Лилии на могиле

- -
- 100%
- +
Наконец собравшись, они вызвали такси до аэропорта. Хироюки схватил под мышку игрушку и, даже не придумав прощальную речь, выбежал почти в панике из дома. Впереди уже виднелось только-только подъехавшее такси.
– Слава богу, что не опоздал, – пробормотал Хиро, пытаясь отдышаться. – Рад тебя видеть, хоть и последний раз.
– Я тоже рада, – скромно выдала Джун.
Таксист помог загрузить чемоданы в багажник. Нами уже открыла дверь машины:
– Вы там скоро? – от её вопроса веяло бестактностью.
– Ну нужно же попрощаться с человеком! Можешь подождать? – соответствующим тоном почти крикнула Джун.
Ничего не ответив, Нами села на переднее сидение.
– Что ж, пора прощаться.
– Я тебе тут подарок приготовил, – он протянул плюшевого тигра. Хиро было крайне приятно лицезреть удивление, явно смешавшееся с счастьем на её очаровательном лице. Она положила игрушку в рюкзак и закрыла его так, чтобы тигрёнок выглядывал из него головой и одной лапой. – Знаешь, я тут спросить хотел…
– Что?
Хироюки споткнулся о свою неуверенность. «Наверно, я покажусь тебе наглым. Но раз уж я симпатичен тебе, могу ли я надеяться на те же ответные чувства через четыре года?» – хотелось ему сказать, но он одёрнул себя:
– Нет, ничего. Не то чтобы мне нечего сказать, наоборот. Я бы сказал, что чувствую, но боюсь, что будет звучать глупо. Или не глупо… А скорее как попытка навязать ответственность за мои чувства.
– А ты не бойся. Разве не лучше сразу сказать как есть? В драках же ты не боишься участвовать, – с улыбкой подхватила она. Её ласковые, радостные и смелые без какого-либо стеснения глаза так внимательно смотрели на него, что его позитивный настрой невольно приупал.
– Ты же знаешь, это совсем другое, – Хироюки допустил досадную паузу. – Я буду скучать. Не знаю, будет ли у тебя интернет, поэтому планирую писать письма. По старинке как будто бы даже приятнее. Постараюсь примерно раз в три месяца, если мне будет что сказать, только пришли как-нибудь адрес. Надеюсь, моя жизнь не станет вдруг такой скучной, что о ней не захочется рассказывать.
Весенний ветер потрепал её недавно вымытые пушистые волосы, которые за год, к её сожалению, почти не отрасли. Но Джун выглядела для него так мило, что беги да рисуй.
– Я тебе нравлюсь? – всё так же смело спросила она.
– Конечно, нравишься, – с комом в горле ответил Хироюки.
– Чудно.
Таксиста заставили посигналить, давая понять, что нужно поторопиться.
– Тебе пора.
– Эй, а как же самое главное? – с той же кокетливой улыбкой она приподняла руки, намекнув на объятия.
Хиро обнял её в последний раз. И именно в этот момент она почему-то так вкусно пахла, без всякого парфюма и прочих женских штук, а он почему-то оказался таким тёплым и уютным, как плед или одеяло зимой, из которого совсем не хочется выбираться. Отпустив её, Хиро неохотно, но всё же спросил:
– Джун, могу я… Ну… – От смущения он на секунду прикрыл лицо. – Могу я тебя поцеловать? Совсем ненавязчиво!
Она ухмыльнулась и показала указательный палец возле губ.
– Давай оставим это до следующей встречи?
– Хорошо, как скажешь.
– Ещё увидимся!
Джун, помахав рукой, села в машину. Она расположилась прямо за мамой, достала игрушку и зарылась в неё лицом, сделав вид, будто легла таким образом подремать. Вот только она горько заплакала, стараясь не издавать ни звука. «Ладно я, но ты-то… Хиро, ты хотя бы не плачь».
Ноги держали Хироюки на месте до тех пор, пока такси не скрылось за первым поворотом. Он бессознательно стиснул зубы, но слёзы все равно самовольно потекли по щекам. Хиро даже не принялся их вытирать. «Вот увидишь, я стану сильнее. Ещё сильнее. Ради тебя».
Часть 2. В тихом омуте

Глава 3
– Пап, – Хироюки задумался и отвлёкся на сидящего напротив за столом отца, – скажи, что делать дальше, когда знаешь, что симпатия к девушке взаимна?
