Глава 1
Мне шестнадцать, и порой кажется, что весь мир настроен против меня. У меня короткие курчавые волосы, и я всегда находила общение с мальчиками более естественным, чем с девочками. Девчонки просто помешаны на моде, трендахи спортсменах, а я… я никогда не интересовалась этим. Хотя мои мама и отчим вполне обеспечены, но я не чувствую себя частью их мира. Мой отец ушёл из жизни, когда я была ещё совсем маленькой, и с тех пор мама построила новую семью, родив мне младшую сестру, которую они обожают. Я же остаюсь в тени, словно белая ворона, не вписывающаяся в их идеальный мир. Даже тот, кто все-таки смог завоевать моё сердце, смотрит на меня с отвращением, как на объект для насмешек. Но такова реальность, с которой мне приходится сталкиваться изо дня в день, лицом к лицу.
Как я влюбилась в Акима Зиму? Странная история. Я всегда была уверена, что спортивные мальчики мне не интересуют, они существую ждя глупых девочек, помешанных на трендах. В итоге… сама оказалась глупа.
У него темные волосы, тено-серые глаза, словно… бездна, в которую мне приходится падать каждый будний день. Но куда еще ниже пасть? Если я каждый вечер то и делаю, что сошкребаю себя от замызганного жизнью асфальта. Все началось год назад на уроке визкультуры. Наши с ним классы соединили из-за нехватки преподавателей, и вот там я увидела его впервые.
И мир… Мир словно замер.
– Софи, ты опаздываешь в школу! – раздался голос мамы из кухни. Я открыла глаза, но не спешила вставать. В нашем большом доме было много пространства, но я часто чувствовала себя здесь чужой. С трудом поднявшись с постели, я потёрла глаза, чтобы прогнать остатки сна. Быстро оделась в школьную форму: белая рубашка, серая юбка в полоску и к ней жилетка с эмблемой нашей школы, она послушно ждала меня на спинке компьютерного кресла, схватила свой черно-розовый рюкзак, обвешанный брелоками из аниме, и направилась к выходу из комнаты.
Я всегда выделялась среди своей семьи: все они с темными волосами и светлой, почти прозрачной кожей, а я – белокурая, как будто пришла из другой вселенной, унаследовав черты отца.
На кухне меня встретила мама, отчим и сестра Василиса, сидящие за столом. Едва ли я спустилась с лестницы, как до меня донесся голос отчима:
– Ты не собираешься завтракать?
– Я… я лучше поем в школе, уже опаздываю, – ответила я, схватив яблоко из стенклянной фруктницы, которая стояла на мраморной столешнице, и выбежала из дома, оставив за собой семейный завтрак и недоумевающие взгляды родных.
Дорога до школы занимает у меня около пятнадцати минут, если идти быстро. Но сегодня я не торопилась, я чувствовала, что мне не стоит сегодня появляться там слишком рано. Но, к большому несчастью, в школу я успела вовремя.
Войдя в здание, я сразу ощутила знакомый запах – смесь старых книг и чего-то неуловимо грустного, как будто стены хранили в себе истории о потерянных мечтах и слезах учеников, которые когда-то здесь учились.
– О-о, смотрите, мышка пришла! Писклявая, мы думали, ты после вчерашнего не появишься ближайший месяц! – раздался насмешливый голос одной из моих одноклассниц, старосты нашего класса и настоящей королевы школы, она, как и всегда, была окружена подругами, которые бегают за ней попятам, лишь бы их не гнобили. Я не стала обращать на них внимания и, опустив глаза, прошла мимо. За спиной послышались шепотки и смешки.
Что было вчера? Честно, я уже не помню. Все издевательства смешались в один унисон, и уже трудно было вспомнить что-то конкретное. Возможно вчера меня в очередной раз облили супом в школьной столовой… Или это было на прошлой неделе?
