Комнаты в моей голове
- -
- 100%
- +
Почему-то говорить о Вике и своих запутанных чувствах с кем-то другим казалось предательством. Как будто я выставляла на показ что-то слишком личное, слишком хрупкое.
– Задумалась о Вике? – в глазах Карася появился понимающий блеск, от которого мне стало не по себе. Неужели я настолько прозрачна?
– Не важно! – рявкнула я резче, чем намеревалась. По его дрогнувшей улыбке я поняла, что задела его.
– Прости, – тут же выпалила я, не желая ссориться. – Просто не хочу говорить об этом. Ничего личного.
– Хорошо, – Карась кивнул, его вечно встрёпанные волосы забавно качнулись. – Но знай, что я всегда рядом, и я хочу, чтобы ты доверяла мне, ведь я…
Он неожиданно придвинулся ближе и взял меня за руку. Его ладонь была тёплой и шершавой, а в глазах читалось что-то такое… Что-то, чего я раньше не замечала или не хотела замечать.
Но я так и не узнала, что он хотел сказать, потому что в этот момент к нам подлетел Мэр, который, похоже, наконец-то отошёл от шока из-за происшествия с Викой и решил вернуться к своему обычному состоянию безудержного веселья.
– Чего скучаем? – он хлопнул нас обоих по плечам так, что я чуть не соскользнула со стула. – А ну быстро накатили! Текилы моим друзьям!
Барменша, привыкшая к его громогласным командам, молниеносно налила три рюмки текилы и пододвинула нам, даже не спрашивая подтверждения заказа. У меня мелькнула мысль отказаться – я и так уже была на грани приемлемого состояния опьянения. Но взгляд Мэра, полный какого-то отчаянного веселья, и прерванный разговор с Карасём заставили меня сдаться.
Я опрокинула рюмку одним движением, чувствуя, как жидкий огонь прокатывается по пищеводу. Карась и Мэр не отставали.
– Так держать! – Мэр пустился в какой-то нелепый танец прямо у барной стойки, чем вызвал смех у немногочисленных оставшихся посетителей. – И чтобы закрепить результат, ещё по одной моим товарищам!
Он явно приободрился, будто алкоголь смыл все его тревоги о Вике. А может, наоборот, – он пил, чтобы забыться? С Мэром никогда нельзя быть уверенным.
Мы выпили ещё по паре рюмок текилы, потом почему-то перешли на абсент, который Фант эффектно поджигал, заставляя нас по очереди задувать синее пламя и выпивать горящую жидкость. После этого размытые воспоминания о том, как я пытаюсь танцевать под какую-то старую рок-композицию, обнимаюсь со всеми подряд и клянусь в вечной любви даже барменше…
А затем – полная темнота.
"Моей ноге так мягко и тепло," – это была первая мысль, когда сознание начало возвращаться ко мне. Что-то пушистое и тёплое прижималось к моей голени, создавая ощущение уюта.
Я с трудом разлепила тяжёлые веки и уставилась на белоснежный потолок, который определённо не принадлежал ни моей комнате, ни бару "Донна". Тело ощущалось странно скованным, как будто мне не хватало места. Я явно спала не одна.
Осторожно повернув голову, – каждое движение отдавалось колокольным звоном в висках, – я увидела рядом с собой Карася. Он спал, уткнувшись лицом в подушку, его волосы торчали во все стороны, как у взорванной куклы. Но что более удивительно – какая-то мужская рука обнимала его за плечи.
"Гомики," – мелькнула глупая мысль, и я едва сдержала нервный смешок.
Мне хотелось увидеть, что за мягкий комочек так приятно греет мою ногу, и я попыталась сесть. Но как только моя голова оторвалась от подушки, мир взорвался ослепляющей болью. Я застонала, сжав голову руками, словно пытаясь удержать мозг внутри черепа.
Когда первая волна боли отступила, я наконец смогла разглядеть источник тепла – у моей ноги прижимался… кролик. Настоящий, живой кролик с пушистой белой шерстью и розовыми глазами.
"Кролик? Откуда он тут? И, кстати, где это – тут?"
Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, куда меня занесло. Комната была довольно просторной, с минималистичным дизайном и большими окнами, сейчас занавешенными плотными шторами. Мебель была качественной, но не вычурной – видимо, чья-то съёмная квартира.
Очень медленно, чтобы не потревожить ни кролика, ни похмелье, я поднялась с дивана. И тут же замерла, увидев картину, достойную какой-нибудь абсурдной комедии.
