Шепот чужих душ

– Ты не покидаешь этот дом, – сказал он, остановившись в дверях. – Всё необходимое здесь есть. Еда будет появляться в холодильнике или будут доставлять в комнату. Тренировки – в семь утра в спортзале. Отбой в одиннадцать. Любые попытки связаться с внешним миром будут иметь последствия.

Он ушёл, оставив меня одну в этой идеальной тюрьме. Отлично. У меня теперь есть расписание. Хоть какая-то определённость в этом сумасшедшем доме.

Первые дни в этом стерильном доме слились в один бесконечный, серый кошмар, подчинённый его идиотскому расписанию. Утром я, как дрессированная собачка, спускалась в спортзал, где он уже был – идеальный механизм, выполняющий упражнения с нечеловеческой точностью. Он не разговаривал со мной. Лишь изредка бросал короткие, как выстрел, команды: «Быстрее», «Ниже», «Ещё десять». Отлично, у меня теперь есть личный фитнес-тренер из преисподней.

Мы ели за одним столом в гробовом молчании. Он двигался с грацией хирурга, а я с трудом запихивала в себя еду, которая на вкус была как картон. Я ненавидела его. Я боялась его до дрожи в коленях. Но сквозь этот страх начало прорастать что-то ещё. Странное, извращённое любопытство. Я начала наблюдать за ним, изучать его, как он, без сомнения, изучал меня. Часами он мог сидеть с ноутбуком, его лицо было непроницаемым, как у статуи. Идеальная программа. Идеальный монстр.

И вот очередная тренировка. Мышцы горели, лёгкие разрывались. Его гениальная идея на сегодня: бег вверх-вниз по главной лестнице дома – холодной бетонной конструкции с полированными металлическими ступенями. Он стоял наверху, неподвижный, как изваяние, и просто смотрел. Его молчаливое присутствие давило сильнее любых криков.

Я бежала на чистой ненависти. Каждый шаг вверх был вызовом ему. Каждый спуск – возможностью не сдохнуть. Но тело уже отказывалось подчиняться. Ноги путались, пот заливал глаза. На очередном подъёме моя мокрая от пота нога соскользнула с гладкой металлической ступени.

Мир перевернулся. Уродливый, скрежещущий звук моего тела, катящегося по острым граням. Глухой удар. И ослепляющая вспышка боли. Лодыжка. Я лежала у подножия лестницы, скорчившись, и не могла даже закричать – лишь сдавленно зашипела сквозь стиснутые зубы. Мир сузился до одной точки – пульсирующего, невыносимого огня в ноге.

Я медленно подняла голову. Он не сдвинулся с места. Стоял там же, наверху, тёмный силуэт на фоне окна, и смотрел на меня сверху вниз. Я ждала чего угодно: приказа, упрёка, холодного безразличия. Но то, что я увидела, заставило кровь застыть в жилах.

На долю секунды его лицо изменилось. Маска абсолютного контроля дала трещину. Но в этой трещине не было ни сочувствия, ни злорадства. В его голубых, как зимнее небо, глазах вспыхнул холодный, хищный огонь чистого любопытства. Это был взгляд учёного, который только что смешал два реагента и получил совершенно аномальный результат. Его зрачки едва заметно сузились, сканируя, каталогизируя мою реакцию: гримасу боли, неестественный угол лодыжки, дрожь. Он не видел страдающего человека. Он видел сбой в системе. Непредвиденную переменную.

И так же внезапно, как появилось, это выражение исчезло. Взгляд снова стал пустым и стеклянным.

– Поднимись, – его голос прозвучал так же ровно и бесцветно, как и всегда. – Тренировка не окончена.

Эти слова ударили сильнее, чем бетонный пол. Я попыталась встать, но лодыжка пронзила новой вспышкой агонии, и я снова рухнула. Именно в этот момент, глядя снизу вверх на его неподвижную фигуру, я поняла. Я боюсь не его силы или жестокости. Я боюсь его полного отсутствия всего человеческого. Меня до тошноты пугала его непостижимость. Я была заперта в доме с существом, которое действовало по совершенно иным законам. И самое страшное – часть меня, та, что всегда тянулась к загадкам, отчаянно хотела понять, что же скрывается за этой идеальной, холодной маской.

