- -
- 100%
- +
Колонны, поддерживающие вход, были высокими, стройными, с каннелюрами, как в храмах древней Эллады. Но вместо капителей – изломанные формы, напоминающие крылья, когти, спирали. На их поверхности – барельефы: фигуры, вытянутые, искажённые, будто застывшие в момент боли или прозрения. Некоторые из них были похожи на людей. Другие – на то, чем люди могли бы стать.
Над входом – арка, украшенная плавными волнами, как будто башня выросла из моря. В центре арки расположен круг, внутри которого пульсировала магия.
Когда мы подошли к подножию башни, ворота раскрылись сами собой. Без звука. Просто исчезли, как мираж. Изнутри веяло холодом, но не физическим – внутренним, как будто само здание знало, кто мы, и уже решило, кем мы станем.
Красный Погасший остановился у входа и повернулся ко мне.
– Добро пожаловать, – сказал он. – Ты хотела найти этот остров. Теперь он нашёл тебя.
Внутри башни было темно, но не пусто. Свет не проникал сюда – он отступал, будто боялся нарушить покой. Стены были гладкими, но покрыты древними символами, выгравированными с такой точностью, будто их вырезали не руками, а самой магией. Они пульсировали слабым светом – не золотым, не синим, а цветом, который невозможно описать.
Потолок уходил в тень, но и там – узоры. Спирали, круги, линии, складывающиеся в неизвестные алфавиты. Они двигались, едва заметно, как дыхание спящего зверя. Пол был выложен плитами, каждая была с гравировкой. В центре был круг, образованный пересекающимися линиями, похожими на звёздные карты, но искажёнными.
–Ее величество в круг, – приказал красноплащник тем, кто вел меня.
Когда я ступила в круг, магия ожила. Символы на полу вспыхнули так ослепительно, что все вокруг попятились. Воздух стал плотным, как вода, и каждый вдох давался с усилием.
Плотное кольцо света сомкнулось вокруг меня, то ли защищая, то ли ограждая от остального мира. Казалось, только я одна заметила мелкую частичку этого света. Она оторвалась от общего числа и подлетела ко мне. Маленькая жемчужина прошла прямо через мою кожу и кости в мое сердце. Я дрогнула, от ощущения тяжести в груди. Мне не было больно, скорее я была удивлена вмешательству.
Я чувствовала, что меня изучают. Каждую частичку моей души прощупывали и проверяли на прочность. Моя магия сопротивлялась, давая отпор.
«Как интересно, – прозвучал голос. – Как давно я не видел первозданную силу Первых. Но почему же ты не пользуешься ей?»
Я мотала головой в поиске голоса, но видимо он прозвучал в моей голове, так как никто не отреагировал.
«Кто ты?– спросила я мысленно, надеясь на ответ.»
«Разве ты не ощутила мое присутствие, попав на этот остров?– этот голос не звучал зловеще, а лишь звонко и четко.»
«С первых секунд, – ответила я. -Но так и не распознала.»
«Я – Каэрис, – прозвучал мужской голос внутри меня. – Один из тех, кто построил эту башню. Один из тех, кто ошибся.»
Слова не звучали как угроза. Они были усталыми, как дыхание после долгого сна. Я чувствовала, как они проходят сквозь меня, не касаясь ушей, но оставляя след в мыслях.
«Ты носишь силу Первых. Но ты не знаешь, как её использовать. Не потому что не можешь. Потому что боишься.»
Я сжала кулаки. Магия круга всё ещё пульсировала, и жемчужина в груди – та, что вошла в меня – теперь будто отвечала голосу.
«Ты не один из Погасших, – мысленно сказала я. – Ты другой. Почему ты здесь?»
«Потому что я выбрал силу без сердца. И башня стала моей тюрьмой. Я – её голос. Её память.»
Из тени вышел человек. Он был в светлой рясе, почти белой, с тонкой вышивкой по краям – символы, похожие на те, что были на стенах, но более мягкие, текучие. Его облик резко контрастировал с мраком башни, как луч света в подземелье. Но на его шее покоился ошейник, металлический, с гравировкой, и от него тянулась тонкая цепь, исчезающая в стене.
Он не говорил сразу. Просто смотрел. Его глаза были усталыми, но не пустыми. В них было знание. И боль.
– Ты пришла, – сказал он наконец. Голос был тихим, но в нём звучала сила, не его собственная, а навязанная.
Один из Погасших толкнул старца в спину. У него подкосились ноги, и он рухнул на колени, сопровождая падение истошными возгласами полными боли.