На лестнице, ведущей на второй этаж, стоял он – Аким Зима, тот самый, кто заполнил все мои мысли и стихи. Он был в окружении своих друзей, уже взрослыми, с их восемнадцатью годами за плечами. На его шее красовалась его первая татуировка: змея в форме бесконечности. Все девчонки, включая меня, мечтали привлечь его внимание. Внезапно взгляды парней упали на меня, и я почувствовала, как они фыркают, словно я излучала яд с каждым своим шагом. Но Аким смотрел на меня иначе – его взгляд был сосредоточенным, словно он пытался меня изучить.
Когда наши взгляды коснулись друг друга, я на мгновение потеряла равновесие и споткнулась о первую ступеньку. Смех раздался вокруг, и даже Аким не удержался от улыбки. Я, смущенная и растерянная, поспешила вверх по лестнице, стараясь скрыть свои стыд и чувства.
Вслед послышалось:
– Воскресенская, ты там аккуратней, а то с резкими движениями от тебя ещё больше вонять начинает! – и снова смех эхом разнесся по коридору, пытаясь меня догнать.
Я втянула голову в плечи, стараясь не обращать внимания. Слова, как обычно, резанули, но я уже научилась делать вид, что мне все равно.
В общем, день, как и все предыдущие дни до него, ожидает быть сложным. Но я справлюсь. Я ведь сильная. Я должна быть сильной. Иначе они меня сломают.
Вечером я вышла из школы и направилась к выходу, чувствуя, как тягость этого места наконец-то спадает с моих плеч. Вдруг за спиной раздался знакомый голос Акима. Он звал меня, используя все возможные прозвища, которые только мог вспомнить – «мышка», «Воскресенье», и даже «Сью», потому, что я слишком кучерявая для этого общества. Я неохотно обернулась, стыдясь встречать его взгляд после того, как его друзья сегодня меня высмеяли.
– Слушай, я не помню, как тебя зовут… – начал он, и я почувствовала, как внутри меня что-то сжалось.
– Софи, – перебила я его, стараясь не выдавать своих эмоций и ни в коем случае не смотреть ему в глаза.
– А, точно, Софи. Я хотел бы извиниться за своих друзей. Знаешь, иногда они просто не думают, что творят, – продолжал он, и я заметила, что он избегает моего взгляда.
– Все впорядке, – пробормотала я, собираясь уйти, но он вдруг схватил меня за руку и тут же резко одернул свою.
– Подожди! – произнес Аким, его голос звучал немного грубо, как будто он боялся, что я просто так уйду. – Я хотел бы проводить тебя домой, как знак извинения.
– Нет, ты что, над тобой тоже будут смеяться, – ответила я, пытаясь мысленно сложить пазл, но одной детальки все же не хватало. Что ему нужно? Правда, из чувства вины? Я ведь вонючка, заразная мышь, и… что еще про меня там придумали?
– Да брось, я ведь знаю, что нравлюсь тебе, – затем он приблизился так близко, что я смогла ощутить его теплое дыхание на своем лице.
Он наклонился надо мной, как непробиваемая скала, я впала в ступор, и едва он коснулся моих губ, из школы вылетели друзья Акима с дичайшим смехом, даже из окон школы повыглядывали посмотреть, что творится на улице. Не сдерживая слез, я выбежала из школьного двора, лишь бросив мимолетный взгляд на Акима, за спиной услышала скулящий смех ребят и фразы:
"Зима, иди зубы почисть, а то подцепишь, что-нибудь."
"Как ты додумался ее поцеловать?"
"Сильно воняло?"
Осколки насмешек, как битое стекло, вонзились в самое сердце. Каждое слово – ядовитая стрела, пронзающая мою и без того израненную душу. Мир вокруг померк, превратился в размытую акварель, где я – одинокое пятно, выброшенное за край полотна. В голове пульсировала лишь одна мысль: убежать, спрятаться, исчезнуть.
Ноги несли меня прочь от этого кошмара, от этого зверинца, где я стала главным экспонатом, выставленным на всеобщее обозрение. Слезы обжигали щеки, словно кислота, разъедая последние остатки гордости. Я бежала, спотыкаясь, задыхаясь от боли и унижения, пока не рухнула на скамейку в ближайшем парке.
