Пробуждение

© Либерти Лим, 2021

ISBN 978-5-0053-3043-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пепел, из которого восстал феникс

Холодный дождливый вечер. Слышались звуки ударов кулаков об тело. Всплеск крови сверкнул в темноте. Обессиленный голос звал на помощь.

Из-за угла показались две тени – высокий мужчина и маленький мальчик в белом плащике, который шел с ним за ручку. Мужчина с ребенком шли быстрым шагом, однако, увидев происходящую картину, остановились. В подворотне пять-шесть человек истязали тело, лежащее на земле. Мужчина и мальчик простояли несколько секунд в ужасе, затем первый прошептал второму: «Пойдем отсюда, сынок». Отец стремительно зашагал обратно в сторону улицы, ведя за собой сына, но тот до последнего не отводил глаза от происходящего. Мальчик понимал, что происходит что-то очень плохое и неправильное, и пытался предпринять какие-то действия по предотвращению данной ситуации: он сначала пятился назад, тянул за руку отца, затем просто прокричал: «Папа, там кого-то бьют! Пойдем поможем! Он же умрет!». Мужчина в течение всего крика мальчика повторял «тсс-тсс!» и оборачивался на тех бьющих людей. А те как раз оглянулись на мужчину с ребенком.

– Это не наше дело, понятно? – со стиснутыми зубами проговорил мужчина своему сыну. – НЕ НАШЕ дело. Пойдем отсюда быстрее.

И отец, ведя за собой сына, быстро убежал подальше оттуда. И так, они ушли.

У мальчика проступили слезы на глазах, он много думал об этом случае в тот день, и не только в тот день – всю жизнь. Он мог закрыть глаза, и в мельчайших деталях увидеть дикие, животные выражения лица бьющих мужчин и окровавленное лицо жертвы с невероятно беспомощными глазами, полные боли и ужаса.

Глава 1

Д: Мистер Линфорд, пожалуйста, расскажите нам, как все произошло. С самого начала.

Л: Я хорошо помню тот день. Все началось обычным февральским днем…

Темные глаза в очках с черной оправой пробегали по стеллажам маленького продуктового магазина и тщательно выбирали что купить на пятничный вечер в компании друзей. Худощавые бледные руки из-под рукавов черного пальто взяли несколько продуктов и понесли их к кассе.

– Шесть банок колы, чипсы, все? – спросил продавец небольшого магазина, совместно являющийся его владельцем. – С тебя пять долларов.

– Спасибо, мистер Грин. – протянул купюру юноша.

– Как дела у мистера и миссис Линфорд?

– Все как обычно, ничего нового. До свидания, сэр. – ответил юноша и вышел из магазина.

Я вдохнул прохладный весенний воздух. На улице было ближе к вечеру, люди уже возвращались с учебы и работы домой.

«Все как обычно». Так было всегда, и никак по-другому не могло быть. Словно два застывших камня мои отец и мать сидели, стояли или лежали в своем доме, без радости и страданий, уже на протяжении многих десятков лет. В принципе, «мертвой» была не только моя семья, но и жители всего городка.

Я положил только что купленные продукты себе в рюкзак и направился встречать друзей около нашего университета. Крис Янссен и Харви Дарвин – так звали друзей – были старшекурсниками в отличии от меня самого только учившегося на первом курсе, и у них, поэтому, было больше занятий, факультативов и практических занятий, они всегда заканчивали очень поздно. Я часто ждал их, чтобы провести время вместе.

Путь от магазинчика «Грин’с гросери стор» до университета был недлинным. Я каждый день преодолевал этот путь и хорошо знал дорогу. Ничего особенного не было, однако она пересекала территорию железнодорожного вокзала, где иногда бывали попрошайки и бездомные, которых обычно гнали полицейские. В этот раз, когда я шел около этой территории, заметил женщину с маленькой собакой, которые часто здесь продавали самодельные перчатки. Каждый раз женщина мне кричала «молодой человек, милый, купи перчатки!» и я всегда проходил мимо. Мне просто было неудобно к обращаться к этой женщине и видеть ее воспаленные жалостливые глаза и точно такие же глаза ее собаки, к тому же у меня не было интереса покупать перчатки.

