По воле чародея

И спустя мгновение, бес за язык дёрнул обронить:

– На что только глаза вам Бог даровал? Что в первый раз не заметили, что во второй…

Она побоялась посмотреть на пана, представив его лицо. Хотелось высказать ему многое, но было нельзя: он из высшего сословия, а кто она? Крестьянка. Кметка, как говорят эти западные славенские шляхтичи. Благо, хоть вольная.

«Беги отсюда, дурёха, пока не поздно!» – кричал внутренний голос.

Настя резво потянулась к мешку муки.

– Ещё раз простите меня, я спешу, сударь, – быстро пробормотала она, но сильная рука намертво вцепилась в локоть.

– Стоять!

Сердце девочки упало. Взгляд пана пригвоздил её к месту и заставил встать смирно.

– Вижу, шутить любишь, – волшебник улыбнулся той самой улыбкой, какой улыбается палач осуждённому на смерть. – Может, и мне пошутить, милая?

Вишнецкий, не отпуская локоть, провёл пальцами по золотым кудрям. От его прикосновения Настасью передёрнуло. Хотелось верить, что колдуны не умеют читать мысли.

– Кажется, я говорил, что второго шанса не даю, или запамятовала? Ты едва меня не убила утром. Мой Даман захромал из-за тебя, – Властош кивнул на коня. – А теперь ты сталкиваешься со мной, дерзишь и пачкаешь своей поганой мукой мой любимый плащ. Такой хороший праздничный день мне испортила. Причём – дважды.

Настасья смекнула, что не зря пан перечисляет все неприятные происшествия, клонит к чему-то.

– Сто славенских рублей, и мы в расчёте, замухрышка.

Нехорошее чувство не подвело.

– У меня… У меня нет денег, – голос Насти померк, не осталось намёка на былую дерзость.

Чародей театрально развёл руками:

– Что за люди пошли, а-а! Кого ни спросишь, так ни у кого нет денег! Все прямо – сплошные голодранцы! Милостыню впору просить!

Анастасия не сдержалась.

– Вам, видно, такая жизнь незнакома. По себе привыкли мерить. Хорошо живёте, небось, что такие слова говорите! Жируете, на чужом горе счастье своё строите. А так с живыми людьми нельзя, они ведь слабее вас!

Властошу ждать, и уж тем паче выслушивать речи крестьянской девки, не захотелось.

– Ты меня, главу Шляхты, учить собралась? Не слишком ли много обязанностей на себя берёшь, а, мельникова дочка? Полно лясы со мной точить! Папаша твой где? Говори.

– Вас это не касается! – заявила Настасья, вырвавшись.

Она опустилась на колени и подвязала приоткрывшийся мешок. Хоть что-то осталось в нём, хвала Единому.

Властош не выдержал и, вновь схватив Настю за локоть, поднял на ноги.

– Я узнаю в любом случае и деньги свои получу, а коль нечем отдавать будет, то… – маг не договорил.

Взор его остановился на запястье Настасьи, где был заметен необычный знак в виде крохотного солнца. Властош с силой сдавил её руку, внимательно рассматривая колдовской символ.

– Откуда у тебя это начертание? – голос чародея вдруг сделался тихим, глаза расширились от изумления.

Насте пришлось ответить честно.

– С рождения он у меня, а как появился не знаю. Прошу вас, отпустите, мне больно!

И пан отпустил. Затем странно улыбнулся.

– Мы ещё встретимся… Анастасия.

– Я так не думаю, пан.

– Я прекрасно вижу, что думать ты не умеешь, однако, чему быть, того не миновать. – Вишнецкий закивал, задумчиво разглядывая девчонку, казалось, мысленно он словно что-то рассчитывал. – Так и быть, дам батюшке твоему отсрочку, скажем, дней на семь. Идёт?

– Мы вам ничего не должны.