Боль в лодыжке стала моим личным метрономом. Каждый шаг – напоминание о его ледяной реакции. Дни шли, а тревога за Макса росла, превращаясь в ядовитый плющ, обвивший моё сердце. Герман молчал. Он запер меня здесь, заставляет выполнять бессмысленные упражнения, тратит моё время, пока мой брат, возможно, умирает.

Так не пойдёт.

Решение созрело внезапно, острое и ясное. Хватит быть жертвой. Вечером я нашла его в гостиной, сидящего с ноутбуком. Я подошла и встала прямо перед ним, перекрывая свет.

Он не сразу поднял голову. Когда он наконец это сделал, его стеклянные глаза встретились с моими.

– Хватит, – мой голос прозвучал твёрже, чем я ожидала.

Он молча смотрел.

– Я хочу знать, что здесь происходит! Кто ты такой?! И где мой брат?! Каждый день, что ты держишь меня здесь, его шансы уменьшаются! – я почти срывалась на крик. – Это какая-то глупая, жестокая игра, и я в ней больше не участвую. Если ты и сейчас ничего не объяснишь, я сбегу. И плевать на последствия.

Он слушал меня с тем же клиническим интересом, с каким смотрел на мою сломанную лодыжку. Затем он медленно, с тихим щелчком, закрыл крышку ноутбука. Звук прозвучал в тишине, как выстрел. Он отложил компьютер и полностью сосредоточил своё внимание на мне.

– Побег – нелогичный ход, – наконец произнёс он. – Периметр охраняется. Ты не сбежишь.

– Я найду способ, – упрямо процедила я.

Он проигнорировал мои слова. А потом сказал то, чего я ожидала меньше всего.

– Я ищу твоего брата, – его голос был тихим, но каждое слово весило тонну. – Даже сейчас, в эту самую секунду, мои люди работают над тем, чтобы его найти.

От его внезапной откровенности я на мгновение потеряла дар речи. Это было так не похоже на того холодного, бесчувственного робота, которого я знала.

– Что ещё ты хотела знать?

Отлично. Он приоткрыл дверь. Я воспользовалась этой крошечной трещиной в его броне и выплеснула всё, что копилось во мне неделю.

– Кто ты? Что ты? Кто такой Дмитрий, и какого чёрта вы делали на той фабрике? Почему вы дрались? Кто похитил моего брата? Зачем я здесь, почему ты просто не отпустишь меня?! – вопросы сыпались из меня градом, один за другим.

Герман слушал молча. Когда я закончила, задыхаясь от ярости, он на несколько секунд задержал на мне взгляд, словно решая, стоит ли вообще тратить на меня время.

– Это много вопросов, – констатировал он. – И ответы тебе не понравятся. Но ты права. Время пришло.

Он сделал шаг, и я инстинктивно отступила.

– Начну с главного. С того, что я такое, – он сделал паузу, и комната, казалось, погрузилась в вакуум. – Я – то, что люди в своих книгах и страхах называют вампиром.

Слово повисло в воздухе. Вампир. Серьёзно? Я хотела рассмеяться ему в лицо, но, глядя в его абсолютно серьёзные, нечеловечески спокойные глаза, я не могла издать ни звука.

– Наш мир существует параллельно вашему, скрытый под покровом, который мы называем Вуалью Забвения. Мы – аристократия этой ночи, разделённая на Дома и Кланы. Я – глава Дома Сумеречной Стражи. Мы хранители, следящие за тем, чтобы ваш мир спал спокойно, не зная о хищниках, что ходят рядом.

Мой мозг отчаянно пытался обработать информацию, но она просто не укладывалась в голове. Вампиры… Дома… Вуаль… Звучит как сценарий для дешёвого сериала.

– А Дмитрий? – прошептала я, цепляясь за единственное знакомое имя в этом бреду.

– Дмитрий – охотник, – без тени эмоций ответил Герман. – Член Ордена Зари. Организация людей, потомки рыцарей, что веками охотятся на таких, как я. На фабрике мы должны были вести переговоры, но пришлось изобразить битву.

– Переговоры? Но… вы же враги!

– Мир не делится на чёрное и белое, Алиса. Орден расколот. Есть умеренные, как фракция Дмитрия, которые понимают, что война уничтожит всех. А есть радикалы, «Чистильщики», – он произнёс это слово с презрением. – Фанатики, жаждущие стереть с лица земли всех, кто не является человеком. Они проследили за Дмитрием, поэтому нам и пришлось устроить это представление.

