Художник

-Привет, что рисуешь?

–Море.

–Ух ты, ничего себе, а это красиво!

–Знаю! Оно еще не закончено!

–Как? Не осталось же больше белого холста, нет же места!

–Мне нужно кое-что подправить. Знаешь, у меня чувство, что она не закончена. Нужно что-то добавить, только я не знаю что. В ней нет пока полной гармонии цветов, я ее просто не вижу, не знаю, как тебе сказать, ну, наверное, ты и сам это чувствуешь?

–У тебя прекрасная картина! хотя, может, правда, чего-то не хватает.

–Видишь, закатное солнце слишком уж бушует на всем просторе. И даже в тени корабля видны его всполохи.

–Нет. Никаких всполохов не вижу.

–Я образно! Короче если добавить больше тени… Или нет! Лучше наоборот – убрать! И дать перламутрово-зеленому – который, видишь, в левом углу? – сиять и у бортов брига, тогда будет гораздо лучше!

–Прости, я не могу это представить. Меня так ослепляет твое закатное солнце… И волны… И облака, залитые кровью… Поверить не могу, как этим бездушным краскам удалось впитать в себя море! Твоя картина, она просто дышит Им! Это фарс, это… У тебя великий талант, Стефан! Я думаю, тебе не нужно пиратство! Думаю, тебе стоит поселиться на каком-нибудь острове, в приветливой бухте, где ты сможешь уделить больше времени своей страсти.

–Ты думаешь, у меня получиться? Вот только скажи мне, Лик, что я буду есть? На что одеваться, где находить себе хлеб? В городах дорогая жизнь, особенно в прибрежных!

–Станешь продавать картины! Когда они стоят в пыльном чулане, от них нет никакого толку! Продавай, продавай свое искусство! Покажи мир тем балбесам, что проводят свою жизнь в тесных квартирках по полтора сребреника в неделю! Скажи им, друзья! В этом мире есть что-то, кроме ваших крохотных тюрем! Нечто, ради чего не стоит жить, не стоит киснуть в тягомотине поблекших дней, ради чего нужно плыть на край света и отправиться за! Черту!

–Знаешь, я и правда так поступлю, но поселюсь подальше от океана, там, где люди не видят волнующейся глади. Там мои картины получат спрос. Кому нужно море, когда оно под носом?

Через несколько месяцев Стефан получил тяжелую рану и начал хромать. Он завершил свой шедевр и поселился в хорошеньком доме на берегу пустыни. Пески бились в его ворота, а пес хныкал по ночам. В первую же неделю все его работы раскупили, только свою «Память о пиратстве» он сохранил и повесил на стену. Денег было много, так что он мог и половину картин оставить себе, но ему они были не нужны, ведь Стефан все помнил: эти цвета, этот дух свободного ветра, треплющий щеки, эту страсть и эту молодость. Странно, всего три месяца спустя, переехав в новый край, купив новенький дом, заведя пса, он вдруг почувствовал себя гораздо старше. Эти дикие плавания, сестрица-опасность, кипятком обжигающая вены, все то, что дышало раньше юностью, осталось позади. Теперь его окружали люди, живущие другой жизнью, ходящие по воскресеньям в церковь, ищущие своей кончины в браке. Да и он сам теперь хотел этого. Ему приглянулась одна девушка, молодая, однако хранящая в своих ослепительных глазах тайну, неведомую ему, тайну, которой не было в других.

Солнце только-только ушло в зенит, а Стефан, проснувшись пораньше, уже сидел за мольбертом. Дело спорилось, и, когда Эльза принесла ему чашечку чая, он уже заканчивал свою работу. Это было нечто удивительное… То, что ему однажды пришлось увидеть с утра, когда голубое зеркало воды мокрым штилем отразило шипящее солнце. Цвета были нежны, небо почти девственно чисто, а высокие гребни морского гиганта на мгновение показались из воды.

Он поцеловал девушку, поблагодарил за чай и проводил взглядом. Затем посмотрел на свою картину. Где-то там вдалеке летела одинокая чайка, луна серебрила небо, солнце золотило воду. Внезапно бешенство разгорелось в нем, он схватил холст и порвал его, в ярости, расшвыривая предметы, он подбежал к главному своему творению, сорвал со стены и хотел тоже разорвать, но… Остановился. Что же это я?– подумал он.– Если мне не нравится, можно отдать, продать, забросить на чердак. Нельзя так бездушно губить свою душу, нельзя! Потерплю еще день. Оставлю все на своих местах. Теперь ему были ненавистны все его прошлые пошлые творения. Это было ужасно!

Немного успокоившись, Стефан взял холст и начал было рисовать клен на своем участке, но передумал и поставил в створки новый холст. Наполнил полный бассейн кипящей воды и нырнул в него. Вода ласкала тело, освобождая от бессильной злости. Ничего на свете не имело смысла, ничего.

Пришла Эльза. Теперь Стефан чувствовал себя гораздо свежее, он вышел и поцеловал ее со всей нежностью.

–Дорогая,– сказал он, садись вот в это кресло.

–Да,– она повиновалась. Он сел напротив.

–Нет, чуть подвинься влево.

–Хорошо.

–Замри.– И тут он взял кисть и начал рисовать ее.

–Я думала, ты рисуешь море?

–Раньше я рисовал море, теперь оно мне противно.

На следующий день, он вновь взглянул на «Память о пиратстве» и отвел взгляд, снял картину со стены и отнес ее любимой.

–Тебе нравится?

–Да, дорогой! Она безумно-красивая!

–Она последняя, возьми себе, а я видеть эту дрянь больше не могу.

Вскоре Стефан принялся рисовать все что видел! Рисовал собак, дома, клонящиеся от времени, старух, трясущимися руками штопающих носки. Рисовал улицы заполненные вязкой жижей, ругающихся супругов, побитых детей, калек и бомжей. Смиренные усталые лица шедших на вечерню. Стефан разорился, от него ушла жена, умолявшая нарисовать хоть один морской пейзаж. Он не мог. Красота потеряла всякий смысл, и лишь изредка во взглядах вспыхивало нечто неуловимое, и казалось, что за распахнутыми ресницами дышало море, необъятное, как шальное небо, глубокое, как старая рана.