По обе стороны войны

© Леушин К.Ю., 2025

© Абеленцева А. (худ.), 2025

© ООО «Яуза-каталог», 2025

* * *

По обе стороны войны

 
Когда-нибудь мы снова будем жить…
без пропасти сомнений под ногами,
без громких слов, презрения и лжи,
без ненависти между берегами.
 

Ольга Гражданцева 2022 г.

Глава первая
Пролог

Я родился в городе Красный Лиман Донецкой области. Там же окончил медучилище и до поступления в медакадемию год работал фельдшером на скорой. В Днепропетровскую государственную медицинскую академию поступил я самостоятельно, то есть без блата и взяток, что в 90-е было счастьем на Украине. После окончания Медакадемии в 1999 году интернатуру (врачебную практику) проходил в Кировоградской областной больнице. Сертификат анестезиолога получил с отличием, так как, помимо того что в полной мере овладел всеми видами анестезии и мои наставники доверяли мне самому проводить наркозы, я улучшил своё семейное положение, то есть женился на самой красивой анестезистке и ко времени окончания интернатуры у нас родилась дочь.

Вечный вопрос молодой украинской семьи «Как прожить на такую зарплату?» решился в районах Крайнего Севера с получением гражданства России. Лучшие свои годы – десять лет без права переписки – мы прожили в городе Новый Уренгой Ямало-Ненецкого АО. Каждый год мы приезжали в отпуск на Украину, где встречались со всеми родственниками и друзьями. Разделение на два разных государства с одним народом мне искренне казалось условным, нужным только для того, чтобы на украинской таможне у меня «шукали евро та доляры», а на российской таможне изымали контрабадное хохляцкое сало. Русский язык на Донбассе до революции (не)гiдностi^[1] имел статус регионального, то есть обучение и делопроизводство велось как на украинском, так и на русском. Все разговаривали на неповторимом местном диалекте суржике – русском с украинскими словами.

Несмотря на то что я нормально адаптирован и социализирован в реалиях нашего времени, по своему воспитанию и убеждениям я, как и многие мои сверстники, наверное, остался человеком советским.

Но по современной социологии, представленной одним из моих друзей в соцсетях, «есть условно 5 % патриотов, готовых воевать и деятельно помогать фронту, ещё есть 5 % деятельно несогласных с войной и политикой начальства.

Остальные делятся на тех, кто приветствует славные победы русского оружия по центральному ТВ, но ничего для них не делает, и на тех, кому эти победы глубоко безразличны. И тех и других объединяет одно – они очень хотят, чтобы война не выходила из телевизора или телеграм-канала и никаким образом их не касалась».

Я оказался среди тех, кто периодически помогает своим, работая в командировках в прифронтовых госпиталях и поддерживая своего мобилизованного медбратика, но, как и большинство нашего «сплочённого скрепами» российского общества, больше переживает за победу русского оружия в Телеграме.

Мой родной брат Сергей младше меня на четыре года, но, как мне всегда казалось, гораздо серьёзней и практичней меня. Учились мы с ним «в лихие 90-е» в самом лучшем городе мира: я в меде, а Серёга – в Днепропетровской строительной академии.

Жили вместе в одной комнате в медобщаге на 6-й Победе, пока он не познакомился со своей будущей женой – студенткой Медакадемии. О нашей не беззаботной, но весёлой студенческой жизни я написал рассказ «От сессии до сессии… пьют чай студенты весело!». Как вы понимаете, пили мы не только чай и, чтобы как-то жить в то время, крутились как могли. Серёга тоже без блата и денег достиг очень многого. Один раз мой друг-коллега, после того как я переговорил с Сергеем по телефону, спросил меня: «А твой брат такой же активный, как и ты?» Я подумал и ответил: «Такой же, но раза в три активней». Тогда у него было только трое детей. Так сложилось, что у меня одна дочь. Наверное, потому, что часто дежурил по суткам и некогда было этим заниматься. До известных событий я даже хвастался перед своими друзьями-коллегами тем, что у моего брата вообще всего в четыре раза больше, чем у меня: детей, денег, жилплощади, лошадиных сил, и не только в автомобиле.

