По воле чародея

Возможно, Властош высказал бы своей пленнице ещё что-нибудь напоследок, если бы его не прервал громкий голос, доносящийся снизу. Мелинар с криком: «Ты её не получишь! Я не подписывал договор о продаже!» – ворвался на второй этаж.

– Тятя… – прошептала Настасья.

Она охнула, заметив кровь на виске батюшки.

– Живучий, надо же, – с губ чародея сорвался едкий смешок.

Попытка девочки вырваться обернулась плачевно: пан сжал ей руку так, что Настя захныкала и затихла.

– Могу сделать больнее, если не прекратишь, – прошипел он ей на ухо, и тогда Мелинар горестно вскрикнул:

– Отпусти мою девочку, Аспид!

Настя начала понимать: её отец не виноват в подписании злополучного договора, он был обманут. У Мелинара и мысли бы не возникло продать за долги родную дочь.

Вишнецкий холодно усмехнулся:

– Ты не согласился на сделку мирно, а сейчас уже поздно.

Мелинар шагнул навстречу, свет масляной лампы выхватил из мрака худое, морщинистое, отчаянно-сердитое лицо.

– Мне терять нечего, ты знаешь, ясновельможный пан. Я свою жизнь прожил, жену потерял и буду рад забрать тебя в могилу! Вы, шляхтичи, все – мерзавцы последние.

Старик показал зажатый в руке острый полумесяц серпа. Пан Вишнецкий остался спокоен, лишь поднял брови, точно узрел что-то нелепое и смешное.

Данилушка, стоявший в тени, быстро смекнул: ничем хорошим диалог упрямых взрослых не кончится. К счастью, он стоял позади пана. С ранних лет Данилка больше привык действовать, чем долго думать. Потому совершенно неожиданно и главное – невозмутимо, словно не в первый раз проделывал такое, рванулся вперёд и вцепился зубами в руку врага.

Властош вскрикнул и выругался. Настасья выскользнула из цепкой хватки. Маг, на секунду оторопев, споткнулся, вскинул руки и ненароком задел висящую на стене масляную лампу.

Всё случилось в считанные секунды. Лампа грохнула со стены и разбилась, масло вытекло, огонь побежал по доскам пола, в единый миг охватив помещение. Мелинар в ужасе схватился за голову.

– Горим! Кормилица наша горит! – завопил он не своим голосом.

Настасья потянула отца к лестнице, ведущей вниз. Гасить огонь было нечем и некогда.

В очах волшебника разгорелось пламя, как от начинающегося пожара, но казалось оно гораздо яростнее и жгучей. Вишнецкий захватил рукой пламя, не причинившее ему вреда, соткал из огненных нитей шар и кинул его в противоположную стену. Пылающий шар с шипением вонзился в дерево, потом рассыпался искрами. Искорки родили новое пламя, и вскоре костёр горящей змеёй обвил толстый вал, стремясь вырваться сквозь щели к самому главному и прекрасному, что имелось у матушки мельницы – к четырём её крыльям.

– Бежим, скорее! – прокричала Настя, уводя за собой отца и Данилку. Властош отпрянул от огненной преграды в сторону, закашлялся: едкий дым пробирался в лёгкие, щекотал глотку. Мельник уже находился внизу, Настасья спускалась за ним, а вот Данилка не спешил. Глазастый мальчонка успел заметить, что пламя лизнуло подол плаща колдуна и побежало вверх по его спине, грозясь спалить длинные волосы. Данилку испугало сознание того, что спустя время он станет свидетелем ещё одной смерти. Может, справедливой, а может и нет, кто его знает.

– Господин волшебник, кхе-кхе, – пробормотал он, закашлявшись, – у вас позади что-то подгорает! – И с последним словом улепетнул вниз.

Пока со второго этажа разносился вопль пана и непонятные слова, вероятнее всего, заклинания, Данилка смотрел, как названая сестрица с отцом отчаянно пытались выбить дверь и выбежать наружу.

Всё было тщетно: помещение находилось под чарами, и отпереть дверцу мог только наложивший заклятие чародей. Мелинар, насколько ещё хватало голоса и сил, принялся просить у дочери прощения. Понимал: ежели суждено погибнуть, то он обязан хотя бы добиться отпущения грехов, коих было, как он сам считал, немало. Настасья порывисто его обняла.