Сегодня женщина с жалостливыми глазами даже не успела прокричать мне, как ее тут же схватили полицейские прямо перед моими глазами, запрещая ей вести торговлю в этом месте. Они понесли женщину в полицейскую машину, она кричала и билась. «Жорж! Жоорж!!!», так она звала свою собаку, которая неустанно лаяла, «отдайте мне мою собаку!» кричала женщина и посмотрела на меня. Я посмотрел на нее и на этом дверь машины захлопнулась. «Сэр, извините, что вам пришлось это увидеть» – сказал мне один из полицейских и машина уехала прочь. Собака побежала за хозяйкой, гавкая и скуля. А я пожал плечами, пошел дальше и решил попить одну банку колы.

Я уже стоял у ворот университета, Крис и Дарвин как раз направлялись в мою сторону.

– Здорова, Лин! – вскрикнули они. – Ну что, выплываем наружу?

– Выплываем наружу! – похлопали мы друг другу по спинам в предвкушении веселого вечера.

– Кстати, ребят, по дороге зайдем в школу моей сестры, хорошо? Я должен отдать ей шапку, она забыла утром в спешке. – сказал Крис.

– Без проблем.

Мы направились в большой торговый центр, где был боулинг. У выхода из университета нам встретились три девушки, одной из которых была девушка Криса Вивьен – слегка полноватая брюнетка с низким обвораживающим голосом, ее лучшая подруга и моя одногруппница Кэрон Ларкин и еще одна, с которой я не был знаком. Вивьен обняла Криса и, увидев нас с Дарвином, обняла и нас. Она была очень крутой и нам очень нравилась, Вивьен была всегда нам рада и часто с нами зависала.

Эти девушки смотрели по-особенному на Криса, как, собственно, все остальные. Находиться рядом с Крисом в толпе девушек – значит быть пустым местом. Мы с Дарвином знали это на своих шкурах. Одного взгляда на Криса вполне хватало, чтобы понять, почему он им так нравился. Высокий юноша с русыми длинными волосами и спокойными серыми глазами, одевающийся соответственно статусу своей первоклассной семьи. Его отец владел заводом по производству автомобилей, его семья была высокопочитаемой в городе. Крис, как будущий наследник бизнеса, пытался соответствовать всем условным требованиям преуспевающего сына успешного отца. В плане учебы Крис, как и во всех сферах деятельности, был в числе лучших, участвовал во многих конференциях, олимпиадах и мероприятиях. Также, Крис занимался теннисом и баскетболом, любил рисовать и танцевать. Его имя всегда было на слуху в университете и в городе в целом. Это все внушало авторитет с его стороны: у Криса было очень много знакомых и друзей, преподаватели безмерно уважали юношу, а девушки просто сходили с ума, когда видели его. При всей его популярности меня всегда интересовал тот факт, почему его лучшими друзьями были мы с Дарвином. Думаю, потому что нам было все равно, кем он был в обществе и кто его семья, нам было просто комфортно и весело вместе.

Мы немного поговорили с компанией девушек и затем пошли дальше.

За полмили до торгового центра вниз по улице показалась школа, где училась Реми – младшая сестра Криса. Реми я видел однажды и только издалека: мы были на пороге дома Криса, как вдруг сзади недалеко от нас послышался женский голос, и мы обернулись. Там увидели черную машину, заходивших туда женщину и девушку лет 14-ти в официальных костюмах. Это были мать и сестра Криса. Они куда-то уезжали. «Забери ключи, Крис!» – вскрикнула Реми и Крис побежал за ними, она отдала их и затем скрылась за черной дверцей машины. Единственное, что я отчетливо запомнил в ней, это удивительно белые волосы.

Мы стояли у ворот в школу и ждали Реми. Наконец, ворота открылись, и показалась она – Реми Янссен, девушка с удивительно белыми волосами. Сначала она, увидев нас с Дарвином, немного опешила, затем заметив своего брата, улыбнулась.

– Реми, возьми, и не забывай больше, иначе мозги себе отморозишь в февральский холод. – протянул шапку Крис.

– Спасибо, Крис. – поблагодарила Реми и схватила шапку из рук брата. Затем нависла тишина. Она смотрела на нас, мы смотрели на нее – мне кажется, мы простояли так секунд десять.

– Реми, – наконец нарушил тишину Крис. – Знакомься, это мои друзья Дарвин и Лин. Дарвин и Лин, это моя сестра Реми.

– Привет. – сказала она немного смутившись. Дарвин пожал ей руку, затем я. Она посмотрела на Дарвина, затем на меня. И ее взгляд остановился на мне. Теперь смутился я. – Дарвин – это твое имя? Или фамилия как у Чарльза Дарвина?

