Месть или Любовь

Я смутилась.

– Ах, извини. Не поняла, что ты новенький в доме.

Он пожал плечами.

– Ничего. Я всё равно редко вижусь с соседями.

– На каком этаже живёшь? – спросила я, стараясь казаться безразличной, хотя любопытство жгло.

– На пятом, – коротко ответил он и, сбежав последние ступени, вышел из подъезда.

Я осталась на месте, глядя ему вслед. Пятый этаж… Недавно кто-то говорил, что там сдали квартиру.

Вечером, когда я спускалась на лифте вынести мусор, мы снова столкнулись, но воздух будто изменился. Калеб стоял, прислонившись к стене холла, говорил по телефону. Увидев меня, быстро завершил разговор и несколько секунд смотрел, затем сказал:

– Амалия, да?

Я кивнула.

– Да.

– Тебе нравится здесь жить?

Вопрос застал меня врасплох, но я ответила вежливо:

– Да, место тихое.

Он медленно кивнул, но взгляд его вдруг стал пристальным, словно он искал что-то в моём лице. Я почувствовала, как лёгкая тревога поднимается внутри.

– А тебе? – спросила я, заполняя паузу.

– Привыкаю, – сказал он, и в его голосе прозвучала нотка чего-то неуловимого.

Я не успела ничего добавить – он попрощался и ушёл. Я осталась одна в холле с странным смешением растерянности и лёгкого притяжения, которое заставляло меня задавать вопросы.

Дойдя до двери квартиры, я услышала звонок телефона.

Несколько дней я игнорировала звонки родителей – боялась, что они услышат, в каком я состоянии. Но дальше тянуть было нельзя; я ответила:

– Привет, мама, я только что вошла домой.

– Амалия, почему ты несколько дней не берёшь трубку? Мы с папой волнуемся. У тебя всё в порядке?

Сердце забилось чаще; я решила, что ещё не время рассказывать им обо всём.

– У меня всё нормально, просто была занята на работе. Ты же знаешь, какая у меня начальница, – ответила я с болью от необходимости лгать.

– Да, ещё та змея.

– Ладно, мама, мне нужно бежать – у меня проект. Целую.

Я снова начинаю плакать: я не хочу ранить их сердца тем, что они узнают обо всём – об аварии, о девушке, которая умерла, и да, о суде, что был сегодня. Прекрасно, моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов!

Я вздрогнула от звука дверного звонка. Я не ждала гостей, и неожиданный звук заставил сердце забиться чаще. Я поставила чашку чая на стол и поднялась, нерешительно направляясь к двери. Открыв, я оказалась лицом к лицу с Калебом: он слегка улыбался и держал в руках торт. Удивление, наверное, ясно читалось у меня на лице.

– Надеюсь, я не помешал, – сказал он, приподнимая торт как оправдание своей нежданной явки. – Принёс кое-что сладкое. Подумал, может, тебе нужна маленькая радость.

Я несколько секунд смотрела на него, сбитая с толку, но постаралась скрыть растерянность.

– Ох, спасибо, – сказала я наконец, распахивая дверь шире. – Не стоило утруждаться…

– Никаких хлопот, – ответил он и вошёл с естественностью, которая застала меня врасплох. Я медленно закрыла за ним дверь и проследила, как он устраивается за кухонным столом, разглядывая квартиру спокойным, непринуждённым взглядом.

Торт выглядел восхитительно, тщательно украшенный; сладковатый запах крема разбудил детские воспоминания.

– Раз уж ты принёс торт, может, останешься на чашку чая? – спросила я, стараясь не выглядеть совсем уж ошарашенной его визитом.

Он широко улыбнулся, но в его глазах было что-то, чего я не могла разгадать.

– С удовольствием, – просто ответил он.

Я поставила воду и выбрала две чашки, чувствуя на себе его взгляд со стула. В его манере было что-то странное – смесь дружелюбия и изучающей внимательности.

– Ну как, обжился в доме? – спросила я, стараясь разрядить тягостную тишину.

– Довольно неплохо, – сказал он. – Тихо, а мне это нравится. И, что очевидно, у меня интересные соседи.

От его тона я невольно нахмурилась, но проглотила это чувство и протянула ему чашку. Он поблагодарил и сделал осторожный глоток, словно взвешивая каждый миг нашей беседы.

– А ты? – спросил он, глядя на меня поверх края чашки. – Как держишься? Я имею в виду… после всего, что случилось.

Вопрос застал меня врасплох; руки слегка дрогнули. Я медленно села, чувствуя, как тяжесть вины накатывает снова.

– Стараюсь идти дальше, – сказала я тихо. – Это непросто, но… что ещё я могу сделать?