– Как понять «что делать дальше»?..
– Ну… Так и понять. То есть уже понятно, что мне нравится, и я нравлюсь, а что дальше?
– Ты это о Джун, да? Она вроде уехала давно.
– Да. Вот, пишу ей письмо.
– Не питай лучше сильных надежд и не задумывайся о таких вещах. Не подумай, я ничего против неё не имею, она правда хорошая девчушка, но убиваться по любви в твоём возрасте не самое приятное, с чем ты можешь столкнуться.
– Обычно ты не настолько пессимистичен.
– Я всё-таки предпочитаю смотреть на вещи реально. Жизнь – это не красивый фильм. Просто не хочу, чтобы ты разочаровался.
Хиро понуро засмотрелся на бумагу и даже не понял, ожидал ли от отца такого резкого ответа. Фукурой заметил свою ошибку и поспешил исправиться:
– Извини, сынок. Думаю, на твоём месте я бы тоже надеялся на лучшее.
– Когда Джун вернётся, мы уже оба повзрослеем в какой-то мере. Я боюсь, что к тому времени эмоционально застряну в подростковом возрасте.
– Ты сам способен задать темп отношениям, – сказал папа, откладывая газету на столешницу. – Сейчас вы стесняетесь поцеловаться, а через несколько лет тебе покажется это ерундой. Главное – слушать своё сердце. В моменте ты сам поймёшь, как поступить и что сказать. Я, вот, с вашей мамой ходил на свидания всего полгода, дарил цветы и водил куда ей хотелось. А когда узнал про Хану, почти сразу предложил съехаться. В быту и диалоге перед тобой оказывается чуть ли не совсем другой человек.
– А в семейной жизни ты продолжал дарить маме цветы? – спросил Хиро как бы невзначай.
– Не сильно часто. В основном на годовщину свадьбы, на день рождения. Вообще, она довольствовалась цветами в горшке, а в подарок любила какую-нибудь практичную мелочь. Косметику там… – Фукурой украдкой взглянул на сына. Тот выглядел так, будто сменил тему, потому что уже всё для себя понял. – Я в начале неправильно выразился, всё-таки. Я однажды уже погубил в тебе творческий запал. Поэтому романтика в тебе, если он есть, я губить не хочу. Мне нравится, каким ты растёшь.
Отец потрепал Хиро по голове. Вскоре, оставшись на кухне в одиночестве, он наконец дописал своё первое письмо.
«Привет, Джун.
Для начала с прошедшим тебя днём рождения. Хочу пожелать всего самого лучшего, в том числе успехов в учёбе и чтобы не ссорилась с мамой. Я недавно застрял в музыкальном магазине, слушал твои любимые жанры и нашёл одну очень самобытную группу. Купил их диск. Когда вернёшься, обязательно подарю его тебе. На самом деле, я довольно долго размышлял над подарком, поскольку подумал, что дарить очередную книгу или безделушку было бы слишком банально.
У меня всё хорошо. Жизнь идёт своим чередом, даже не знаю, о чём рассказать. Я немного сблизился с товарищами по кружку. Мы уже несколько месяцев рисуем вместе мангу – одноклассница вдохновилась корейскими романтическими комедиями и всяческими западными фильмами. Стараюсь чаще выбираться на велосипеде, увлекаться спортивными играми. По учёбе тоже всё в порядке. Я, кстати, был бы рад почитать, куда ты поступила и чем занимаешься.
Извини, что не писал так долго, всё не знал с чего начать. Собраться с мыслями до конца так и не получилось. Мне было немного тоскливо поначалу, не мог найти себе места. Можно сказать, уже успел соскучиться. А вот у тебя наверняка вокруг собралось немало хороших людей, и обстановка более привычная, так что надеюсь, ты не станешь скучать. Главное – держаться тех, с кем тебе весело. Впрочем, если таких людей нет, то не страшно. Ты способна найти радость в чём-то другом.
Мне немного неловко, я не хотел писать настолько короткое письмо. В жизни столько мелочей, все их упоминать на бумаге мне показалось странным, ведь с глазу на глаз перекинуться парой фраз – вполне обычное дело, да и всё-таки словесное выражение чувств далеко не самая сильная моя сторона.
