По воле чародея
- -
- 100%
- +
– Дурной сон? – услышала она встревоженный голос Данилки.
Разлепив заспанные глаза, Настасья посмотрела на отца. Сидящий впереди, он тоже клевал носом и крика дочки не услышал. Разумный Орлик сам ехал вперёд, точно зная дорогу. Настасья почувствовала, как затёкшую руку жжёт сверкающий солнечный символ. С удивлением она взглянула на запястье.
Телега выехала на развилку. Впереди мелькнуло серое ушастое пятно. Колёса едва не задавили крупного зайца, стремительно перебежавшего путникам дорогу…
В тот миг раздалось тревожное ржание напуганного Орлика и чей-то резкий вскрик. Всё произошло быстро. Из тени деревьев вылетел вороной жеребец со всадником в седле. Конь заржал, вскинулся на дыбы прямо перед Орликом, заставив того неловко попятиться и опрокинуть повозку. Ребята, мешки и мельник повалились навзничь. С преградившего им дорогу коня кубарем слетел его хозяин в плаще. К счастью, путники ничего себе не сломали. Данила первым делом вскочил и принялся успокаивать Орлика. Мелинар побежал к упавшему незнакомцу. Настасья, потирая локоть, с огорчением глядела на лопнувший мешок, из которого высыпалась добрая треть муки.
– Сударь! Сударь, с вами всё в порядке?! – окликнул мельник, перепуганный тем, что несчастный мог убиться.
– Нет, не в порядке, – произнёс тихим, но твёрдым голосом человек в чёрном.
Тяжело дыша, он поднялся на ноги. Первое, что бросилось Настасье в глаза, – яркий изумрудный перстень на руке. От перстня исходил зелёный свет. Странно! Неужто, этот неизвестный владеет колдовской премудростью дворян-чародеев?.. Не могут же у обычного человека камни в кольцах сиять! Настя тотчас одёрнула вышитый рукав рубахи, чтобы скрыть собственный магический символ. Мало ли, ещё заинтересуется.
– Ты, видно, слепой или задумался о своём, раз не увидел, куда едешь! – горько усмехнулся чародей.
Капюшон соскользнул с его головы. Длинные, перехваченные тесёмкой, серебристо-белые волосы рассыпались по плечам. Мужчина не был молод. Настасья дала бы ему лет тридцать, может, чуть больше, однако он был хорошо сложен и красив. Почти красив – кривая улыбка всё портила.
– Вижу, непростой вы человек. – Мельник поклонился дворянину. – Если не ошибаюсь, панских кровей…
– Кака-ая проница-ательность! – протянул тот с явным сарказмом. – Какой ум для обыкновенного кмета, я поражён!
Насмешливый бархатный голос хлестал как плеть. Мелинар пропустил оскорбительные слова мимо ушей. Настя помрачнела, поджала губы.
– Простите меня, пан, – мельник принялся извиняться, отряхивая грязь с плаща господина. – Который год уж езжу по нашему тракту, а никто наперерез мне не встречался! Разве что, чёрная кошка, и то заместо неё сегодня шустро пробежал зайчишка. Не был готов я к такому повороту событий.
– А надо было быть готовым, – процедил волшебник, надменно взирая на мельника, стряхивающего пыль с его дорогих одежд. – Ведь в любой момент может произойти такое, что потом всю жизнь будешь вспоминать да каяться.
Дочь Мелинара не выдержала. Больно было глядеть на рассыпавшийся мешок муки, опрокинутую повозку и напуганного коня, а больнее всего – на униженного отца. Пан ей не понравился. Лишь однажды она встретилась со знатью, и воспоминание об этой встрече до сих пор разрывало сердце.
– Вы сами виноваты! – громко сказала Настя. – И ещё заставляете моего отца падать ниц, извиняться! Если бы не вы, мешок остался бы цел!
Она, конечно, тотчас умолкла, коря себя за несдержанность, но было поздно. Тёмные брови колдуна взлетели на лоб.
– Невелика-а потеря, дорогуша. – Он покачал головой, казалось, поражаясь глупости девчонки.
Лицо его отражало насмешливое удивление. Наверняка с ним ещё ни одна кметка так не разговаривала! Мелинар умоляюще взглянул на дочь, а Данилка сжал руку подруги, но девочку было не остановить. Какая-то таинственная сила принудила её продолжить:
– Наперехват нам устремились! В седле удержаться не смогли, какой же вы пан после этого, коль на лошади даже усидеть не можете?!
