Глагол индивидуального спряжения

© Елена Ликанова, 2019

ISBN 978-5-0050-6850-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Шампанское из огурцов.

«То, чего мы избегаем, может оказаться тем, что нам нужно на самом деле. А то, к чему мы стремимся, может нас погубить» – фраза из какого-то сериала.

Знакомство.

«Если Вы так будете обращаться со своим молодым человеком, он на Вас никогда не женится!» – слышу я голос у себя за спиной в тот момент, когда тыркаю Афанасия, чтобы он не считал ворон, а картошку в пакет накладывал. Дело происходит в маленьком овощном магазинчике. «Этот молодой человек – мой сын», – оборачиваюсь, смеясь. Передо мной невысокого роста пожилой человек с растрёпанными седыми волосами и бородкой клинышком. Взгляд пронзительно-колкий, глаза как льдинки. Одет мужчина весьма экстравагантно – длинное…, н-нет, – слишком длинное чёрное пальто, которое практически достаёт до земли, шапочка, торчащая вверх колпачком, и в довершение всего – мокасины! Да, да, мокасины. Только… тёплые, зимние. Размера сорок седьмого, не меньше. На дворе прохладная осень. «Что нужно этому дедушке?» – жестами спрашивает мой сын. Он слабо слышащий. «А что, Ваш сын глухонемой?» – задаёт вопрос мужчина. «Нет такого понятия – глухонемой, – поясняю слегка раздражённо, – есть глухие и слабо слышащие. А говорить они все умеют! Афанасий, поздоровайся с дядей!» С сыном я общаюсь жестами. Закончила курсы в своё время. «Здравствуйте», – произносит не очень уверенно, но вполне сносно, Афоня. «Афанасий? А помните, в том фильме…» «Помню, – сержусь я ещё больше, – каждый встречный-поперечный, как услышит, что моего сына зовут Афанасий, сразу цитирует эту фразу: „Афоня! Ты мне рубль должен!“ И Вы туда же?» «Ладно-ладно, – примирительно машет руками мужчина, – извините. Значит, сына зовут Афанасий. А Вас как?» «Лена». «Очень приятно. А я – Александр Андреевич. Будем знакомы. Кстати, по поводу картошки. Она тут двух видов. Если будете брать, чтобы пожарить, то покупайте курскую, а если варить – саратовскую. Она более рассыпчатая получается». «Спасибо, – говорю, – Вы, я вижу, много всего знаете». «Так давно живу. Работал инженером, открыл множество сталеплавильных заводов по всей России. И даже за границей. Имею запатентованные изобретения, правительственные награды… Был женат. Дважды. Двое детей. То есть, было двое… Теперь только младший сын остался. Старший погиб. Но обо всём этом как-нибудь потом поговорим, когда снова встретимся». «А почему Вы так уверены, что мы ещё встретимся?» «Обладаю даром предвидения!» «Ясно, псих какой-то очередной, – подумала, – вот имею я талант притягивать разных ненормальных!» «Да я пошутил, – рассмеялся Александр Андреевич, видимо, заметив на моём лице отражение этих мыслей, – мне кажется, я Вас видел как-то выходящей из подъезда сорок девятого дома, что стоит прямо вдоль проспекта». «Ну да, это могло быть, – киваю, – я живу в сорок девятом». «Вот видите, как всё просто! А я – в пятьдесят первом. По соседству с Вами, получается. Так что наши шансы никогда больше не встретиться практически равны нулю. Ну, ладно, пойду я дальше по своим делам. До свидания! Не напутайте с картошкой. Для жарки – курская!»

Захаживай!