Помню, как в Новом Уренгое я был приглашён в гости своей коллегой-педиатром по случая приезда её дочери. Её дочь училась в Днепропетровской медакадемии и в Новый Уренгой прилетела на каникулы, чтобы проведать родителей и покормить комаров. За чаем она рассказывала, какую красивую Европейскую площадь со скрытыми фонтанами построили у них в центре города. Я как раз вспомнил, что Серёга, когда я был у него прошлым летом в отпуске, водил меня по этой площади и рассказывал, что на этом проекте он хорошо поднял денег и купил мебель в свою квартиру. Получилось, что эта девушка-студентка оценила работу моего брата, не зная о нашем с ним родстве. То есть выступила в качестве независимого эксперта. Конечно, мне это было приятно слышать, но я, не подавая виду, спросил как бы между прочим: «Европейская площадь с фонтанами, которая по Карла Маркса? Так это мой брат строил. Хороший у вас чай, спасибо!»

У Сергея многодетная семья – четверо через одного: сын – дочь – сын – дочь. Он был хорошим прорабом-строителем в нулевые – десятые, а в первые два года двадцатых стал успешным предпринимателем. Брат построил дом и посадил сад. И я завидовал ему белой завистью.

Наши родители в любви и согласии прожили вместе 25 лет. В 80-е мы уехали на Крайний Север, где прожили восемь лет. Потом вернулись обратно в Красный Лиман. В 90-е, как и многим людям бывшего СССР, им пришлось много работать, чтобы как-то жить и учить двух своих сыновей-студентов. Мама умерла в возрасте 49 лет. Заснула и не проснулась.

Глава вторая
Русская весна и заморозки

В апреле 2014-го, после зимнего Киевского майдана, в Красный Лиман пришла Русская весна и наступила вольница, повязанная георгиевскими ленточками.

Если кто из местных активистов и агитировал за ДНР, как известный в Лимане пчеловод по фамилии Тертычный, то без списков и правильных рейтингов. Впоследствии, как писали украинские ресурсы, «12 апреля, на 5-й день после провозглашения Донецкой Народной Республики, сепаратисты захватили городское отделение милиции города Лиман. Но в ходе переговоров с ними по инициативе мэра города Леонида Перебийноса было решено, что они покинут город». И действительно, по рассказам лиманцев, они с комфортом расположились на загородной турбазе «Лесная сказка», куда мэр организовал доставку продовольствия. Далее, опять же из украинских источников, стало известно, что «30 апреля вооружённые сепаратисты ворвались на сессию городского совета и, взяв в заложники депутатов и общину, вынудили руководство города включить в голосование вопрос о признании независимости Донецкой Народной Республики. Оккупанты (из местных. – Прим. авт.) установили блокпосты на въезде в город. 8 мая 2014-го в Грековском лесу Луганской области было найдено тело руководителя Всеукраинского общества «Просвiта»^[2] имени Тараса Шевченко Валерия Сала, которого «пророссийские боевики» похитили накануне в селе Шандрыголово Краснолиманского района».

Несмотря на мрачность украинской версии развития событий, мой троюродный брат Роман, проживающий в Лимане, писал мне, что не припомнит «таких радостных выборов, как референдум 11 мая. А людей сколько было!». Сам тоже, будучи верующим, «сперва сходил в храм, помолился, а потом проголосовал ЗА!».

Свобода была недолгой. 3 июня «силы АТО перешли в наступление и залпом из вертолёта уничтожили “Лесную сказку” вместе с “отдыхающими”».

Затем, вероятно, для острастки обстреляли мой город: железнодорожную станцию Красный Лиман, хлебозавод и ж/д больницу, в которой я вырос от санитара до фельдшера.

Погибло 10 гражданских и восемь ополченцев. Были раненые, в их числе на своём рабочем месте получил тяжёлое ранение главный врач Василий Иванович Шистка, который впоследствии скончался. Министр МВД Украины с армянской фамилией тогда сказал по телебаченню^[3], шо, мол, «мы предупреждали, что будем бомбить Лиман, так шо питаннь до влади буть не може»^[4].

Донецкие и российские ресурсы, по горячим следам, написали страшные вещи о расстреле 25 раненых ополченцев в ж/д больнице прямо на операционных столах, но это, слава Богу, не подтвердилось.

«В течение 3–4 июня СБУ провела специальную операцию по задержанию пророссийских преступников в городе Красный Лиман, в ходе которой был ликвидирован захваченный в середине апреля опорный пункт боевиков. Зачистка города продолжалась 4 и 5 июня, обнаружение боевиков проводилось с обысками домов и горожан», – прочитал я на украинских сайтах и представил, как это было в действительности: когда в Лиман вошли ВСУ и нацики, в администрацию мiста почали пiдходити свiдомi лиманцi зi списками своïх сусідів-ополченців^[5].