В прищуренных зелёных глазах чародея полыхнул злой огонёк.
– У меня верховой конь, а не рабочая лошадь, дорогуша, – говорил он, твёрдо чеканя каждое слово. – Это – во-первых. А во-вторых, твой отец сам не увидел, куда едет, не выспался, видно! Да ещё и вы с мальчишкой. Из-за вас я мог разбиться. Так что, в-третьих, я имею полное право потребовать законное возмещение.
Мелинар вздрогнул, строго поглядел на Настасью. Господин поправил длинную прядь волос, упавшую на глаза, и сказал, обратившись к Мелинару:
– Судя по мешкам муки, ты у нас мельник. Зажиточные вы люди… Ну что ж, теперь плати. Едва меня не убил. Пять золотых, можешь и рублями славенскими, равными сумме золота, коли есть. Твои извинения – и я, так уж и быть, всё забуду.
На лбу растерянного старика выступили капельки пота.
– Но, господин… У нас же… Э-э, у нас нет ничего! Я пока не продал муку. Мы только собирались… – крестьянин запинался и, видя холодное выражение лица пана, немедленно предложил: – Вот, можете взять мешок, два, коль хотите! Зерно, мука!..
– Не старайся. Твоя серая мука мне без надобности, – презрительно бросил колдун, затем притворно вздохнул: – Значит, говоришь, денег совсем нет? Вот ведь незадача…
Пан с наигранным сочувствием поцокал языком, перевёл взгляд на Настю и жестом велел ей приблизиться. Пытаясь выглядеть смело, девочка подошла. Червлёный сарафан скрывал трясущиеся коленки. Настя посмотрела снизу вверх на чародея. Он был гораздо выше и вблизи показался ей не столько красивым, сколько пугающим. Взгляд острых глаз вызвал странный холод по спине.
– Эта дерзкая девчонка – твоя дочь, верно? – тонкие губы пана вновь искривились в ухмылке.
Внимательный взор медленно оценивал девушку с головы до пят. Таким взглядом господа рассматривают на рынке невольных крестьян, принимая решение, стоит ли покупать такой «товар», или он непригоден.
– Да, дочь моя, – коротко ответил Мелинар и сглотнул неприятный комок в горле.
Что задумал этот лиходей?
– Ну, и как нас зовут? – спросил чародей с недоброй улыбкой, приподняв голову Настасьи за подбородок. – Хочется узнать твоё имя, прелестное дитя. Вероятно, ты ни разу не общалась с господами. Или просто не научилась знать своё место.
Настасья покраснела, не смея отвести взгляд от надменных глаз, слушая язвительный смех. И всё-таки взяла себя в руки и на выдохе произнесла:
– Анастасия.
– Довольно возвышенная форма имени для крестьянки, не находишь? Забавная дочь у тебя, сколько ей? – обратился пан к мельнику.
– Пятнадцать, – ответил бледнеющий Мелинар.
У него тряслись руки. Данилка приобнял старика, чтобы хоть немного успокоить.
– Деви-ица на выданье, – произнёс волшебник и наконец убрал руку с подбородка Насти. – Хм, стало быть, ещё годик и замуж пойдёт. Да, только кто возьмёт её, такую дерзкую, мельник? Хорошенькая на личико, но-о… не красавица. Худющая, как тростинка, и сарафан мукой испачкала. Замарашка.
Пан негромко посмеялся, выдёргивая сено из золотых волос девочки. Недолго молчал, а затем преспокойно предложил:
– Ну коли ситуация такая выходит, может, дочуркой откупишься, м?.. В моём поместье как раз такой девчонки не хватает! Всю жизнь ведь искал, недоедал, недосыпал!
Он странно рассмеялся собственным шуткам.
Девочка дёрнулась, будто птица, которой выстрелом пробили крыло. Нет… Только не это! К счастью, Мелинар растерял былую робость и заслонил собой дочь, оказавшись между ней и паном. Данилка, подобно настоящему защитнику, занял место рядом с ним, засучив рукава.
– Не переходите границы, господин, вы не на своих землях. Мы – люди вольные.
Пан нехорошо сощурился, разглядывая свой перстень.
– Я получаю то, что хочу, мельник.
– Но не живого же человека! – возразил Мелинар. – Настя – моя дочь. А деньги я заплачу, как только продам часть муки. Вы встретите меня на базаре в Славенске, я буду там три дня. Прямо на Красных Рядах.
