Предать сердце. Спасти сына

Перед глазами, как в калейдоскопе сменяющих друг друга образов, мелькали картинки с сыном – его тёплая ладошка в моей руке, доверчиво сжимающая мои пальцы, когда мы переходим дорогу; его смешной задорный смех, звенящий как серебряный колокольчик, когда я кружу его на руках до головокружения; доверчивый взгляд карих глаз, так похожих на мои, смотрящий с абсолютной верой, что мама защитит его от всего на свете. «Когда папа вернётся?» – спросил он вчера вечером, прижимая к груди потрёпанного плюшевого зайца, свою самую любимую игрушку. «Скоро, малыш», – соврала я, проглатывая комок в горле размером с кулак, чувствуя, как сердце разрывается на части от осознания, что, возможно, никогда не смогу дать ему правдивый ответ. Как объяснить шестилетнему мальчику, что его отец, вероятно, убит из-за сомнительных дел с криминальными элементами? Как сказать ему, что теперь его жизнь висит на волоске, и только моя способность совершить преступление может спасти его?

«Соберись», – приказала я себе, сжимая портфель так, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в мягкую кожу. – «У тебя нет права на ошибку. Нет права на слабость. Один неверный шаг – и Денис…» – я не смогла закончить мысль даже мысленно, волна ледяного ужаса прокатилась по телу, заставив меня содрогнуться. Нет! Я не позволю себе даже думать об этом. Я выполню все, что от меня требуется. Я спасу его, чего бы мне это ни стоило.

Стеклянные двери разъехались с тихим шипением, похожим на предупреждающее шипение змеи, обдавая меня прохладным кондиционированным воздухом, который, казалось, пронизывал до костей своей стерильностью. Мраморный пол атриума был натёрт до зеркального блеска, отражая солидные колонны и хрустальные светильники, напоминавшие гигантские капли застывшей росы. Я увидела свое отражение в этом полу – маленькую, хрупкую фигурку, неуверенно застывшую на пороге, словно загнанный зверек перед логовом хищника. Охранники в строгих тёмно-синих костюмах с едва заметными наушниками в ушах внимательно следили за посетителями, их взгляды скользили по толпе, как лазерные прицелы.

Один из них – молодой, с цепким взглядом серых глаз, словно сканирующих каждого входящего – на долю секунды задержался на мне, и его зрачки еле заметно расширились. Сердце пропустило удар, а затем забилось с такой силой, что казалось, его стук должен быть слышен всем в этом огромном зале. «Они здесь? Люди босса наблюдают за мной прямо сейчас? Этот охранник – один из них? Он видит сквозь мою маску? Знает, зачем я пришла?» Паника подступила к горлу, перехватывая дыхание, но я заставила себя сделать глубокий вдох, расправить плечи и двинуться к стойке администратора с самой уверенной походкой, на какую только была способна, хотя каждый шаг отдавался болью в ребрах и заставлял сжимать зубы, чтобы не застонать.

– Ольга Савельева, на собеседование к Роману Игоревичу Черных, – произнесла я, удивляясь, насколько спокойно и уверенно прозвучал мой голос, словно принадлежащий кому-то другому – той Ольге Савельевой, которой никогда не существовало, чью личность я теперь присвоила, как вор, как самозванка.

– Прошу вас, – проговорила симпатичная девушка, приглашая меня пройти за ней.

Служба безопасности располагалась на четвёртом этаже. Пока лифт с мягким гудением поднимался, я в сотый раз повторяла свою легенду, повторяя в уме каждую деталь, каждый нюанс, чтобы не запутаться, не выдать себя случайной оговоркой. Юрист с восьмилетним опытом работы в крупных компаниях, ищу новые возможности для карьерного роста после развода и увольнения из прежней фирмы. Стремлюсь к новым горизонтам, ценю стабильность и конфиденциальность. Увлекаюсь йогой и классической литературой. Училась в МГУ, окончила с красным дипломом. Владею английским и немецким. Никаких детей. Стоп. У меня есть сын. Денис. Шесть лет. Что у меня в легенде? Точно, сын живет с бабушкой в Петербурге. Так решил босс. Меньше сентиментальности, меньше шансов на ошибку. Боже, как легко запутаться в этой паутине лжи!