В общем, давай не будем выдавливать из себя всё подряд, а будем просто поддерживать друг друга через переписку. Держать связь и сохранять таким образом наши отношения и ощущение присутствия. Всё же между нами образовалось что-то вроде симпатии… И, наверное, я совру, если скажу, что это не одна из главных причин, по которой я буду тебя ждать.
Буду надеяться, что мой почерк получился достаточно понятным. Я очень над этим старался!
Желаю удачи.
Твой друг (?) Хироюки
2006.09.18»
Хироюки слишком долго откладывал написание письма. Первой мыслью сразу после: «Надо бы наконец написать ей что-нибудь» было: «А может написать что-то общее, а потом отталкиваться от ответа?..» По итогу он решил расширить кругозор и количество занятий, которые помогут ему хоть немного подзабыть о «режиме Хатико». С середины второго года Хиро вклинивался без непосредственного присоединения в волейбольную команду и начал бегать по утрам; ставил будильник на час раньше, чтобы не просыпать. Больше думая об учёбе, больше занимаясь делами, которые никак не относятся к воспоминаниям о Джун, он прогонял от себя страхи и сомнения насчёт своего будущего.
Учитель Исихара как-то подошёл к Хироюки на перемене и спросил у того про бывшую ученицу, как у неё дела. «Ты же единственный держишь с ней связь, вот я и поинтересовался». – «Вроде как у неё всё в порядке». – «Вот как. И на том хорошо…» Хиро под ревностным недовольством не шибко хотел поднимать эту тему. Хотя самому факту проявленного интереса он даже не удивился.
Временами у Хиро наступали периоды апатии. Обычно это были недели каникул, когда внезапное окончание учебных сроков вернуло в жизнь штиль, который было приятнее делить с потенциальной пассией. Хироюки почти не выходил из своей комнаты, из дома его прогуляться считали нужным выгнать хотя бы в магазин за продуктами или вынести мусор. В такие периоды подниматься на утреннюю пробежку не хватало мотивации, однако творческая продуктивность удивительно повысилась: каждый день ведро возле письменного стола оказывалось заполненным хотя бы на четверть скомканной бумагой, а самые удачные рисунки Хиро делил на две стопки по две стороны стола: в одной – полноценные рисунки, во второй – зарисовки, к которым он должен будет вернуться, когда появится вдохновение. В стопке с набросками также находились заметки на будущие письма для Джун: какие-то мелкие милые фразы, быстро пришедшая на ум пословица, актуальная для её трудных времён, интересный сон или забавный момент из жизни, который стоило запечатлеть.
Бывало, что Хироюки по-настоящему дико не мог найти себе места. Накрывало таким грузом, тоской, что хотелось забыться, как делают это взрослые – на случай праздников и внезапных посиделок в глубине столешницы всегда существовал алкоголь. Но каждый раз одёргивал себя, молниеносно накидывал уличную одежду, садился на велосипед и наматывал круги по малознакомым районам, где он бывал нечасто или даже впервые. Разум мылился в лицах незнакомых людей, разных улиц и зданий, в ушах раздавались чужие впечатления, сплетни, споры, разговоры о работе. Его освирепевшее бьющееся сердце потихоньку успокаивалось. Приходя домой достаточно усталым, он принимал ванну и после заваливался спать без задних ног, и мыслей тоже.
Хиро решился брать не столько содержанием писем, сколько количеством. Он описывал какие-то собственные впечатления, серые будни школы или клуба по рисованию, а в конце приписывал немного подбадривающих слов. Письма он отправлял раз в месяц; он надеялся, что таким количеством поддержки сможет удерживать её внимание на протяжении всех четырёх лет, и что она поймёт, насколько сильна его привязанность без всяких признаний. «Да и зачем прямо-таки признаваться в любви? Вроде же всё очевидно?» В моменте ему вспомнилось, как он спрашивал Джун о первом поцелуе, и эта ситуация показалась такой глупой. А вдруг она всё же ожидала, что он сделает это без спроса?
Поначалу, примерно раз в месяц-полтора он с предвкушением проверял почтовый ящик или получал конверт из рук старшего брата; тому было отрадно наблюдать, как Хиро прикладывает конверт к сердцу и чуть ли не прыгает от счастья. Однако через какое-то время Хироюки перестал получать от Джун письма. Первое получилось довольно большим, вселяющим надежду на ожидаемое будущее и полное описаний учебного процесса. Следующие были поменьше, чувствовалось, что ей нечего больше сказать, пусть и было решено превратить переписку в одну большую дискуссию, где оба отвечали на комментарии друг друга, пока тема не иссякнет. Последующие полтора года от неё ни слуху, ни духу. Как будто переехала куда-то с новой жизнью или нет её. А Хиро продолжал отправлять весточки, не обращая внимание на её молчание, хоть и с некой горечью на душе.