Колдун хмыкнул. Этого кмета ещё и искать надо по городу? Нет уж, избавьте!.. В лице пана вдруг что-то переменилось, когда он глянул на мальчишку, испуганно обнимающего Настасью, но старающегося казаться храбрецом. Дети. Они всего лишь дети.
– Ладно, чёрт с вами, совсем ведь с голоду подохнете… Но – помните: второго шанса не дам. И я очень надеюсь, что твоя серая мука и червивое пшено придётся по нраву таким же оборванцам, как ты и твоя замарашка.
На этот раз Настасья молча снесла оскорбление.
– Пусть извинится и руку поцелует, – велел маг. – Тогда всё забуду.
Не хотелось этого делать, но строгий взор отца заставил. Мелинар лихорадочно молился про себя, чтобы ни дочь, ни он сам не сделали ничего лишнего. Кто знает, что еще задумает на беду повстречавшийся им путник?.. Настя поклонилась, сухо попросила прощения и поцеловала тыльную сторону ладони пана.
– Не советую больше попадаться мне на пути, милая. Дерзостей в собственный адрес я не терплю, тем более от таких замухрышек, как ты, – чародей шутливо ущипнул девочку за нос и подмигнул.
Настасья в страхе прижалась к отцу – своей единственной защите. Слова пана неприятно кольнули душу, царапнули несильно, но ощутимо. Человек в чёрном вскочил на коня.
– Как вас зовут, сударь? – спросил Мелинар.
Волшебник придержал жеребца, обернулся и, не снимая с лица насмешливой маски, ответил:
– Властош. Меня зовут Властош Вишнецкий. Удачной тебе дороги и продажи, мельник!
После сказанного он скрылся в чаще леса. Пан пожелал удачи, видимо, настолько от чистого сердца, что вскоре у повозки отвалилось колесо, в которое странным образом попала палка.
– М-да, всё потому, что мы чёрную кошку по дороге не встретили, – раздался вздох Данилки, нарушивший тревожное молчание.
Настя между тем крепко прижалась к отцу. Ей стало страшно. Страшно впервые за все года, с того момента, как погибла мать.
* * *Ехавший в столицу господин был мрачнее тучи. Настроение дочка мельника подпортила весьма искусно. Нервы тратить он не захотел, потому и решил, грубо говоря, плюнуть на всё произошедшее. Однако если бы пан Властош Вишнецкий успел заметить на шее девочки кулон, скрываемый рубашкой, или солнечный символ, то он бы её никуда не отпустил.
На ярмарке
В смуглых чертах цыгана было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное: человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле – виселица.
Н. В. Гоголь«Сорочинская ярмарка»К открытию ярмарки они опоздали, большую часть времени провозившись со сломанным колесом. Дорога, которую Мелинар знал вдоль и поперёк, показалась абсолютно другой: мельник заплутал! То ли от растерянности свернули не на ту тропинку, то ли взаправду действовало колдовство озлобленного чародея. Несмотря на преграды, хвала Единому, до места к полудню они всё-таки добрались.
Славенск – столица Славении, страны, к счастью, сохранившей старые названия и прежний уклад жизни, Судя по последней переписи населения, Славенск считался самым многонаселенным городом. Со всех его окраин виднелся замок правителя – каменная громада, воздвигнутая на месте бывшего расписного княжеского терема. Стараниями нового государя любые упоминания о княжеской семье, о прошлой власти и прошлых законах потихоньку уходили в забвение. Угасание их продолжалось уже десять лет, но окончательно задуть пламя памяти так никому и не удалось.
Город окружала крепостная стена. При въезде странников приветствовали выстроившиеся в ряд шибеницы[1] с висевшими на них телами. Жуткое зрелище сразу давало понять, как в столице поступают с карманниками, ворами да изменниками. Настасья старалась туда не смотреть. Девчушка знала, что в петлю порой попадают и невиновные люди. Впрочем, кто бы стал разбираться? Зато показательно: страх внушает. Великая заслуга всеми обожаемого монарха. Проезжая по вымощенной булыжником дороге, Мелинар и юные его пташки направлялась в центр, на ярмарку, уже раскинувшую праздничные шатры.
Перед въездом на пёстрые улицы в стороне от базара располагалась особая часть – место, где по выходным дням встречались богатые помещики. Чаще всего для того, чтобы оформить по договору куплю-продажу закрепощённых людей. Обширные невольничьи рынки по просьбам народа в столице запретили, зато такую «радость», как разрешение торговать людьми в отведённых местах для высшего сословия решили оставить.