«Ты не одна, – сказал голос. – Но ты должна выбрать. Я могу показать тебе, как пробудить свою силу. Но ты должна довериться. Не мне. Себе.»
Служитель поднял голову. Его глаза встретились с моими, и я поняла – он тоже слышит голос. Он не просто пленник. Он – связь между мной и Каэрисом.
Я стояла в круге, магия всё ещё пульсировала в груди, как второе сердце. Свет вокруг меня дрожал, будто чувствовал приближение чего-то чужого. Служитель в рясе всё ещё был на коленях, но его взгляд не отрывался от меня – не как у пленника, а как у свидетеля.
–Что дальше, мой король?– спросил один из стражей, но я не могла понять который, так как у всех были маски.
Я не видела к кому был обращение вопрос. Но сердце сжалось в ожидании ответа.
–Пусть старик готовит ритуал, – сказал мужчина. —Остальных отведите с глаз долой.
Рядом со мной, в кандалах, сидел мужчина. Его лицо было покрыто грязью, волосы спутаны, и голос – хриплый, надломленный.
– Калиас? – прошептала я едва слышно.
–Кэл?– со злостью выкрикнул Пит.– Как понимать твои слова?
Он молчал, пока я смотрела на него, не веря. А потом уголки его губ дрогнули. Сначала – почти незаметно. Но затем – шире, глубже. Усмешка расползалась по лицу, как трещина по стеклу. Она была не радостной, не злой – она была освобождённой.
– Калиас, – повторил он, будто пробуя имя на вкус. – Как же мне надоело это имя.
Он засмеялся.
Сначала – тихо. Как будто внутри себя. Но смех рос, усиливался, заполняя башню, отражаясь от стен, от символов, от самой магии. Он был громким, хриплым, но в нём звучала усталость, накопленная годами притворства. Смех был не просто звуком – он был выплеском. Как будто он наконец позволил себе быть собой.
– Ты даже не представляешь, – сказал он, сквозь смех. – Сколько времени я носил эту маску. Сколько раз мне приходилось говорить от имени того, кого я презираю. Калиас… – он сплюнул на пол. – Он был слаб. А я – нет.
Он выпрямился, и даже кандалы на его запястьях не мешали ему выглядеть властным.
Он потянулся, и кандалы на его руках распались, как пыль. Погасшие не двинулись – они знали. Это было частью плана.
– Я – Малистро. И я устал играть чужую роль. Ты должна была поверить. Ты поверила. И теперь,– он обвел руками зал, – ты здесь. В круге. В нужный момент.
Он шагнул ближе, и магия круга дрогнула, будто узнала его, но не пускала.
Разочарование не пришло сразу. Оно поднималось медленно, как холодная вода, заполняющая лёгкие. Я смотрела на него – на человека, которому доверяла, с которым делила дорогу, битвы, страхи. Калиас был рядом, когда мы теряли людей. Он держал щит, когда я падала. Он говорил слова, которые казались настоящими.
А теперь – всё это было ложью.
Малистро. Это имя резануло, как нож. Оно не просто означало предательство – оно перечёркивало всё, что было. Каждое воспоминание, каждый взгляд, каждое прикосновение – теперь казались чужими, фальшивыми, как сцена, сыгранная для зрителя.
Я чувствовала, как внутри меня что-то ломается. Не магия – она бурлила, готовая вспыхнуть. Ломалась вера. В людей. В выбор. В себя.
Гнев был рядом, горячий, как пламя меча. Но он не мог заглушить боль. Боль от того, что я была обманута. Что меня использовали. Что я – не героиня, а пешка.
Я сжала кулаки, ногти впились в ладони, но это не помогло. Я хотела закричать, ударить, уничтожить. Но вместо этого – я стояла. И смотрела. На человека, который смеялся, наслаждаясь моментом, когда маска упала.
И в этой тишине, между его смехом и моим молчанием, я поняла: я не позволю ему закончить эту игру. Я не позволю себе быть жертвой.
Рут, всё это время молчавшая, наконец заговорила. Голос её был хриплым, но в нём звенела ярость.
– Знаешь, Малистро, – сказала она, – ты можешь быть кем угодно. Но даже твоя ложь пахнет дешевле, чем твоя рубашка. Надеюсь, она хоть не от Калиаса осталась?
Он повернулся к ней, усмешка не исчезла, но в глазах мелькнуло раздражение. Он подошел к ней вплотную, но Рут не дрогнула.