– Это моя фамилия, как у Чарльза Дарвина. – сказал рассмеявшись Дарвин.

– Ого, круто. – ответила она. – Ну ладно, мне пора идти, еще встретимся.

И так она ушла. За ней остался приятный аромат, который я запомнил раз и навсегда – аромат сладких лесных ягод. Мы втроем пошли дальше в наше место назначения, но я никак не мог перестать думать о ней. Мы с ней даже словами не обменялись, но я чувствовал, чего раньше за мной не наблюдалось, что она мне очень близка, будто я был знаком с нею много лет. Не знаю, что со мной, но рационального ответа не нашлось.

Крис выбил три страйка, я – тоже три, а Дарвин ни одного. Он отчаянно пытался выбить, но у него никак не получалось. Мы с Крисом смеялись и подшучивали над ним, но под конец Дарвин был серьезно настроен, чтобы выбить этот несчастный страйк. Мы с Крисом выпивали по дешевому пиву, которое он покупал для меня, сидели и наблюдали за игрой Дарвина. Как хорошо быть молодым и беззаботным, наслаждаться моментом, раскинувшись на стуле, и ни о чем не думать. Друзья, развлечения, шалости, проделки – это то, о чем я мечтал, поступив в университет в шестнадцать лет. Полгода прошли так быстро с тех пор, как я попал сюда, и я хотел бы, чтобы и дальше все продолжалось так же.

Дарвин наконец выбил заветный страйк, тогда он вскрикнул на весь боулинг, и все люди в помещении уставились на него. Просидев там еще несколько часов, мы вышли из торгового центра, где был этот боулинг. На улице уже стемнело. Крис и Дарвин остановились у выхода и начали курить, я просто стоял с ними и разговаривал. Вдруг к нам подошел мальчик лет тринадцати с листовками и шустро завязал разговор. Это был смешной малый, который был одет как самый стереотипный аниме фанат, с длинными черными волосами и большими любопытными черными глазами.

– Поделитесь, братья, – сказал мальчик, указывая на сигарету, – А взамен я не буду предлагать вам листовки.

– Сколько тебе лет, малой? – спросил Крис.

– Достаточно. Ну пожалуйста. – не унимался мальчик.

– Лучше не надо… Как тебя зовут?

– Акира Иягами. Ну дайте, это же не ваше дело. Если я сдохну от рака легких, то в этом буду виноват лишь я, не вы же. Ну дайте, пожалуйста, братья.

– А ты не отвяжешься, на, возьми. – Крис протянул ему открытую пачку Марльборо, из которой Акира взял одну сигарету.

Акира был очень многословен, и пока мы стояли там пятнадцать минут, он все не унимался рассказывать какие-то небывалые истории.

– Так тебе сколько? – спросил я его.

– Тринадцать. – ответил Акира, круто затягивая сигарету.

– Как так получилось, что в таком возрасте ты уже работаешь?

– Я не работаю здесь постоянно, иногда время от времени подрабатываю. Я слежу за новостями из мира видеоигр, и как только на горизонте появится стоящая новинка, я коплю на нее денег и покупаю. У меня дома огромная коллекция видеоигр, все купил сам. – ответил Акира с гордостью.

– А родители не дарят? – спросил Крис.

– Не, это чисто моя коллекция, которую я сам собрал. Это лишь мое дело, и никого это не касается. – сказал Акира с пугающе серьезным лицом.

Около торгового центра на уличном кафе началась какая-то потасовка, где один упитанный мужчина очень громко кричал. Мы все обернулись туда. Мужчина размером со шкаф, с наколками на руках и шрамом на лице кричал на худощавого испуганного юношу. Вокруг собралась небольшая толпа.

– Вы пытались украсть мою вещь! – кричал юноша.

– Как ТЫ смеешь говорить ТАКОЕ обо мне?! Кем ты себя возомнил, щенок! – с брызжущимися слюнями буквально орал ему в лицо мужчина.

Испуганный юноша крепко держал в руках коробку с пончиками. Как мы поняли, этот мужчина пытался взять эту коробку со столика, у которого сидел юноша, но юноша вовремя схватил коробку, а мужчина придрался к нему за то, что тот плохо к нему относится. Бред. Все люди, образовавшие толпу, прекрасно это понимали. И просто стояли. Стояли и смотрели. Юноша пытался взглядом попросить помощи у них, но никто и не собирался заступаться за него. Как в том случае из темного дня моего детства. Сумасшедший мир, не правда ли? Этот мужчина был великаном, но, если бы за парня заступилось два-три человека, этого бы вполне хватило. Всего лишь два-три человека, а толпа из трех десяток молча наблюдала за развитием событий.

