чего-нибудь покрепче, – хлопает Лида ладонью по барной стойке. – Что это такое? Сделай мне то же самое, – просит она бармена.
Посмотрев на брюнета, добавляет:
– Это моя подруга, Карина. Карина Балашова. А это Денис Алиев…
Мой взгляд снова возвращается к лицу мужчины, и не для того, чтобы пересчитать его ресницы. Всматриваясь в черты красивого лица, вижу, как его собственный взгляд стал чуть пристальнее, хотя на губах все та же расслабленная ухмылка. Но даже она не может скрыть тот легкий прищур, с которым на этот раз он осматривает меня с ног до головы.
Именно поэтому делаю вывод, что совпадений быть не может.
«Этот дагестанский ублюдок», – именно в таком контексте в последние два года мне приходилось слышать имя Дениса Алиева. Прокурора, который вцепился в бизнес Балашова как питбуль, и выйти из этой схватки без потерь моему мужу не удалось. А вот прокурор Алиев обеспечил себе новые звезды на погонах.
Я никогда не видела его раньше, но именно этому человеку обязана тем самым кризисом, который изрубил на куски нашу с Балашовым семью. Бесконечные суды, адвокаты. Это был сложный для него период.
Возможно, я должна сказать этому человеку гребаное «спасибо», ведь именно в трудностях познается семья, но, когда он протягивает мне ладонь со словами «привет», я бросаю на нее кислый взгляд и спускаюсь со стула.
Игнорируя повисшую в воздухе руку, забираю с барной стойки сумочку и обращаюсь к Лидии:
– Пойду проветрюсь.
Глава 2
О нашей с Балашовым ситуации я не ставила в известность никого, ни единого человека. Причина проста: как только обстоятельства нашей семейной жизни станут достоянием общественности, на меня обрушится лавина.
Друзья, знакомые, родные…
Наш развод ни при каких обстоятельствах не будет обычным, прежде всего потому, что мы к нему не готовились, а это значит, что нас ждет раздел имущества.
Думать об этом – значит, снова оценивать свою роль в его жизни. Или то, во сколько ее оценивает он. Это Балашов продемонстрировал достаточно четко, когда начал трахать двадцатилетнюю студентку.
Мне ничего от него не нужно. Ничего, кроме алиментов, которые положены Сабине. Я не умру с голоду, мой бизнес, хоть и крошечный, приносит стабильный доход. Это сеть из трех кофеен, пусть они и плевок под ногами Балашова. Он подарил мне помещения к рождению дочери, так что я избавлена от аренды.
Я не знала, как объяснить дочке наш с ней переезд, поэтому отправила ее погостить у бабушки с дедушкой, пока сама пыталась обустроиться в квартире, где не было ничего, кроме бытовой техники и кое-какой мебели.
Ни ее игрушек, ни живущих по соседству друзей, ни ее отца, которого она так сильно любит. Любовь у них взаимная. Глубокая. Глубокая связь, словно они половинки целого.
Мне пришлось отправить ее к родителям Балашова, потому что мои уехали на отдых.
Утром я потрошу один из двух чемоданов, которые привезла сюда с собой. Собрать больше вещей я была не в состоянии. Я так хотела сбежать, что даже не закрыла за собой ворота. Мне давно пора отправиться в наш с Балашовым дом снова и организовать нормальные сборы, но я не решаюсь…
По все той же ненавистной причине – мои сомнения. И страх того, что, как только переступлю тот порог снова, мне захочется сделать вид, что ничего не было. Ведь мой муж всегда выполнял свою главную, заложенную в него чертовой природой масштабную роль – обеспечивал нам с дочерью чувство безопасности и надежности.
Оно было таким железобетонным, что порой мне было плевать, любит меня муж или нет. Он был рядом. И он был нашей опорой. Уверенностью в завтрашнем дне.
Разложив на умывальнике косметику, я зло стираю стоящие в глазах слезы.
Я эгоистка, раз не могу думать ни о чем, кроме своей обиды. Ни о благополучии дочери, ни о благополучии семьи, которую, возможно, еще можно спасти…
Только о своей обиде. И о том, как неприступно Балашов выглядел, даже застигнутый в самом дерьмовом положении из возможных…
Помимо него, у меня был только один мужчина, но Балашов почти во всех смыслах в моей жизни первый и единственный. Я не разбираюсь в мужчинах. Самые главные в моей жизни отношения начались в доме родителей, где нас с Вадимом познакомили. Я оглянуться не успела, как поменяла паспорт. Через год после знакомства я уже носила его фамилию.