– Я не зла на тебя, тятя! Нисколько, родненький мой! – губы девчушки дрожали, она целовала батюшку в щёки, захлёбывалась слезами и дымом.

Данилка, успевший подбежать и кинуться в объятия хоть и чужих по крови, но таких родных по духу людей, тихо молвил, глядя на надвигающийся огонь:

– А я мамку вижу! Вон, стоит, улыбается мне.

Ни Настасья, ни Мелинар не видели в ревущем пламени ничего. Мельник крепко прижал к груди мальчика и склонил голову. Скоро, очень скоро в обличии огненной стихии их обнимет госпожа Смерть, древняя многоликая языческая богиня. Криков Властоша слышно не было. Значит, его она уже обняла. Погиб?.. Что ж, как бы выразился он сам, невелика потеря!

Жар стал невыносимым, глаза щипало, из горла вырывался кашель. Хоть бы глоток воздуха проник через самую малую щёлку! В один момент Настасья ощутила внутри себя непреодолимую панику. Она закричала от бессилия, толкнула дверь на себя, попробовала выбить, но лишь содрала с пальцев кожу.

– НЕТ! – заорала она через рыдания. – Нет-нет-нет-нет! Пожалуйста!

– Бесполезно, Насть, – прохрипел Мелинар, дыша в рукав рубашки.

– Пожалуйста, помогите… – всхлипывала Анастасия, опустившись у двери на пол. – Кто-нибудь помогите… Прошу… Мама, помоги мне. – В кармане она нащупала обережную куколку.

В тот момент Настя всей душой желала, чтобы магия, которую она проклинала с десяти лет, возродилась и освободила их из горящего плена. Но, как бы ни старалась, с пальцев срывались лишь слабые искорки, сияние которых не могло пересилить заклятие чёрного колдуна.

Прошли секунды. Минуты. Вечность. Огонь подбирался ближе, замыкал круг. В один момент, словно из другого мира над ухом задыхающейся девочки прозвучал ледяной уверенный голос:

– Рано сдалась, замарашка! Страх не должен становиться для волшебника препятствием, страх следует в хомут запрягать!

Анастасия широко раскрыла глаза. Сердце чуть не выскочило из груди от изумления. Над ней возвышался чародей, взлохмаченный, испачканный копотью и без дорожного плаща, вероятно, тот всё же сгорел. Без лишних слов чародей схватил её за руку, поднимая на ослабевшие ноги. Радость и ненависть Насти будто сошлись в жарком танце, решившись заключить перемирие.

Властош, держа подле себя Данилку, смотрящего на пана с тихим восторгом, усмехнулся:

– Вижу, единственный раз, когда ты рада меня видеть. Эй, мельник! – крикнул Вишнецкий, обернувшись. Мелинар кое-как поднялся. – Не стой истуканом, ежели сгореть не хочешь, выходи за дочкой! – И вновь обратив изумрудный взор на Настасью, произнёс: – А дверь, замарашка, отпирается проще простого. Отвожич!

Заклинание подействовало. Дверь со скрипом распахнулась. В горящее здание, ещё пуще взвивая огонь, влетел желанный воздух.

Все бросились наружу из пылающей мельницы, последним выбежал Властош и – вовремя: на то место, где он стоял мгновение назад, рухнула горящая балка.

Мелинар бежал, не выпуская из рук серпа. Он и чародей отошли подальше от горящего здания. Настасья же с Данилкой застыли, с каким-то детским неверием засмотревшись на огонь, достигший чёрного неба. Данилка шептал молитвы, путая заковыристые священные слова. Настасья в немом отчаянии зачарованно глазела на пламя.

Едва Мелинар откашлялся и наполнил лёгкие свежим ночным воздухом, тотчас накинулся на колдуна с обвинениями в поджоге.

Властош поднял руку в примирительном жесте:

– Опусти серп, Мелинар. Не будь глупцом! Неужто собираешься сражаться вот этим? Такими лунами мои крестьяне пшеницу жнут, а не дерутся насмерть. Я предлагаю договориться. Просто сдайся! Я тебя спас, старик, а мог этого не делать!