Я неожиданно вскочил и направился прямо к этому двухметровому мужчине, чтобы остановить этот жалкий цирк. Я подошел к юноше и мужчине, забрался на один из столиков и удивительно для самого себя задекламировал: «Люди, вы должно быть сумасшедшие, как вы можете смотреть на это и ничего не делать? Ты, ублюдок, что тебе от него надо? Ты сам начал этот конфликт, попытался украсть у него вещь, а теперь что-то предъявляешь ему без абсолютной на то причины. Что с тобой?»

– Еще один щенок нарисовался, смотри. Иди сюда, придурок! – заорал мужчина. А люди вокруг как стояли, так и продолжали. Мне кажется, что я лишь сделал этот цирк интереснее.

– Это дает мне основание посудить, что ты бедный человек с нулевым уровнем самооценки и пытаешься хоть как-то поднять ее в своих же глазах путем унижения и оскорбления других людей. Люди, очнитесь! Это же абсурд, что мы все просто стоим и смотрим! Давайте все вместе остановим его, ну же.

В эту минуту показалась машина полицейских. Мужчина убежал. Толпа разошлась. Юноша сел на стул с каменным лицом и уставился на пол, слезы тихо скатывались по щекам. Затем он посмотрел на меня. Мы встретились взглядами. Я посмотрел ему в глаза и был в оцепенении: вместо хоть чуть-чуть благодарного за то, что я заступился за него, взгляда, я увидел взгляд, говорящий «зачем ты это сделал». Получается, я не помог ему, а наоборот, раздул эту драму. Я слез со столика и пошел к своим друзьям.

– Ничего себе, во ты даешь. – сказал Акира.

Мы с Крисом и Дарвином пошли домой. На улице давно стемнело.

– Вы не думаете, что это сумасбродство? – сказал я.

– Лин.. – начал Крис.

– Это же просто сумасшествие. Взрослые люди стояли, смотрели и ничего не делали.

– Лин, если бы даже кто-то заступился, никто бы не мог перебороть этого мужчину. Он придурок, друг, забудь. – сказал Крис.

– И плюс, если бы даже нашелся человек, который бы составлял ему конкуренцию, началась бы драка, и, возможно, последствия были бы хуже. – подметил Дарвин.

– Я говорю не о том идиоте. А о людях. Об обществе в целом. Где здравомыслие и сочувствие? Что не так с этими людьми? Если бы мы все стояли друг за другом горой, то такие уроды никуда б не лезли. Возможно, их вообще бы не было.

– Это естественный порядок вещей, Лин. Мы ничего не можем с этим поделать. – сказал Дарвин.

– А что, если все-таки можем? – ответил я.

– Что ты задумал, умник? – спросил Крис.

– Такое чувство, будто все ходят «мертвые», вы не думаете? Люди с утра просыпаются, идут на работу или учебу, возвращаются, делают домашние дела и идут спать. И то же самое на следующий и последующие дни. Затем дожидаются выходных, после шести дней сурка, и там они занимаются домашним хозяйством, ходят в супермаркеты, смотрят скучный фильм вечером всей семьей, одаривают друг друга лживыми словами вроде «я люблю тебя» и идут спать. И так круглый год на протяжении десятилетий. Разве это жизнь? Нет, это существование. При такой жизни люди перестают чувствовать, так как, по сути, это не нужно в их скучной однообразной жизни. Поэтому люди черствеют, ни за что не борются, перестают сочувствовать себе подобным и не замечают красоту жизни. Это же ужасно. Разум – это хорошо, но он тотально завладел нашим обществом в настоящем веке. Из-за соображений выгоды, денег, недвижимости всегда вырубались леса, убивались животные и люди. Нельзя это так оставить, нужно заставить людей, для начала, хотя бы, из нашего города, проявлять искренние чувства, замечать красоту жизни, заставить их ПРОСНУТЬСЯ. И тогда, возможно, люди начнут помогать друг другу и мир станет лучше.

– И как ты хочешь этого достичь? – спросил Дарвин.

– А что заставляет людей «проснуться»? Большой «бум». Взрыв, всплеск эмоций, шок, что-то, что глубоко впечатляет человека.