Калеб кивнул, будто взвешивая мой ответ.

– Ты слышала ещё что-нибудь про… ту девушку? – спросил он спокойным голосом, в котором, однако, прозвучал недосказанный подтекст.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, отчего ему это так важно.

– Она умерла.

Он поставил чашку и пристально посмотрел на меня; на миг мне показалось, в его глазах мелькнула тень боли.

– Да… мне жаль. Боль порой вытаскивает из людей худшее, – почти прошептал он. – Но иногда исцеление приходит из неожиданных мест.

Его слова заставили меня слегка нахмуриться. В том, как он говорил, было что-то странное – будто он знал больше, чем должен. Но я не хотела показаться подозрительной.

– Калеб, а зачем ты, собственно, пришёл? – спросила я, стараясь сохранить ровный тон.

Он снова улыбнулся, но улыбка не была до конца искренней.

– Иногда людям нужна компания, – сказал он. – И у меня было ощущение, что, может быть, и тебе она нужна.

Повисшая тишина была тяжёлой, и я не знала, как её нарушить. Наконец Калеб поднялся, оставив пустую чашку на столе.

– Спасибо за чай, Амалия. Если что-то понадобится – ты знаешь, где меня найти.

– Спасибо, Калеб, – сказала я, глядя, как он идёт к двери.

Когда он ушёл, я осталась за столом, уставившись на его пустую чашку. Мне казалось, что мой обычно тихий дом наполнила какая-то странная энергия, от которой бежали мурашки. Я провела пальцами по краю своей чашки, пытаясь успокоить мысли, но вопросы сгущались, как тучи перед бурей.

Почему Калеб так интересуется моим прошлым? Зачем ему знать об аварии? Какое отношение он вообще имеет ко всему этому? Я думала, не пытается ли моя интуиция мне что-то сказать, но была слишком вымотана, чтобы распутывать ответы.

Я мотнула головой, отгоняя мысли. Может, я преувеличиваю. Может, он просто доброжелательный человек, а я стала излишне подозрительной после всего, что произошло. Я решила перестать разбирать по косточкам каждый его жест и сосредоточиться на делах.

Я встала, убрала оставшийся торт в холодильник. Сказала себе, что, может быть, завтра у меня хватит сил съесть кусочек и не почувствовать, как всякая сладость отдаёт горечью.

Когда я взглянула на часы, было почти десять вечера. В квартире было тихо; единственный звук – монотонное жужжание холодильника. Я подошла к окну и посмотрела в темноту, поглотившую улицу. Слабый свет горел этажом выше – там, где жил Калеб.

Я вспомнила его улыбку – улыбку, скрывавшую больше, чем хотелось показать. Он был приветлив, но будто изучал каждую мою реакцию. Как будто анализировал, словно пытаясь что-то выведать.

Поддавшись импульсу, я накинула куртку и вышла на балкон. Холод ночного воздуха мгновенно трезвил. Я подняла взгляд – пытаясь понять, не бодрствует ли он ещё. Но свет погас, и всё стихло.

«Наверное, я просто схожу с ума», – сказала я себе. – «Может, ничего тут нет, кроме того, что видно».

Но маленький, упрямый голос в глубине сознания не замолкал.

Я вернулась в комнату и закрыла за собой балконную дверь. Бросила куртку на стул и пошла готовить постель. Я чувствовала себя разбитой, но мысли не останавливались. Потянулась за телефоном на тумбочке и задумалась, не поискать ли что-то о Калебе.

«Что искать, Амалия? Он просто живёт в том же доме. С чего тебе сомневаться в нём?»

Но любопытство трудно победить. Я открыла телефон и пролистала контакты. Его номера у меня не было, но в памяти всплыло сообщение, пришедшее на днях, – я не была уверена, что это от него; и ещё я вспомнила, что он упоминал название своей компании. Помедлив, я начала печатать запрос в поиске.

Результатов было много, но ничего не связывало его с моей жизнью или с моим прошлым. И всё же что-то не сходилось. Казалось, в этом пазле не хватает детали.

Я выключила телефон, раздражённая, и легла. Пыталась убедить себя, что это совпадения.

Но правда была в том, что каждый раз, когда Калеб оказывался рядом, у меня оставалось ощущение: он знает больше, чем говорит. И это тревожило меня по-настоящему.

Я плотнее укуталась в одеяло, пытаясь найти рациональное объяснение. Возможно, он просто пытался быть дружелюбным. Возможно, это я – слишком чувствительная, запертая в своей боли.

«Завтра – новый день», – прошептала я, как заклинание.