«Сепаратисты и их сообщники были задержаны, а местные жители оказали помощь в их обнаружении», – читал я дальше в укро-СМИ на русском. Как это происходило, мне потом рассказали. Пчеловода Тертычного, активно агитировавшего за ДНР, приехавшие за ним нацики ударили прикладом и увезли на пасеку. Там они, на глазах его товарищей, вчетвером избили до полусмерти, а потом, полуживого, забросили в кузов, и больше его никто не видел. Всего, по рассказам местных жителей, взяли 17 человек, в основном это были молодые пацаны. Всех вывезли на Голубые озёра, на турбазу «Малибу», где, по рассказам взятых впоследствии в плен нациков, их избивали, а потом убили и где-то там закопали. Главу города Перебийноса и редактора местной газеты забрали в СБУ.

А убитых при обстреле 3 июня похоронили через несколько дней с посмертными диагнозами инфаркт или инсульт. Такое тоже могло случиться, ведь «Лиман был под оккупацией», «он был дэнээровским», «они грабили магазины»… и прочий бред оправдания и самоуспокоения я слышал от моих любимых родственников. На вопрос отца «Как же так, ведь людей убили, и за это никто не ответил?» его младший сын – мой родной брат – отвечал:

– Если бы этого не случилось в Лимане, то дошло бы до Днепра. Ты этого хочешь? – И мне: – Война, брат, война… Сам знаешь, кто её начал.

Про Одессу 2 мая 2014-го тоже:

– Война, брат, была, война! Если бы там не задавили, такое было бы и у нас в Днепре.

Я в свою очередь ему тоже отвечал:

– Да, в Белоруссии в 1941-м тоже война, брат, была, война. И в Хатыни 18 марта 1943-го тоже война была, в которой также отличились украинские полицаи. Но я представить не могу, чтобы вы в этом участвовали.

Сначала события на своей Родине я переживал у телевизора, а потом задал самому себе вопрос: если это тебе не даёт покоя, значит, надо как-то в этом участвовать? По зову сердца надо было собраться и поехать на Донбасс, как это тогда сделали многие русские люди. Но в то время, как и многие понаехавшие в Москву, я брал кредиты, чтобы перекрывать уже имеющиеся, и работал на трёх работах, чтобы оплачивать ипотеку. Несмотря на это, просто болеть за Донбасс, как мои братья болели за Украину, ничего при этом не делая, было не по мне, и в июле 2014-го я начал отправлять гуманитарку в Луганскую область. У меня ведь была семья – жена и дочка, и я решил, что если ехать туда, то только с какими-то гарантиями. В августе я отправился в Ростовскую область, в свою первую командировку от России оказывать медпомощь беженцам с Украины. Несмотря на предостережения отца особо не распространяться, я не стал скрывать от родственников, где был и чем занимался. Ведь врач – профессия благородная: лечить больных и пострадавших, а в моём случае, по риторике моих любимых родственников, оживлять и обезболивать.

Но это «в Украине», а события на Донбассе летом 2014-го – это «было другое». Поэтому мой старший и, как считалось в нашей большой семье, умный двоюродный брат Игорь, писавший ранее про клятву Гиппократа применительно к моим пациентам – заробитчанам из Западной Украины, легко переквалифицировал меня из «светилы медицины» в «помощника бандитов». Весь 2014-й у меня, как и у многих россиян, имевших родственников или друзей на Украине, прошёл в ожесточённой переписке со своими братьями, которые проживали в Днепропетровске и Николаеве. Они были уверены в том, что «через два года россияне будут жрать одну картошку и ездить на “запорожцах”», наверное, имея в виду известную иномарку украинской марки. Эту тему можно продолжать и дальше, но я – врач-реаниматолог, а не военный психолог, поэтому не буду загружать вас, мои дорогие читатели, файлами из этой History morbi.

В 2015-м, после Дебальцева и заключения пресловутых минских соглашений, наша риторика стала менее агрессивной. Скоро мой младший брат, прораб-строитель, с бригадой украинских хлопцев приехал строить большой загородный дом в подмосковном Королёве и заехал ко мне в Химки на картошку, запечённую в духовке. Выждав время, в 2017-м и я приехал к нему в Днепр на день рождения. Следом за ним, в 2018-м, мой младший двоюродный брат – предприимчивый Санька, любитель украинского автопрома, – тоже приехал развивать торговлю металлом в Центральном федеральном округе (России, разумеется). Своё «открытое письмо к Путину» от 18 марта 2014-го по поводу присоединения Крыма к России, отправленное почему-то мне, а не адресату, он благоразумно оставил дома «в Украине». Это понятно, ведь бытие определяет сознание, особенно когда твою большую квартиру в центре Днепра за неуплаченную ипотеку кредиторы собираются пустить с молотка. Как там у Ильфа и Петрова? «Запад нам поможет»? Кто бы сомневался, а пока тоже – к брату «в рашку на картошку».

