Журнал «Рассказы». Светлые начала

Вторая молния, по словам учителя, могла убить. Сжечь изнутри.

– Вы же не будете пытаться выпить целый колодец воды? – вопрошал Воспенников. – Добровольные утопленники ни в одной религии не будут в почете.

Даже с одной-единственной молнией он рекомендовал быть аккуратным. Сразу выдать обратно избыточную энергию, если чувствуешь недомогание.

– Видели осужденных висельников на центральной площади? Их смерть покажется вам самой достойной из возможных, если возьмете на себя слишком много.

Исбытков планировал прямо сейчас вобрать в себя все молнии, которые будет возможно впитать.

Если ты не способен противостоять системе – отрекись от нее. Так размышлял Степан Федорович. Они ни за что не смогут позволить себе оставить такого ценного Озарителя. Не остановятся. Единственный шанс – выжечь себя изнутри. Только тогда он станет никому не нужен. И только тогда они оставят его в покое. Ему не придется выбирать между властью и честью, потому что он так решил.

Перед первым ударом молнии Исбытков увидел Белопольскую. Ее лицо кривилось от боли, но она улыбалась. Страдание, помноженное на удовольствие.

Когда она ему рассказала, что ждет ребенка, он обрадовался. У Озарителей редко бывают дети. Воспенников что-то говорил о том, что человеческое тело, которое становится сосудом для электричества, платит за это дорогую цену. Иногда, очень редко, дети все-таки рождались, и это было чудом. Чудом, которое подарили Исбыткову.

Он тут же сделал Белопольской предложение. Когда она отказала, он долго добивался ответа. Боится ли она того, что муж часто будет в разъездах? Опасается ли она, что не по любви он просит стать ее женой, а по соображениям чести? Он сделал и сказал ей все, чтобы успокоить ее страхи. Те страхи, которые он мог представить.

Белопольская тогда плакала. Плакала тихо, как плачут люди в самом отчаянном положении, когда не надо никому доказывать – дрожанием плеч, срывающимся голосом, – что внутри очень много боли.

Он вернулся к этому разговору через месяц, надеясь на то, что Белопольская все же даст ему какой-то ответ. Она, белая и похудевшая, совсем не похожая на ту, которая искрилась взглядом и улыбкой, сказала, что ребенка больше нет. Когда он закрыл исказившееся лицо руками, она со странным безразличием в голосе добавила, что ребенок мог быть и не от него.

Исбытков не поверил. Не захотел верить. Тогда Белопольская рассказала ему, что на столичном бале на нее обратил внимание сам губернатор. Что одна ее часть видела его сальные глаза, его брыли, лежащие на высоком воротнике, а другая ее часть жадно ловила каждое его слово. Губернатор изнутри сиял таким светом, что никто не мог противиться ему. Не смогла она противиться и тому, что губернатор, прознав о ребенке, приказал ей избавиться от него.

Исбытков тогда сказал, что это все не важно. Он снова сделал предложение и говорил, говорил о том, что никакой вины в содеянном у Белопольской нет. Что это все проклятая сила, которой такие, как он, наделяют таких, как губернатор.

Она снова отказала. Исбытков даже не слышал, что она говорит, он смотрел на пустую оболочку, оставшуюся от любимой женщины. Тогда он и поклялся, что никогда больше он не будет соучастником двойного убийства. Одного физического, унесшего жизнь нерожденного ребенка, и одного духовного.

Молнии обрушились на пшеничное поле таким каскадом, словно Зевс выдал каждому из несуществующих олимпийских богов по десятку снарядов. Исбытков впитывал их одну за другой, чувствуя, как наполняется изнутри силой. Будто он был воздушный шар, который надувают не легкими, но ураганами, тайфунами и смерчами.

Он цеплял кончик молнии усилием воли, подсекал, точно умелый рыбак, и втягивал в себя.

Всё вокруг окрасилось синевой.

Потом раздался гром. Такой силы, что земля тряслась, такой мощи, что кости содрогались, словно рельсы под многотонным локомотивом, такого величия, что на секунду показалось – теперь есть в мире только этот грохот и ничего более.

Исбытков упал без сил, раскинув руки в стороны.

Тучи продолжали наползать друг на друга, словно океанские волны. Молнии продолжили бить, озаряя внезапно обмякшее тело синими всполохами. Земля продолжала трястись, как от извержения вулкана.

Исбытков потерял сознание, пробуя подцепить еще одну молнию усилием воли.

Утром следующего дня Исбытков пришел в себя в интересной компании. Вокруг него столпились коровы, разглядывающие его добрыми, счастливыми глазами.

– А ну пошли отседова! – раздался чей-то хриплый окрик и звук щелкающего бича.

Пастух помогал Исбыткову подняться на ноги, охая и цокая.

– Лишку хватили вчера, да, батюшка? – Пастух заглядывал Степану Федоровичу в глаза.

– Лишку, мил человек, лишку, – соглашался Исбытков.

Позже, когда Степан Федорович уже трясся в бричке в направлении города, он раз за разом заглядывал внутрь себя, чтобы понять – осталось ли в нем что-то от Озарителя? Тем вечером на скамейке Велена успела ему шепнуть, что Озарители, вобравшие в себя слишком много молний, не погибают. Они меняются, а как именно – предстоит узнать самостоятельно.

Внутри было пусто. Так пусто, как никогда в жизни. Первым воспоминанием Исбыткова было такое: он сидит на коленях у матери, за окном бушует гроза, а он, двухлетний ребенок, хохочет и бьет в ладоши. Тогда он зажег на конце пухлого пальчика первую искру, тогда же в глазах матери появился страх, который он будет видеть до конца ее дней.

Степан Федорович поднял ладони на уровень лица. Он обратился к памяти тела, когда энергия, омывающая сердце ледяным игристым, сочилась из каждой поры его тела. Тогда было достаточно подумать о том, чтобы выпустить ее наружу.

Ни мысли, ни воспоминания не помогали. Исбытков и вправду был пуст.

Он потянулся к проезжающему мимо грохочущему трамваю, пускающему искры из-под колес. Ничего.

Исбытков откинулся на спинку сидения и позволил себе внутренне оплакать потерянное.

Визит к губернатору дался легко, потому что вместе с силой Озарителя Степан Федорович потерял и кое-что другое. Страхи и опасения.

Губернатор принял Исбыткова сразу же.

– Где же вы пропадали, Сергей Федорович? – Губернатор вытащил пухлое тело из кресла и раскинул руки. – Все с ног сбились, разыскивая вас. Мне даже пришлось замену вам приглашать. Велена Алексеевна, конечно, Озаритель от Бога, но она, как бы это сказать… По-женски капризна.