Худощавое лицо Мелинара вытянулось.

– Как благородно-то! – произнёс он. – Только ты свою шкуру спасал, прежде всего! Дерись!

– Ну что ж, как пожелаешь, – Властош недобро улыбнулся: пусть и зрелый человек – мельник, а умом вышел не лучше, чем молодой пылкий кузнец. – Но прежде, чем начнём, я, пожалуй, отблагодарю тебя в ответ за твоё «спасибо»!

И пан вскинул руку. В тот же миг с горящей лопасти мельницы к нему на ладонь упал маленький огненный клубок. Шар разросся в руке колдуна, и Вишнецкий бросил его в избу Мелинара. Пылающий шар пробил крышу, будто он был из тяжёлого чугуна. Настасья завопила, видя, как огонь изнутри охватил дом. Всё только начиналось. Властош снял с груди дорожную суму, отошёл, положил её на траву под деревом, а сам вынул из ножен кинжал. Мелинар голосил и причитал, хватаясь за голову: его нехитрое хозяйство погибало на глазах.

– Забавно, – взирая на пожар, молвил чародей. – Как в одночасье можно потерять всё из-за одного своего упрямства! Жаль, мельник, но ты сам выбрал такой путь!

Пан подбросил вверх кинжал. Зависнув в воздухе, клинок блеснул, вытянулся и превратился в меч. Властош ловко поймал его.

В Славении мечи канули в прошлое десять лет назад; ныне знать предпочитала носить шпаги, на заморский манер, посчитав, что пора и оружие одарить своеобразной элегантностью. Только дворяне чародейского рода отдавали дань старому.

Настасья с Данилкой, стоявшие в сторонке, переглянулись. Мельник сглотнул ком в горле. Он понимал: проиграет. Умрёт. Сегодня. Сейчас. Что может сделать худосочный старик с обычным серпом против чародея с мечом? Страх, жаром исходящий от пламени позади, окутал отца Насти. Нет, сдаваться нельзя.

– Токмо давай без колдовства твоего, лиходей! – воскликнул Мелинар. – Или слабо тебе драться по-честному?!

Вишнецкий засмеялся:

– Чтобы убить тебя, магия мне не понадобится. Силы только истрачу!

Предсказание по картам сбывалось. За пожаром последовал бой.

Противники встали напротив друг друга. Властош рубанул резко, размашисто, дабы сразу закончить только начавшуюся битву, но мельник сумел увернуться. Он переходил в отчаянное наступление, серп просвистел возле лица Властоша. Скулу мага рассекла алая полоска. Вишнецкий на мгновение замер, тронул царапину и с недоумением посмотрел на окровавленные пальцы. Его передёрнуло от ярости.

– Ты за это ответишь, пся крэв! – выругался он, оскалившись.

Мелинар, в очередной раз чудом отпрянув от клинка и уже не чувствуя страха, собрав все силы, ринулся на колдуна. Старику удалось прижать пана к дереву. Серп со звоном скрежетнул о лезвие меча. Мелинар навалился всем телом и надавил на серп так, чтобы меч впился в шею его хозяина. Последний миг. Нужно уничтожить душегуба, причинившего его семье столько зла! Столько горя! Столько бед!

– Настырный! – из горла Властоша вырвался нервный короткий смешок.

Настасья, стоявшая в стороне, увидела, как блеснули страхом глаза Вишнецкого. Всего на одно мгновение.

– Отец, давай же! Убей его! Давай!

Громкие восклицания взбесили чародея. Что за глупая девчонка, неужто, не знает, что ждёт её батюшку, если он прикончит дворянина?! А вот самому дворянину, тем паче – представителю Волховской Шляхты, за убийство крестьянина, скорее всего, ничего не будет. Выкрутится.

Что ж, пора прекращать этот спектакль!

Заклинание шёпотом сорвалось с губ Властоша, и чары вихрем ударили в грудь Мелинару, отбросив его на землю. Серп вылетел из руки старика. Вишнецкий навис над побеждённым. Сталь ослепительно сверкнула над головой безоружного, толком ещё не пришедшего в себя от мощного удара.