– Конечно же, должны. А долг – святое. Радуйся и благодари меня за доброту. А то могу и заколдовать кое-кого, я ведь на это способен. Знаешь, как неприятно, когда тебя превращают в жабу? Или, скажем, в дерево… – Маг тронул пальцами левой руки свой изумрудный перстень. – Да-а, превращу тебя, пожалуй, в яблоньку, ежели твой отец не заплатит. Будешь у меня около усадьбы стоять, такое молодое, красивое деревце. А главное – молчаливое.

Ладони Настасьи вспотели. Сияющее кольцо чародея ей не нравилось. А вдруг, правда, заколдует?.. На какие забавы способны настоящие чёрные маги, она помнила хорошо, и всё же чаяла, что не все так безумны.

Властош негромко засмеялся, довольный тем, что сумел напугать дерзкую кметку.

– Где ты живёшь, дочь мельника? – полюбопытствовал он.

– Там, где свобода, – кратко ответила та, желая поскорее уйти.

– Ну что же, я понял. Я найду и тебя, душа моя, и твоего отца. И деньги вы мне вернёте. Я не отступлюсь от своего. Так и передай – привет от пана Вишнецкого. И да… возможно, я предложу тебе ещё кое-что, только не спеши отказываться сразу, Анастасия. Поговорим об этом в твоём доме. Когда бы мне тебя навестить…

– После дождичка в четверг, пан чародей! – Настя зло зыркнула, давая понять, что разговор закончен, и подняла на плечо полупустой мешок.

Властош больше не стал расспрашивать.

– Ну как скажешь. После дождичка, так после дождичка. Да и четверг у нас каждую седмицу, – вместо привычной угрозы, колдун подмигнул Настасье вроде и весело, но в тоже время жутковато.

Он будто воспринял выражение всерьёз! Настя нахмурилась. Странное ощущение кольнуло сердце.

– Прощайте, пан, – молвила она, и устремилась вперёд.

– Скорее – до свидания, замарашка!

Чародей насмешливо помахал ей вслед, с недовольным видом посмотрел на выбеленные мукой одежды. Когда девчонка почти скрылась за поворотом, Властош прошептал что-то, глядя ей под ноги. Настя споткнулась. Упала, высыпав оставшуюся муку прямо на человека, выходившего из трактира – того самого, что на ярмарке оскорбил продавца кофейных зёрен. На руках он нёс бутылку горилки, осторожно баюкая её точно новорожденное дитя. И столкновение с девочкой, умудрившейся разбить его сокровище, сподвигло пропойцу разораться на всю улицу.

– Ты шо, слепая?! Где твои зенки, негодница?! – орал он хриплым голосом на сжавшуюся Настю, а потом опустился на колени и, чуть не плача, собирал дрожащими руками осколки. – Це ж була последняя! На последние грошики куплена-а-а… Мерзавка! Шоб тя черти уволокли! В Огненном Царстве шоб кочергами по башке лупили да припекали! Тварь подколодная! Откуда ноги растут?!

Властош, издали смотрящий на происходящее, блаженно улыбался.

– Вот и я думаю, откуда? – Он пожал плечами, поглаживая по лоснящейся гриве вороного. – Ну что, Даманушка, пошли? Подковать тебя надобно, а то из-за этой неумёхи ты у меня совсем захромал.

Сняв побелённый плащ, но не переставая злорадно скалиться, волшебник отправился к кузнице, ведя за собой коня. Ещё долго до его уха доносилась непристойная брань в адрес дочки мельника.

* * *

Часы на городской башне пробили полдень. Слышался колокольный звон от ближайшего храма. Славенский люд продолжал веселиться. Ярмарка к тому времени заиграла более пёстрыми, жизнерадостными красками. На улицы высыпали скоморохи, бродячие артисты, укротители со зверями и владельцы переносных кукольных театров. Дети бегали, продираясь через толпы взрослых, как угорелые. Крестьянским ребятишкам было потешно видеть, как на площади под музыку танцует настоящий медвежонок. Некоторые устремлялись посмотреть представление кукольников. Те, кому повезло оказаться на базаре с мешочком медных гривен, а то и с несколькими серебряными рублями в кулачке, бежали скупать всевозможные сладости: яблоки в карамели, леденцы, баранки. Заморские яства закупала знать.