На полу, на разбросанных подушках и спальных мешках, спали остальные члены нашей компании. Вика и Мэр лежали в обнимку, её маленькое тело почти полностью скрывалось в его объятиях. Рядом с ними расположились Герыч и какая-то девушка со знакомой синей шевелюрой. Чуть поодаль дремал незнакомый мне парень – возможно, хозяин квартиры.
Девушка рядом с Герычем повернулась во сне, и я чуть не поперхнулась воздухом, узнав её.
"О боги! Это же Юля!," – я с трудом подавила смешок. Юля-Ваня, наша яростная феминистка, спала, прижавшись к главному сердцееду и ловеласу.
Только я собралась переварить этот факт, как услышала тихие, чмокающие звуки со стороны дивана. Обернувшись, я увидела, что мужская рука, обнимавшая Карася, принадлежала Дэнису. И сейчас он, видимо всё ещё пребывая в полусне, нежно целовал Карася в затылок.
Эта картина – Дэнис, самый завзятый ловелас нашей компании, заигрывающий с Карасём – была настолько нелепой, настолько абсурдно-комичной, что я не выдержала и разразилась хохотом, который эхом разнёсся по всей квартире.
– Какого чёрта ты ржёшь? – проворчал разбуженный Мэр, автоматически прижимая к себе Вику ещё крепче.
Вика, внезапно обнаружив себя в медвежьих объятиях, издала пронзительный визг, который, кажется, мог бы разбудить и мёртвого. От этого звука вскочили все, кроме наших "голубков", которые продолжали своё сонное обнимание.
– Вика, ты чего визжишь как резаная? – возмутился проснувшийся Гер, потирая глаза и явно не осознавая, что сам обнимал Юлю всю ночь.
– Теперь все обратите внимание на Карася и Дэниса, – прошептала я, указывая на диван.
Все синхронно повернули головы к дивану, и комната тут же наполнилась взрывом хохота. Картина была действительно достойна увековечивания: Дэнис, всё ещё не проснувшийся полностью, нежно обнимал Карася, периодически целуя его в шею, а тот, похоже, только сейчас начал приходить в себя.
– Голубятина, подъём! – гаркнул Мэр во всё горло.
Карась вздрогнул и открыл глаза. Увидев прямо перед собой нависшее лицо Мэра, он резко отпрыгнул, чуть не свалившись с дивана.
– Ну куда ты, милая? – сонно пробормотал Дэнис, потянувшись рукой к ускользающему "объекту любви".
Мы засмеялись ещё громче, держась за животы. Этот звук, наконец, разбудил Дэна, который открыл глаза и уставился на нас с явным непониманием.
– Чего вы ржёте с утра пораньше? – возмутился он, переворачиваясь на спину и пытаясь сообразить, что происходит.
– Спроси лучше у своей "милой"! – подстегнул Гер, и по комнате прокатилась новая волна хохота.
Дэнис перевёл взгляд на Карася, который сидел в другом конце дивана с выражением полного шока на лице. Секунда осознания, и его лицо приобрело цвет спелого помидора.
– Да пошли вы! – обиженно буркнул Дэн, натягивая на голову подушку.
Карась тоже выглядел смущённым, но решил отыграться с помощью своего фирменного юмора:
– Что, Дэн, говорят, сны – это подсознательные желания? – он поиграл бровями, вызвав новый взрыв смеха.
– Заткнись, или я тебя придушу, – донеслось из-под подушки, но угроза звучала так жалко, что никто не воспринял её всерьёз.
Юля, окончательно проснувшаяся, начала оглядываться по сторонам, явно пытаясь понять, как она оказалась рядом с Герычем. Когда осознание пришло, её глаза расширились в ужасе:
– О нет, только не говорите, что я… – она не смогла закончить фразу.
– Расслабься, детка, ничего не было, – Герыч подмигнул ей. – Ты просто использовала меня как подушку. Хотя я не против был бы и большего…
Юля запустила в него первым попавшимся предметом, который оказался носком – предположительно, её собственным.
Среди всего этого хаоса я вдруг вспомнила, что понятия не имею, сколько времени. Часы в этой квартире, похоже, были только на кухне, и я их не видела.
– Сколько времени? – поинтересовалась я, внезапно ощутив беспокойство. Брат должен был вернуться домой в какой-то момент, и если меня не будет…
Вика, всё ещё сидевшая на полу рядом с Мэром, достала телефон из кармана и взглянула на экран.