Так мы начали ездить друг к другу: они на заработки в Подмосковье, а я в Днепропетровск к тёте и в Лиман к бате. В Харькове на ж/д станции была таможня. Первыми заходили пограничники и проверяли паспорта. В одну из таких поездок праворуч^[6] плацкартного вагона зашла справжня дівчина^[7] и представилась низким грудным голосом: «Прикордонна служба Украïни»^[8]. И сказала дальше: «Будь ласка, ваші паспорта на провірку!»^[9] Но я сидел ліворуч^[10], когда ко мне подошла действительно ласкавая девушка-пограничница со смеющимися глазами на симпатичном, но достаточно серьёзном лице, и спросила: «Вы в Днепропетровск едете? К брату в гости? Ваш паспорт, пожалуйста!» После погранцов зашли ленивые украинские таможенники и между «откройте – закройте сумку» спросили, не везу ли я валюту.

Поезд ещё почему-то стоял, я расслабился и открыл книжку Олеся Бузины «Революция на болоте», когда незаметно ко мне подошёл крепкий парень в штатском и, не представившись, ненавязчиво спросил тоже на русском: «У кого были в Украине, куда и с кем сейчас едете?»

Книжка на моём столике его не интересовала, потому что опытному человеку из СБУ про меня всё и так было ясно, для подтверждения достаточно было разархивировать мои соцсети. Но он не спеша перелистывал страницы моего паспорта, задавал другие незначимые вопросы, видимо прикидывая, стоит ли этого снимать с поезда.

– Да, кстати, покажите, что у вас в сумке. Вот в этом файле! Справка с места работы? Федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии… Дорого, богато. Счастливой дороги!

Правильно, платные услуги для граждан Украины предусмотрены в реестре оказания высокотехнологической медицинской помощи в Минздраве РФ.

Вспомнилось, как в июле 2018-го или 2019-го я был приглашён своей однокурсницей по Краснолиманскому медучилищу на праздник Ивана Купала в город Дружковка Донецкой области, тогда подконтрольный Украине. Мои друзья были заняты в театральной массовке. Приехал с племянниками – детьми своего младшего брата. Было забавно и весело, девочки спускали венки в воду ставка, загадывая суженого. Но все песни и прибаутки со сцены были на украинском. Вечером взрослые немного озябли под дождичком, разожгли большой костёр, но прыгать через него не стали, предпочитая согреваться самогоном местного разлива. Продолжать праздник поехали домой к моей однокурснице. После первой и второй перерывчик был небольшой, и я не сразу понял, что все вокруг разговаривают на русском. На третий тост я взял слово:

– А чего ж не продолжаете на украинском? Або забули рiдну мову пiсля перших 100 грам?^[11]

– Да если бы нам разрешили сделать Купалу так, как мы хотели – не на украинском и не на русском, а на нашем суржике, там такие бы сцены были! – ответила мне самая обаятельная и привлекательная.

А дальше как у Высоцкого: «Что же тут началось, не опишешь в словах…» Одним словом, девчата у нас на Донбассе очень эмоциональные. Меня спасла однокурсница – хозяйка праздника, которая встала и сказала:

– Так, стопэ! Доктору больше не наливать!

Наверное, каждый из нас сам себя успокаивал тем, что, несмотря на всевозможные ток-шоу в телевизоре и непримиримые посты в интернете, связь мы не потеряли, ездим друг к другу в гости и неплохо зарабатываем. Разговоры с братьями «за рюмкой чая», как правило, заканчивались взаимными объятиями и посыланием тех, кто «всё это замутил», в пешее половое путешествие.

В июне 2021-го я последний раз побывал в мирном Лимане. За столом, как всегда, разговорились с батей про политику.

– А ты послушай, что наши идиоты по телеку балакают! – предложил он мне.