… Властош шёл против разноцветной толпы одиноким чёрным пятном. За ним следовал его хромающий конь. Ярмарочное веселье пану не доставляло удовольствия. Танцующий под дудочку медведь вызывал неприятные воспоминания; звон колокола на башне храма возвещал о святом празднике, который язычникам-чародеям отмечать не полагалось. Вишнецкого, однако, заботило другое. Погружённый в думы, он вспоминал её. Несносная девчонка! «У неё символ Солнца, древнего бога Сварга. Неужто та самая?» – думал чародей, шагая по лабиринту торговых рядов.

И там, и тут, со всех сторон кричали ему вслед весёлые голоса, предлагая свой товар, в нос били резкие сладкие запахи, мелодия жалеек и скрипок сейчас казалась невыносимой. Проходя мимо прилавка с пряниками и леденцами, шляхтич остановился, вспомнив, что чуть было не забыл купить подарок.

– Добро пожаловать, почтенный сударь! С праздником вас, почтенный сударь! Да осенит Звездою Медовой сердце ваше Единый Творец! – лучезарно улыбнулся пузатый торговец, и Вишнецкий помрачнел ещё сильнее. – Выбирайте! Сласти разные, дюже вкусные!

– Сколько? – холодно спросил пан, указав на леденец в виде петушка.

– Рубль. Всего один рубль! Вы для детишек своих, сударь?

«Для одной шестилетней крестьянки, – мысленно, с горечью усмехнулся Властош. – Хоть почует вкус праздника маленькая Заринка».

Вслух он сказал лишь:

– Один дай.

После оплаты торговец спрятал леденец в свёрток и подал его пану.

– Скажи мне, любезный, а где здесь кузница? – спросил Властош, пряча гостинец в суму. – Жеребца моего надо подковать.

– Ой, так это ж недалеко! Как раз из деревни, из Полесовки, с юга приехал статный кузнец, мастер! У хлопчика не руки – золото!

После пояснения, как найти кузницу, пан продолжил путь, не обращая внимания на суетящихся вокруг людей. В голове вертелось только одно имя. Настасья.

* * *

– Так ты говоришь, девчонка магией владеет? – осторожно переспрашивал Вишнецкий кузнеца, пока тот менял подковы его захромавшего коня.

В кузнице было так жарко, что Властошу пришлось слегка расшнуровать чёрную тунику на груди. Чародей устроился напротив распахнутого окошка. Не ожидал он, что первый попавшийся кузнец окажется несостоявшимся женихом его проблемы. Верно говорят, нет на свете случайностей!

– Ну-у, как магией… – сквозь зубы говорил Захарий, тщательно вычищая копыто вороного жеребца. – Чудеса разные, бывает, происходят в нашей деревеньке из-за неё. Казала, лет с десяти у неё это началось. Исцеляет, поломанные вещи может починить, да и словцом по-настоящему задеть. Мне вон вчера руки ожгла колдовством своим… Во, глядите! Как бы то ни было, усё одно нашу Настьку ведьмой кличут! Не зря ведь кажут, дескать мельники все связаны с нечистой силой, Единый убереги! – протараторил кузнец и быстро осенил себя звёздным знамением.

– Ну, ковалей народ тоже к колдунам причисляет, – заметил Властош.

– Помилуйте, сударь!

Вишнецкий рассмеялся:

– Милую. И прекрасно тебя понимаю, парубок. Девчонка на редкость противная.

– Ну-у, не противная она, пан, хорошенькая, гарненькая дивчина, как кажут у нас, просто с характером. И замуж за меня не хочет! Эх, от своего счастья ведь отказывается!