Он из семьи инженеров, создавших свое маленькое предприятие по производству микросхем, а дивиденды со стороны моих родителей, пусть и не такие уж космические, позволили им расширить производство. Теперь нескольких контрактов с китайцами моему мужу хватает, чтобы быть обеспеченным человеком.
Когда глушу машину перед парадным входом в клубный многоквартирный дом, который старшие Балашовы в последнее время предпочитают загородному, мне нужна минута, чтобы согнать с лица деревянное выражение.
Улыбаясь, я буквально душу себя этой улыбкой.
Ветер швыряет на стекло пожелтевшие березовые листья. Пялюсь на них, сжимая пальцами руль.
Моя дочь – желанный гость и здесь, и в доме других бабушки и дедушки. Самый драгоценный. Она знает только любовь. Только гармонию. Я всегда считала, что это станет ее силой, а не слабостью, но теперь, когда жизнь швырнула меня лицом в стену, уже не уверена.
Я даже не знаю, чему теперь должна ее учить, ведь сама запуталась, как слепой безмозглый котенок!
Саби скачет перед дверью, когда я вхожу в квартиру. Ее пышные белые кудряшки собраны в два хвостика, на шее висит блестящая сумочка, набитая всякой дребеденью. Голубые глаза на пол-лица достались ей от отца, на которого дочь так непередаваемо похожа.
– Мамочка! Нина отведет меня в салон красоты на день рождения! В «Хеллоу Китти»! – визжит она от восторга. – Мне сделают красивые волосы!
Ее день рождения через две недели, но я рада узнать о подобных планах. Мне как минимум нужно их учитывать.
Мать Вадима предпочитает, чтобы внучка обращалась к ней по имени. Так она самоутверждается, ведь, называя ее подобным образом, Саби любому слушателю дает понять, о какой конкретно бабушке идет речь.
Снимая кожаную куртку, которую набросила поверх толстовки с капюшоном, я встречаюсь со свекровью взглядом. Она присматривается к моему лицу, которое в конечном итоге я оставила без косметики. Без нее я выгляжу другим человеком, ведь я блондинка, и с моим лицом мейкап творит фантастические вещи.
– Вадим утром заходил, – сообщает свекровь.
– Да! – пищит дочь. – Папочка меня разбудил!
Я напрягаюсь, вешая куртку в шкаф. Несмотря на то, что чувствую, как бабушка Сабины сверлит взглядом мой затылок, когда смотрю ей в глаза, не нахожу там сигналов тревоги.
Если она и заподозрила неладное, то масштабы этой гребаной катастрофы ей явно не известны.
В этой квартире везде очаги присутствия Сабины. Здесь повсюду ее вещи, повсюду, даже в туалете. Часть гостиной занята ее гигантским кукольным домиком, на кухне раскладной стол отведен для чаепитий ее игрушек. Пока она поит их чаем, носясь вокруг меня, я с упоением слушаю рассказ о том, что произошло за это время в ее маленькой жизни: чем она занималась вчера, что планирует делать сегодня. Дед повезет ее кататься на коньках, когда вернется, а Нина готовит для нее творожную запеканку…
– Останешься на обед? – спрашивает свекровь, порхая по кухне. – Кстати говоря, мы приглашаем всех на дачу в выходные. Я уже говорила с Анной, – упоминает она мою мать. – Давно семьей не собирались…
Чай, который пью, становится горьким.
Я никогда не приносила в этот дом дерьмовых новостей, и мой муж тоже с этим не торопится.
Трус.
– Ты же не забрать ее приехала?
– Нет… – отвечаю хрипло.
Свекровь снова всматривается в мое лицо и кивает.
– Я… возможно, заберу ее на следующей неделе, – пожимаю плечом.
– Вы куда-то уезжаете?
– Нет… у нас… маленький ремонт…
– Ремонт? – воодушевляется Сабина. – Привези мне Камилу, – она имеет в виду свою куклу. – Я по ней соскучилась…
Пока дочь обедает запеканкой, пытаюсь протолкнуть в себя хотя бы кусок, но еда просится наружу. Засесть в туалете старших Балашовых – последнее, что мне нужно, поэтому ретируюсь, пока Сабина залипает на мультиках.