В груди клокотал вулкан, готовый извергнуть лаву отчаяния и злости. "Вонючка, заразная мышь" – эти слова эхом отдавались в моей голове, превращаясь в болезненный рефрен. Я чувствовала себя грязной, никчемной, достойной лишь презрения. Неужели я действительно настолько отвратительна? Неужели во мне нет ничего хорошего, ничего, за что можно было бы полюбить?
Через две недели Аким закончит одиннадцатый класс, а я… я останусь в этом убогом побоище еще на год. Вокруг меня все менялось, все двигалось вперед, а я словно застряла в этом бесконечном круговороте боли и разочарования. Сердце мое было разбито вдребезги, и казалось, что ничего уже не сможет его склеить.
Но даже в самой глубокой тьме всегда есть проблеск надежды. Где-то в глубине души, под толстым слоем отчаяния, тлела крохотная искра. Я часто ловила себя на мысли, что, возможно, когда-нибудь смогу выбраться из этой ямы, где так долго блуждала в одиночестве. Может быть, когда-нибудь я смогу снова увидеть свет, который когда-то казался таким далеким и недосягаемым.
Глава 2
Солнце едва пробивалось сквозь шторы, но даже его слабые лучи казались невыносимыми. Рука машинально потянулась к телефону, лежавшему на тумбочке. То, что я увидела на экране, словно ледяной водой окатило меня с ног до головы. Мир, казавшийся таким понятным и безопасным когда-то, в одночасье рухнул. Ненависть, злоба, отвращение – все это выплескивалось на меня из социальных сетей. Комментарии под фотографиями жгли хуже раскаленного железа. Впервые я ощутила такую всепоглощающую пустоту, такое горькое разочарование. В людях. В Зиме, который все это заварил. И, самое страшное, в самой себе.
Не раздумывая, я удалила аккаунт, словно пытаясь стереть и саму себя из этого кошмара. Спасением казалась старая тетрадь в черной матовой обложке с изображением черепа. Мой дневник. Единственный, кому я могла доверить свои самые сокровенные мысли и тайны. Открыв чистую страницу, я попыталась написать, о чем я думаю в этот самый момент, но слезы застилали глаза, и буквы расплывались, превращаясь в неразборчивую кашу.
В этот момент дверь скрипнула, и в комнату вошла мама. Инстинктивно я захлопнула тетрадь и спрятала ее под одеяло, словно это был какой-то запретный плод досягаемый только для меня.
– Софья, ты не идешь сегодня в школу? – спросила она ласково, словно боялась переступить через мои грани.
– Мам, у меня очень живот болит, могу я остаться сегодня дома? – слезливо попросила я, ухватившись за живот.
– Ну, ладно уж, – произнесла мама, в глазах у нее мелькнули досада и недоверие. – Но мы сегодня едем в больницу, уж больно часто у тебя болит живот.
Я замерла переваривая услышанное, больница? Именно сейчас? Разве она не видит, что у меня глаза на мокром месте? Разве она не ощущает осколков моего разбитого сердца?
Ох, мама, если бы ты знала, что мне может помочь только один врач, и это психолог. Я понимаю, что мой мозг уже не справляется со всем этим абсурдом, который нарекают "жизнью". Кажется, в свои шестнадцать, я испытала уже все, чего не испытывали некоторые взрослые. И этот живот, он болит не от съеденных вчера чипсов и бутербродов по утрам, а от всего того, что я ношу в себе. От страхов, от разочарований, от непонимания. Больница не поможет, мама. Мне нужен кто-то, кто поможет разобраться в этой каше, что варится у меня в голове.