У чародеев тоже имелась собственная Шляхта, нечто вроде ордена, но Настя подобным не интересовалась и углубляться в изучение системы дворянской знати не собиралась. Проезжая мимо, она непроизвольно кинула взгляд на торгующих. Помещик распинался перед лысеющим графом в мундире, предлагая ему поочерёдно невольных девушек. Те обречённо ждали решения, склонив головы. Подле одной из женщин стоял её маленький сын. Граф осматривал каждую с холодным расчётом, заглядывал в лица, с удовольствием ощупывал прелести и заставлял открывать рот, чтобы проверить зубы. «Живых людей выбирает, будто кобылу» – успела подумать Настасья и нахмурилась.
Сам граф, низенького роста, похожий чем-то на индюка, которого и в суп-то добавить было бы противно, решил скостить цену: яростно начал расписывать все недостатки товара помещику. Спектакль продолжался недолго. Договорились. Граф указал на последнюю в строю молодую женщину с сыном. И охрана дворянина, его солдаты, тут же отцепили крестьянку от её чада.
– Нет! Нет, нет! Ради Бога! Милости вашей прошу! Он же мой сын! – надрывала горло мать, силясь вырваться из грубых рук.
Шум рынка и праздничная музыка, льющаяся с главной площади, заглушали истошные крики и плач ребёнка.
Настасья ощутила, как внутри всё похолодело.
– Всыпь-ка ей хорошенько, чтоб заткнулась! – услышала Настя голос графа.
Один из людей помещика вскинул руку с плетью. Настасья, ехавшая в повозке, содрогнулась. Успела увидеть, как лён белоснежной рубахи на спине крестьянки окрасился кровью. Сын не смог подбежать к матери, путь ему преградили да для острастки замахнулись кнутом. Довольный продажей помещик получил мешочек серебра.
– Насть, не гляди туда, – глухо сказал сидящий на козлах мельник.
Настасья отвернулась, уткнувшись в плечико Данилушки. В носу неприятно щипало, глаза против воли сделались мокрыми.
– И вообще, держись рядом со мной, – посоветовал отец. – Тот человек, которого ты только что видела, – не кто иной как сам королевский канцлер Лихслав Вольцейховски. – Мелинар пробурчал что-то вроде того, как тяжело произносить эту мудрёную фамилию, больше напоминавшую фамилии западной Славении, и добавил: – Советник государев. Лучше не попадаться ему на глаза, не то совсем торговать запретит.
Задумавшись, девочка вскоре успокоила кипящие в душе чувства, страшное место осталось далеко. Настя, Мелинар и Данилка очутились в самой весёлой части базара: на торговой ярмарочной площади с белокаменным фонтаном в центре.
На улице стоял невообразимый гомон. Люди продавали, кричали, расхваливая свой товар, предлагали, торговались. Дети тащили за руки матерей, прося купить им пряников или леденцов; гуляющие компаниями мужичины, решившие отметить Медовый праздник, устремлялись в ближайший шинок пропить последние деньги; по рынку разливалась задорная музыка скрипок бродячих артистов.
– Свежие булочки! Лучшая в Славенске выпечка! Подходи, покупай! – нараспев кричали пекари.
В нос ударил запах горячих сладких булочек, начинённых малиной, маком и яблоком.
– Горшки глиняные, расписные! – вторили другие продавцы.
В многоцветье Настя умудрилась разглядеть на прилавках глиняную посуду, разукрашенную необыкновенными орнаментами. Старичок рядышком продавал поделки для детей:
– Игрушки деревянные, покупай, порадуй чадо потехой! – В его руках затрещал шаркунок – погремушка из бересты для самых маленьких.
Дети толпились у лавки, пока он показывал их родичам куклы, трещотки и прочие побрякушки.
Телега ехала дальше. Посуда сменилась более дорогим товаром. Засияли речные жемчужины в тяжёлых ларцах, заискрились самоцветы, добытые крепостными рудокопами. Блестящие глаза Настасьи и Данилушки отражали восторг людей.
– Бусы! Ожерелья! Жемчуга скатные!
– Да вы поглядите, сударыня, сюда! Сюда! Шелка заморские! Под цвет ваших дивных глаз! Как раз, на платье пойдёт!
Заструился разноцветный шёлк, тронула чудесную ткань хрупкими ручками какая-то панночка. Настасья погрустнела. Так хотелось тоже протянуть к шёлку пальцы, пощупать, насладиться, но желание это сменилось другим, благодаря сильному сладкому запаху.