– Например?

– Если мы берем в охват всех жителей нашего города, то, думаю, какое-нибудь световое шоу с салютами в разных местах по городу, чтобы везде его было видно.

– Ничего себе ты замахнулся, это же очень дорого! – воскликнул Крис.

– Не обязательно же покупать все это, можно самому сделать. Это не так уж и сложно и у вас будет интересный опыт. – сказал я. – Ну как, что вы думаете?

– Я никогда не делал фейерверки, была бы неплохая практика… И тем более, если в благих целях, то почему бы и нет? – сказал Дарвин. – Если что, я с тобой. Можешь звать, если понадоблюсь.

– Крис? – спросил я.

– Друг, знаешь, твоя идея немного утопична. Если мы даже устроим это шоу, то не факт, что люди вообще отреагируют на него. Думаю, их проблема в другом и в более глобальном. Нельзя одним щелчком пальцев заставить их «проснуться». – сказал Крис.

– Крис, ты как все эти люди, просто стоишь и говоришь об этом, сам ничего не предпринимая. «Это может не сработать», «а что, если это напрасно». Да какая разница! Ты хотя бы попробовал, ты хотя бы что-то сделал. Это лучше, чем ничего. – ответил я ему.

– Иногда «ничего» лучше, чем «что-то».

– И в итоге останешься ни с чем. Если только что-то сделаешь, ты узнаешь многое. А сейчас, ты мыслишь, как серая масса. Да, Дарвин? – смеясь спросил я.

– Серее некуда. – с улыбкой ответил Дарвин. – Фу, Крис. А что тебе терять-то, чувак?

– Ну вы и байтеры… – с досадой сказал Крис. – Ладно, я с вами.

***

Я зашел домой. Повесил куртку и, так как я был ужасно голодный, взял на кухне вчерашние вафли и налил себе стакан яблочного сока. Я все думал о том случае в уличном кафе, который не мог выйти из моей головы.

Почему? Почему образуется такая толпа зевак? Почему несправедливость допускается обществом? Потому что никто не хочет, чтобы проблема распространялась на него, люди не хотят особо напрягаться ни о чем. Более того, из праздного любопытства зеваки засматриваются на подобные «представления» будто зрители с попкорном в кинотеатре с волнением смотрят захватывающий фильм. А ведь становясь свидетелем несправедливости и умалчивая ее, ты сам способствуешь ей и становишься лицом несправедливости.

Но, вспоминая эти глаза, говорящие «зачем ты это сделал», невольно задумываешься, может неравнодушие не всегда уместно? Может эта справедливость никому не нужна? Раньше ее не видели и впредь можно обойтись без этого?

Я, будучи занятым размышлениями, поднимался со стаканом и вафлями по лестнице вверх в свою комнату, как вдруг споткнулся и вылил все содержимое стакана. Я пришел в себя от громкого звука всплеска яблочного сока об лестницу. Наверху на втором этаже показалась моя мама. Я поначалу немного испугался ее, но потом, не обращая внимания на пролитую жидкость, начал эмоционально рассказывать про случившуюся потасовку в уличном кафе, как один мужчина напал на юношу, а рядом собралась целая толпа и никто не вздумал помогать второму. На что мама ответила: «мг-м… протри лестницу и смой водой, а то будет прилипать». И удалилась в спальню. Я сделал все, как она сказала и уже со стаканом воды и вафлями пошел в свою комнату.

Среди моих мыслей маячила еще одна особенная, я схватился за нее и понял, о чем она или точнее о ком. Реми… Закрыв глаза, я воссоздал ту встречу у ворот школы до мелочей. Вспомнил ее сказочные серебристые глаза, роскошные обрамляющие ресницы, светло-рыжие веснушки на щеках и носу, теплые румяна, чувственные губы… Я не глядя взял одну вафлю и положил в рот, и эта вафля оказалась самой вкусной среди вафель в этой тарелке и всех вафель, которые я когда-либо пробовал.

До глубокой ночи я писал и рисовал свои сегодняшние мысли, собрал вещи для занятий завтра в университете и крепко заснул.

Глава 2

Д: Получается, тогда и впервые пришла идея сотворить весь этот кошмар? Надо же, а вы предприимчивы. Что было дальше?