На следующее утро сын заявил, что в школу не пойдёт, потому что у него болит горло. «Ладно, – говорю, – тогда идём в поликлинику, надо показаться врачу». Собрались, пошли. Путь лежал через двор пятьдесят первого дома. «Куда это вы в такую рань?» – услышала я, когда мы проходили мимо небольшого дворового оазиса, состоящего из четырёх, развёрнутых друг к другу, скамеечек и двух клумб с не известной миру растительностью. Александр Андреевич, собственной персоной. Восседает на одной из скамеек и в каких-то железках ковыряется. «Здравствуйте, – подхожу поближе, – мы в поликлинику идём с сыном. А Вы чем тут занимаетесь спозаранок?» «Я пытаюсь деньги сделать из воздуха, – заявляет мой собеседник, – вот сижу, трансформатор разбираю. Медь и другие металлы из него выну и отнесу в пункт приёма вторсырья. Кстати, можешь как-нибудь со мной прогуляться, ради любопытства. Вряд ли, ты в таком месте бывала когда-то. Ничего, что я „на ты“ перешёл?» «Нормально, – говорю, – вполне». «Ты мой номер телефона запиши. И свой мне дай. Может, и пригодимся когда друг другу». Обменялись мы номерами телефонов, и продолжила я с Афанасием путь в поликлинику. «Да! Это место культовое! – крикнул вдогонку Александр Андреевич, – Здесь вся местная молодёжь собирается. Называется оно – „четыре лавки“. Ну это так, чтоб ты знала. И я тут частенько бываю, с молодёжью общаюсь. Так что ты захаживай к нам!» «Спасибо! Буду захаживать!»

Жорик.

«Лен, – звонит через несколько дней Александр Андреевич, – я тут железку одну на металл сдал, деньги появились, в магазин собрался за продуктами. Тебе не надо туда? Может, вместе сходим? А то одному уж больно скучно идти». «Давайте, конечно, сходим вместе, я как раз собиралась выйти из дома», – отвечаю. «Ну, хорошо, я на „четырёх лавках“ тебя жду. Покурю пока». Прихожу на место встречи, вижу – Александр Андреевич с каким-то парнишкой молодым худощавым разговаривает. «Здравствуйте! – вскакивает парень, завидев меня, – меня Жора зовут, – и улыбается лучезарно, – ну, ладно, дядь Саш, побегу я». «Жизнерадостный парень! – говорю я, – вот у кого, наверное, никаких проблем нету». «Да уж, – кряхтит Александр Андреевич, – попала пальцем в небо. „Самый удачливый человек на Земле“. У него дома две старухи лежат, не ходячие, – мать и тёща, он за ними ухаживает, до работы и после. Работает он электриком, так что на сиделку денег, сама понимаешь, нет. А в обеденный перерыв он бегает к жене в больницу – ей недавно операцию на сердце сделали. А ещё у него сынишка пятилетний, он его должен утром в садик отвести, а вечером забрать, и поесть ему приготовить. Да ладно, Лен, ты чего скисла? Всё нормально. Он чего подошел-то? Его попросили мотоцикл починить, а он не знает некоторых тонкостей. Так я ему подсказал, он денег получит за это. А на днях я ему помог машину соседу отремонтировать, тоже денег ему перепало. Я его не брошу, я же его с детства знаю, как и многих ребят из моего дома». «Александр Андреевич! – говорю, – Но Вы же сами бедствуете, как я вижу! Как же так?» «Да мне много ли надо, Лен! Сигареты только, а ем я как воробей. И вообще, перестань тут тоску нагонять, настроение мне портить! Давай, пойдём уже в магазин, там скидка сегодня, картошку по двадцать пять рублей привезли!»

Прогулка с целью.

Вчера вечером захотелось прогуляться. Звоню Александру Андреевичу. «Ладно, если ты так хочешь, то пойдем погуляем, но с какой-нибудь целью», – говорит мне мой необычный знакомый. «И с какой же целью мы пойдем гулять?» – спрашиваю я. «Ну, ты куда хочешь пойти?» «В парк, например». «Если в парк, тогда – за грибами. Одевайся теплее, к ночи будет прохладно», – возвещает мой друг. Итак, наш улов – пять сыроежек и два (не помню названия) гриба, которые, как сообщил Александр Андреевич, можно только солить, а также – прекрасный букет луговых цветов и яркие впечатления от детских рисунков на асфальте. Вечер удался.

«А что делать с грибами будем?» – спрашиваю я, когда мы уже подходим к дому. «Как – что? Сходим завтра снова в парк и скормим их белкам».

Утро-вечер.