– Хорошо, мам, если тебе так будет спокойней…, – согласилась я, не в силах сопротивляться. Тем более, моя мама – железная леди, противостоять ей – равно жесткому выносу мозга. Мой мозг и без того через чур страдает в последнее время. И эти комментарии озлобленных подростков, которые стоят буквально перед глазами: "грязная мышь", "как Аким мог поцеловать сифилисную, то есть – тебя?" или "навечно одна". Значит, меня никто и никогда не сможет полюбить. Как больно это осознавать, но еще больнее понимать, что вечно у меня живот не может болеть. Рано или поздно мне предстоит снова посмотреть в лицо этим вандалам чужих жизней.
Когда мама вышла из комнаты, я похлопала себя по щекам, чтобы убедиться, что я уже не сплю и это все случилось в реальности, когда до меня дошло, что это действительно не сон, я нехотя вылезла из под одеяла, в последнее время у меня и правда сильная слабость, возможно, провериться мне и правда не помешает. Из шкафа достала голубые рваные джинсы и белый топ-футболку. Посмотрев на свой расплывающийся живот, я стянула с себя топ и выкинула в окно, достала из шкафа аккуратно-сложенную футболку оверсайз. В ней мне было гораздо комфортней.
– Мам, я готова… – произнесла я, как только спустилась вниз со ступенек, и вдруг мой взгляд замирает на Василисе, которая с жадностью поедает мои бутерброды с семгой и дольками черри. – Ты что, это мама мне приготовила! – вызверилась я на сестру. – Ты вообще, кашу ешь по утрам!
– Мама сказала, что у тебя с сегодняшнего дня диета.
– Ну ты, мелочь, смотри не тресни! – ответила я грубо, оперевшись на спинку барного стула в позе "нападающего".
– Да, Софи, тебе стоит есть меньше сухомятки, в конце концов, тебе шестнадцать и уже должна учиться следить за фигурой и за собственным здоровьем! – влезла в нашу дискуссию мама. Ключи от машины брынькнули у нее в руке.
Обида сдавила горло, и я чувствую, как тяжело дышать. Больно осознавать, что собственная мать, вместо поддержки, между строк пытается навязать мне еще больше комплексов, чем я сама себе их придумала. Каждое её слово, каждый взгляд словно подчеркивают, что я не соответствую каким-то идеалам, которые существуют только в её голове.
Вокруг меня постоянно звучат голоса, которые пытаются внушить, что со мной что-то не так. Друзья, знакомые, даже случайные прохожие – все словно согласны с тем, что я должна быть другой. Но может быть, проблема не во мне? Может, это они не могут принять меня такой, какая я есть? Или у них у самих куча комплексов, которые они пытаются перекрыть за счет других?
Я начинаю задумываться, почему так важно соответствовать чужим ожиданиям. Почему я должна подстраиваться под стандарты, которые не имеют ничего общего с моей истинной сущностью? Я хочу быть свободной от этих навязанных комплексов, хочу научиться принимать себя и свои недостатки. Возможно, именно в этом и заключается настоящая сила – в умении быть собой, несмотря на мнение окружающих.
– Ты готова? Пора ехать, – продолжила мама.
– А я остаюсь без завтрака? – удивленно спросила я.
– Софи, вдруг тебе нужно будет сделать УЗИ или гастроскопию, а у тебя полный желудок дряни, – заботливо произнесла мама, словно не пыталась унизить меня еще минуту назад. – В конце концов, я составила тебе чек-ап, который мы должны успеть пройти до вечера.
Я закатила глаза, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Как можно так легко переключаться с заботы на упреки?
– Класс, приятного аппетита, сестра! – выпалила я, бросив озлобленный взгляд на Василису, которая, казалось, наслаждалась этим спектаклем. Она только усмехнулась в ответ, будто подливая масла в огонь.
В такие моменты мне хотелось просто уйти, закрыться в своей комнате и не слышать ни одной из этих «заботливых» фраз. Но вместо этого я осталась стоять, сжимая кулаки, и пыталась не поддаваться на провокации.
Я плюхнулась в машину, утонув в прохладной коже сиденья маминой красной Audi. Майская жара обжигала даже сквозь стекло, поэтому первым делом я потянулась к кнопке кондиционера. Спасительная прохлада мгновенно начала заполнять салон, и я выдохнула с облегчением.