– Рахат лукум, пахлава, пряности с жаркого востока, что далеко-далеко за Кровяными горами!
Данила, выглядывая из повозки, облизнулся. Запах пряных сладостей перебил необычный горьковатый приятный аромат.
– Зёрна кофейные, привезённые с Шаньи! – певуче голосил загорелый торговец. – Три моря было переплыть нелегко, чтобы диво такое достать! Диковинка дорогая, но стоит того, поверьте, сей напиток вы не забудете!
– Да горькое, як полынь твоё кофе басурманское! – плюнул ему в ответ проходящий мимо мужик, пряча за пазуху кошель с последними гривнами, которые, видно, отложил на покупку горилки.
Настя проследила за ним и усмехнулась: действительно, несчастный направлялся прямиком к трактиру.
Продавали на базаре и цветы. Пёстрыми пятнами сияли разноцветные букеты. Запах роз, лилий и фиалок дурманил голову похлеще хмеля. От изобилия красок, запахов и вида всевозможных диковин у Насти с Данилкой разбежались глаза. Денег бы на всё это, да дорого, ну хоть на булочку хватает, – уже счастье.
«Ничего, – думала Настя, – стоит лишь подождать, когда отец продаст муку и можно будет спокойно повеселиться. Он от своей щедрой руки, как обычно, даст на сладости».
В Славенск съехались представители разных ремёсел. Люди, самые разные по возрастам и характерам, лучшие мастера своего дела толпились сейчас в торговых рядах столицы. Среди столов-прилавков пустовало лишь одно место: телега Мелинара туда и стремилась проехать.
На ярмарочной площади мельника встречал городской друг – старый резчик по дереву. Как всегда, он выглядел обаятельно: высокая, чуть сутулая худая фигура, выразительное гладко выбритое лицо, такое доброе, простое, с мягкими чертами. Его припорошенные сединой волосы завивались на концах в разные стороны, как стружка, а на тонких губах играла приветливая улыбка. Его звали Любором. Старый друг в круглых очках, опрятной рубахе и плаще в заплатках стоял около пустующего стола. Улыбка при виде него сразу озарила лицо Настасьи, и плохие воспоминания на какое-то время исчезли из мыслей.
– Привет, любезный мой друг! Да благословит дни твои Единый! – Дядя Любор пританцовывал на месте, отстукивая ритм деревянными башмаками, затем отсалютовал чёрной конусообразной шапкой.
Закадычные друзья с хохотом обнялись, поздравили друг друга с Медовым праздником.
Мелинар, опуская подробности, пересказал причину их опоздания. Любор не успел ничего сказать в ответ, – на него тотчас накинулись с объятиями.
– Как же ты подросла, Настёнка, девица красная, ненаглядная! Невеста уже! – резчик крепко обнял девочку, поцеловал в щёку, а Даниле, взяв его на руки, вручил петушка на палочке.
– Вижу, ты и соседского сорванца с собой взял, – шутливо заметил старик, глазея на мальчонку поверх круглых очков.
– Да, пущай помогает, небольшие денежки хоть получит от меня, опосля в семью принесёт. Мать его в последнее время хворь одолела, а лекари сейчас дерут очень дорого, сам знаешь.
Любор понимающе закивал. Погладил мальчишку по голове, пожелал матушке Лисавете, одинокой вдове, скорейшего выздоровления. После вежливо попросил отнести ему через какое-то время в дом мешок муки, а к концу ярмарочного дня пригласил всех в гости, зная, что ночевать в гостинице добрым деревенским друзьям будет не по карману.
– Конечно-конечно, – отвечал Мелинар. – Настя моя тебе всё отнесёт. Иди пока домой, ожидай нас.
– Вот ещё! – поразился резчик искренне. – Сто лет тебя не видел, и ты сразу меня выгоняешь! Э-э, нет, братец мельник, так дела не делаются, давай сюды, помогу!
Оба занялись мешками с мукой и свежими, пусть уже и не горячими, но очень вкусными булочками, завёрнутыми в ткань. Мелкие норовили помочь, но старики почему-то отмахивались, говоря, что пока помощи не требуется.
В один момент старый резчик потянулся к последнему мешку и вдруг застыл в полусогнутом положении. Рот его раскрылся в немом крике.
– Эх ты ж, спички-ящички, хвороба проклятая, – прошипел он, боясь встать прямо.