Однажды, в первой половине апреля, в три часа тридцать три минуты дня Хироюки возвращался домой после первой тренировки с начала вступления в баскетбольную команду в старшей школе. Почему-то единственный на всю улицу, кто передвигался не пешком, а на велосипеде. Он неторопливо перебирал ногами, словно чудом не мешая пешеходам, время от времени терял ход времени и пространства вокруг себя, слушал уже заевшие в голове песни с нового плеера. Руки от усталости норовили отпустить руль, а глаза закрывались от бессонной ночи за очередными художественными набросками и добровольным повторением школьной программы. Хиро пообещал себе, что как только вернётся, сразу ляжет спать. Остановившись у перехода рядом с небольшим скоплением незнакомых людей, он ощутил на себе привычную атмосферу вынужденной тоски.
Ему вдруг стало интересно, как много в толпе таких же как он одиноких людей, и почему они могут быть одиноки. Сколько у них времени и куда идут, есть ли у них близкие и каким образом сегодня покажут им, что те важны. То было странным чувством для него. Всё остальное вокруг сильно померкло, будто нахлынул эмоциональный ступор. Как двери собственной души, которые оказались закрыты. От этой мысли у него похолодел пот на лбу.
Хиро перешёл со всеми дорогу и повернул на привычный ему маршрут, – мимо дома своей излюбленной подруги. Дом не был продан, а сдавался, как ему казалось, молодой одинокой женщине, которую заметил когда-то, сажающую на участке вишнёвое дерево.
Тут в поле его усталого взгляда появилась фигура, наблюдающая за каким-то мужчиной, что запихивал пару чемоданов в такси. Маленький рост девушки и русые, словно недавно в очередной раз коротко подстриженные волосы напомнили ему ту самую девушку, которую он встретил ровно три года назад. Хиро перестал крутить педали и медленно подъезжал прямо к ней. Он очнулся, сглотнул и слез с велосипеда, перекинув ногу через раму.
По его лицу стало довольно трудно сказать, что он чувствует. Хиро уставился на неё, а она на него, – оба с такими выражениями лиц, будто безразличные, но внутри у каждого бушевала буря эмоций, которые оба боялись показать.
– Привет, – как всегда первым начал он.
– Привет.
Черты лица Джун остались прежними, и вкус в одежде особых изменений не претерпел, разве что, она стала любить верх на несколько размеров больше, как эта толстовка на ней, а короткие волосы излучали естественный блеск у идеально гладко уложенных корней.
– Какими судьбами? – спросил Хиро, посмотрев на машину.
– Мама оставила половину своего тряпья, когда уезжала. Поручила мне всё привезти, что-то носить, продать или перешить. Извини, что никак не предупредила. Хотя у нас и так рейс вечером. Не успеваем.
Заметив его приунылый вид, Джун подошла ближе и потрепала его по давно нестриженой шевелюре:
– А ты подрос! В средней школе ты был выше меня всего лишь на сантиметр. И ещё ты… так возмужал, – добавила она, осмотрев фигуру. – Прямо-таки крепыш! Как из тех анекдотов про одноклассников, которых не видел всего одно лето.
Хироюки наблюдал у неё на лице улыбку. Но та почему-то фонила горечью и неловкостью.
– А ты почти не изменилась, всё такая же красивая и милая… И рост тот же.
– Мне показалось, или это впервые, когда ты назвал меня красивой? – Джун ухмыльнулась. – Голос у тебя какой-то грустный.
– Прости за такую сентиментальность, – он рассмеялся, – просто очень скучал по тебе.
– Я знаю. Я тоже… – Она запнулась. – Очень скучала.
Джун держала руки за спиной и бегала глазами, потупившись.
– Ты бы письма писала почаще. А то я что-то распереживался. Мне понравился твой почерк.
– Вот как. Ну, просто так получилось… Какое-то из писем затерялось, и я совсем забыла об этом на долгое время. Извини. – Она жалобными глазами уставилась на Хиро. – Как ты сам?