– Почти четыре часа дня.
– Твою мать! – я подскочила как ошпаренная. – Брат меня убьёт!
В панике я начала лихорадочно искать свои вещи – кроссовки оказались под диваном, толстовка висела на спинке стула, а рюкзак почему-то лежал в ванной. Всё это время белый кролик сидел на диване, наблюдая за моей суматохой с философским спокойствием, как будто привык к таким сценам.
"Кролик! Я так и не узнала, чей он и откуда взялся," – мелькнула мысль, но времени разбираться уже не было.
– Всем пока! Я вас люблю! Спасибо за вечер! – крикнула я, уже стоя в дверях, одной рукой натягивая кроссовок, другой поправляя перекрутившуюся футболку.
Я даже не дождалась ответа – просто хлопнула дверью и помчалась по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки, игнорируя протестующую от каждого движения голову.
"Как же объяснить брату, где я была всю ночь? Скажу, что ночевала у подруги? А если он уже звонил и понял, что меня не было дома?"
Эти мысли вихрем проносились в моей голове, пока я бежала к автобусной остановке, надеясь, что успею добраться домой раньше, чем разразится настоящая буря.
Где-то на задворках сознания ещё мелькали вопросы о прошедшей ночи: что случилось после бара, как мы оказались в той квартире, откуда взялся кролик и действительно ли между нами с Карасём ничего не произошло, учитывая его странное поведение… Но всё это пока отходило на второй план перед перспективой встречи с разъярённым братом.
Я запрыгнула в подъехавший автобус, плюхнулась на сиденье и закрыла глаза, пытаясь собрать в кучу обрывки воспоминаний. Одно я знала точно – этот вечер изменил что-то в наших отношениях. Со всеми. И особенно с Викой.
Глава 6. Клетка из стен и чужих ожиданий.
Я быстрым шагом приближалась к подъезду, чувствуя, как с каждым метром нарастает свинцовая тяжесть в желудке. Мои руки предательски потели, а тело то и дело пронизывала мелкая дрожь от каждого шороха. Даже случайно пролетевшая мимо птица заставила меня вздрогнуть.
Панельная девятиэтажка, серая и неприветливая, надвигалась как неизбежный приговор. Сколько раз я представляла, как однажды просто пройду мимо? Сяду в автобус, уеду куда глаза глядят, и больше никогда не вернусь в эту клетку, которую по недоразумению называю домом.
Подойдя к подъезду, я достала пачку сигарет – последний рубеж перед неизбежной бурей. Только никотин ещё как-то помогал мне справляться с тем, что творилось внутри.
«Просто покурю, переведу дух и настроюсь на скандал. Ничего нового, правда?» – я горько усмехнулась собственным мыслям.
Щёлкнула зажигалка. Первая затяжка обожгла горло, но вместо привычного успокоения я ощутила, как волна страха накрывает меня с головой. Лёгкое головокружение, сдавленное горло, ускользающие мысли – знакомые симптомы. Приближался приступ.
«Почему так скоро? Только ночью же всё было хорошо! С ребятами я чувствовала себя… живой».
Я с остервенением выбросила недокуренную сигарету и бросилась к подъезду. Только не здесь, только не на улице, где любой прохожий увидит меня в этом жалком, беспомощном состоянии. Лучше уж пусть приступ застанет меня дома, но не во время скандала с братом. Это было бы унизительно вдвойне.
Пять этажей без лифта я преодолела с какой-то отчаянной решимостью загнанного зверя. Сердце колотилось где-то в горле, перед глазами плыли тёмные пятна. На последнем пролёте пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть – ноги стали ватными, непослушными.
И вот она, та самая дверь. Обшарпанная, с облупившейся краской и выцветшим номером. За ней – ни дом, ни убежище, а поле боя, на котором я проигрываю каждый день.
Я замерла на несколько секунд, прислонившись лбом к холодному металлу. Глубокий вдох, выдох. Ещё один. Нужно было взять себя в руки, надеть привычную маску послушной и виноватой девочки.
Ключ беспомощно дрожал в моих руках, никак не попадая в замочную скважину. Наконец дверь поддалась, и я вошла, стараясь ступать как можно тише.
Звуки ссоры ударили по ушам сразу же. Брат снова ругался с женой, и мне не нужно было напрягаться, чтобы понять – причиной очередного скандала была я.
– …бесит твоя сестра! Вечно как малолетняя шлюха пропадает неизвестно где! – визгливый голос Желики проникал даже сквозь стены.