Картинка начинала складываться. Безумная, пугающая, но всё же картинка.

– Но и это ещё не всё, – продолжил Герман, и его голос стал тише, интимнее, будто он делился со мной самой страшной тайной. – Есть и третья сила. Если мы – лёд ночи, то они – её пламя. Существа первобытной ярости. Вы называете их оборотнями.

Оборотни. Отлично. Для полного комплекта не хватает только эльфов и гномов. Но после всего услышанного это слово уже не казалось таким нелепым.

– Между нашими видами заключено хрупкое перемирие. Вековая холодная война. «Чистильщики» знают об этом и пытаются спровоцировать нас, чтобы потом добить выживших.

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я увидела в них отражение той самой шахматной доски из моего сна.

– Но при чём здесь Максим? – мой голос дрогнул. – Он же просто ребёнок!

– Именно, – кивнул Герман. – Он идеальная цель. Его похищение – это многоходовая провокация. Во-первых, это удар по мне. Похищение человеческого ребёнка на территории моего Дома – это пятно на моей репутации. Во-вторых, это приманка для Ордена. Для «Чистильщиков» это идеальный повод обвинить вампиров и развязать войну.

Я слушала его, и ледяное осознание сковывало меня. Мой брат был всего лишь пешкой в чьей-то ужасной, вековой игре.

– Так кто его похитил? «Чистильщики»? Другие вампиры? Оборотни?

– Мы не знаем наверняка. Но я склоняюсь к версии, что это работа конкурентов в союзе с радикалами Ордена.

– И… зачем здесь я? – задала я последний, самый страшный для меня вопрос.

– Потому что, по их логике, ты – следующая, – отрезал он. – У тебя есть сила. Пока ты здесь, под моей защитой, ты в безопасности. И потому, – он снова посмотрел на меня своим пронзительным взглядом, – что ты можешь оказаться ключом к его спасению. Но для этого ты должна перестать быть жертвой и стать оружием.

Мой мир, с его универом, подработками и заботой о брате, рассыпался в прах. А на его дымящихся руинах стоял он, и этот новый, страшный мир принадлежал ему.

Мир не накренился. Он просто раскололся, как стекло под ударом молота. Я стояла посреди гостиной и не моргая смотрела в то место, где только что стоял Герман. Вампир. Слово билось в моей черепной коробке, как пойманная муха. Нелепое. Книжное. Но стоило мне закрыть глаза, как перед внутренним взором вспыхивали картины той ночи. Размытое движение. Нечеловеческая сила. Кривой ключ из слова «вампир» с пугающей точностью подошёл к замку.

Но ледяной холод, ползущий по венам, был вызван не этим. Он утверждал, что не знает, где Максим. И вот в это я не верила. Ни на секунду. Слова о моей «полезности», вспышка холодного интереса в его глазах, когда я упала… Это была оценка. Анализ.

Новая, чудовищная теория зародилась в моём сознании. Что, если он с самого начала знал, что во мне есть какая-то сила? Сила, которая ему зачем-то нужна? И если это так, то похищение Максима – это не просто провокация.

Это поводок. Самый короткий и надёжный поводок, на котором можно меня удержать. Я – его цель. А Максим – его заложник. И верить ему – самое глупое, что я могу сделать.

Герман, не сказав больше ни слова, просто исчез. Растворился в тенях своего идеального дома, оставив меня наедине с руинами моего мира. Несколько минут я стояла неподвижно. Страх никуда не делся, он всё так же сжимал внутренности ледяными тисками. Но теперь под ним зародилось что-то ещё: холодная, звенящая решимость.

Хватит быть пленницей. Пора становиться разведчиком.

Я отправилась на экскурсию по его логову. Этот дом, который ещё час назад казался мне лишь тюрьмой, теперь превратился в поле битвы. И я собиралась составить его карту. Я двигалась тихо, на ощупь проверяя каждую стену, каждый предмет. Я искала не просто выход. Я искала его слабые места. Комнату с оружием, чесноком, святой водой – хоть что-нибудь из арсенала охотников. День прошёл в бесплодных поисках. Дом Германа был произведением искусства паранойи. Ни одной щели, ни одного скрипящего паркета. К вечеру я чувствовала себя мышью, запертой в идеально отполированном стальном кубе.