– Ты выглядишь… – Пит замер, всматриваясь. – Ты выглядишь как Кэл. Один в один. Как такое возможно?
Малистро медленно повернулся к нему, и усмешка стала шире.
– Потому что мы – близнецы, – сказал он. – Рождённые в один день, но разделённые выбором. Он выбрал честь. Я – силу. И знаешь, что самое смешное?
Он наклонился ближе, почти шепча:
– Он умер, думая, что победил. А я живу, зная, что всё ещё играю.
Слова Малистро повисли в воздухе, как приговор.
“Он умер, думая, что победил.”
Мир вокруг меня потемнел, не от магии – от боли. Грудь сжалась, как будто в неё вбили клин. Я сделала шаг назад, но круг не отпустил. Свет вокруг дрожал, отражая моё состояние.
– Нет… – вырвалось у меня. – Нет, ты лжёшь.
Но он не лгал. Я видела это в его глазах – не торжество, а равнодушие. Он не сожалел. Он просто констатировал.
И тогда боль вырвалась наружу. Я закричала – не от страха, а от утраты. Это был крик, рвущий горло, как лезвие. Крик, в котором было всё: любовь, предательство, вина, ярость. Башня отозвалась эхом, и даже магия дрогнула, будто не выдержала.
Пит стоял, как вкопанный. Его плечи дрожали, и он не пытался это скрыть. Он не закричал. Он не рухнул. Он просто плакал. Слёзы катились по его щекам, и он не вытирал их. Он смотрел на Малистро, и в его взгляде было всё, что не мог сказать голос:
“Ты убил моего брата.”
Рут отвернулась, стиснув зубы. Её кулаки были белыми от напряжения. Она не плакала. Но её дыхание было рваным, как у зверя, загнанного в угол.
А Малистро… он просто стоял. И смотрел. Как будто всё это – спектакль, который он уже видел.
Я не помню, как опустилась на колени. Колени ударились о камень, но я не почувствовала боли – она была внутри. Всё, что я знала, всё, во что верила, всё, за что держалась – рассыпалось, как пепел. Калиас был не просто моим мужем. Он был якорем. Он был голосом, который звал меня вперёд, когда я хотела сдаться. Он был тем, кто верил в меня, когда я сама не могла.
И теперь его не было. И всё, что осталось – это лицо, которое носит его черты, но говорит чужим голосом. Лицо, которое смеётся, глядя на мою боль.
Я задыхалась. Воздух в круге стал вязким, как будто сама башня пыталась удержать мою душу, чтобы она не разлетелась. Я чувствовала, как внутри меня что-то рвётся – не магия, не плоть, а память. Воспоминания о Калиасе вспыхивали одно за другим: его рука на моём плече, его смех у костра, его взгляд в бою. И каждое из них теперь было отравлено.
Малистро обошёл круг, как хищник, наслаждающийся моментом перед броском. Его голос стал тише, но от этого – только страшнее.
– Ты хочешь знать, как всё было? – сказал он, глядя на меня. – Хорошо. Я расскажу. Ты заслужила правду. Хоть раз.
Он остановился, и в его глазах вспыхнуло удовольствие.
Глава 18
18 глава- Как это было.
Мы не одни.
Солнце стояло высоко, и его свет пробивался сквозь густые кроны королевского леса, рассыпаясь золотыми пятнами по мшистой земле. Вечнозелёные ели, такие же величественные, как и ночью, теперь казались менее суровыми – их тени были мягкими, а хвоя блестела от утренней росы. Хвойный аромат стал ярче, насыщеннее, как будто лес сам проснулся и дышал полной грудью.
Поляна открылась внезапно, как всегда – будто лес сам отступал, чтобы показать своё сокровенное. Озеро лежало в центре, гладкое, как стекло, отражающее небо, облака и ветви плакучих ив, склонённых к воде. Днём оно было не таинственным, а живым: лёгкий ветер рябил поверхность, заставляя солнечные блики танцевать по воде.
Вокруг озера цвели дикие цветы – яркие, дерзкие, будто соревнующиеся за внимание. Пчёлы лениво кружили над ними, а светлячки, ночные стражи, исчезли, уступив место дневным звукам: щебет птиц, шелест трав, плеск воды у берега.
Это было место, где мы любили. Где забывали о короне, о долге, о магии. Здесь мы были просто собой. Здесь мы смеялись, спорили, молчали. Здесь он однажды сказал: «Если бы я мог выбрать одно место, чтобы исчезнуть – я бы выбрал это.»