– Думаешь, мне это нравится?! – рычал брат в ответ. – Да я бы давно её выставил, но отец…
Меня передёрнуло от их слов. Я стараюсь как можно тише проскользнуть по коридору, чтобы они не заметили моего возвращения. Может быть, ещё несколько минут покоя, прежде чем ад разверзнется.
Мы живём втроём в тесной двухкомнатной квартире – я, мой брат Михаил и его жена Желика. Если бы существовала награда за самую токсичную семейную обстановку, мы бы точно претендовали на золото. Брат старше меня на четыре года, и когда пришло время поступать, родители решили, что будет удобнее, если я перееду к нему.
«Удобнее для них», – горько подумала я, закрывая дверь своей крошечной комнаты.
Мой брат… Люблю ли я его? Наверное, да, на уровне крови и генов. Но в повседневной жизни он для меня – надзиратель, постоянно недовольный, вечно контролирующий каждый мой шаг. Мои друзья для него – «подозрительные отбросы», моя одежда – «шлюховатая», моя музыка – «дьявольская». Когда мы с Карасём снимали смешное видео для TikTok, он зашёл в комнату и разразился тирадой о том, что я «выставляю себя на посмешище» и «позорю семью».
А родители… Они физически далеко, но психологически душат не меньше брата. Каждый звонок – допрос о моих оценках, успехах, планах. Отец, успешный бизнесмен, видит во мне продолжение своего дела. Мать, бывшая пианистка, до сих пор не может простить мне, что я забросила музыкальную школу. Они буквально спланировали всю мою жизнь, не спросив, чего хочу я сама.
Они заставили меня поступить на экономический, хотя я мечтала об искусстве. Даже за комнату, в которой я живу, платят они – идеальный способ держать и брата, и меня на коротком поводке. Михаилу платят за «присмотр» за мной, а мне постоянно напоминают, что я живу на их деньги.
Мои размышления прервал оглушительный грохот. Дверь в мою комнату распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. От неожиданности я подпрыгнула на месте, а сердце, казалось, остановилось.
– Соизволила прийти? – брат стоял в дверном проёме, буквально заполняя его своей массивной фигурой. Его глаза, такие же зелёные, как у меня, сверлили злобным, презрительным взглядом.
– Прости, я уснула у Вики, – пролепетала я, опуская глаза. Виноватая маленькая девочка – это единственная роль, которая хоть как-то работала с ним.
– А позвонить? – его голос поднялся на октаву выше. – Телефон сел? Глупая отмазка! Могла бы приехать в двенадцать, а не в пятом часу заявиться!
С каждым словом он распалялся всё сильнее. Его лицо покраснело, на шее вздулись вены, а изо рта при каждом крике вылетали капельки слюны.
– Ты эгоистка! Никогда ни о ком не думаешь! Если бы с тобой что-то случилось? Отец бы голову мне оторвал! Ты это понимаешь?
Эти слова ударили меня словно пощёчина. Не «я бы с ума сошёл от беспокойства», не «я боялся за тебя», а «отец бы голову мне оторвал». Значит, его волнует только то, что он получит от папы, если я пострадаю? Значит, ему, как и родителям, совершенно плевать, что я чувствую?
Что-то внутри меня надломилось. Может, это была усталость после бессонной ночи, или алкоголь ещё не выветрился из крови, или просто накопившееся за долгие месяцы отчаяние, но я не сдержалась.
– Я не захотела ехать днём! – мой голос звучал неожиданно громко, почти истерично. – Я вообще не хотела возвращаться! Меня бесит здесь находиться!
Выражение его лица на мгновение изменилось – удивление, даже шок от того, что я посмела повысить голос. Но я уже не могла остановиться.
– Ты устроил тиранию! Постоянно ругаешься с Желикой, орёшь на меня! Да тебе вообще плевать, что со мной происходит, так же как и маме! Ну не удивительно, ты же маменькин сынок!
Слова лились из меня неудержимым потоком, как гнойник, который наконец прорвало после долгих лет нагноения.
– Мне восемнадцать лет, и я имею право жить, как хочу! Так что пошёл вон из моей комнаты!
После этих слов внутри всё сжалось от страха. Я никогда, никогда не говорила с ним так. Даже в самые тяжёлые моменты я держала рот на замке, зная, что только усугублю ситуацию. Но сейчас…
– Ты живёшь в моём доме, значит, живи по моим правилам! – он шагнул ближе, нависая надо мной. Его лицо исказилось от ярости, и на мгновение я подумала, что он ударит меня.