Набросив на голову капюшон, выскакиваю из подъезда, понимая, что долго эта комедия продолжаться не может.
У меня от рождения мертвы актерские способности, и я никогда не думала, что учиться этому мастерству мне придется вот так, чертовым экстерном.
Глава 3
Напоминания о том, что моя жизнь слегка слетела с оси, я вижу на каждом шагу. Взять хотя бы тот факт, что я все еще пытаюсь освоиться с новым распорядком дня.
Теперь я принадлежу самой себе.
Мое время принадлежит мне. Распорядок моего дня больше не завязан на Балашове. Уже целых пять дней, но я все еще привыкаю, что он как фундаментальная составляющая отсутствует. Щупаю это положение, пробую на вкус. На вкус оно такое же горькое, как та пилюля, которую насильно затолкали мне в горло.
Все потому, что новую реальность в свою жизнь я по-прежнему не впустила. Я бегу от нее, прекрасно понимая, что нам в самом деле нужно поговорить. Привилегия, которой я так упорно лишала его все это время.
По лобовому стеклу начинают стучать дождевые капли, и я дергаю за переключатель дворников, прежде чем со злостью надавить на газ.
В тот день, когда я поняла, что мой муж мне изменяет, была примерно такая же погода – липкая и промозглая.
Балашов уехал с утра. Сказал, что собирается навестить родителей за городом, а мы с Саби отправились на танцы. Занятие отменили – тренер подхватил грипп, так что всех детей отправили по домам. У меня не было планов на тот день, мы с дочерью решили пройтись по магазинам, но потом передумали и отправились за город. К родителям Вадима.
Его у них не оказалось.
У них он не появлялся уже неделю или даже больше. Это меня удивило, но значения я не придала. Никакого. Сабина изъявила желание остаться на пару дней «в деревне», и я согласилась.
Мой день уже перевернулся вверх дном, так что я решила: ничего не потеряю, если заеду к Балашову в офис. Где еще ему быть?
Он пропадал в нем целыми днями в последний год. Все из-за того судебного производства и его последствий.
Прокурор, который ему попался, оказался несговорчивым.
Он оказался настоящим говнюком, если уж на то пошло. Имя этого человека выводило моего мужа из себя достаточно сильно, чтобы отправить в стену пару ноутбуков и телефонов.
А я… я просто старалась не лезть под руку…
В офисе его тоже не оказалось. И это тоже не выбило меня из колеи. Из колеи выбило другое. Когда я позвонила и спросила, где его искать… он соврал.
Сказал, что находится в офисе и пробудет там до вечера, не зная о том, что я звонила с парковки его офиса.
Он мне соврал, а я… смолчала…
Его слова, все те мелочи, которые всплывали в памяти одна за другой. Я поняла, что он соврал мне не в первый раз за последний месяц.
А через два дня, когда он снова отправился «в офис», я поехала за ним.
Кажется, этот день – как прилипшая к подошве жвачка. Засела намертво!
До появления Балашова вчера вечером я вообще старалась ни о чем не думать. Новая реальность требовала слишком много энергии, чтобы в ней согреться! И я осознанно не желала сходить с мертвой точки.
Пора?!
Может быть. Но, чтоб оно все провалилось, это сложно!
Я паркую машину через пару зданий от одной из своих кофеен.
Она называется «Елки». Название выбрала Сабина. Она обожает все новогоднее, особенно елки и подарки под ними.
Зонта у меня нет, так что по улице приходится бежать. Дождь хоть и мелкий, но быстро заливает лицо, даже несмотря на капюшон толстовки.
Звеня колокольчиком, влетаю в «Елки», стряхивая с куртки дождевые капли. Машу рукой парнишке-бариста, вскользь осматривая зал. Он больше, чем в других моих кофейнях, потому что тут мы предлагаем еще и завтраки. До полудня здесь работает повар.
Мой любимый столик у окна занят, так что сажусь за тот, который у противоположной стены. Сваливаю на кресло сумку и куртку, замерзшей рукой сбрасываю с головы капюшон.
– Здрасте, Карина Николаевна, – приветствует меня бариста. – Вам как обычно?
Подняв вверх руку, показываю ему большой палец.