Я и в Москве-то телек почти не смотрю, а дома в благостной обстановке «слухати украïнськi новини»^[12] вообще не было никакого желания. Но батя взял пульт от тв, и мне открылся динамичный мир перемог та зрад^[13]. Между нашими тостами пошли репортажи «про те, як украïнскi хлопцi воюють з Росiею та с донецькими сепарами»^[14]. Я подумал: якщо моï свiдомi брати та друзi також п’ють каву бiля телевізору^[15] – это ж спиться можно!

Далi пiдключилися всiякi експерти та аналiтики, якi почали мiркувати про прийняття Украïни в Евросоюз тa вступ до НАТО^[16]. Интересно было бы переключиться на Евроньюс или Би-би-си и послушать, что об этом думает принимающая сторона. Но я, уже не совсем трезвый, переключился на Высоцкого:

– «Дорогая передача, во субботу, чуть не плача, вся канатчикова дача к телевизеру рвалась!»

На что батя, вполне серьёзно констатировал:

– И так, мой дорогой Константин, с утра до ночи: «Россия – агрессор, Россия – агрессор… Путин – Путин… Путин», как будто это их прэзэдэнт! Как же они надоели! Выпросят у Вашего когда-нибудь, да так, что мало не покажется!

На следующий день я проснулся поздним утром от того, что по нашей улице медленно ехала машина и кто-то в рупор что-то вещал на рiдній мові. Голова болела после вчерашнего, и я, выпив минералки, закрыл окна. Но ненадолго, потому что, кроме воды, хотелось ещё июньского солнца и летних запахов. Я открыл окно и опять услышал приближающиеся звуки Славы и понад усэ. Мне стало даже интересно. Я выглянул в открытое окно и увидел подъезжающий микроавтобус под чёрно-красным флагом и какими-то надписями типа «Слава Украине» или «Украина понад усе»^[17].

Отец как раз пришёл с рынка:

– Добречкое утречко, сынок! Я тебе сальца взял. Немного в дорогу, остальное нашим повезёшь.

– Па, а это кто такие? – Я даже про спасибо забыл.

– А, это придурки из «Правого сектора».

– Со Львова приехали? Чё они в Лимане делают?

– Не, это местные, у них здесь в ДК Артёма ячейка «Правого сектора».

Для меня это было тем более удивительно, потому что, когда я в конце 80-х учился в Краснолиманском медучилище, в нашей группе только селяне по-украински балакали.

– И что тебе наши лиманские правосеки плохого сделали? Отобрали твои любимые книжки с жёлтыми страницами? Так их давно надо на макулатуру сдать. Что тебе с их речёвок, они же тебя на гилляку^[18] не собирались вздёрнуть? – спрашивал меня потом Сергей.

Красный Лиман – городок небольшой, до войны тысяч под 20, но железнодорожная станция – это крупный логистический узел Донецкой области. На следующий день мы с отцом решили поехать на дачу.

На путях стоял эшелон с зачехлёнными «Градами» и танками. Это укровояки ехали в сторону Донецка. Так лиманцы, спеша с нами на дачную электричку, очень нелестно высказывались про своих «захистныкiв»^[19]. На моё «да тихо вы…» один пожилой мужик на ходу ответил: «Та щоб ïх там всiх повбивало!»^[20] – и императивно плюнул с моста.

Всё время, пока был дома, испытывал какой-то когнитивный диссонанас: все говорят на русском, а передачи по телеку, объявления на вокзале и вывески на магазинах – всё на украинском. За всю неделю, проведённую дома, я заметил только двух парней лет около 25, приверженных Украине: у одного на жёлто-голубой футболке было написано «Донбас – це Украïна»^[21], а другой, расплачиваясь в супермаркете, говорил с продавщицею на украинском.

В гостях у троюродного брата Романа опять завёлся спор на избитые темы украинских «зрад та перемог», про которые было известно всем кухаркам, управляющим этим государством, и я невежливо переключил разговор на другую тему:

– Слушайте, как же вы надоели со своей политикой! Давайте лучше молодёжь послушаем! Катя! – обратился я к племяннице, которая окончила предпоследний класс. – Расскажи, что у вас там в школе. Вы историю, русский и литературу изучаете?

– А у нас русского языка уже два года как нет – отменили, а русская литература идёт как иностранная, в сокращённом варианте.

– То есть князь Андрей полюбил Наташу Ростову и уехал на войну, а она в это время ему изменила. Князь Андрей пал на поле брани, а Наташа досталась Пьеру Безухову?