«Ну что, пойдём белок грибами кормить?» – звоню на следующее утро Александру Андреевичу. «Нет, Ленка, сегодня не пойдём. Вот ты спала, а я с утра пораньше отнёс в пункт приёма металла печатную машинку и получил триста рублей. Купил на них рыбу и картошку. Уху варить буду. Рыбу я уже почистил, приходи в гости через часок-другой, я тебя буду поражать своим владением кулинарным искусством». Ого, да я получила доступ в святая святых – жилище Александра Андреевича! А живёт он, по его рассказам, в комнате в коммунальной квартире, в доме, соседнем с моим. Я пока Афанасию обед приготовила, ещё какие-то дела сделала… Есть не стала ничего, чтобы аппетит перед ухой не перебивать. Прихожу к Александру Андреевичу. Он сразу с порога мне говорит: «Ты только не пугайся и в обморок не падай. Хотя… упасть тебе некуда будет». И открывает дверь в свою комнату. Мда-а-а-а, упасть там не то, что мне, а и яблоку негде. У одной стены – кровать, у других – шкафы, забитые книгами и коробками (с радио деталями, как пояснил Александр Андреевич). Посередине комнаты – стол, тоже заваленный какими-то вещами. Ну, и на полу тоже – коробки какие-то, швейные машинки, магнитофоны древние, доски, инструменты, в общем – красота неописуемая! На свободном пятачке пола у стола стоит табурет, на который взгромождается Александр Андреевич, а меня сажает на кровать, сам же …начинает чистить картошку. Делает он это медленно и вдумчиво, потому что он её не чистит, а скребёт, чтобы ни миллиметра ценного продукта не пропало. «Может, я Вам помогу картошку чистить?» – спрашиваю. «Э-э-э, нет, – отвечает Александр Андреевич, – уху мужчина должен готовить сам. От начала и до конца». Примерно минут через сорок… мой желудок издаёт предательское урчание. Александр Андреевич в отчаянии бросает ножик на стол и говорит: «Знаешь что, Лен, я не умею торопиться, у меня ритм жизни такой, размеренный. Так что уха будет у меня готова только поздно вечером, ты тогда с кастрюлькой приходи, я тебе налью на пробу. А сейчас пойдем в кафе, я тебя комплексным обедом накормлю, потому что ты очень голодная, судя по всему, а мои оставшиеся двести рублей, всё равно, мне погоды не сделают. Я завтра ещё какую-нибудь железяку отнесу и на металл сдам». И мы пошли в кафе. Обед, кстати, вкусный был.

Десять часов вечера. Звонок телефона. Александр Андреевич. «Лен! Ну, что, я суп доварил. Сейчас будем ужинать». Напомню, что варить его он начал в одиннадцать утра. «Александр Андреевич! – говорю я замученным голосом, – у меня знакомый погиб сегодня, я наглоталась успокоительных, в ванной потом ещё отмокала, нет у меня сил никуда идти!» «А тебе и не надо идти. Мы сами сейчас придём. С супом».

И пришли. Сидим. Едим суп. «Всё-таки, жизнь полна какого-то трагикомического абсурда, – думаю я, с удовольствием поедая принесённую Александром Андреевичем уху, – сижу посреди ночи с малознакомым дедом и ем приготовленный им суп. Бред какой-то!» Но мне несомненно легчает. «Надо же, как моя жизнь налаживаться стала, – говорю, – Вы меня сегодня и обедом, и ужином покормили!» «Ну, ты губу-то не раскатывай! – аж поперхнулся Александр Андреевич, – каждый день я тебе таких праздников не обещаю!» «А хотите я Вам помогу в комнате разобраться?» – спрашиваю я, преисполненная благодарности за проявленную ко мне отеческую заботу. «Ни в коем случае! – заволновался от моего благородного порыва Александр Андреевич, – Тебе и терпения-то не хватит!» «Почему Вы так думаете? – говорю, – Я после прежних хозяев на даче столько выбросила всякого хлама!» «Вот-вот! Так вы, женщины, и разбираете вещи – схватила и понесла на помойку. У меня же всё совсем по-другому. Возьму я, к примеру, в руки редуктор, сяду с ним и буду три часа думать, нужен он мне или нет? Разве у тебя хватит терпения ждать, пока я приму решение? Ты ешь суп-то, ешь! Вкусно?» «Вкусно». Вкушаем пищу дальше. «Александр Андреевич, – вдруг спрашиваю я, – а Вы верующий?» «Крещёный. И в роду у меня много было священников… А так, чтобы воцерковлённый – это нет. Но если ты, Ленка, замуж выходить надумаешь за хорошего человека и будешь венчаться с ним, то я вполне могу тебя к алтарю вместо отца повести. Если ты об этом».