Так и случилось.
***
Это был хороший погожий день.
Утро началось с общего завтрака. Все собрались в столовой. Шумная, оживленная беседа происходила за дубовым столом, когда я вошла.
Зал был просторным, с высокими окнами, через которые солнечные лучи падали на пол, рисуя узоры на каменных плитах. Потолок терялся в тенях, украшенный резными балками, а стены были увешаны гобеленами с изображениями древних битв и гербов. Воздух пах свежим хлебом, мёдом и жареным мясом – кухарки постарались.
Я перестала грустить о прошлом, так как время движется вперед. Это неизбежно. Но стены этого замка всегда будут напоминать мне моменты, наполненные улыбками моей матери, звонким смехом моего отца, цокотом моих каблуков, когда я бегала по коридорам наперегонки с Рут.
После моего наречения боль начинала угасать. Мне не устраивали новую коронацию, так как в прошлую ритуал передачи силы был завершен. Но нам пришлось устроить пиршество для горожан, так как они тоже потеряли любимую королеву-мать. Всем было необходимо проститься.
Меня приняли так, как я и ожидала. Но я не предполагала, что теперь уже мое королевство, любило меня и почитало. С каждого дальнего уголка приходили подарки в честь моего наречения. Никто не скупился, а я была рада их щедрости, даже если мне некуда было использовать их дары.
Многие съестные подарки мы пожертвовали беднякам из дальних глубин королевства. Также я распорядилась построить небольшой дом- музей для подаренных мне украшений и предметов искусств, чтобы каждый мог приехать и посмотреть на работы искусных рукодельцев.
Оружие, пожаренное мне, я отправила в оружейные по всему королевству. Пусть послужит воинам, так как я не страдала нехваткой оружия.
Рут сидела ближе к окну, в центре стола, откинувшись на спинку резного кресла. Её короткие волосы были растрёпаны, как будто она только что вернулась с пробежки или драки – и то, и другое было вполне вероятно. Я любила ее прямоту, ее силу, ее способность быть резкой и нежной одновременно. Она была моей опорой, хотя иногда и спорила со мной до хрипоты.
Она жевала, не торопясь, и бросала язвительные комментарии в сторону Пита, который, как обычно, пытался говорить с набитым ртом.
Пит, с длинной шевелюрой и рубашкой, на которой уже было пятно от варенья, смеялся громче всех. Его голос перекрывал остальных, а жесты были такими широкими, что дважды чуть не сбил бокал у Румпеля. Он был шумным, неуклюжим, иногда раздражающим, но в нем было столько жизни, столько света. Он был в своей стихии – среди друзей, с едой и без необходимости быть серьёзным.
Калиас сидел слева от центрального места, предназначенного для меня. Он был спокоен, как всегда. Его осанка – прямая, движения – точные. Его взгляд был спокойным, но в нем всегда было больше, чем он говорил. Он ел мало, больше слушал. Я не знала, как он это делает но когда он улыбался, я забывала, что я королева.
Румпель, как обычно, был почти незаметен. Он сидел в углу, завернувшись в свой тёмный плащ, хотя в зале было тепло. Его глаза бегали по лицам, как будто он записывал всё, что слышал. Он не ел – только пил чёрный отвар из своей чаши, которую никто не решался трогать. Иногда он вставлял фразу, и она была настолько точной, что за столом наступала пауза.
Я задержалась у входа, позволяя себе лишнюю секунду. Это был момент, который хотелось сохранить. До того, как всё изменится.
Калиас поднялся, он всегда вставал, когда я входила.
–Доброе утро, – сказала я, подходя к столу.
–Утро стало добрым только сейчас, – ответил он, в его голосе не было ни тени иронии.
Я почувствовала, как уголки губ сами собой приподнялись. Его слова всегда звучали просто, но в них было что-то, что заставляло сердце биться чуть быстрее.
– Ты сегодня особенно красива, – добавил он, чуть тише, когда я села рядом.
Я не ответила, только бросила на него взгляд из-под ресниц. Он знал, что я не люблю, когда меня хвалят при всех. Но от него – это было иначе.
– Ну всё, – протянула Рут, откидываясь на спинку кресла. – Началось. Сейчас она покраснеет, он уставится, Пит уронит ложку, а Румпель скажет что-нибудь загадочное.
– Я ничего не роняю! – возмутился Пит, и в ту же секунду его ложка с грохотом упала в тарелку. – Ну, почти ничего.