Спохватившись, Настасья подошла и по наитию коснулась его ноющей поясницы. Боль исчезла. Любор со вздохом разогнул спину. Настя в очередной раз не обратила особого внимания на собственное чудо, а вот резчик шепнул её отцу:
– Девчушка твоя ворожит, исцеляет лучше любого доктора…
Настасья услышала. Встрепенулась, словно её в который раз обозвали ведьмой, но промолчала и огляделась по сторонам. Казалось, никому не было дела до её чудес: вокруг продолжалась торговля, звучала музыка, звенели радостные голоса.
– Иди-ка домой, отдохни, – повторил Мелинар другу.
Тот вздохнул, но послушался.
Мелинар взялся за торговлю. Столица – не деревня, прибыль совсем иную может принести, главное – уметь правильно показать товар. Дочь и соседский мальчишка охотно помогали мельнику, зазывали покупателей, и в какой-то момент Мелинар спровадил Настю отнести мешок муки Любору.
Дом резчика находился далеко от базара, почти на самой окраине. Девочка помнила дорогу. Она шла с закинутым на плечо небольшим мешком муки.
Ей было не привыкать. По пути Настя повстречала незадачливого жениха, осматривающего коня какого-то прохожего для будущей подковки. Захарий назвал цену, договорился о времени и, не раздумывая, едва освободился, бросился следом за «невестой».
Настасье пришлось остановиться, из вежливости спросить, как его обожжённая рука.
– Уже почти не болит, Настенька. Тебе помочь мешок донести?
– Не надо, сама справлюсь
– Ты мене пробач, будь ласка, за вчерашнее… ну, шо я тя ведьмой обозвал, – стушевался кузнец, заговорил на привычном южном наречии.
Поднять взгляда на неё он не отважился.
– Я не в обиде, Захарий.
Коваль вновь неуверенно заулыбался, надежда засияла в его глазах.
– Ох, правда? Замечательно!.. Ну так это… раз усё добре, может быть, мы… Ну-у…
– О том не мечтай! – отрезала Анастасия, вздёрнула голову, подняла мешок и пошла дальше.
– Но… н-но л-лучше меня ты не найдёшь, дурёха! – отчаянно бросил ей вслед Захарий.
Чем твёрже девчонка ему отказывала, тем тоскливее становилось на душе и вместе с тем сильнее хотелось завоевать Настю.
В ответ дочь мельника звонко рассмеялась:
– Не сидеть мне в узах брачных, узах темничных, не томиться мне в клети! Не желаю!
Девчушка пошла вперёд, глядя лишь себе под ноги и напевая задорную песню про девицу, которая отказывала женихам, а потом по-настоящему влюбилась в бедняка. Настоящий царевич скрывался под личиной бродяги. И любовь в песне была взаимной. Сказочный красивый сюжет. В жизни было всё по-другому.
Настя ускорила шаг и совсем уже не видела, куда идёт. Вероятно, она бы дошла до дома резчика без злоключений, если бы в один момент госпожа Судьба не повернула своё магическое колесо.
Всё произошло в один миг. Девчонка ткнулась лбом в грудь выросшего будто из-под земли прохожего. На дорогу рухнули оба. Мешок муки вылетел из тонких рук и выбелил чёрные одежды господина. Сначала прогремела брань, а после удивлённо-злое:
– Опять – ты?!
К своему ужасу Настасья узнала голос. Потирая лоб, уставилась на мужчину и ахнула. Перед ней стоял тот самый колдун – кандидат на звание худшего человека в мире! Трудно представить и описать, какой страх овладел Настей, глядящей широко раскрытыми глазами на выбеленного мукой чародея.
– Простите… – Настя выдавила слово с трудом, будто говорила о чём-то запретном.
Пан Вишнецкий потрепал по гриве вороного, гарцующего рядом, и перевёл свирепый взгляд на девочку.
– «Простите»? – Он с трудом скрыл гнев за удивлённой насмешкой. – Ты извинениями желаешь откупиться? Как забавно! О, посмотри, что ты наделала, дрянная девчонка!
Маг указал на себя. Настя оценивающе оглядела невезучего помещика с головы до ног. О возврате денег за мешок можно и не мечтать. Девушка осмотрелась по сторонам, в душе надеясь, что сейчас подойдёт кто-то из знакомых и защитит её от этого чёрта. Но проходящие мимо люди были ей незнакомы. Зато они тихонько посмеивались над ней, а дети, бегущие на ярмарку, показывали на перепачканного мукой сударя пальцами.
Властош старался их не замечать. Всё его внимание приковала Настасья.
– Я не виновата, сударь. Вы же могли меня обойти, – произнесла она тихо, но твёрдо.