Властош смотрел в окно на пробегающих мимо детей, шумную пёструю толпу, сметающую всё на своём пути. В задумчивости он водил пальцем по губам. Пока коваль рассказывал, не прекращая работы над копытами Дамана, чародей старался уловить про Настю каждое слово. Он радовался, что ему удалось разговорить кузнеца. За несколько серебрушек кого хочешь можно вывести на беседу! А вот стремление кузнеца поскорее жениться на мельниковой дочке пана не волновало.

– Так ты, что, в жёны её взять хочешь? – с наигранным недоумением вопросил волшебник.

Захарий в это время делал подкову. Удары молота о металл отдавались звоном по всей кузнице, чародей даже поморщился от головной боли. Он терпеть не мог такого шума. Даже в селе его закрепощённых кузня находилась на самой окраине, чтобы до усадьбы не долетали оглушительные звуки. Расслышав вопрос господина, кузнец закивал:

– Больше всего на свете желаю! Я столько ей наговорил! Всё бы отдал, пан, гарная же дивчина! Волосы будто пшеница спелая, а очи! Ах, очи, аки васильки в летнем поле.

– Она слишком худая, Захарушка…

– Плевать, откормлю! Магия, видать, истощает, работает-то девка много. А замуж за меня не хочет. Дура дурой!

– Согласен.

– И тятя, главное, повлиять на дочку не может!

– Ну папашу мы с тобой убедим, – Вишнецкий хитро улыбнулся, поднялся с табурета.

Светлые глаза Захария на измазанном смуглом лице блеснули надеждой.

– А вам-то какая выгода?

– Денег мне мельник должен, сумма немалая. Я добьюсь того, чтобы деньги он мне не вернул. Взамен получу его имущество, а вместе с ним и дочку.

Кузнец продолжал работать, навострив уши. Властош же искренне ликовал.

– Мельница и всё остальное достанется мне, а дочку, так и быть, я подарю тебе, хлопец. Больно хорошо копыто вычистил. А за такую работу нельзя не отблагодарить. Настенька полюбит тебя, я использую тайные силы для этого.

Захарий отошел от наковальни и, серьёзно глядя помещику в лицо, прошептал:

– Так вы чародей?..

– Волховская Шляхта. Дворянская магическая знать, – кивнул, осклабившись пан. – Будем знакомы, кузнец.

Захарий покачал головой, точно размышляя, а стоит ли применить ворожбу и получить Настю таким нечестным способом? Искушение победило.

– Что от меня требуется сделать, пан Вишнецкий?

– Сущие пустяки! Проводишь меня в следующий четверг до вашей деревеньки. Далековато ехать, ни разу там не бывал. А сейчас расскажи о своей невесте всё, что знаешь, в особенности про её дар.

– Зачем же вам знать про магию, сударь, коль не ваша она невеста будет?

Лицо пана просияло печальной, жалостливой улыбкой, хотя руки были готовы вцепиться в горло кузнецу.

– С ведьмой жить трудно, Захарушка, а я чародей опытный, чем больше узнаю, тем больше вероятность, что смогу извлечь её дар из души. Думаю, боги по ошибке такой талант ей даровали. Магия— своего рода наука, и она дана не всем. Кметке уж точно не следует ею пользоваться. В наше время деревенские не жалуют волшебников, если только у тех нет добротного откупа. Ты ведь не хочешь, чтобы на вас показывали пальцами? Проклинали невесту за любую сдохшую курицу, а потом дом подожгли, думая, что жинка твоя порчу наводит?

– Ясень пень, не хочу!

Захарий счёл доводы мага убедительными и вскоре, доверившись, принялся рассказывать всё, что только знал о Настасье, её отце и друге, соседском мальчишке Данилке.

* * *

Первый раз в жизни не спорилась сегодня торговля у мельника

Люди обходили стороной его прилавок, чурались, словно прокажённого, а кто и подходил, тот оскорблял товар.