Или как Раскольников зарубил старуху и уехал на каторгу искупать грех убийства, а Сонечка Мармеладова поехала вместе с ним искупать грех прелюбодеяния?

И чего детей мучить русскими вопросами типа «Кто виноват?» и «Что делать?», всё и так понятно – преступление и тут же наказание! А история Украины?

– Брат, это надолго. Пожалей нас с дядей Юрой! – взмолился брат Ромка.

Они были правы, потому что история «в Украiне» – это отдельная история, которая, может быть, будет в другом рассказе.

И никто из нас тогда не вспомнил, что сначала было слово, а потом возникла письменность. Но если не преподавать язык, на котором разговариваешь, то что лет через пять будет с грамматикой и орфографией, а через десять с фонетикой? Через сколько лет люди начнут думать на «ридной мове» и что надумают, помятуя из «Iсторii Украiни», шо Чорнэ морэ выкопали своими руками древние укры?

Несмотря на все разговоры и переговоры с роднёй, последний свой короткий отпуск в мирном Лимане в июне 2021-го я провёл очень хорошо. Позвал всех родственников на шашлыки на Голубые озёра, дал брату денег как родному, рассказал бате о своих семейных делах и выпил с другом в Славянске. Погода была замечательная – солнечно, тепло, и вода в озере была уже тёплая. До сих пор жалею, что не остался ещё на пару дней. Я тогда, грешным делом, ещё подумал: если бы в Лимане не было этих украинских условностей и все люди жили так, как захотели весной 2014-го, насколько комфортно я бы там себя чувствовал?

Перед самой войной, 20 февраля, на день рождения самой младшей внучки, отец приехал в гости к брату.

Как бы мы при редких семейных встречах ни зарекались не говорить о политике, всё равно возвращались к событиям, которые нас разъединяли. На повторяющийся вопрос отца про обстрел Лимана 3 июня 2014-го «Как же так, ведь людей убили, и за это никто не ответил?» ответы его младшего сына становились всё более радикальней: «А ты хотел, чтобы у меня в Днепре такое было?», «Опять ты будешь нам рассказывать, что главврача при освобождении убили ни за что?». То, что в 2014-м в Лимане не было российских войск, всем моим родственникам было хорошо известно, но никто из них не задумался, от кого тогда украинская армия освобождала Лиман?

– Украiна понад усе! Дед, а скажи «Слава Украiне!», – забавляясь, встревал в разговор мой старший 20-летний племянник. И родители его не останавливали, наверное, потому, что считали своих детей, как и себя, свободными людьми.

Мой дед по отцовской линии после войны на Западной Украине рассказывал, как он гонял бандеровцев по Карпатам. Остался жив, потому что автоматная очередь из схрона была выпущена из-под его ног, а его боевой товарищ, стоящий напротив, погиб, истекая кровью.

Дед кинул вниз гранату и сам полез проверять, или, как сейчас говорят, зачищать, схрон. «Страшно было, ждал, что сзади удавку на шею накинут», – рассказывал он мне – своему 14-летнему внуку.

А бабушка – старшина медицинской службы, когда возвращалась из Германии летом 1945-го, случайно пересела в другой эшелон, а тот, на котором должна была ехать, на Западной Украине взорвали бандеровцы и добили всех раненых и медперсонал. Наверное, под крики «Слава Украiне!».

Мне об этом рассказал отец, а я пересказал это родному брату, но в его семье ходил другой рассказ деда, который целился в бандеровца, а тот от него ушёл. «А теперь его внуки, может быть, работают у меня на стройке».

«Что было делать деду, приехавшему к младшим внукам? Встать, собраться и уехать?» – спрашивал меня потом отец.

Вот такие «семейные разговоры» были в гостях у младшего брата. Я вот сейчас думаю: а почему, когда они приезжали ко мне в Москву, я не включал Первый канал или Россию-1, когда там шли новости, а тем более не включал наши ток-шоу? Или надо было тоже между рюмками чая требовать: «А ну, братик, скажи «“Россия вперёд!”» – и только после этого переходить к тосту «ну… поехали!»?

Но мы говорили друг другу совсем про другое:

– Война? Да какая, на х…р, война в XXI веке? Летят самолёты и танки горят? Ты это, батяня комбат, серьезно, а? А экономика тоже будет горе…еть синим пламенем?

– Да брось ты… Это всё пропаганда, неужели не понятно? Все восемь лет одно и то же трендят по телеку, чтобы пенсионеры не скучали, а сами договариваются и бабло пилят.