– НЕТ! – Настя, бросившись вперёд, успела заслонить отца собой, вцепившись пану в руку, держащую занесённый клинок. Лезвие коснулось ладоней Искусницы, но не оставило ни царапины.

– Не надо, прошу вас… Не надо, – пролепетала Анастасия, с мольбой глядя в зелёные, почерневшие от гнева, глаза. – Пожалуйста…

Пан посмотрел на неё с лёгким изумлением, выгнув бровь.

– Ну, раз ты так отца любишь, что под меч бросилась … – процедил Властош с кривой улыбкой, – пощажу, пожалуй!

И так резко оттолкнул от себя девчонку, что Настя упала на траву рядом с отцом.

– Прости меня, – прошептала она, повернув голову к Мелинару. – Я не хотела…

– Береги себя, доченька, – отчего-то проговорил мельник. По сморщенной щеке его текла слеза.

Властош сжал зубы. Мысль о расправе не давала покоя. Не убить олуха, так заколдовать, чтоб не мешал. Волшебник направил сжатый кулак с изумрудным кольцом в сторону отца Насти. Мелинар пробовал встать, но его словно сковало цепями. Настасья в смятении заворожённо смотрела на Вишнецкого и ничего не могла сделать – ни двинуться с места, ни защитить.

– От моего меча тебя спасла дочь, радуйся, – медленно, с расстановкой произнёс пан, – но от магии спасения нет. Мышью!

Настасья и рта раскрыть не успела, как вновь стала свидетелем настоящего злого колдовства. Хлынуло зелёное пламя, сверкающими молниями вонзилось в грудь Мелинара, и последним, что запомнила девушка, были светло-серые глаза отца, наполненные ужасом. В них успело отразиться всё, точно в зерцале: и чёрное небо, и горящая мельница, и перепуганная дочка, и лихая магия тёмного колдуна.

Прошло мгновение, и вместо худощавого человека в подпоясанной рубахе на земле появился серый мышонок. Издав тонкий писк, мышонок скрылся в густой траве и больше не показывался.

– Отец! – закричала Настя, будто её восклицание могло чем-то помочь.

Пан Вишнецкий обжёг холодным взором. Покрасневшее лицо девочки залили слёзы. Ныне ликовало отчаяние.

– Я вас ненавижу!

С острыми словами из раскрытой ладони выстрелил сноп солнечных стрел, они пронзили волшебника насквозь. Магия швырнула его на землю точно так же, как ранее он – Мелинара. Властош захлебнулся в немом крике, тяжело задышал, тряся растрепавшимися волосами. По лбу и щеке текла кровь, подняться он был не в силах. Вишнецкий встретился взглядом с Анастасией и скупо ей улыбнулся.

Всё же может умело колдовать, когда надо, искусная магия у неё проявляется. Отлично! Девчонке нужно просто научиться управлять собой. И он обучит её.

Настя стояла, окаменев, не понимая, как это случилось. Данилка нашёлся скорее: схватил её за руку и потащил к лесу.

– Как же мой отец?! – воскликнула Настасья, упираясь.

– Ему уже не поможешь! – отвечал Данила на ходу. – Он же – мышка! Быстрее, Насть, быстрее, я не знаю, сколько продлится твоё заклятие! Если пан догонит нас, худо будет. Бежим!

Анастасия в последний раз попыталась отыскать глазами отца в новом обличии, но мышонок за ними не бежал.

Через частокол чёрных стволов елей проглядывали лоскутки оранжевого пламени, виднелась вдали догорающая мельница, от которой почти ничего не осталось. Пахло гарью, пожаром, бедой.

– Я найду тебя, Настасья! Слышишь?! – донёсся вслед крик пана. – По контракту ты моя! Ты не спрячешься от меня!

С трудом поднялся Вишнецкий на ослабевшие ноги. Солнечные чары затопили его изнутри, едва не сломали кости, чуть не ослепили очи.

– Курва мелкая! – бранился он с яростью. – Дрянная девчонка!

От боли и злости хотелось орать. Он созовёт на окраину всех жителей деревни. Наверняка люди обрадуются исчезновению семьи мельника, но, как пить дать, огорчатся гибели самой мельницы, что верно и вдоволь насыщала их мукой.