Но мама выключила кондиционер с сопутствующей фразой:
– Ты хочешь себе еще и почки застудить? – прозвучало в качестве приговора. – Я не включала в твой сегодняшний чек-ап нефролога!
Я закатила глаза. Ну конечно, как всегда. Единственным утишением осталось смотреть в окно на мелькающую за стеклом жизнь. На жизнь, которая, казалось, буквально вязнет в этом сером городе, как муха в паутине.
Сквозь стекло я наблюдала за прохожими, которые спешили по своим делам, не замечая, как серые облака нависают над городом, как будто предвещая что-то недоброе. Внутри меня тоже что-то сжималось, как будто я сама была частью этой паутины, запутанной и беззащитной.
Оказавшись в больнице, мне и правда поставили приговор: сколиоз и небольшое защемление нервов. Врачи говорили о необходимости лечения, о том, как важно заботиться о своем теле. Но я знала, что причина моего состояния не только в физическом здоровье. Это было следствием постоянного стресса, который я испытывала из-за школьного буллинга. Каждый день, выходя из дома, я надеваю свой "панцирь" – защиту от насмешек и унижений. Но этот панцирь оказался слишком тяжелым, и теперь он давит на меня, вызывая боль и дискомфорт.
– Я же говорила, я же чувствовала, что с тобой что-то не так! С этого дня занимаешься спортом и никакого фаст-фуда! – ворчала мама, но именно сейчас ее голос казался таким глухим и далеким, словно она говорила сквозь прожженную вату.
– И всего-то, небольшое искревление спины, – ответила я в свою защиту, мой голос содрогнул, но мама меня как-будто все равно не слышала. Все твердила про неврологов, корсеты и медикоменты.
Записала меня к массажисту, теперь два раза в неделю, после школы, я буду ездить до старухи, которая будет с помощью волшебства сморщенных рук, вырвнивать мне мою спину. Ну, хоть какой-то плюс от этого сколиоза.
Глава 3
Шесть лет спустя.
Сегодня день, когда я снова возвращаюсь в город, который был мне чужд всё моё детство, решила дать ему последний шанс полюбиться мне. Все это время я училась, пыталась жить самостоятельно и склеивала сердце по крупицам.
Я приехала на вокзал и снова вижу эти пыльные улицы, серые, до уныния, электрички, которые невольно заставляют поежиться от одного их однообразного вида. Отчим уже поспешил найти мне работу в своём кафе, теперь я официантка, видимо, большего я не заслуживаю. Внутри уже складывается впечатление об этом городе, как общий гештальт. А ведь я нахожусь здесь буквально пять минут.
За эти шесть лет я не приезжала ни разу. Мен не то, чтобы сюда не тянуло. Меня воротило от этого места. Каждый переулок этого города пропитан разочарованием… В людях.. В Акиме… В самой себе. И даже моя собственная комната, увенчанная подростковыми плакатами, перестала быть для меня укрытием. Убежищем от этой боли.
С моей сестрой Василисой мы за шесть лет практически не общались, сухо переписывались в социальной сети, хотя ей сейчас ровно столько же, сколько было и мне, когда мой хрупкий мир втаптывали в грязь. Казалось, я должна её понимать, как никто другой, но она вызывает у меня только раздражение и жалость.
А вот приехал и дядя Саша. Язык не поворачивается называть его папой. С тех пор как они с мамой поженились, я ни разу его так не назвала. Мне было сложно принять его в нашу семью, из-за этого у нас с мамой происходили частые споры: она не понимает меня, а я до сих пор не поняла её, хотя мне уже двадцать два. Дядя Саша вышел из машины, чтобы помочь мне погрузить чемоданы в багажник, и сухо спросил между делом:
– Как доехала? – он бросил на меня быстрый взгляд.
– Всё хорошо, только устала с дороги, – пробормотала я, присаживаясь на заднее пассажирское сиденье.