Резюме безупречное – спасибо фальшивым рекомендациям от «своих людей» того самого босса, чье лицо возникало перед глазами каждый раз, когда я закрывала глаза, заставляя сердце сжиматься от ужаса, а кожу покрываться мурашками. От мысли, что он настолько влиятелен, что может организовать фальшивые рекомендации от уважаемых юристов, создать идеальное прикрытие и, возможно, манипулировать целым банком, к горлу снова подступила тошнота, кислая и жгучая. «Не думай об этом сейчас. Просто делай шаг за шагом. Ради Дениса. Только ради него».

Офис службы безопасности встретил меня приглушённым светом, мягкими бежевыми тонами и атмосферой деловой сосредоточенности, настолько непохожей на тот бетонный ад, где меня держали и пытали. Секретарь – молодая женщина с идеальной осанкой и холодной вежливой улыбкой, не затрагивающей глаз – проводила меня к нужному кабинету, стуча каблуками-шпильками по плиточному полу.

– Ольга Андреевна Савельева к вам, Роман Игоревич, – произнесла она, приоткрыв дверь, и кивнула мне: – Проходите, пожалуйста.

Роман Черных оказался совсем не таким, как я представляла главу службы безопасности крупного банка. Никакого громилы с квадратной челюстью и колючим взглядом исподлобья, не угрюмый силовик с холодными глазами рептилии. Передо мной был высокий, подтянутый мужчина лет сорока, с правильными чертами лица, внимательными карими глазами, теплыми, как топленый шоколад, и едва заметной благородной сединой на висках, которая странным образом делала его еще привлекательнее. Его движения сочетали в себе военную выправку и какую-то природную элегантность, словно он мог быть одинаково органичен и на поле боя, и на светском рауте. Никакой показной мрачности или демонстративной жёсткости – только спокойная уверенность в каждом движении, в каждом взгляде, уверенность человека, который знает себе цену, но не нуждается в ее демонстрации.

– Присаживайтесь, Ольга Андреевна, – он указал на удобное кожаное кресло напротив своего стола из тёмного дерева. Голос – глубокий баритон с лёгкой хрипотцой – вызвал неожиданную дрожь где-то в глубине души, странное, почти забытое ощущение, которому не было места в моей нынешней жизни. – Ваше резюме впечатляет. Особенно опыт работы с конфиденциальной документацией в «АльфаПраве». Олега Витальевича знаю лично – серьёзный специалист.

Олег Витальевич – моя фальшивая рекомендация, подставное лицо в этой игре. Они действительно знакомы? Или это проверка? Часть меня наполнилась ледяным ужасом – если он начнет проверять слишком тщательно, если позвонит этому мифическому Олегу Витальевичу… Я незаметно вытерла вспотевшие ладони о подкладку пиджака, чувствуя, как влага впитывается в дорогую ткань.

Я постаралась улыбнуться как можно естественнее, хотя каждое движение мышц лица отдавалось болью, которую невозможно было замаскировать никаким макияжем:

– В современном мире информационная безопасность важна как никогда. Думаю, мой опыт мог бы пригодиться вашему банку. – Голос прозвучал слишком бойко, слишком заученно, и я проклинала себя за неспособность быть более убедительной. Может ли он видеть страх, скрывающийся за моими словами? Чувствует ли фальшь в каждом слоге?