Аромат счастливой молодости.

«Лен! – звонит Александр Андреевич, – у тебя сумки на колесах нет ли случайно? Хочу железяки кое-какие отвезти в пункт приёма металлолома». И ведь как знал. У меня после смерти родителей этих тележек осталось штук пять. Одну, самую новую, рука не поднялась выкинуть, лежит на антресолях. «Заходите, – говорю, – забирайте, отдам с радостью. Заодно поможете мне тут в одном деле разобраться». «Ну, что там за дело у тебя, рассказывай», – вопрошает с порога Александр Андреевич. «Да вот купила духи и не могу понять – нравятся они мне или нет. Понюхайте – Вас не раздражает этот аромат? Он приятный?» Александр Андреевич сосредоточенно принюхивается к моему запястью, на которое я брызнула духи. «Ты знаешь, нет, не раздражает. Даже нравится очень. Что-то в нём есть такое родное, знакомое. Понять только не могу – что?» «Ну, ладно, – говорю, – главное, что не вызывает отторжения». Простились мы, ушел Александр Андреевич. Звонит через минуту по телефону: «Лен! Я понял, что мне твои духи напомнили. Канифоль!!! Я же радио техникой занимался всю жизнь. Такой родной запах! Прямо в годы моей счастливой молодости меня вернул!».

Рыбки-прилипалы.

«Вот вы женщины, ведь, по сути своей кто?» – разглагольствует Александр Андреевич, сидя на лавочке рядом со мной. «Кто же?» – настораживаюсь я. «Вы все по сути – рыбки-прилипалы. Выбрала себе мужика – и прилипла!» «А, может, оно и неплохо, что мы так устроены? Ведь сказано же: «Да прилепится жена к мужу», – стараюсь я свернуть в позитивное русло. Но у Александра Андреевича обострение гастрита на почве второго развода, так что мои слова остаются не услышанными. «Понимаете, – неловко утешаю его я, – это ведь не только у людей, вон посмотрите, как берёза ясень прихватила, аж вросла в него. А, может, он и не против, а?»

То ли овощ, то ли фрукт этот твой орех.

В местный овощной магазинчик завезли авокадо, продают по дешёвке. «Александр Андреич! – звоню я своему другу, – Вы авокадо едите? Купить Вам?» «Ну…, – мнётся Александр Андреевич, – помню что-то такое, вкус какой-то… ммм, кисловатый, кажется…» «Ясно, я Вам занесу на пробу одну штучку, если понравится – ещё куплю». Я авокадо очень люблю. Подсадила меня на сей экзотический фрукт (или он овощ, уж не знаю) сестра, когда я у неё во Франции гостила много лет назад. И могу я есть его тоннами. Но я понимаю, что это на любителя. Помнится, одна бабуся в магазине ругалась – мол, что за штука такая? На вкус мыло-мылом. Принесла я, тем не менее, авокадо Александру Андреевичу, он поблагодарил, хитренько заулыбался и вручил мне пакет, в котором была тщательно упакованная в газеты кастрюлька. «Это чтобы супчик не остыл. Попробуй. Предыдущий рыбный был, а это – овощной. С цветной капустой». На том и расстались. Вечером я супчик поела – м-м-мм! Объедение. Звоню Александру Андреевичу, спрашиваю: «Ну, что? Как авокадо? Пробовали?» «Да, – отвечает он, – вкусный орех твой, я его от кожуры и мякоти очистил, на тёрке измельчил и в салат добавил – на каштан похоже по вкусу». Я так с телефонной трубкой возле уха и замерла. То есть, он косточку от авокадо съел! А в ней, насколько я помню, синильной кислоты огромное количество! «Дядь Саш! – говорю я дрожащим голосом, – ты только не волнуйся. Если тебе вдруг станет нехорошо, ты вызывай скорую и мне звони сразу, а я сейчас почитаю в интернете, что нам с Вами грозит». И бросилась читать википедию.