Он хмыкнул, как будто это было ожидаемо, и продолжил свою, как будто заранее заготовленную речь:
– Завтра твой первый рабочий день. Можешь лечь спать, чтобы не обслуживать столики, как сонная муха. В кафе главное: скорость и умение общаться с людьми, Софи. – Он завел мотор и тронулся с места, а я смотрела в окно, наблюдая, как город проносится мимо.
– Я понимаю, – ответила я, стараясь сосредоточиться на его словах. Волнение смешивалось с усталостью, и я знала, что мне нужно быть на высоте. Завтра начнется моя новая жизнь официантки в задрыпанном кафе, и эта мысль нагнетает до дрожи в пальцах. Я представляла себе, как буду носить подносы с горячими блюдами, улыбаться клиентам и пытаться быть вежливой с хамами и мужланами, которые будут пытаться ухватить меня за ягодицы.
Вот она – моя жизнь, такая, какой я себе ее и представляла. И это не про глянцевые обложки и идеальные картинки из Pinterest. Это про судьбу официантки, с колеченным прошлым, которая так и не смогла найти свое место на этом полотне.
По дороге я перебирала объявления со сдачей квартир и студий. Жить с мамой, отчимом и сестрой уж точно не входило в мои планы. Сохранила несколько понравившихся вариантов. Завтра после работы заскочу в несколько квартир. Надеюсь, мне не придется искать свое укрытие слишком долго, иначе я снова уеду, и уже никто не уговорит меня вернуться обратно.
***
Утро. Меня разбудило обжигающее солнце, впивающееся в закрытые веки: жалюзи были приоткрыты, и солнечные лучи проскальзывали сквозь них. Я спустилась вниз, на кухню. В воздухе стоял аромат венских вафель и свежесваренного кофе.
– Доброе утро! – прозвучал голос мамы, стоявшей у плиты. Я робко кивнула в знак приветствия и расплылась в улыбке.
– С приездом, сестра! Я уже убегаю, мам, сегодня у меня репетиция, – сказала Василиса, жуя только что испечённую вафлю. На Василиске была: белая блузка с пышным жабо и коричневая юбка. Она мне напоминала одну из тех крутых девчонок, которые так досаждали мне в школьные годы. Мы с ней безумно разные, и, может быть, поэтому никак не можем найти общий коннект.
– Репетиция? – спросила я в недоумении. Мы с сестрой настолько редко общаемся, что я не знаю о ней ничего.
– Да, Василиса ходит в театральную студию, репетируют сейчас пьесу "Маленький принц", ты не знала? – ответила мама, ненароком вызывая у меня чувство вины.
– Нет, – сухо произнесла я, переваривая новую информацию о своей сестре.
– Ладно, всем пока, я убежала! – пробормотала Василиса и, прихватив свою кожаную школьную сумку, выбежала за дверь. В этот момент я ощутила на себе сверлящий взгляд моей мамы.
– Присаживайся, будем завтракать, – наконец выдавила она.
Я послушно присела, отодвинув массивный стул, обитый дорогим велюром дымчатого цвета. Вся кухня была выполнена в минималистичных серо-белых оттенках. Обеденный стол был белым и покрыт жидким стеклом.
Мама поставила тарелку с венскими вафлями в центр стола, налила мне кофе в кружку и заправила его тонкой струйкой сливок. Я снова почувствовала себя чужой в этом доме, слишком грязной для этого белоснежного замка.
– Я вчера вечером нашла пару квартир, сегодня после работы хочу заскочить. – начала я запинаясь, словно слова застревали в горле, образовывая плотный комок.
– Ты можешь оставаться здесь сколько угодно, – пробормотала мама, присаживаясь на стул рядом. Она смотрела на меня с таким теплом, как не смотрела никогда.