– Почти не считается, – хмыкнула Рут, поднимая бровь.
Румпель, не отрывая взгляда от своей чаши, произнёс:
– Утро, в котором смеются, на редкость приятно, но не пора ли нам начать.
Наступила короткая пауза. Мы все переглянулись.
– Так вы ждали меня?– вздохнула я.
Все одновременно кивнули.
–Не стоило!
Я щёлкнула пальцами, и стол мгновенно преобразился. На белоснежной скатерти, расшитой золотыми нитями, начали появляться блюда – одно за другим, будто их вызывали из самой памяти.
В центре появился огромный серебряный поднос с запечённым мясом грейна- лесного зверя, напоминающего смесь кабана и ящера, с плотной, темной мякотью и пряным ароматом , покрытым хрустящей корочкой, украшенным веточками розмарина и гранатовыми зёрнами. Аромат был настолько насыщенным, что Пит тут же шумно втянул носом воздух и застонал от удовольствия.
По бокам встали корзины с свежими булочками, ещё тёплыми, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной, пахнущими мёдом и корицей. Рядом появилось сливочное масло, взбитое с травами, и густое варенье из лесных ягод, сверкающее, как рубины.
На деревянных тарелках громоздились ломтики сыра, от мягкого козьего до выдержанного, с орехами и медовыми сотами. Между ними – тонко нарезанные фрукты: сочные груши, сладкие персики, ломтики драконьего яблока, которое светилось изнутри.
Большие хрустальные кувшины наполнились охлаждённым цветочным настоем, прозрачным, с лепестками роз и каплями цитруса. А рядом – крепкий кофе, дымящийся в серебряных чашах, и густой шоколад с щепоткой перца, любимый Рут.
Для Румпеля я наполнила его особую чашу чёрным отваром, который я не пыталась понять. Он кивнул, принимая её, как будто это было частью ритуала.
– Вот теперь можно начинать, – сказала я, и в ответ раздался одобрительный гул.
После нескольких ложек пшеничной каши с ягодами я спросила:
– Ну что, – я отломила кусочек булочки, – кто чем займётся сегодня?
Рут откинулась на спинку кресла, потянулась и хрустнула пальцами.
– Я собираюсь на тренировку с новобранцами. Они вчера едва не уронили мечи на собственные ноги. Если не научу их держать равновесие – придётся сражаться за них самой.
– Только не кричи на них, – заметила я.
– Я не кричу. Я вдохновляю, – усмехнулась Рут.
Пит поднял руку, будто на уроке.
– Я сегодня в библиотеку. Румпель сказал, что там есть книга с рецептами взрывных зелий. Я хочу попробовать одно – для веселья, конечно.
– Для веселья? – Румпель приподнял бровь. – Ты называешь весельем возможность сжечь половину башни?
– Только кухню, – невинно пожал плечами Пит.
– Тогда я заранее перенесу свои травы, – пробормотал я, отпивая кофе.
Калиас молча смотрел на меня, и я почувствовала, как его взгляд будто зовёт.
– А мы с Калиасом отправимся в одно место, – сказала я, не уточняя. – Небольшая вылазка. Ничего опасного.
– Если ты так говоришь, значит, будет либо опасно, либо романтично, – заметила Рут, прищурившись.
– Возможно, и то, и другое, – ответила я, бросив взгляд на Калиаса.
Он чуть улыбнулся, и я почувствовала, как внутри всё дрогнуло.
– Мы вернёмся до заката, – добавил он. – Если не встретим разбойников. Или если Аврора не решит устроить дипломатическую беседу с волками.
– Один раз! – воскликнула я. – Один раз я поговорила с волком, и он ушёл!
– Потому что испугался, – хмыкнул Пит.
Мы рассмеялись и каждый продолжил заниматься своей тарелкой.
***
Конюшни встречали нас запахом сена, тёплой шерсти и свежей земли. Сквозь приоткрытые ворота пробивался солнечный свет, ложась золотыми полосами на пол, усыпанный соломой. Лошади фыркали, переступали с ноги на ногу, приветствуя нас, как старых друзей.
Сарлас, как всегда, узнал меня первым. Он тихо заржал и потянулся ко мне мордой, ткнувшись в плечо. Я провела рукой по его шее, чувствуя, как под пальцами перекатываются мышцы.
– Готов к прогулке? – прошептала я.
Он фыркнул в ответ, говоря:
«Я всегда готов, ты же знаешь.»