– Да пошёл ты! – я отшатнулась, но продолжала кричать, словно в каком-то самоубийственном экстазе. – Я живу как в аду! И вообще это не твоя квартира! Родители платят тебе за комнату, в которой я живу, значит, я квартиросъёмщик, и тебя не должно касаться, во сколько я прихожу!
Что-то изменилось в его взгляде. Эти слова задели за живое – напоминание о том, что он сам на поводке у родителей, что получает деньги за «присмотр» за младшей сестрой, словно за какую-то унизительную работу.
– Я твой старший брат, и я имею полное право на тебя! – его слова звучали как заклинание, которое он повторял, чтобы убедить самого себя.
– Мне есть восемнадцать, так что не имеешь!
Наши взгляды схлестнулись, и я видела, как в его глазах клокочет целый коктейль эмоций: ярость, разочарование и… страх? Боязнь потерять контроль, боязнь, что я наконец вырвусь из-под его власти?
– Собирай вещи, в скором времени ты съезжаешь в общагу! – его голос опустился до угрожающего шипения, и он развернулся к двери.
Ещё недавно эта угроза напугала бы меня до смерти. Но сейчас, после всего, что я наговорила, после того, как впервые за долгие годы дала волю своему гневу, я чувствовала странное, почти опьяняющее освобождение.
– Да какой ты мне брат, если выгоняешь меня из квартиры, за которую платят родители?! – выкрикнула я ему в спину. – Ненавижу тебя!
Дверь с грохотом захлопнулась, и я осталась одна. Только тогда слёзы хлынули неудержимым потоком. Я рухнула на кровать, зажимая рот, чтобы приглушить рыдания.
Моя жизнь в этом доме – сущий ад. Но не только в доме, а на этом свете в целом. Ощущение удушья, безысходности, как будто мир – это гигантская ловушка, из которой нет выхода.
С одной стороны – токсичная семья, с другой – кошмары и приступы паники, с третьей – понимание, что я, кажется, теряю рассудок с каждым днём. Как долго ещё я смогу держаться на плаву в этом океане отчаяния?
После нескольких минут беззвучных рыданий я заставила себя подняться. Нельзя допустить истерику, нельзя скатиться в приступ паники, не сейчас. Шатаясь, я подошла к выключателю и погрузила комнату во тьму. Сняла толстовку и со злостью швырнула её в угол, словно она была виновата во всех моих бедах.
Что могло успокоить меня сейчас? Не друзья – они далеко, да и видеться с ними в таком состоянии я не хотела. Не музыка – она только усилит эмоции, которые и так бушуют. Может быть…
Решение пришло почти инстинктивно. Я нащупала под кроватью бутылку вина, которую прятала для особых случаев депрессии. Ну что ж, сегодня определённо подходящий день для неё. Не раздеваясь, я укуталась в одеяло как в кокон, включила на ноутбуке «Американскую историю ужасов» – первый сезон, мой любимый, и сделала большой глоток прямо из горлышка.
Вино обожгло горло, но это было хорошее жжение. Оно отвлекало от боли внутри, от мыслей, которые крутились в голове бесконечным калейдоскопом отчаяния.
«Лучше бы я осталась у Вики, лучше бы я вообще не возвращалась», – горькая мысль заставила сделать ещё один глоток.
По экрану плыли образы из сериала, но я едва следила за сюжетом. В голове проигрывалась наша ссора с братом, слова, которые нельзя забрать назад, угроза выселения, ненависть в его глазах.
И где-то глубоко внутри, в крошечном тайнике души, который я прятала даже от самой себя, зародилась надежда. Надежда, что угроза выселения окажется не пустыми словами, что я действительно смогу вырваться из этого ада, начать всё заново. Пусть в общежитии, пусть в тесной комнате с соседями, но свободной.
Бутылка постепенно пустела, а вместе с ней странным образом уходила и боль. Не исчезала полностью, но становилась приглушённой, отдалённой, как будто она происходила с кем-то другим, а я просто наблюдала со стороны.
Глаза слипались, веки становились тяжёлыми. Экран компьютера мерцал в темноте комнаты, отбрасывая причудливые тени на стены. Я допила последний глоток и отставила пустую бутылку.
"Чёрт! Сигареты кончились!"