– Из нового – перешёл в старшую школу. Сменил волейбол на баскетбол. В остальном ничего особенного. Стараюсь держаться, как-то максимально себя занять. Ну, это и из писем моих понятно.
– Да, я помню… Ты большой молодец.
– Это кто с тобой? Вы знакомы? – спросил по-русски мужчина, сопровождавший девушку.
– Да, это мой старый друг, случайно встретились, – продолжила она соответствующе.
– Мы уже отъезжаем. У тебя две минуты, чтобы попрощаться.
Даже не поняв, что сказал этот человек, Хироюки не мог не понять, что скоро придётся расстаться с Джун снова. Он растерялся и не знал, что сказать напоследок, чего-то такого, что звучало бы не банально.
– Пора прощаться. Снова. – Она приглушила тон.
– Да уж… Слушай, я не знаю, какие именно у тебя проблемы, но ты их обязательно преодолеешь. Я это чувствую, – он аккуратно погладил её по голове, смотря на неё сверху вниз.
– Ну почему ты такой хороший, Хироюки? – сдерживая ком в горле, спросила она.
– Я – хороший? Я же ничего такого не сделал.
– Осталось тридцать секунд, и я уезжаю без тебя, – крикнул мужик из машины.
– Я всегда рядом. Душой, конечно же.
– Хиро, могу я тебе что-то сказать?
– Да, конечно, что именно?
Мужик продолжал подгонять: «Давай быстрее!»
– Я люблю тебя.
Она сказала это с решительностью в голосе и пугливостью на лице. Странное сочетание, оставившее Хироюки подвешенным.
Возникла неприятная для обоих тишина. Оба знали, что нет лишней секунды, и снова придётся расставаться на несколько лет. Джун ничего больше не сказала, лишь развернулась и не оглядываясь оставила на нём свой эмоциональный груз, сев на пассажирское сиденье такси. Не теряя времени, автомобиль тронулся и дал по всем возможным газам.
После встречи Хиро пожалел, что возвращался старым путём. Ещё с минуту стоял как вкопанный, понуро потупившись, прежде чем снова сесть на велосипед и поехать дальше.
Ему не хватило того времени, что дала ему судьба. Не хватило времени что-то сказать, не хватило каких-то прикосновений, взглядов, не хватило сил пережить спокойно и с радостью такую маленькую встречу; они даже не бросились друг другу навстречу, едва завидев, а лишь сухо перекинулись рядовыми репликами, как будто с болью расставшиеся бывшие. Он ехал до дома в грустной задумчивости, временами переставая перебирать ногами и по инерции падая на бок каждый раз, только это его и будило от усталости.
Когда Хироюки только перешёл в старшую школу, к нему было проявлено необычно много внимания. Он едва отлипал от девушек, окруживших его персону. Они донимали его везде: Хиро находил на полке под партой записки с признанием, на уроках в него летели бумажки с предложениями пойти куда-нибудь вечером, на обеде разговоры с приятелями прерывались вмешательством какой-нибудь девушки, осмелившейся подойти к нему, чтобы познакомиться. Таким образом он ловил чёрные завистливые взгляды своих одноклассников и некоторых парней из параллели. Товарищи по клубу же завидовали больше по-доброму, но не могли понять, отчего у него всегда до странного каменная реакция.
Хиро получал кучу различных комплиментов, особенно насчёт своей, по мнению женской половины, идеальной мужественной внешности. Подружка одной из поклонниц как-то громко выкинула: «Понимаю, такого красавца в толпе не потеряешь!» И всё оттого, что он был успешнее многих в школе по успеваемости, на втором году стал капитаном в школьной команде по баскетболу, участвовал в большем числе олимпиад, чем кто-либо; его хвалило большинство учителей, и у половины он стал типичным любимчиком. «Не преуспел в любви – преуспей в деле. Цена: покой. Награда: всеобщее признание. Оно тебе по жизни пригодится», – комментировал Кента.
Юки, что была все три года его одноклассницей и не самой навязчивой его поклонницей, бывало, приходила на тренировки, стояла какое-то время на пороге в зал, смотрела и быстро уходила, когда Хироюки позволял себе уставиться на неё, поскольку такое пристальное наблюдение лишь напрягало. Его обычное рвение забыться в саморазвитии и бытовой рутине сделало Хиро на удивление чуть ли не самым популярным в школе. Такой уж был выбор: либо активная и интересная жизнь, либо тщетные попытки свыкнуться с прошлым, сидя сутками на одном месте.