Приглаживаю растрепавшиеся после капюшона волосы и достаю из сумки ноутбук. Мне нужно наконец-то закончить список закупок на следующий месяц и разгрести письма от бухгалтера. А еще выбрать мебель для комнаты Сабины. Новой комнаты. Пока что в нашем новом доме есть только диван. Все потому, что я не схожу с мертвой точки вот уже пять дней…
Мои воспоминания – как куски битого стекла. Ранят, даже несмотря на то, что мелкие. То, как муж сторонился моих прикосновений в последнее время. Как пропадал в своих мыслях, забывая о том, что я рядом. Теперь все это подсвечено выжигающим сетчатку светом, и от этого периодически тошнит.
Я с трудом могу сказать, когда у нас в последний раз был секс. Теперь я знаю, что его не было только у меня, а не у нас обоих.
Рухнув в кресло, вытряхиваю из сумки телефон и зарядное устройство к нему.
Какой бардак!
Мое желание поднять глаза скорее инстинктивное. Просто чертов инстинкт толкает меня на это. Покалывания на коже. Какое-то колючее магнитное поле, от которого она чешется.
Мой взгляд падает на сидящую за столиком у окна пару.
Точнее, на мужчину в сером свитере и черных джинсах. Уперев в колени локти, он смотрит на меня через зал, пока сидящая рядом с ним девушка что-то тихо вещает.
Я застигнута врасплох, этого не отнять.
Повернув голову, прокурор Алиев переводит взгляд на свою спутницу, и я вижу, как его губы шевелятся, произнося что-то в ответ.
Выбросить из сознания факт его присутствия в моей кофейне не представляется возможным!
Пальцы зависают над клавиатурой, я пялюсь в монитор, в то время как перед глазами стоит отпечатанный трафаретом взгляд. И профиль мужчины, который мне его адресовал.
Его щеки покрыты густой щетиной. Она и вчера украшала его лицо, и за ночь, судя по всему, он зарос еще сильнее.
Ему идет.
Он вызывающе хорош собой. Все, что я слышала о его возрасте – они с Вадимом ровесники, и это действительно так. Ему наверняка не больше тридцати пяти, и облысение совершенно точно не его наследственность.
Мои пальцы все еще висят в воздухе, потому что я встречаю взгляд Дениса Алиева снова.
Отвести свой мне мешает упрямство, но смутить этого мужчину подобным вызовом, кажется, не выйдет. Он продолжает меня изучать, наплевав на то, что я в курсе.
Это свинство еще и потому, что он в компании другой женщины, которая ловит каждое его слово. Это молодая девушка. Черноволосая и красивая. Настоящая восточная красавица, и одета очень сдержанно – в трикотажное платье ниже колена, которое демонстрирует потрясающую фигуру.
– Добавил чуть-чуть фисташковой пасты. – Ильдар, мой бариста, ставит на столик передо мной кружку латте.
Обычно на пене он рисует елки, но сегодня решил сделать сердечко.
Мои губы растягиваются в кривой улыбке.
– Спасибо. – Смотрю на Ильдара. – Пахнет супер…
Следом он ставит тарелку с круассаном и желает мне приятного аппетита.
Я успела превратиться в сгусток отрицательной энергии, и фисташковый аромат, который должен согреть, не помогает.
Открыв почту, концентрируюсь на письмах. Приклеиваю взгляд к экрану, решая больше на Алиева не смотреть. Моя концентрация хромает, раз умудряюсь фиксировать все: и то, как продолжает покалывать кожа, и то, как за столиком у окна начинается движение.
Покосившись исподлобья, вижу, что наши гости уходят.
Приглушенный скрип стульев, тихие голоса.
Девушка позволяет за собой поухаживать. Ее чертовый галантный спутник помогает надеть пальто, после чего одевается сам. В черный спортивный бомбер, который оставляет расстегнутым.
Я гипнотизирую взглядом монитор до тех пор, пока не звенит колокольчик.
Посмотрев на опустевший столик у окна, резко встаю, решая убрать его самостоятельно.
Это не потому, что меня подмывает избавиться от следов пребывания здесь Алиева, просто Ильдар обслуживает другого клиента, а столик у окна здесь самый востребованный.
Секунду я изучаю лежащую на столе салфетку, которую сложили в идеальный треугольник и хорошенько «проутюжили» пальцами края. Вторая просто смята, и у меня нет сомнений в том, что именно проглаженная – дело мужских рук.
Глупо медлю, прежде чем до нее дотронуться.
Протянув руку, замечаю на стуле маленький черный зонт и слышу, как снова звенит дверной колокольчик.