– Эка, мельник, у тебя мука серая! Из неё и пирожков хороших не напечь! – ворчливо говорила старуха, размахивая клюкой и переходила к прилавку, на котором грудами лежали свежие овощи.

На ярмарке стоял гомон голосов, разливалась музыка, слышался ароматный запах выпечки. Славенцы с охотой покупали товары у всех, кроме мельника. На какой-то миг ему показалось, что весь мир ополчился против него. И главное, за что?

– Ох, Мелинар, сколько лет тебя знаю, а ни разу не видел, шоб у тебя черви в мешке пшена водились! Шо ж ты не уследил, а-а, – покачал головой пузатый пивовар и ушёл.

К Мелинару подошла невольная светловолосая девушка закупить зерна на кухню. Увидав склизких тварей в пшене, заверещала и отпрянула.

– Личинки у тебя в крупах! Я не могу такое покупать! Вот что ты мне, окаянный, прикажешь теперь моему пану говорить? Он же лютый, хрыч старый, засечёт!

Мелинар ничего не успел ответить несчастной крестьянке, она лихорадочно бросилась искать зерно у других торговцев. Про червей и личинок повторили ещё несколько покупателей да пригрозили хорошенько, чтобы такое не повторялось. На глазах Мелинара выступили слёзы. Он глядел на свой абсолютно чистый товар и недоумевал.

– Да где, люди добрые?! – вознегодовал мельник в один момент. – Где вы тут их видите? Какие черви? Сколько лет уж сюда прихожу, никто не жаловался, у меня самое лучшее зерно и мука… Я не пони… А-а-а! – тут до него дошло. – Это всё тот чародей! Пан… Пан Ва… Леший его побери, имя запамятовал! Но это он, он, лиходей проклятущий! Бесопоклонник! Тот чародей!

Толпа, собравшаяся вокруг прилавка, хохотала. Многие крутили пальцем у виска.

– Это происки колдуна, мстит, видать, поверьте! – продолжал восклицать мельник, всё больше привлекая к себе внимание. Какая-то старушонка, тоже приехавшая с Полесовки, злобно плюнула:

– Чем на добрых панов наговаривать да сказки всякие про ворожбу сочинять, лучше б своей семейкой занялся! Может, сам чего недоброе задумал, а? С дочерью твоей обручаться никто не желает! Прокажённая! Самая настоящая ведьма!

Слова карги поддержали улюлюканьем и гомоном:

– Ведьма! Ведьма!

– И отец никудышный! Глупец, проворонивший жену!

Хохот и оскорбления продолжались. Мелинар больше не мог выдержать, закрыл лицо руками слёзы обожгли сухие ладони. Из пелены отчаяния его вырвал грозный голос королевского солдата. Он ухватил мельника за локоть:

– Ты смотри, шельмец, шутить вздумал! За рубли драгоценные мешки с личинками продаёшь, да прямо на главной площади! Или ослеп?! Проверить товар не додумался?

Солдат пренебрежительно покосился на мешки муки. По ним ползли черви.

– Да где… Их же тут нет… Я ведь…

– Да, я вижу, с головой не всё в порядке! – Гвардеец рассвирепел и под шум толпы отвесил старику смачную затрещину.

От удара тяжёлой руки Мелинар не удержался и рухнул на брусчатку под ноги народу, раскроив губу.

– Что тут происходит?! – услышал он как сквозь пелену неприятный голос.

Вскинув глаза, мельник увидел самого канцлера Лихслава Вольцейховски, государева советника, вальяжно шедшего к прилавку в окружении стражи. Гвардеец и люди наперебой поведали о случившемся. Мелинар взмолился, чтобы советник оказался человеком здравомыслящим, но и тот увидел то, чего не было.

– Думаю, с сего дня благая помощь для вас закончена, – холодно отрезал Лихслав. – Убирайся-ка ты отсюда подальше, пока под арест не попал. Увижу тебя с этой дрянью – пожалеешь, холоп.