– Нет, не хочу вас обременять…
– Софи, – перебила меня мама, положив свою руку на мою и слегка поглаживая, – я приму любое твоё решение, но знай: ты нас не обременяешь. Едва мама успела закончить свою речь, в кухню влетел отчим со словами:
– Позавтракала? Обувайся скорей, отвезу тебя на работу, а сам – по делам. – Он поцеловал мою маму в макушку, и направился к выходу.
– Да, дядь Саш, я уже готова, – пробормотала я, не отрывая взгляда от мамы.
***
И вот, я на своем рабочем месте. Словно чайка, парящая над бушующим морем забот, я металась между столиками, ловя обрывки разговоров и улыбки посетителей. Кофе лился рекой, а аромат свежей выпечки, казалось, сплетал невидимые нити уюта, окутывая каждого вошедшего. В этой суете, словно в калейдоскопе, мелькали лица, истории, судьбы.
Вечер подкрался незаметно, как хитрый лис, укутывая город в бархат темноты. Уставшая, словно после марафонского забега, я плелась на поиски своего дома. Фонари, словно блуждающие огоньки надежды, освещали мой путь. В голове роились мысли, словно пчелы в улье, каждая – со своим жалом и капелькой горького меда.
В кафе я познакомилась с Андреем Труниным, Дариной и Павлом, мне предстоит с ними работать в смене. Я попрощалась с новыми знакомыми и пустилась в путь.
И вот, наконец-то, я на пороге первой квартиры, возможно своей мечты, сердце бешенно колотится по неопределенной причине. Вчера вечером я созвонилась с хозяином и сегодня я уже столкнусь с ним лицом к лицу. С тем, кому я буду отдавать свои пересылать деньги каждый месяц.
Стучусь, но кажется, стук собственного сердца заглушает стук по железной двери костяшками пальцев. В один миг дверь мне открыл молодой человек. Его руки были забиты татуировками, словно холст безумного художника, сам он был в серой футболке, которая обтягивала весь его рельеф, как вторая кожа.
– З-здравствуйте, это Вы сдаете квартиру? – пробормотала я, скрестив руки внизу в форме "защиты", словно возводя бастион от его энергетики.
– Да, Вы Софи? Проходите. – ответил он и уступил мне путь в квартиру. Когда я входила, заметила на его шее еще одну татуировку – змея в форме бесконечности. И весь мир вокруг снова замер, осознав, что это был… он.
Его взгляд прожигал меня насквозь, словно лазер, оставляя на душе невидимые метки обреченности. Комната наполнилась напряжением, густым, как туман перед рассветом. Я была уверена, что он меня не вспомнит, ведь за восемь лет, он даже не удосужился запомнить мое имя. Лишь прозвища: "Серая мышь", "вонючка", "Воскресенье", снова зажужжали в моей голове, как рой разъяренных пчел, бросив меня в холодный пот.
Я пыталась сосредоточиться на квартире, чтобы не выдать своих эмоций, но выходило с трудом. Я смотрела на него не открываясь, словно пыталась доглядеть до недра его души, затем переводила взгляд на потолок и люстру.
– Мы с Вами нигде не встречались? – наконец-то выдавил он, прожигая меня взглядом, словно лазерным лучом, выискивающим брешь в броне моей памяти.
Сейчас у меня длинные волосы, хоть и кучерятся все также, да и похудела я за шесть лет прилично, Мое лицо, как ночное небо, усыпано родинками, чего я жутко стисняюсь до сих пор. В общем-то, я надеюсь, что он даже и подумать про серую мышь не успеет, поэтому…
– Я вынуждена отказать Вам, – пробормотала я, пытаясь заглушить в себе всю ту боль, которая вспыхнула с новой силой, словно пожар в сухой траве, раздуваемый ветром воспоминаний. Шрамы прошлого заболели с новой силой, и тут же дали о себе знать.
– Что? – в недоумении переспросил он, словно его речь запнулась о камень преткновения. – Я ведь даже Вам ничего не успел здесь показать.
– Я не буду снимать Вашу квартиру, энергетика не та, понимаете? И вообще, здесь плохое освещение, а я привыкла к свету, – вызверилась я на него.