Его взгляд на мгновение задержался на моей шее, где не до конца скрытый тональным кремом синяк предательски проступал через тонкую ткань кремовой блузки, темнея уродливым пятном. Я машинально поправила воротник, чувствуя, как к лицу приливает кровь, окрашивая щеки в лихорадочный румянец. Он заметил. Заметил, что что-то не так. Заметил следы насилия, которые я так отчаянно пыталась скрыть. Увидел, что я не та, за кого себя выдаю.

– Полностью согласен, – он откинулся в кресле, сложив длинные пальцы домиком, внимательно изучая моё лицо, и от его взгляда, спокойного и проницательного, захотелось съёжиться, спрятаться, забиться в угол как раненое животное. – Особенно в свете последних… инцидентов в банковской сфере. Скажите, почему именно наш банк? С вашим опытом могли бы претендовать и на международные компании.

– Репутация, масштаб, перспективы роста… – я начала перечислять заготовленные причины механическим голосом, чувствуя, как каждое слово звучит всё менее убедительно, превращаясь в пустой набор звуков, но он мягко перебил, чуть наклонившись вперёд, и в этом движении было что-то почти интимное, какая-то искренняя заинтересованность:

– Нет, Ольга Андреевна. Почему на самом деле? Не нужно стандартных ответов. Я вижу, что вы не из тех, кто идет по проторенной дорожке.

Его проницательный взгляд, казалось, видел меня насквозь, проникал в самые тёмные уголки души, где застыл первобытный ужас за жизнь моего ребёнка, где скрывались мои настоящие мотивы, мой страх, моя беспомощность. На миг захотелось рассказать всё – про похищение, избиение, угрозы, сына… Про то, как дрожат руки каждый раз, когда звонит телефон, как я вздрагиваю от каждого шороха, каждого внезапного звука. Про то, как я проверяю дверные замки по десять раз за ночь, прислушиваясь к дыханию спящего Дениса. Про то, как просыпаюсь в холодном поту от кошмаров, в которых снова и снова переживаю те часы в бетонном подвале.

Я до боли сжала пальцы под столом, ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы следов на нежной коже:

– Я… мне нужно начать всё заново. После развода. – Это была почти правда, горькая крупица искренности в океане лжи, и почему-то ложь, приправленная крупицами искренности, далась легче, как если бы я нашла способ дышать под водой. – Муж… у нас был непростой разрыв. Мне нужно что-то стабильное, надёжное. Что-то, что позволит обеспечить моему сыну нормальное будущее.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, возможно, даже сочувствие, теплое и настоящее. На долю секунды маска уверенного профессионала приоткрылась, показывая что-то глубоко человеческое, что-то, что отозвалось во мне неожиданной симпатией, опасной и неуместной. Как я могу испытывать симпатию к человеку, которого собираюсь обмануть, использовать и, возможно, уничтожить?

– Знаете, – он помолчал, постукивая кончиками пальцев по столешнице, – обычно я не принимаю решений сразу. Стандартная процедура – несколько этапов собеседований, проверка службой безопасности, рекомендации… Но в вашем случае сделаю исключение. – Он слегка улыбнулся, показав белоснежные зубы и чуть наклонив голову, как если бы мы делились каким-то секретом. – Когда сможете приступить?

– С завтрашнего дня, – выдохнула я, не веря своей удаче, чувствуя, как от облегчения подрагивают ноги под столом. Так легко, слишком легко. Словно кто-то расстелил передо мной красную дорожку прямо к цели. Сердце ёкнуло от смеси облегчения и нового страха – это только начало, первая ступень моего падения, первый шаг на пути, откуда нет возврата. Где-то в глубине сознания зашевелилось подозрение, червячок недоверия, грызущий внутренности – почему он так быстро согласился? Неужели и здесь замешаны люди босса? Может быть, сам Роман Черных – часть этой игры, зловещий кукловод, управляющий моими нитями?