На следующее утро, как и в предыдущие – насильно доспанные в надежде, что всё произошедшее окажется всего лишь кошмарным сном, – я проснулась с гнетущей тяжестью на груди, будто кто-то водрузил туда валун, пока я спала. Бледный солнечный свет просачивался сквозь жалюзи, но не приносил ни тепла, ни утешения, на которые я рассчитывала. Всё казалось холодным, отстранённым.

Телефон завибрировал на тумбочке – напоминание о том, что мир за пределами моей квартиры всё ещё существует и требует, чтобы я встретилась с ним лицом к лицу. Я взглянула на экран и увидела имя Аны. Сообщение было коротким:

Амалия, я записала тебя сегодня к психологу. В 15:00. Карла – лучшая, она тебе поможет.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как во мне поднимается лёгкий протест. Ана много лет была моей подругой и всегда желала добра, но порой слишком уж совала нос в мою жизнь. И всё же я не могла её осуждать. Она знала, в каком я раздрае нахожусь, как меня разъедают вина и боль после аварии. Возможно, она права. Возможно, помощь мне и правда необходима.

Я отложила телефон и поднялась с постели, пытаясь понять, чем заняться до трёх. Несколько минут просидев на краю кровати, я сварила кофе, но не смогла его выпить. Я вспомнила лицо женщины из кафе – матери девушки – и глаза юноши, жгущие меня каждым вопросом.

Каждый миг с того дня прокручивался перед глазами, как бесконечная проекция. Я думала о той девушке, о жизни, что была у неё до того, как её оборвало. О чём она мечтала? Кто она была? Почему ей нужно было оказаться на дороге именно в тот момент?

Я почувствовала, как подступают слёзы, и уже не сопротивлялась. В последнее время плач почти стал рутиной.

К половине третьего я оделась просто, не особенно заботясь о том, как выгляжу. Перед выходом взглянула в зеркало и увидела уставшую женщину с глубокими кругами под глазами и неуложенными волосами. Я сказала себе, что думать о внешности бессмысленно. Это не собеседование.

Я взяла такси и по дороге пыталась привести мысли в порядок. Что я скажу Карле, психологу? Как объяснить всё, что меня терзает? Возможно ли, чтобы кто-то помог мне избавиться от этой вины, давящей на душу?

Кабинет находился в старом, но ухоженном доме. Табличка у входа сообщала имя Карлы, а зал ожидания был простой, но уютный: удобные кресла и небольшой стеллаж с книгами.

Я села в одно из кресел, чувствуя, как ладони покрываются потом. Попыталась сосредоточиться на картине на стене – абстракции в тёплых тонах, – но успокоиться не получалось.

Дверь открылась, и в комнату вышла высокая женщина со светлыми волосами, собранными в свободный пучок. У неё была спокойная, но ненавязчивая улыбка.

– Амалия? – спросила она тёплым, приятным голосом.

Я кивнула и поднялась, чувствуя себя ребёнком, пойманным на проступке. Я последовала за ней в кабинет, оформленный просто, в нейтральных тонах: большой диван и большое окно, через которое лился дневной свет.

– Пожалуйста, присаживайся, – сказала она, указав на диван.

Я опустилась, а она придвинула стул – близко, но не слишком, сохраняя комфортную дистанцию.

– Ана рассказала мне о тебе немного, но я хочу, чтобы ты сама поведала – в своём темпе, – сказала Карла, глядя прямо, но не вызывая дискомфорта.

Я замялась. Не знала, с чего начать и готова ли вообще говорить. Но её мягкий взгляд будто подталкивал меня.

– Всё началось несколько недель назад, – тихо сказала я. – У меня была… авария. Я сбила человека. И она… умерла.

На последней фразе голос сорвался, и слёзы сами полились. Карла протянула салфетку и стала ждать. Не торопила.

– Я знаю, что это не целиком моя вина, но это ничего не меняет. Я отняла жизнь. И мне кажется, я никогда не смогу с этим жить.

Карла кивнула, внимательно меня слушая.

– Вина – очень сильное чувство, Амалия, – произнесла она мягко. – Но ты должна понять: ты – человек. А людям свойственно ошибаться.

– Но некоторые ошибки стоят жизни, – ответила я, чувствуя горечь в каждом слове.

– Это так, – продолжила она. – Но это не означает, что ты не заслуживаешь простить себя. Путь будет долгим, но первый шаг – принять, что ты имеешь право идти дальше.

Я замолчала, уставившись в пол. Часть меня хотела поверить её словам, но другая часть была уверена: ничто не сотрёт того, что я сделала.

– Не жди, что всё решится за один сеанс, – сказала она, будто читая мои мысли. – Это процесс. Но я здесь, чтобы помочь тебе.