«Косточка авокадо содержит токсины, синильную кислоту…, но для жизни не опасна. (фух). Если вы съели её, у вас случится сильное расстройство желудка и возможна аллергия. Советуем принять супрастин». «Дядь Саш, отбой, – звоню снова Александру Андреевичу, – ты только предупреди соседей, чтобы туалет сегодня надолго не занимали!».

Прапор.

Звонок телефона. «Подходи на „четыре лавки“, – загадочным тоном без здрасьте говорит Александр Андреевич, – я тут кое-что нашёл интересное, покажу тебе». Прихожу, подсаживаюсь рядом на лавочку, дядя Саша достаёт из сумки несколько не очень больших плодов, похожих на зелёные грецкие орехи, только больше по размеру и формы немного более вытянутой. «Вот, смотри, это я в нашем парке набрал, под деревом. Похоже, это твоё авокадо. Только оно в нашем климате мелкое получается. Тепла, видать, мало ему. Пойдём завтра ещё наберем?» «Это, – говорю, – не знаю, что за плоды, дядь Саш, но точно не авокадо. И я Вас очень прошу, пока я не выясню, что это, не пробуйте это съесть!»

«Эй, Прапор, иди сюда!» – кричит вдруг дядя Саша кому-то. И к нам подходит крепкий коренастый мужчина лет тридцати пяти, одетый в камуфляжную куртку. «Меня Саша зовут, – сразу обращается он ко мне, – хотите услышать мою историю?» Услышать чью-то историю, вы шутите? Да, конечно же, хочу! «Только если Вы хотите, чтобы и я Вас слышал, садитесь справа, – говорит Саша, – потому что на левое ухо я практически глухой, мне его практически совсем оторвало». «Как это так?» – спрашиваю. «Ну, Вы ведь уже слышали только что, что у меня прозвище „Прапор“. Это потому, что у меня звание „старший прапорщик“. Остался на сверхсрочную службу, а тут Чеченская кампания. И попал в самое пекло. Что интересно и смешно даже – попал всего на один день». «И как же это Вам удалось?» – удивляюсь. «А вот так. Едем мы на БТР-е к месту дислокации через один кишлак. Вижу – мальчик в пыли у дороги играет, бьёт лопаткой по какой-то штуке. Оказавшейся при ближайшем рассмотрении противотанковой миной. Я из БТР-а выпрыгиваю, мальчика в охапку – и в сторону. Тут как рванет! Хорошо, что я в бронежилете был. Но, всё равно, меня контузило. Ухо вот почти совсем оторвало. А мальчишке тому, слава Богу, ничего. Меня сразу в госпиталь на операцию. А там, как назло, – студенты какие-то, практиканты. Замучился, пока мне ухо зашивали. Каждую минуту: „Доктор, подождите, дайте нам посмотреть!“, „Доктор, подождите, мы не успели записать!“ У меня уже наркоз отходит, а им всё неймётся. Ох, и наорался я на них тогда матом! Ну а после сразу меня и комиссовали. Вернулся в Москву». «И кем же Вы теперь работаете?» – спрашиваю. «Закройщиком!» – гордо заявляет Прапор. «В ателье одежду кроите?» – удивляюсь. «Да нет же! Закройщиком автомобильных фильтров. Вот уволюсь, и не будет у вас чистого воздуха, весь загрязнят», – смеётся. «Ой, а зачем это вам маньчжурские орехи понадобились? – безо всякой паузы продолжает болтать Прапорщик, – поделки мастерить?» «Маньчжурский орех?» – восклицаем в один голос мы с дядей Сашей. «И что, он съедобный?» – спрашивает Александр Андреевич. «Нет, но из него разные украшения можно делать, у него срезы очень красивые. Если, конечно, Вы его распилить сможете. Он прочный очень, ни одна пила не возьмёт». «Ничего, придумаем, как распилить. Завтра же пойдём и наберём мешок этих орехов, – воодушевился дядя Саша, – мы с тобой, Ленка, бизнес откроем. Будем бусы и другие украшения из этих орехов делать и продавать. И озолотимся. Начнём жить как люди». Интересно, что он под этим «как люди» подразумевал?