Я рассматривала пустую пачку, перевернув её вверх дном и потряхивая, словно чудесным образом там могла появиться ещё одна сигарета. Никотиновый голод тут же заявил о себе навязчивым покалыванием в кончиках пальцев. Только сейчас я заметила время на мониторе ноутбука: 3:21. Серия сменяла серию, а я даже не заметила, как пролетели несколько часов.
Вино уже закончилось, голова была тяжёлой, но не достаточно затуманенной, чтобы заглушить тревогу, пульсирующую внутри. Тревога всегда возвращалась, как верный пёс, который знает дорогу домой. Особенно по ночам, когда защитные барьеры ослабевали, а тени становились глубже.
"Надеюсь, брат и Желика спят," – подумала я, осторожно поднимаясь с кровати. Пол холодил босые ноги, напоминая, что я так и не переоделась после возвращения домой.
За дверью моей комнаты было темно, хоть глаз выколи. Тишина квартиры казалась неестественной, напряжённой, словно здание задержало дыхание, наблюдая за мной. Я достала из кармана телефон и активировала фонарик, создавая островок бледного света в океане темноты.
Коридор с его облупившимися обоями и скрипучим полом казался бесконечным тоннелем. Каждый шаг давался с трудом – не только из-за страха разбудить брата, но и из-за нарастающего чувства, что за мной наблюдают. Глупо, конечно. Это просто дом, просто ночь, просто моя усталость и перевозбуждённое воображение.
Дверь в зал была приоткрыта. Лучик моего фонарика скользнул внутрь, выхватывая из темноты очертания спящих на диване брата и Желики. Они лежали, обнявшись, и впервые за долгое время выглядели мирно, почти… счастливо. Это зрелище заставило что-то сжаться внутри – смесь зависти и тоски. Даже в своей токсичности они имели друг друга. А у меня?
Я осторожно прокралась к компьютерному столу, стараясь не наступить на скрипучие половицы. Глаза привыкли к темноте, и я заметила пачку сигарет, небрежно брошенную рядом с монитором. Пачка брата – "Marlboro", крепкие, не то что мои "женские" тонкие сигареты. Но выбирать не приходилось.
Медленно, стараясь не шуршать целлофаном, я вытащила сразу девять штук – столько, сколько могла незаметно спрятать в кулаке. Воровство, конечно, но я давно привыкла к этой роли – постоянно что-то украдкой брать из собственного дома, постоянно прятаться, как будто я не имею права на существование в этих стенах.
Обратный путь в комнату показался в десять раз длиннее, каждая половица угрожала скрипом выдать меня, каждая тень на стене обещала превратиться в силуэт разгневанного брата. Наконец, я вернулась в свое убежище и закрыла дверь, прислонившись к ней спиной, словно баррикадируя вход от внешнего мира.
С облегчением выдохнув, я вернулась к своему гнезду на кровати. Подкурила одну из украденных сигарет, сделала глубокую затяжку и почувствовала, как дым заполняет мои лёгкие – горячий, обжигающий, но такой успокаивающий. Выдох. Дым растворился в полумраке комнаты, словно призрак. Какое блаженство – краткий момент облегчения среди бесконечного напряжения.
Скрип Звук был едва различимым, но в тишине ночи прозвучал как выстрел. Я замерла, сигарета застыла в нескольких сантиметрах от губ.
"Что это? Может, коты? Или ребята проснулись?" – мои ноги будто сковало льдом, но любопытство и страх взяли верх. Я поднялась и, стараясь ступать максимально тихо, подошла к двери. Приоткрыв её ровно настолько, чтобы можно было выглянуть, я всмотрелась в темноту коридора.
Ничего. Темнота и тишина. Даже привычного шороха бродящих ночью котов не было слышно.
"Странно," – подумала я, закрывая дверь и возвращаясь к кровати.
И именно в этот момент я почувствовала это. Знакомое, но от этого не менее ужасающее ощущение – словно невидимая тяжесть опускается на грудь, сдавливая рёбра. Моё сознание начинало медленно окутывать чувство страха – не обычная тревога, а тот самый, первобытный ужас, который живёт глубоко внутри каждого из нас. Он проникал в каждую клеточку моего тела, распространяясь, как яд, становясь сильнее с каждым ударом сердца.
Комната, только что казавшаяся безопасным убежищем, вдруг стала угрожающей, чужой. Тени в углах словно удлинились, сгустились, начали двигаться на периферии зрения. Я знала, что приближается – ещё один эпизод, ещё один кошмар наяву.