– Вперёд, – сказала Настасья названому брату сквозь слёзы.

Полесье приняло беглецов в свои объятия.

Тучи таяли в вышине. Разрывался грозовой занавес, и лунный свет падал на заросшие тропы Южного Полесья. Серебряное сияние искажало тени ветвей, делая их пугающими. Беглецы мчались вглубь чащи, не смея сворачивать на тракт. Подобно языческим идолам, надменно взирали на незваных гостей величественные ели. За каждым их стволом Настасье виделся силуэт тёмного колдуна, и от этого становилось не по себе.

Настасья не останавливалась, не давала передышки братцу, который уже валился с ног. Жгучая крапива искусала босые мальчишечьи ноги, острые ветви цеплялись за штаны Данилки и подол сарафана Насти. Силы были на исходе. Нельзя останавливаться! Иначе пан догонит. Им нужно в столицу, к доброму дядюшке Любору, он поможет. Он всегда помогал! Нужно спешить!

Данилушка стойко выдерживал и, пряча слёзы, следовал за подругой. Так беглецы одолели ещё треть версты. С каждым шагом идти становилось труднее. Хотелось пить, есть, спать, и было непонятно, чего больше. Но в один миг Данилка сам не заметил, как отстал от Насти и свалился на кучу прелых листьев.

– Насть, прости… – донёсся до неё слабый голосок. – Я не могу больше…

Настя замерла, поёжилась. Где-то вдали ухнул филин. Луна вдруг исчезла, погрузив пленников леса во мрак.

– Боже, почему я… почему мы… я так виновата перед тобой, Данилушка…

Не выдержав, Настасья зарыдала и позволила себе рухнуть подле него.

Мальчонка не ответил, лишь прижался к названой сестрице, стараясь сохранить остатки тепла. Они не выберутся из леса. Они заблудились. Они…

– Мы умрём, Насть? – спросил Данилка так, будто говорил о чём-то обыденном. Он уже смирился. Настя всхлипнула, но постаралась даровать надежду:

– Нет, что ты! Утром, едва солнышко встанет, мы обязательно выйдем в город. Я не дам тебе умереть ни за что!

Одной рукой она обняла ребёнка, другой попробовала колдовать. Когда удалось вырваться из тумана отчаянных мыслей, на пальцах её слабо заискрился светлячок. С треском он начал разрастаться, проливать чуть заметное тепло, но магия забирала последние силы. По девичьей коже побежал разряд, точно десятки игл вонзились в плоть разом, рука отяжелела. Мучения Настасьи прервал Данилка – просто дёрнул её запястье, и огонёк погас.

– Не стоит, тебе же больно. Ты не умеешь колдовать, потому что у тебя не было учителя.

Сестрица смиренно приняла его упрёки. Да и не упрёки это были, а простая горькая правда. Нужно постараться уснуть, думала Настя, ведь сон издавна считался лучшим лекарством от горестей. Так говорила ей мама. А ещё рассказывала она, что однажды повстречалась с хозяином леса и читала тогда заговор, нечто вроде молитвы, лишь бы не сгубил её Леший в своих владениях.

Опустив руку в кармашек сарафана и сжав тряпичную куколку, Настя тихо повторила слова той просьбы, какую помнила со слов покойной матери:

– Сударь Лесной, смилуйся над гостями твоими. Не губи нас, обогрей, защити от зверей и лихих людей. Сударь Лесной, помоги нам, выведи из леса, переплети дороги, не дай врагу добраться до нас, прошу… Именем Славьи-Лунной-Матери и Сварга-Ясного-Солнца-Красного, богов всесильных, помоги!

Нательная звёздочка на шее Насти похолодела, точно заревновала, услышав обращение не к Единому Богу, а к языческим чародейским идолам. Зато кулон в виде солнца поверх рубашки засиял и стал таким горячим, что Настя почувствовала его через ткань.

Благодаря этому теплу ребята уснули. Данилушка успел пожертвовать духу леса самое дорогое – засохший пряник, купленный ещё на базаре в Медовый праздник. Леший обязательно примет его «жертву»! Леший смилуется и поможет им.