Чёрная полоса Фархата.

«Лен! – звонит мне взбудораженный Александр Андреевич, – приходи на „четыре лавки“. Срочно!» Прибегаю. «Лен! Я паспорт нашел!» «Какой такой паспорт?» «Ну какой бывает паспорт? – Документ». «И чей?», – интересуюсь я. «Какого – то не то Фаруха, не то Фархада. Молодой, двадцать четыре года, родился в Ашхабаде, зарегистрирован в Подмосковье. Может, пробьёшь его по интернету?» «Ладно, не вопрос. Небось, где-то в социальных сетях он есть. Напишу, что Вы его паспорт нашли, он с ума сойдет от радости». «Лен, а у него в паспорте три банковские карточки, ты можешь про…» «Стоп! Александр Андреевич, давайте так – я сейчас вот этого, что Вы про кредитки сказали, не слышала. Я знаю, какие у Вас стеснённые обстоятельства, но… это называется воровство!» «Ладно, – сопит дядя Саша, – тем более, у него вряд ли там деньги есть, тут в паспорте расписка лежит, он ремонт делал кому-то и напортачил, так ему штраф теперь выплачивать огромный». Зашла я в социальную сеть и сразу обнаружила этого Фархата. И что же я прочла на его странице? «Мир не приносит ни добра, ни зла сам по себе. Он безразличен к человеку. Всё происходящее вокруг нас – всего лишь отражение наших собственных мыслей, чувств, желаний и поступков. Мир – это большое зеркало». Списались-созвонились мы с этим Фархатом, договорились о встрече. Речь у него правильная, общение интеллигентное. «У меня чёрная полоса какая-то! – говорит, – Паспорт потерял, телефон не ловит, на работе штраф выплачивать огромный!» А я в ответ (как водится, с высоты своего «столетнего» опыта: «Чёрная полоса, молодой человек, это когда твои родные люди умирают один за другим, когда кто-то из близких болен, а ты ничем не можешь помочь, когда ты сам умираешь от неизлечимой болезни, а столько ещё хотел сделать… А твоя так называемая „чёрная полоса“ – это просто мелкие неприятности, о которых и думать не стоит!» А что, не так, что ли?

Изобретая велосипед.

«Алло, Лен, – звонит Александр Андреевич, – ну, мы пойдём собирать маньчжурский орех или как? Сегодня, по слухам, последний тёплый день осени. А то вот помру, а ты так и не узнаешь, где у нас в парке это дерево растёт». «Ну давайте, пойдём, – лениво потягиваюсь, – солнышко светит, погода шепчет, отчего бы не погулять». Приходим в парк, идём по главной аллее, и нас то и дело обгоняют велосипедисты. «Ты знаешь, Ленка, – разглагольствует Александр Андреевич. – а ведь я ещё в тысяча девятьсот семьдесят втором году смастерил свой первый складной велосипед. У нас тогда таких не делали ещё. Я взял основу от детского велика, такого, с надувными колёсами, помнишь?» «Не-а, не помню», – мечтательно отвечаю я, глядя в ясное голубое небо. «Так я к нему не просто колёса от „Камы“ приделал, я ещё ему поршневую переднюю тягу смастерил. Для усиления, чтобы в горку ехать легче было. Понимаешь?» «Не очень, – говорю, – а с горки на какой тяге едут?» «С горки удобнее на задней тяге, а в горку – на передней. Как баржа двигается по реке, знаешь?» «Не-а…» «Если вниз по течению, то буксир прикрепляют сзади, а если вверх, то спереди». «Ну и что? – продолжаю медитировать я, – а по равнине-то как велосипед едет, на какой тяге?» «Лен, а ты вообще знаешь, как велосипед устроен?» «Ну как – рама, два колеса, педали, мы их крутим, два колеса вертятся…» «Лен…, – опешил дядя Саша, – а ты посмотри внимательно, вон женщина на велосипеде мимо нас едет». Смотрю. И тут я, наконец, выхожу из состояния нирваны: «А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Так мы только заднее колесо крутим, оказывается! Вот это да!» «Лен, а ты что, не знала?» «Да, как-то в голову не приходило, не задумывалась! А-ха-ха-ха-ха! А Вы, значит, мои разглагольствования слушали про квантовую механику и многомерное устройство мира, а то, что я как устроен велосипед не знаю, не подозревали? А-ха-ха-ха-ха!» «Лен! – засмеялся тут и дядя Саша, – так я же теперь никакого морального права умирать не имею. Ты ведь, наверняка, ещё множество таких же простых вещей не знаешь! Я же про них тебе обязан поведать!»