– Отлично, – он поднялся, протягивая мне руку через стол в уверенном, почти дружеском жесте. Рукопожатие было крепким, но не грубым, его ладонь обхватила мои пальцы с неожиданной деликатностью. Тепло его ладони странным образом успокаивало, как если бы я прикоснулась к чему-то надежному, к якорю в бушующем море страха и отчаяния. – Вениамин проведёт инструктаж и покажет ваш кабинет. И, Ольга… – он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, и на мгновение мне показалось, что он видит мою настоящую душу, видит боль и страх, скрытые за маской деловой женщины, – если вам понадобится помощь – любая – мой кабинет всегда открыт. В нашем банке ценят не только профессионализм, но и человеческие отношения.

Эти слова, сказанные с искренней заинтересованностью, вонзились в сердце словно тонкие иглы, пробуждая странную, почти забытую теплоту. Как давно никто не смотрел на меня так – с вниманием, с уважением, как на человека, а не как на пустое место или инструмент? Как давно я не чувствовала этого – ощущения, что кто-то видит во мне не просто функцию, а личность? И как жестока судьба, столкнувшая меня с этим человеком при таких обстоятельствах!

Я почти бегом выскочила в коридор, ощущая, как подгибаются колени. Сердце колотилось как сумасшедшее, грозя проломить рёбра, выстукивало бешеный ритм, в котором смешивались страх, облегчение и что-то еще – что-то непозволительное, неуместное, опасное. Первый шаг сделан. В голове мелькали обрывки мыслей: «Почему так легко? Он что-то заподозрил? Или он действительно просто… добрый человек? Существуют ли еще такие люди в этом мире? Есть ли вообще что-то настоящее в этом мире обмана и предательства?»

Но почему от тепла и участливости в его взгляде на душе стало ещё тяжелее? Почему при мысли о том, что мне придётся предать этого человека, использовать его, обмануть его доверие, внутри всё переворачивалось от отвращения к самой себе? Кем я стала? Чудовищем? Лгуньей? Преступницей? Или просто матерью, готовой на все ради своего ребенка?

Телефон тихо завибрировал в кармане, заставив меня вздрогнуть. Сообщение с незнакомого номера, короткое, но пробирающее до костей: «Неплохое начало. Но не забывай – времени мало. И за мальчиком присматривают. Он сейчас играет с красной машинкой. Очень милая у него шапочка с динозавром».

Воздух застрял в лёгких, перед глазами поплыли чёрные пятна, застилая реальность вуалью страха. Я прислонилась к прохладной стене коридора, пережидая приступ удушающей тошноты. Они рядом. Они рядом с ним. Прямо сейчас. Смотрят на моего маленького мальчика, могут дотронуться до него в любую секунду. Денис действительно сегодня надел свою любимую шапку с тираннозавром, темно-зеленую, с красными шипами на спине… Тошнота подступила к горлу при мысли о том, что чужие, жестокие глаза наблюдают за ним, что чужие руки, способные причинить боль, находятся так близко к моему ребенку…

– Прости меня заранее, – прошептала я, глядя на закрытую дверь кабинета Романа, чувствуя, как что-то внутри трескается и осыпается. Последний кусочек той прежней меня, для которой существовали моральные принципы и границы, которых нельзя переступать. – У меня нет выбора. Клянусь, если бы он был… я бы никогда… но я не могу иначе. Не могу допустить, чтобы мой мальчик пострадал.

Я смахнула предательскую слезу, скатившуюся по щеке, словно последнюю каплю человечности, выпрямилась и, глубоко вдохнув, пошла к Вениамину, который должен был показать мне мой новый кабинет. Мой плацдарм для операции, которая либо спасёт жизнь моему сыну, либо…

Нет. Я не буду думать о «либо». Я просто сделаю всё возможное и невозможное. Я стану кем угодно – воровкой, лгуньей, соблазнительницей, предательницей. Я переступлю через любые моральные принципы, через любые границы. Что бы ни потребовалось. Какую бы цену ни пришлось заплатить.

Потому что нет такой цены, которая была бы слишком высока за жизнь моего сына.