– Так Вы поклонница фэншуя? Что-ж, можете сделать здесь перестановку, поменять шторы на более светлые. По правде, здесь сто лет не было женской руки, а теперь эта студия – Ваш холст. Разрешаю сотворить с ней все, что угодно, – усмехнулся Аким, словно играя со мной в кошки-мышки. В его глазах плясали лукавые огоньки, и я поняла, что легко отступать он не намерен. Ладно, Аким Зима, значит игра началась.
– Мы с Вами случайно не учились вместе? – снова прозвучал от него вопрос с подвохом, неужели все-таки вспомнил? Нужно бежать отсюда, пока не поздно!
– Случайно нет, я Вас не помню, – произнесла я, опустив глаза вниз, словно меня опять облили грязью.
– Точно, мышь, я то думаю, глаза эти…черные, и все та же манера, опускать их вниз… – рассмеявшись сказал он.
– Меня зовут Софи, и глаза у меня темно-карие, а Вам я желаю всего хорошего! – вызверилась я вздернув свой нос, и, как только собралась к выходу, он схватил меня за руку, как и шесть лет назад.
– Стой! Если ты только из-за этого отказываешься от квартиры, то я тебя даже беспокоить не буду, и приходить к тебе каждый день, уж тем более. Единственное условие: не курить в квартире. По запаху чувствую, ты – куришь.
Его слова прозвучали как гром среди ясного неба, разрывая тишину воспоминаний на мелкие осколки. Я застыла, словно олень, попавший в свет фар. Его хватка была стальной и обжигающей. Но эта бестактность: "Не курить?" – это было все, что его волновало? А как же моя детская травма? Как же рубцы на моем сердце, которые уже навечно будут со мной?
Во мне боролись две Софи: одна – маленькая девочка, когда-то мечтающая о его любви, другая – закованная в броню женщина, опаленная пламенем предательства. "Запах", – он говорил о запахе табака, но разве он не чувствовал смрад разрушенных надежд, гниющий в моей груди? Его слова – словно пощечина, разбудившая меня от болезненного сна. Нет, я не буду бежать, не позволю ему и дальше играть в кошки-мышки. Я приму его игру, но по своим правилам. В его квартире, но не в его власти.
– Тогда встречное условие: в этой квартире даже не появляйся, деньги за нее я буду отправлять тебе на карту, и тогда я останусь. – уже более раслабленно ответила я, завершив свой монолог натянутой улыбкой. – и отпусти меня наконец, пока не влюбился!
Аким ослабил хватку и ответил:
– Не волнуйся, у меня есть девушка, – вспарив руки по воздуху, продолжил: – распологайся. Деньги за этот месяц я с тебя брать не буду, понравится студия – останешься и оплатишь.
– Я тебе заплачу и за этот, не строй из себя благородного. – съязвила я, осматривая квартиру. Мне было сложно смотреть ему в глаза, такие серые, как бездонная яма, поэтому избегала этот момент.
– Как знаешь, я ушел, – ответил он и вышел в корридор. Дальше я услышала хлопок дверью. Он явно был взбешен моим поведением и отрешенностью, но, что поделать, такова жизнь, мой милый враг.
Не смотря на поздний вечер, я решила убраться в квартире, сложить ненужный мне хлам, которые нарекаются вещами Зимы, в отдельную коробку, хоть немного осветлить комнату, чтобы она не казалась такой мрачной и угрюмой. Сама студия мне, правда, понравилась. Шикарный вид из окна на ночной город, освещаемый множеством фонарей. Вот только обладатель этой студии оказался надменным мужланом. Но, думаю, мы будем встречаться не более, чем один раз в месяц. И то, может быть.
А не курить в квартире – это отличная идея, чтобы, нарушить это правило. Но пока, что, мне нужно выспаться, чтобы начать эту войну с новыми силами. Завтра меня ждет настоящая битва с моим школьным врагом, и мне нужны силы, чтобы победить.