По отношению к другим девушкам Хиро вёл себя пассивно и постоянно уходил с угрюмым лицом от разговоров о том, не нравится ли ему кто-нибудь. Потому ли, что Джун не полностью японка, она нравилась ему больше остальных, или она действительно другая? – такая мысль плавала в его голове после каждого нового признания в симпатии.
Но Джун продолжала играть в молчанку, а почтовый ящик был пуст так же, как и его юношеская душа.
Наступили летние каникулы в последнем учебном году. Хироюки проснулся уже тогда, когда вся семья ушла по своим делам. На дворе был час дня. Хиро сделал все домашние дела и принял бодрящий ледяной душ. Заварил кофе и оставил остывать минимум на час, после чего включил маленький вентилятор и снова сел за письменный стол заканчивать некоторые давно начатые рисунки. На прошлый день рождения он попросил подарить ему новые шторы, чтобы палящее солнце не нагревало его «рабочее место», и завешивал их почти всегда, когда не хотелось видеть дневного света, разве что на ночь оставлял небольшой зазор, помогающий не проспать полдня. «Чего в темноте сидеть? Зрение испортишь», – наговаривал Кента, но брату было словно всё равно.
Телефон, лежащий всё время на столе, неожиданно для Хироюки зазвонил с дурацкой мелодией по умолчанию. Он вздрогнул от такой внезапности и взял трубку не смотря на определитель номера:
– Да? – незаинтересованно и вяло ответил он.
– Что-то я не слышу щенячьего визга в твоём голосе! Ты не рад меня слышать?
Знакомый очаровательный тембр и словно бы усилившийся за это время акцент заставили сердце забиться чаще.
– Джун? Это правда ты? Извини, не заметил, что это твой номер. Ты что, уже приехала?
– Всё-таки рад? – она кокетливо хихикнула. – Да, можно и так сказать. Встретишь меня в парке, у нашей скамейки? Через полчаса, например.
– Конечно! – почти вскрикнул он от счастья.
– Хорошо. Только пообещай, что я не увижу у тебя на лице тоскливую гримасу, когда ты увидишь меня.
– Обещаю. Что бы это ни значило.
Хироюки быстро переоделся из домашнего в приличное летнее и ринулся в сторону парка. Городская улица пестрила людьми; работящие в костюмах, студенты с цветными волосами и модной одеждой. В парке не было такой суеты, но ошивалась только молодежь, компании друзей и влюблённые парочки. Хиро успевал вовремя, поэтому неторопливо зашагал по асфальтированной тропинке к скамейкам у моста, с явной для него чёрной завистью.
В назначенном месте он увидел Джун на лавке и её стоящую рядом маму. Также сразу подметил изменения в образе: волосы успели отрасти чуть ниже ключиц и были окрашены в тёмный брюнет, будто, по ощущениям, скрывавший неудачные эксперименты. Они с Нами о чём-то разговаривали, пока ждали Хироюки.
Пройдя по мосту и, наконец, подойдя к ним, он увидел что-то, что повергло его в шок и почти ту самую «тоскливую гримасу».
– А вот и наш маленький принц, – иронично сказала Нами, завидев Хиро.
– Здравствуйте, – он поздоровался, сразу после чего снова перевёл взгляд на Джун. Он вспомнил обещание и заменил тоскливую гримасу на улыбку, но взгляд предательски выражал жалость.
– Привет, Хиро. – Так же улыбаясь выронила Джун.
Её левая нога по колено была в гипсе, а рядом на скамейке лежали костыли.
– Неожиданно…
Мина его оставалась невозмутимой, хотя внутри бушевали лёгкая паника и огромное желание пожалеть множеством приободряющих слов. Но смотря на её сияющее от счастья лицо, Хиро сдерживал свои порывы, видя, что ей не нужна ничья жалость, по крайней мере, сейчас. Он присел рядом.
– И как это произошло?
– Не так давно попала в аварию на такси по дороге из аэропорта. Сегодня меня только-только выписали из больницы, – говорила Джун с прежней радостью. – Мама поначалу скептически относилась к моему возвращению в Японию. К тебе, – выделила она паузой.
– Всё же ты уже взрослая. И сама можешь решать, где и с кем тебе жить, – говорила Нами. – Даже не верится, что я действительно дожила до этого момента.