Сапогом со всей силой он оттолкнул мельника в сторону, чтобы пройти по Красным Рядам дальше. Новая невольница графа, та самая, которую сегодня утром разлучили с сыном, покорно последовала за хозяином, напоследок бросив огорчённый взгляд на мельника. Кровью он запачкал брусчатку, закашлялся от пыли, попавшей в горло. Задорная музыка, льющаяся со всех улочек, заглушала его стенания.

– Дедушка, дедушка! – К Мелинару, вырвавшись из толпы подбежала незнакомая девчушка в платочке, одетая в рубаху и сарафан на северный манер. – Я подсоблю вам, дедушка!

Маленькая крестьянка помогла ему подняться на ноги. Мелинар поблагодарил, а после зачем-то спросил:

– Дитятко, ты тоже видишь здесь червей?

Девочка по-доброму улыбнулась Мелинару, стоило ей только взглянуть в раскрытые мешки.

– Ничего там нет! Вот вы сказочник! Чистая мука, как снежок белый чистая!

Девчушка рассмеялась и убежала прочь.

* * *

Наблюдая из-за шатра за развернувшейся сценой, Властош и Захарий переглянулись.

Никаким образом мельник не должен был получить денег, чтобы вернуть долг. Не отдаст долг – проиграет Настю. А Захарий поможет, пойдёт на всё, лишь бы сбылись его мечты.

Взгляд пана упал на проезжающего неподалёку от прилавка всадника. Заклинание слетело с уст. В тот миг кобыла с диким ржанием, будто её хлестнула сотня плетей сразу, встала на дыбы, сбросила с седла юношу и помчалась прямо на мельника.

Мелинар успел отпрянуть в сторону, однако все мешки с мукой, зерном, выпечка и несколько глиняных чашек оказались на грязной земле.

Всё было рассыпано. Всё было разбито. Властош улыбнулся. Начался обратный отсчёт.

После дождичка в четверг

Дядюшку Любора нельзя было назвать нищим: он владел маленьким, но двухэтажным домом. Внизу располагалась мастерская для работы с деревом и лавка для продажи изделий. В мастерской царил страшный беспорядок из-за всякого мусора в виде стружки и опилок. Дядюшка не обзавёлся ни слугами, ни подмастерьем, всё делал сам, потому следить за чистотой не успевал. При входе посетителю приходилось пригнуться, чтобы не удариться о вывеску «У Любора. Лучшие деревянные поделки!». На дверь повесили бумагу с указанием часов работы и самого святого – перерыва на обед. Перешагнув порог, покупатель попадал в лавку, наполненную резными товарами для хозяйства и просто для красоты. Вот здесь уж Любор старался соблюсти порядок: как-никак, а создать первое хорошее впечатление – залог успеха и надежды на то, что пришедший не уйдёт с пустыми руками. На верхнем этаже, под самой крышей, находилось нехитрое жильё мастера, куда он мог иногда пригласить гостей.

На сей раз гостями оказались верные друзья из деревни. Они сидели за круглым столиком, ножки которого хозяин дома вырезал наподобие лап медведя. Мельник и его дочь успели поведать, что с ними приключилось после ухода Любора. А вот Данилка, бегавший в торговые ряды купить маме сладостей, не успел застать ни королевского советника, ни пана колдуна, потому слушал рассказ с особым интересом.

– Сто славенских рублей пан требует к следующему четвергу, – с горечью заключила Настасья.

Она обречённо закрыла лицо руками, силясь скрыть выступившие слёзы. Теперь она понимала, что несмотря на брошенную шутливую фразу, дождик в четверг взаправду мог хлынуть.

– Сто рублей за плащ, который можно просто выстирать? Немыслимо! Откуда ж мне взять такие деньги? – размышлял мельник, глядя куда-то в пустоту.

