Золотые шрамы

1. Чёрные руки

Никто не помнил, когда это началось. Боги, демоны, древнее проклятие – версий было много. Но важно было только одно – в Интенции кожа говорила за человека громче слов.

Серые пятна – будни: работа, сон, еда, заботы. Большинство ходили с серыми руками.

Чёрные трещины – следы зла, совершённого осознанно: предательства, жестокости, выбора причинить боль. Таких было меньше, их сторонились.

А золото…, золото появлялось, когда человек шёл по трудному пути – не из порыва, не из страха, не ради славы, а потому что не мог иначе. Когда две дороги лежали перед ним, и он знал цену каждой, но выбирал ту, что требовала больше всего от него самого.

Но светящиеся жилки чутко улавливали фальшь. Месть, корысть, гордыня гасили их, как ветер – свечу. Они цвели только от чистого действия, без расчёта на благодарность. Хотя намерение помочь и желание исцелить себя иногда сплетались так тесно, что кожа принимала оба – если в момент выбора человек забывал о себе.

Кейн жил в тени промышленных складов у Медного рынка, в заброшенной котельной. Ржавые трубы, потрескавшийся бетон, запах угольной пыли и сырости.

Его руки были чёрными. Не сплошь – паутина трещин тянулась от запястий к пальцам и выше – к предплечьям, переплетаясь с серыми пятнами.

Когда-то он пытался помогать.

Мать умерла, когда ему было девятнадцать. У могилы он долго стоял и смотрел на её руки – даже мёртвые, они светились тусклым золотом, как угли под пеплом.

Священник говорил что-то о милосердии. Кейн не слушал. Он смотрел на свои ладони – серые, пустые – и думал: «Я продолжу. Докажу, что не зря».

Первым был мальчишка под обвалом на Ржавой улице. Кейн разгребал камни, пока ладони не стали кровоточить. Вытащил, спас.

На следующий день отец мальчика подал на него в суд – пропали инструменты со склада, нужен был виновный. У Кейна не было защиты. Он выплатил штраф последними деньгами матери.

Руки остались серыми. Он не понял почему.

Месяц спустя – девочка в горящем доме. Кейн вынес её через окно, обжёгся, упал без сил. Соседи шептались: «Сам поджёг, небось, рассчитывая на награду».

Кейн молчал. Но ночью смотрел на ладони и не мог уснуть. «Я же помогал… Почему кожа молчит?».

Продолжил. Раздавал хлеб нищим. Один избил костылём: «Не нужна мне твоя унизительная милостыня!».

Чёрные трещины появились не сразу. Сначала серость темнела. Потом – тонкие линии, как волоски.

Кейн понял не сразу, но однажды осознал: он помогал не потому, что не мог иначе. Он помогал, чтобы доказать – себе, миру, памяти матери – что он достоин её света.

Кожа видела правду.

Последней каплей стал Рен.

Беспризорник с Медного рынка, одиннадцать лет. Кейн делился с ним едой, учил читать, обещал помочь найти работу. Рен называл его старшим братом.

Но однажды, вернувшись в котельную после рабочего дня, Кейн нашёл её пустой. Одежда, инструменты, последние сбережения – всё исчезло. На полу лежала записка кривыми буквами:

«Спасибо за уроки. Теперь умею читать контракты. Ушёл к Серым Когтям – там платят».

Кейн сидел на полу до рассвета, глядя на эту записку. К утру дал себе клятву: больше никогда не открываться. Легче не чувствовать.

Он вступил в Гильдию чистильщиков – нейтральных, невидимых. Те, кто убирает тела, пепел, обломки после чужих кризисов. Молчат. Не вмешиваются. Не помогают.

Нейтралитет был основой существования Гильдии. Благодаря ему чистильщики могли работать везде – в трущобах, где правили банды, в богатых кварталах, где правили купцы, даже в Цитадели, чьи ворота открывались лишь для тех, кто не задавал вопросов. Все стороны терпели их, потому что чистильщики не лезли в чужие дела. Нарушишь правило – потеряешь всё – заказы, статус, защиту.

Так прошло четыре года.

Чернота росла медленно, но верно. Каждый раз, когда он видел чужую беду и отводил глаза, кожа темнела. Сначала тонкими нитями, потом трещинами, потом паутиной, покрывшей обе руки до середины предплечий.

Люди сторонились. Дети прятались за материнские юбки. Торговцы поднимали цены или отказывались продавать.

Кейн перестал замечать.

Но за три месяца до встречи, которая изменила всё, что-то начало трескаться.

Он убирал пепел после пожара в бедном квартале. В углу обгоревшей комнаты, под обрушенной балкой, лежала детская игрушка. Деревянная лошадка – почти целая, только грива обуглилась.

Кейн остановился над ней. Поднял. Провёл пальцем по гладкой спинке.

Десять минут стоял, держа лошадку в руках. Потом положил на край фундамента – на виду. Может, кто-то вернётся.

Ночью не спал.

Через месяц убирал стекло после драки в таверне. Хозяин стоял рядом, вытирал стойку, бормотал себе под нос:

– Третий раз за неделю. Скоро закроюсь к чертям собачьим.

Кейн молча собирал осколки.

– У меня дочь, – продолжал хозяин. – Восемь лет. Говорю ей: папа скоро купит новое платье. А сам знаю – не на что.

Держа осколок в руке, Кейн выпрямился.

– Сколько стоит стекло?

Хозяин моргнул:

– Что?

– Новое. Для окна.

– Двадцать медяков. Но при чём тут…

Кейн достал кошелёк. Отсчитал пятнадцать – всё, что было.

– Вот.

Хозяин таверны смотрел на монеты, потом на Кейна.

– Ты чего…

Кейн уже шёл к выходу.

– Эй! – крикнул хозяин. – Погоди! Зачем?

Кейн обернулся. Пожал плечами:

– Не знаю.

Вышел в ночь.

На следующее утро на ладони появилась крошечная серая точка там, где была чернота. Едва заметная. Но Кейн видел.

Ещё через месяц, когда он возвращался с очередного задания, на углу Медной улицы увидел старика.

Высокий, седые волосы до плеч, лицо изборождено морщинами. Продавал деревянные игрушки с лотка. Его руки были почти полностью в огненных жилках – узор переплетался, образуя рисунок, похожий на корни древнего дерева. Между нитями проглядывали редкие серые пятна, несколько тонких чёрных линий. Но сияние было таким ярким, что мерцало даже в сумерках.

Кейн остановился. Давно не видел такого.

Рядом с лотком, прислонившись к стене, стоял молодой мужчина с дубинкой. Охранник. Руки серые, без черноты. Взгляд спокойный, внимательный.

Вот почему старика не трогают.

Девочка лет пяти подбежала к лотку:

– Дедушка, смотри, я нашла монетку! Можно куплю лошадку?

Старик присел, взял её за руки:

– Оставь монетку себе, солнышко. Лошадка – подарок.

– Правда?

– Правда.

Девочка прижала игрушку к груди и побежала к матери.

Старик выпрямился и поймал взгляд Кейна. Секунду смотрел на чёрные руки. Не отвернулся. Не сплюнул.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.