Кастинг на счастье

Пролог

Возвращаясь в редакцию, Евгения Гарди ловила на себе восхищенные взгляды коллег и с удовлетворением отмечала, что ощущает привычный, почти наркотический прилив сил после блестяще выполненной работы. У нее снова все получилось. Не просто получилось – она совершила маленькую журналистскую казнь.

Ее сегодняшней жертвой стал Александр Грановский – успевший всем надоесть психоаналитик-популист, звезда инстаграма и автор бестселлера «Семья как ресурс». Он долго строил из себя эталонного семьянина, но Женя, как хирург, вскрыла этот нарыв. Эксклюзивное интервью для журнала «Инсайт» превратилось в публичную исповедь. Оказалось, что брак мэтра распался пять лет назад, а все истории о «семейном счастье» и «совместных ритуалах» были тщательно продуманным пиаром для поддержания репутации и продаж. Неопытного репортера он бы, конечно, обвел вокруг пальца своими гладкими речами. Но против Евгении Гарди, с ее острым нюхом на ложь и сетью осведомленных источников, устоять было невозможно. Она загнала его в угол одной-единственной фразой, показав распечатку выписки из загса, и он сломался, скуля о том, что «образ продает лучше, чем правда».

Женя уже почти дошла до своего кабинета, мысленно предвкушая большой чайник свежего кофе, как услышала за спиной частый, нервный стук каблуков по отполированному граниту пола. Она обернулась. К ней по коридору летела Леночка, секретарша главного редактора.

«Господи, они что, все на одном конвейере собраны? – мелькнула у Жени язвительная мысль. – Юбка-футляр невероятной строгости, белая шелковая блузка, которая наверняка шуршит, убийственные шпильки, укладка с обязательными художественными локонами у щек. И непременно блондинка. Без этого фольклорного комплекта, видимо, в секретарши не берут».

– Евгения, здравствуйте! – выдохнула Леночка, замирая перед ней с деланно-беззаботной улыбкой, словно не мчалась только что стометровку, а нежилась в шезлонге. – Реджина Христофоровна вас ждет. Срочно.

«Кофе отменяется», – с легким раздражением констатировала про себя Женя и, развернувшись, направилась в самый конец длинного коридора, к тяжелой, глухой двери из темного дерева. Вывески на ней не было – лишь лаконичная табличка «Главный редактор». Это место все знали без указателей.

Кабинет главреда был легендой. Попадая в него, Женя всякий раз чувствовала, как по спине пробегает холодок. Это пространство дышало стерильным, тотальным контролем. Гигантский стол из матового стекла, за которым его хозяйка казалась миниатюрной и оттого еще более значительной. Ни одного клочка бумаги, ни пылинки. На стеллажах – не книги, а холодные дизайнерские объекты из металла и глянцевого черного камня, похожие на артефакты неизвестной цивилизации. Воздух был густым и неподвижным, пропахшим дорогим, сложным парфюмом с нотами морозного ириса и старой кожи. Это была не комната для работы, а операционная. Или тронный зал.

За своим стеклянным монстром, как верховный судья, восседала Реджина Христофоровна Арманд. Женщина в возрасте, который было невозможно определить – где-то между «за пятьдесят» и «нашедшей рецепт вечной молодости в жертвоприношениях». Ее лицо было безупречной маской, результат тонкой работы пластических хирургов. Седые волосы коротко и идеально уложены. А знаменитый скверный характер никогда не выражался в крике или открытой ярости. Он проявлялся в леденящей душу вежливости, в уничтожающей паузе, в одном-единственном взгляде, способном свести на нет любые достижения. Но ее профессиональная хватка была притчей во языцех – она чуяла тренды и запах крови, денег и скандала за версту.

Женя отбарабанила отчет по интервью с Грановским. Реджина слушала, не проронив ни звука, уставившись на нее непроницаемым, холодным взглядом. Ни тени одобрения. Ни искры интереса. Лишь констатация: факт свершился.

– Грязь, – наконец, произнесла она тихим, четким голосом, в котором звенели ледяные иголки. – Мы продаем грязь, приправленную патокой ложной надежды. Наши читатели пресытились этими столичными позерами, которые учат других жизни, а сами ничего из себя не представляют.

Она откинулась на спинку своего кресла, сложив пальцы с безупречным маникюром.

– Гарди, я хочу, чтобы вы уехали. Подальше от этого фасадного благополучия. Туда, где нет инстаграмных блогеров. Где люди женятся, рожают детей, ссорятся и мирятся не ради контента, а потому что это и есть – единственно возможная, настоящая жизнь. Мне нужна история. Не интервью. Целое реалити. О простой жизни. О настоящих, невыдуманных чувствах. О том, что мы все здесь давно растеряли.

Женя почувствовала, как подкашиваются ноги. Провинция? Реалити? О «чувствах»? Это звучало как насмешка или наказание.

– Найдите это, – Реджина вперила в нее свой пронзительный взгляд, не терпящий возражений. – Найдите мне эту пасторальную идиллию и снимите на нее шоу. Сделайте из этого историю. Я хочу одухотворенности, Гарди. Вы поняли меня? Одухотворенности. Теперь идите. И пришлите мне на почту расшифровку признания господина Грановского.

Дверь закрылась за спиной Жени с тихим щелчком, отрезав ее от стерильного мира главного редактора. Она осталась стоять в пустом коридоре, ощущая вкус пыли на губах и смутную, но отчетливую тревогу. Ей предстояло отправиться на поиски счастья. Того самого, в существование которого она сама уже давно не верила.