Хотелось ему побранить дочку за то, что не умеет смотреть под ноги и вечно в облаках летает, но Мелинар всё же сдержался и продолжил бесстрастным голосом:

– Не торговать мне теперь на базаре, сам советник так заявил. Не хочется мне, друг Любор, на шибеницу угодить… Вот только понять не могу одного. Откуда взялись эти черви? Почему их видели все, но не я? Или я ослеп, быть может?..

– Не ослеп, – откликнулся резчик, доселе хранивший молчание. – Уверен, что все видели, окромя тебя?

– Ну, была одна девочка в платочке, сказала, что мука чистая.

– Значит, колдовство, – твёрдо заявил Любор.

– Допустим, колдовство, – Мелинар отхлебнул деревянной ложки бульона, сваренного для гостей. – Но зачем ему мне мешать? Он же деньги хочет получить!

Любор качнул головой.

– Чудак-человек ты, мельник! Не деньги ему нужны, не деньги, а… она, – резчик указал на Настю.

Девочка вздрогнула. В заплаканных глазах отразился страх.

– Но что ему надо от нашей Настеньки? – спросил Данилушка, всегда готовый защитить названую сестру.

– Господин богатый, как я понял, помещик… Вероятно, крестьян не хватает, чтобы спины на него гнули. Может, понравилась, может, ещё что дурное в голову взбрело. В первый раз отпустил, а тут так резко переменился, хм… – Любор в задумчивости потёр подбородок и серьёзно посмотрел на мельника: – Обхитрить нас и получить твою девоньку бесплатно для него не составит труда. Кто мы, а кто – он. Эти шляхтичи ради забавы из кожи вон вылезут. Впрочем, не мне тебе рассказывать. Ты и сам всё знаешь. Но то было бы полбеды. Ох, спички-ящики! Вы говорите, Вишнецкий – чародей? Сию фамилию я не раз слышал в городе.

– Он говорил, будто он – глава какой-то шляхты, – сказала, припоминая, Настасья.

– Не какой-то, а Волховской. Самая главная чародейская свора, множество богатейших семейств. Вот откуда имечко-то мне знакомо. – Любор приложил ладонь ко рту, изумлённо замотал головой: – Ох, ну и в беду вы попали. Поди, знак твой солнечный этот пан видел?

Настасья сомкнула губы и, кинув обеспокоенный взгляд на запястье, кивнула.

Тонкие губы резчика тронула горькая усмешка:

– Незавидная участь – стать крепостной пана, да и к тому же – чародея, – продолжал плотник. – Что ему взбредёт в голову, одному Единому известно. У волшебников иные боги, старые, а значит, и законы у них другие.

И Любор завёл рассказ. По его словам, свободным людям следовало надеяться на удачу и защищаться, а говорить о невольных помещичьих крестьянах не было смысла: никаких прав они не имели. Государь последнее время не жаловал волшебников и вёл с ними собственную игру. Когда-нибудь, игра должна была закончиться и привести одну из сторон к победе, только пока не было ясно, какой ценой достанется эта победа, и станет ли жизнь простых людей, не богачей и не чародеев, а того самого низшего слоя общества, цениться выше, чем жизнь больной свиньи или ящик кислого вина? И всё-таки без особого документа ни один дворянин не имел права закрепощать свободного человека.

– Потому побороться против колдуна можно. И нужно! – заключил старый мастер, поглядывая на встревоженных друзей. – Его Величество не больно жалует чародеев, и против закона пан не пойдёт. Надеюсь. Так что надо найти деньги во что бы то ни стало. Ежели, конечно, хочешь сберечь дочурку от рабства в поместье.

Мельник закивал и выпалил со всей твёрдостью, на какую был способен:

– Всё сделаю, Любор, всё! Дай только совет, как быть. Я уже потерял жену, благодаря им… – добавил он так тихо, чтобы Данилка, сидящий рядом, не услышал.

Резчик поднялся со скамьи, потирая ноющую спину, и ушёл в другую комнату, служившую спальней. Вернувшись, он положил на стол перед гостями свёрнутую тряпицу. По столешнице, звеня, рассыпались монеты.