Утро следующего дня. Я с одногруппниками сидел в аудитории университета в ожидании преподавателя литературы. Рядом со мной сидела Кэрон Ларкин, лучшая подруга Вивьен, сильно худая девушка с черными крашеными волосами и пирсингом на нижней губе и в носу. Она была моей одногруппницей, но была старше меня на три года, так как в этом году после двух лет учебы в филологическом факультете перевелась к нам – в литературоведческий. Кэрон была неимоверно умной и саркастичной девушкой, любила смотреть готические фильмы и мультфильмы, увлекалась игрой на гитаре. Она была моей хорошей подругой, я очень любил болтать с ней о самых разных вещах, так как она была очень интересной собеседницей.

Мы ждали нашего запыхавшегося потного старого преподавателя, но вместо него в аудиторию вошел невысокий молодой преподаватель с волнистыми волосами цвета темного кофе и в аккуратном костюме. Мы все в изумлении замолкли.

– Доброе утро, меня зовут Алан Джейкобс, и я ваш новый преподаватель по литературе. – представился он. – Вы первокурсники, верно?

Мы кивнули. Вдруг послышался стук в дверь аудитории и вошел Джонни Пим – наш одногруппник, который вечно опаздывает. Пухлые розовые щеки Джонни напряглись при виде незнакомого преподавателя.

– Чем могу помочь, мистер? – спросил мистер Джейкобс. Джонни Пим оглядел аудиторию и, увидев нас, понял, что он не ошибся аудиторией и отогнал свое недоумение.

– Здравствуйте, сэр… Можно войти? Извините за опоздание. – проговорил юноша.

– Почему ты опоздал, эм…?

– Джонни, Джонни Пим. Утром я плохо себя чувствовал, поэтому планировал не идти в университет, но затем выпил таблетки и решил, что все-таки пойду. Когда я вышел на свою остановку, автобус уже отъезжал, в итоге пришлось ждать следующий полчаса. Еще раз извините за опоздание, мистер…

– Джейкобс, мистер Джейкобс. Ладно, Джонни Пим, присаживайся. – ответил преподаватель, и затем вид у него был задумчивый. – «Я плохо себя чувствовал, но выпил таблетки»… Хм-м, то есть Джонни осознанно решил заблокировать ощущения своего тела. Я не говорю, что таблетки – это плохо и ни в коем случае не осуждаю тебя, мистер Пим. Давайте все вместе просто подумаем, может тело Джонни Пим сигнализировало о каких-то проблемах, что в нем появилась боль. Предчувствовало что-то плохое? Или отреагировало на какой-то стрессовый случай? А может правильно, что боль была утихомирена, и в жизни Джонни Пим сегодня случится большое событие, он получит действительно важные знания, встретит свою судьбу? Это палка о двух концах, на кону которой либо внешний мир, либо внутренний. Однако мы чаще жертвуем последним, правда ведь? Мы в наши дни глушим свои чувства и ощущения, так как они нам попросту мешают. Боль – таблетка, стресс – заедание, напряжение – алкоголь, а ведь дыма без огня не бывает. Мы сейчас эти чувства в себе подавим, а завтра они обернутся нам опухолями, раком и другими болезнями. Это не хорошо.

Вся аудитория внимательно его слушала, следя за ходом мыслей молодого преподавателя. Мы переглянулись с Кэрон, так как никогда еще занятия по литературе не были так интересны. Тем временем, мистер Джейкобс продолжал:

«Вспомним всем известный «451 градус по Фаренгейту». В каком обществе жил Гай Монтаг? В обществе без каких-либо негативных эмоций – люди только и делали, что развлекались. Они сидели, весь день смотрели телевизор, это повторялось изо дня в день, и в кого они так превратились? В овощей. В абсолютно примитивных существ, роботов. Вы думаете общество Гая Монтага было счастливо? Нет, это были даже не люди. Каким позитивным чувствам взяться, если негативные полностью подавлены? Это же как две стороны медали, если нет одной стороны, медали вовсе не может быть. Мораль всей басни такова – нужно слышать себя, свои чувства и давать отчет каждому ощущению своего тела. Нам периодически поступают сигналы от глубины нашей души, но мы их игнорируем из-за погони за чем-то далеким.

Мы становимся шестеренками в огромном механизме общества, где любые чувства – это что-то лишнее. Вы, как студенты литературоведческого института, обязаны чувствовать и побуждать других это делать. Я понимаю, литературоведение – это наука, но вы работаете с произведениями искусства, одним из аспектов анализа которых является понимание красоты, эстетика…».