Калиас уже седлал своего вороного жеребца – строгого, как и он сам. Конь стоял смирно, но в его глазах плясал огонь. Они были похожи.
– Ты уверена, что хочешь ехать именно туда? – спросил Калиас, не поднимая взгляда.
– Уверена, – кивнула я. – Мы давно обещали навестить ту деревню. И потом… мне нужно кое-что проверить.
Он посмотрел на меня пристально, будто пытался прочесть между строк. Я отвела взгляд, занятая подпругой Сарласа.
– Ты что-то чувствуешь? – тихо спросил он.
– Пока нет. Но мне не даёт покоя один сон. И письмо, которое пришло вчера вечером. Я покажу тебе в дороге.
– Значит, будет не просто прогулка, – вздохнул он, – а я уже надеялся, что ты решила устроить романтический пикник.
– А разве прогулка верхом не кажется тебе романтичной? – усмехнулась я, поднимаясь в седло. – Просто с элементами неожиданности.
– Ты и есть одна сплошная неожиданность, – пробормотал он, запрыгивая на коня.
Мы выехали из конюшни, оставив за спиной шум замка, запах жареного хлеба и смех друзей. Впереди нас ждали леса, дорога – и, возможно, ответы.
***
Лес шумел мягко, как будто шептал что-то своё, древнее. Лошади шагали по узкой тропе, усыпанной опавшими листьями. Солнце пробивалось сквозь кроны, оставляя на земле пятна света, будто кто-то рассыпал золото.
Некоторое время мы ехали молча. Я чувствовала, как внутри нарастает вопрос, который давно хотел вырваться наружу.
– Калиас, – сказала я, не глядя на него, – ты когда-нибудь думал… кем я была до всего этого?
Он повернул голову, не останавливая коня.
– До короны?
– До плена. До короны. До того, как всё стало… таким. Я иногда думаю: кем бы я была, если бы всё пошло иначе?
Он задумался. Потом тихо сказал:
– Ты была бы всё той же. Просто с другими шрамами.
Я усмехнулась и посмотрела на него. Он редко говорил о себе. Но сейчас в его голосе было что-то… надломленное.
– А ты? Ты ведь тоже не всегда был таким.
Он кивнул, не сразу отвечая.
– У меня есть брат. Мы были неразлучны. Он был ярче, смелее, сильнее. Я всегда смотрел на него снизу вверх. А потом… он выбрал путь, который я тоже принял по началу, пока…
– Пока не встретил меня?– спросила я, смотря прямо на него.
Мне хотелось получить точный ответ. Мне хотелось узнать его мысли и чувства, которые он так умело прячет за различными масками. Он никогда не позволял себе ничего лишнего, не искал повода остаться наедине. Ни прикосновений, ни слов, ни даже взгляда, который можно было назвать влюбленным. Но стоило мне подойти ближе, как его плечи чуть напрягались, будто тело само выдавало то, что разум пытается скрыть.
Иногда мне казалось, что он втягивает носом воздух, когда я прохожу мимо.
Но я уже знала ответ. Я чувствовала это всем сердцем и каждой клеточкой своего тела. Потому что внутри меня жило то же самое- тихое и сдержанное, но не менее сильное. Стоило мне улыбнуться- уголки его губ едва заметно дрожали, как будто он боролся с желанием ответить.
– А, зачем же ты просишь меня говорить то, что и так знаешь, красавица?– Калиас сжал поводья.
Он всегда называет меня красавицей. Каждый раз, когда он произносит это слово, я чувствую, как внутри все замирает. Как будто он отрывает меня от всех титулов, от всех обязательств. Это прозвище уже в печаталось в мозгу каждого, кто знал его. Но для меня это прозвище стало ни чем иным, как напоминанием о том, что я для него значу.
Я смотрела на него чуть дольше нужного. Видимо мои терзания отпечатались на моем лице, потому что он продолжил:
–Что не так, красавица? – он потянул поводья, разворачивая коня ко мне ближе.
–Я…,– я не знала, что должна была сказать. Все слова исчезают из моей головы, когда он так смотрит на меня.– Я тебя не виню и не осуждаю за прошлые деяния. У каждого из нас есть прошлое, о котором хочется забыть.
–Если бы я мог что-то исправить, – он отвернулся, будто верхушки деревьев его интересовали больше разговора со мной.– Я очень благодарен тебе, моя королева.
Столько боли я увидела в его глазах, когда он повернулся. Я уверена, что его история сложнее всех наших, но тоже требует понимания.