… На рассвете солнце пробилось сквозь кроны деревьев и показало друзьям богом забытую тропу, ведущую в Славенск. Деваться было некуда и плакать времени не оставалось. Они помчались так быстро, как могли. Люди на пути им не попадались, но в какой-то момент после нескольких передышек и перекусов ягодами, они увидели заросший мхом покосившийся столб-указатель. До столицы оставалось несколько вёрст.

– Съел-таки Леший мой пряник, утром я его не видел на пеньке, – обрадовался Данилка. – Он твои просьбы услышал, Насть! И помог нам!

Именно так обосновал Данилушка их везение.

Властош Вишнецкий их не преследовал. Эти бессмысленные поиски не принесли бы удачи. После того, как магия Искусницы стала терять силу, чародей вскочил на Дамана и вихрем умчался прочь. К догорающей мельнице уже сбегались крестьяне. Не стоило тёмному волшебнику, даже шляхтичу, попадаться им на глаза. Пусть думают, дескать Настя мертва, вопросов меньше возникнет. А Захарий и Данилка в той же мельнице случайно оказались. Несчастный случай. Ведьма изничтожила. Кара господня, пусть радуются.

Сам Вишнецкий знал: теперь Настасья, лишившаяся дома, жениха и отца, никуда от него не денется. Отыскать девчонку – вопрос времени.

В этом деле могла подсобить давняя подруга. Травница не откажет. Она всегда ему помогала.

Пан ехал по тропе, гоня коня на восток. Ни души не встретилось ему на пути, кроме мелкой нечистой силы, живущей в Полесье. Но и те разбегались, стоило им завидеть Властоша, прятались от него по кустам, провожая чёрного колдуна большими золотистыми глазами. Казалось, сам мир прятался от его лютого взора. Ночь езды минула быстро, и ближе к рассвету, сильно утомившись, волшебник осознал одну вещь. Куст волчьих ягод, заросший мхом валежник и малахитовая пихта повторялись уже в третий раз. Словно кто-то игрался с лесом, переставляя деревья местами, заводя в тупики и размывая в тумане дороги.

– Даманушка, – обратился пан к измотанному коню и спешился. – Мне кажется или мы ходим по кругу?

Вороной с шумом выдохнул пар из ноздрей, и помещику почудилось, что будь его рысак в обличии человека, то во всю хохотал бы над ним!

– Смешно тебе, значит? Ну-ну… Так мы до моей прекрасной травницы не доедем. Словно со мной играют, точно не хотят выводить…

Властош присел на валежник, устало склонив голову. Чёрт! Если Искусница сумела договориться с лесными духами, то…

Чародей вдруг выпрямился, облизнул губы, усмехнулся. В думах загорелась неплохая мысль. Девчонка пусть и обладает солнечным даром, но никак не сильнее тёмного волшебника. Способ выбраться из Южного Полесья – болезненный, зато действенный. Вишнецкий вынул клинок из ножен. Вышел в сердце поляны, посмотрел вверх, на высокие мрачные ели.

– Испей силы моей, Лесной Сударь! Не отвергай мой дар, родимый дедушка! – громко прокричал чародей и, зажмурившись, полоснул кинжалом по ладони. Кровь оросила чернозём, капнула на листву. Маг провёл распоротой ладонью по коре одиноко стоящего дуба.

– Раз тебе так неймётся, – добавил он уже тише, сжимая руку в кулак. – Только выведи меня отсюда. Не в Славенск, в Берёзовую Рощу. К ведьме моей отведи! К подруге лесной приведи! К Маре Васильевне выведи!

Несколько раз повторив эти слова, как заклинания, Властош порезал ладонь ещё два раза и дал крови пропитать землю.

Сжимая от боли зубы, пан оседлал коня, пришпорил и помчался навстречу солнцу, на восток, всей душой надеясь, что его «подарок» сработает.

… Нечто чёрное с искрящимися зелёными глазами вскоре вышло из тени и слизало с коры сладкую чародейскую кровь. Леший оценил жертву волшебника выше, чем засохший пряник Данилушки и пустые просьбы Настасьи.