Когда ночь окутала дом, я выскользнула из своей комнаты. Босиком, чтобы не издать ни звука, я начала второй круг. Я двигалась вдоль стен его кабинета, нажимая на каждую панель в надежде почувствовать люфт. Ничего. Погружённая в поиски, я не сразу ощутила его присутствие. Лёгкое похолодание воздуха за спиной. Ощущение, что тишина стала слишком плотной.

Я замерла. Медленно, очень медленно обернулась.

Он стоял в дверном проёме. Неподвижный, тёмный силуэт. Он не появился – он просто был там.

– Ищешь что-то? – его голос был тихим, бархатным, но от него по коже пробежал мороз.

Я выпрямилась, заставляя себя встретить его взгляд.

– Да, – я обвела рукой комнату. – Кнопку самоуничтожения этого унылого мавзолея. Или хотя бы приличную кофемашину.

Он сделал шаг в комнату, его ледяные, сапфировые глаза сканировали меня. Он двинулся ко мне с хищной грацией, от которой у меня перехватило дыхание.

– Твоё упрямство начинает утомлять, – произнёс он, останавливаясь так близко, что я почувствовала холод, исходящий от его тела.

– А твоё молчание – нет? – парировала я, вскинув подбородок. – Ты рассказал мне сказку про вампиров, но о главном умолчал.

Он склонил голову набок.

– И что же, по-твоему, главное?

Я сделала шаг ему навстречу. Мой палец вызывающе ткнулся в твёрдую мышцу на его груди.

– То, что это ты похитил Максима. Чтобы держать меня здесь. Чтобы изучать меня, как лабораторную крысу, потому что тебе нужна моя… сила?

В тот момент, когда мои слова сорвались с губ, что-то изменилось. Его безупречный контроль дал трещину. Зрачок в сапфировом глазу на долю секунды сузился, а затем… радужка начала темнеть. Словно капля крови упала в чистую воду, окрашивая ледяную синеву в глубокий, бордовый цвет. Вспышка первобытной ярости, которую он тут же подавил. Но я увидела.

Его рука метнулась и схватила моё запястье. Хватка была стальной, нечеловечески сильной и холодной как лёд.

– Ты играешь с огнем, Алиса, – голос его больше не был бархатным. Это был низкий, гортанный рык, который, казалось, вибрировал у меня в костях, заставляя их дрожать. Его лицо было так близко, что я могла бы пересчитать его ресницы, если бы не была слишком занята тем, что пытаюсь не умереть от ужаса. В глубине его глаз, снова ставших сапфировыми, всё ещё плясали багровые отблески, как угли в остывающем костре. – И понятия не имеешь, как сильно он может обжечь.

И в этот момент, когда инстинкт самосохранения орал благим матом, другая, более дерзкая и отчаянная часть меня решила пойти ва-банк.

– Может, я хочу обжечься, – выдохнула я, глядя ему прямо в глаза.

А потом, собрав всю свою наглость в кулак, я сделала то, чего он точно не мог просчитать. Мой взгляд демонстративно, медленно и вызывающе скользнул к его губам. Это был блеф. Чистой воды блеф. Я играла роль, которую видела в кино, – роковую женщину, которой плевать на монстров. И, судя по его реакции, он это кино не смотрел.

На секунду в его глазах промелькнуло нечто невообразимое. Не гнев. Не похоть. Чистое, системное недоумение. Я видела, как его идеальный, запрограммированный мозг пытается обработать этот иррациональный ввод данных и выдает ошибку 404: «Логика не найдена». Безупречная машина, столкнувшаяся с непредсказуемостью человеческого безумия, дала сбой.

Его хватка на моем запястье стала почти болезненной, а потом он разжал пальцы так резко, словно моя кожа внезапно стала раскалённой. Словно обжёгся.

Он отступил на шаг, восстанавливая не только дистанцию, но и свою треснувшую маску.

– Иди спать, – приказал он тоном, в котором уже не было прежней ледяной власти. Это был не приказ хозяина. Это было отступление.

Он развернулся и ушел, растворившись в тенях так же бесшумно, как чернила в воде. Я осталась одна посреди его кабинета, тяжело дыша. Запястье горело, но не от боли, а от холода его прикосновения, как от ожога сухим льдом.

Я не нашла потайных ходов. Не нашла серебряных пуль.

Я нашла кое-что получше.

Я нашла его трещину. Его баг в идеальном коде. И поняла, как на неё нажимать.

Оружие я всё-таки нашла. И этим оружием была я сама.