Книга – лучший подарок.

Вечер. Звонок. Александр Андреевич: «Лен! Пойдём погуляем!» Идём. Гуляем. «Вот ты, Лен, чего бы хотела на данный момент жизни?» «Я бы хотела, – говорю, – прочесть что-нибудь философское, при этом ещё и жизненное и чтобы, плюс ко всему этому, ещё и научиться чему-то новому». «Ну, ты загнула! Сама-то поняла, что сказала? А я вот пирога с капустой хочу! – смеётся дядя Саша, – Но у меня определённо есть для тебя такая книжка, как ты хочешь». И достаёт из сумки «Кодекс воровской жизни».

Йес, ит из нот.

Когда мой папа не мог понять, что от него хочет мама, он на вопрос: «Ну ты понял меня?» отвечал по-английски (с английским юмором): « Йес, ит из нот, мем!»

«Алло, Лен! – звонит Александр Андреевич, – выйди к „четырем лавкам“, я тебя с прошедшим днём рождения поздравлю, подарочек вручу!»

«Ой, а я по магазинам пошла, совершаю круг по району, но я потом подойду, через полчасика». «А ты какой дорогой будешь возвращаться?» «Через рынок, что у кинотеатра, потом по бульварчику и дворами через общагу, а что?» «Да так, ничего, пройди лучше через детскую площадку, которая у бывшего ателье на углу, так быстрее будет. Через полчаса я буду тебя ждать на «четырёх». Иду предложенным маршрутом, задумалась, смотрю под ноги, вдруг резко останавливаюсь. На подходе к детской площадке по пути моего следования надпись «С днём рождения, Ленка!» Прихожу к «четырем лавкам». Александр Андреевич уже ждёт. Чмок-чмок-чмок – целует в щёки: «Давай свою руку!» Протягиваю, вешает на запястье браслетик из разноцветных камешков. «Вот, с днём рождения! Нравится?» «Да, красивый. Спасибо!» «Тогда теперь ты меня целуй!» «Вот ещё! И вообще – Вы чего такой взбудораженный сегодня?» «По женщинам соскучился!» – признаётся он. «Так я это… не женщина», – выпаливаю вдруг. «А кто же – мужчина, что ли!?» – хмыкает дядя Саша. «Ну, нет, я не то хотела сказать. Я не женщина и не мужчина, просто человек. В нашем с Вами контексте». «А, ну в нашем с тобой контексте и я не мужик и не баба, а просто человек! – смеётся Александр Андреевич, – и живем мы с тобой тогда, Ленка, в стране под названием Америка». «Это ещё почему?» «Да потому, что они у себя деление по половому признаку отменили недавно. И теперь они все «оно». «Да ладно, – говорю, – а как же «мен» и «вумен»?» «Нету менов и вуменов больше, Ленка!» «А кто есть?» «Есть некто под название «ит». «Так ведь это же про неодушевлённые предметы так говорят». «Про них я не знаю, врать не буду, а мы с тобой человеки, количеством две души. Ты, кстати, моё поздравление на асфальте прочла, душа моя? Всё утро сегодня буквы рисовал, умаялся».