Я медленно кивнула. Я не была уверена, что когда-нибудь исцелюсь, но, возможно, Карла права. Возможно, пора начать хотя бы пытаться.

После встречи с Карлой я вышла на тихие улицы вокруг кабинета с мешаниной чувств. Было тяжело открываться, произносить вслух слова, которые я прятала, но, странным образом, стало чуть легче. Холодный воздух покалывал кожу, но прояснял голову.

Я вызвала такси и по дороге домой смотрела в окно, утонув в мыслях. Лица прохожих на тротуарах казались безликими, но в моём воображении у каждого была своя история. У каждого – своя борьба. Я гадала, как выгляжу со стороны: женщина, молча сидящая в такси, с пустым взглядом и невидимой ношей на плечах.

У подъезда я увидела силуэт Калеба: он стоял, опершись о перила, с телефоном в руке. На нём была чёрная куртка, подчёркивающая его внушительную фигуру. Желудок болезненно сжался. Я не ожидала его увидеть, но вместе с тем его присутствие странно успокаивало.

– Привет, – сказал он, заметив, как я подхожу.

Его голос был ровным, а в глазах промелькнуло трудно читаемое сверкание.

– Привет, Калеб, – ответила я, стараясь сохранить нейтральный тон.

Он несколько секунд внимательно смотрел на меня, и я почувствовала себя раскрытой, словно он мог видеть все мысли, мечущиеся в моей голове.

– Как прошёл день? – спросил он, убирая телефон в карман.

– Утомительно, – ответила я, опуская взгляд на руки.

Он сделал шаг ближе, и на миг между нами повисло странное напряжение. Не сказать, чтобы неприятное, но ощутимое.

– Может, поднимемся? Выпьем чаю, если у тебя есть время, – сказала я, чувствуя потребность заполнить тишину.

Калеб вопросительно приподнял бровь, вероятно удивившись моей внезапной инициативе.

– Конечно, – ответил он с лёгкой улыбкой, которая так и не добралась до глаз.

Мы вошли в подъезд и вместе поднялись на лифте. Тесное пространство будто усиливало каждый звук: наше дыхание, приглушённый звон тросов. Мне было трудно понять, о чём думает Калеб. Он молчал, но не был отстранён – словно просчитывал каждое движение, каждое слово.

Когда мы дошли до моей квартиры, я жестом пригласила его на диван, а сама ушла на кухню поставить воду.

– Зелёный или чёрный чай? – спросила я через плечо.

– Любой, – ответил он.

Я вернулась с двумя дымящимися чашками и протянула одну ему. Он посмотрел на меня, и наши пальцы слегка соприкоснулись, когда он брал чашку. Касание было мгновенным, но вполне достаточным, чтобы моё сердце дрогнуло.

– Спасибо, – тихо сказал он, не отрывая от меня взгляда.

Мы несколько минут сидели в тишине, отпивая чай. Я собиралась с духом, чтобы что-то сказать, но первым тишину нарушил он.

– Сегодня я кое-что услышал, – начал он, ставя чашку на столик. – Про ту аварию, о которой ты говорила в прошлый раз.

Я сразу напряглась, чашка едва не выскользнула из рук.

– И? – спросила я, голос прозвучал тише, чем хотелось.

– Я просто хотел спросить, как ты себя чувствуешь. Как это – проходить через такое.

Его слова меня удивили. Он интересовался, но не навязчиво – скорее будто пытался что-то понять.

– Нелегко, – призналась я. – Тяжело смириться с мыслью, что, как бы ни сложились обстоятельства, ты оказался замешан в чём-то настолько… трагическом.

Калеб кивнул, глядя на меня с выражением, в котором смешались сочувствие и какая-то жёсткость.

– И как ты идёшь дальше? – спросил он, откинувшись на спинку дивана.

Я пожала плечами, чувствуя тяжесть в груди.

– Всё ещё пытаюсь разобраться. Подруга отправила меня к психологу, так что… возможно, это начало.

Он смутно улыбнулся, и наступившая тишина вновь сделалась ощутимой, почти осязаемой. Было чувство, что между нами – больше, чем кажется. Часть меня хотела спросить его напрямую, что происходит, но смелости не хватило.

Через несколько минут он поднялся.

– Спасибо за чай, Амалия, – сказал он, глядя на меня сверху вниз.

– На здоровье, Калеб.

Я проводила его до двери и, когда он вышел, осталась, привалившись к косяку, утонув в мыслях. В нём было что-то, что притягивало, и одновременно – что-то, заставлявшее задавать вопросы. Кто он на самом деле? Зачем появился в моей жизни? И почему рядом с ним казалось, будто мир разрушается и тут же складывается заново?

И всё-таки, кто такой Калеб?