Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл
- -
- 100%
- +
– Н-но, м-миледи… – округлила глаза помощница.
– Не спорь, милая Энни, – перебила её я, – с повязкой мои рёбра быстрее заживут, а что касается “выходного” наряда… Я буду носить его, пока не раздобуду чего поприличнее. Поверь, скоро в этом доме многое переменится.
Девушка испуганно посмотрела на моё полное решимости лицо.
– Х-хорошо, леди Айрис, – в итоге сдалась она.
Через четверть часа мои саднящие рёбра были плотно зафиксированы неровно разорванной тканью, а затем всё это прикрыто зелёным платьем.
– Спасибо, Энни. Большое. А теперь ступай, тебе тоже нужно отдохнуть, – я легла на жёсткую кровать, натянув тонкий плед до подбородка.
– Спокойной ночи, миледи. Моя комната внизу, в крыле для слуг, прямо под вами. Если что понадобится, стучите в пол, я услышу.
Дверь закрылась, и я осталась одна. Тьму, окутавшую мою каморку, разгонял свет единственной лампы, а сквозь щель в окне пробирался холодный ночной воздух. Погасив огонёк, я свернулась калачиком, пытаясь согреться, и закрыла глаза.
Вскоре усталость взяла своё, и я провалилась в тревожный сон…
Я стою на краю дамбы. Бетон под ногами трескается, расползается паутиной антрацитовых линий. Земля уходит из-под ног, и я падаю… падаю… падаю в чёрную, жадно ревущую бездну.
Я не выдержала и закричала в момент, когда должна была разбиться о бетонное основание. Но вместо удара картинка вдруг сменилась, и вот я ползу по противно чавкающей грязи. Камни впиваются в ладони, оставляя кровавые следы. В голове гудит, перед глазами красная пелена.
– Помогите! – сиплю я, но голос тонет в равнодушном фоновом шуме. – Кто-нибудь… пожалуйста…
Я выползаю на освещённую солнцем широкую улицу. Но люди проходят мимо, никто из них не останавливается. Они смотрят сквозь меня, словно я призрак. Я тяну руку к чьей-то юбке, но ткань проскальзывает сквозь пальцы.
– Помогите… – последний выдох, и темнота накрывает меня с головой.
Я проснулась резко, словно вынырнула из воды. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Несколько минут я лежала, приходя в себя и прислушиваясь к тишине дома. За окном царила глубокая ночь, в комнату проникал любопытный лунный свет, оставляя дорожку на полу.
Я, кряхтя, медленно села, прислонившись спиной к стене, задумалась.
Немного успокоившись, отчётливо осознала: Айрис убили намеренно. Это было вовсе не ограбление, нет. У девушки в заштопанном платье нечего взять. Кто-то целенаправленно ударил её по голове и бросил умирать в том зловонном проулке.
Но кто? И главное, зачем?
Сбивая с мысли, неожиданно заурчал желудок.
Я, не спеша, встала, поёжилась от холода.
Может, попробовать найти кухню? Там наверняка найдётся что-нибудь съестное.
Тихонько приоткрыв дверь, выглянула наружу. Темнота была почти непроглядной, только в дальнем конце виднелось бледное пятно окна. Опираясь одной рукой о стену, двинулась вперёд. Доски под ногами предательски скрипели при каждом шаге.
До лестницы добралась довольно споро. Спускалась медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Особняк спал, только где-то далеко тикали часы.
Внизу было чуть светлее благодаря проникавшему через окна холла лунному свету. Оказавшись у подножия, остановилась, вспоминая. Гарета выскочила из боковой двери… Хм-м, кажется, вон из той.
Поколебавшись секунду, всё же решила направиться туда, при этом неосознанно стараясь ступать ещё тише.
За тяжёлой створкой оказался короткий коридор, в его конце виднелась ещё одна дверь, понизу которой шла полоска тусклого света. Чем ближе я подходила, тем отчётливее становился запах дыма, золы и чего-то съестного. Желудок снова громко заурчал.
Толкнув дверь, очутилась на просторной кухне. В огромной печи тлели угли, отбрасывая красноватые блики на закопчённые стены. На массивном столе была разложена чистая посуда, а вдоль стен тянулись полки с утварью.
Огляделась. Где же тут хранят продукты? Логика подсказывала – в кладовой. И точно, в углу обнаружилась небольшая дверца, за ней ступеньки, ведущие вниз. Я спокойно спустилась и с любопытством осмотрелась: тут на удивление было весьма прохладно, на полках стояли горшки, корзины, висели связки лука и чеснока.
В первом же горшочке оказалась та самая каша, холодная и ещё более неаппетитная. Во втором – квашеная капуста. А вот в третьем… Я не поверила своей удаче! Большой кусок варёной говядины!
Быстро вернулась на кухню, нашла нож, отрезала ломоть хлеба, сверху положила толстый кусок мяса.
Боже, как же это было вкусно! Я жевала медленно, наслаждаясь каждым мгновением.
Увлёкшись, не заметила, как смахнула локтем нож. Он упал на каменный пол с громким звоном, разнёсшимся по всему помещению.
– Что за чертовщина?! – почти тут же раздался визгливый голос.
В дверях откуда ни возьмись нарисовалась Гарета в ночном чепце и засаленном халате.
Её маленькие глазки метнулись от меня к открытому горшочку с мясом, затем к недоеденному бутерброду в моих руках.
Лицо кухарки пошло отвратительными багровыми пятнами.
– Ах ты, воровка! – взвизгнула она. – Это всё для миледи Дарены! Не для такой грязнули, как ты!
Тётка ринулась на меня, размахивая руками, словно мельница.
Я поначалу опешила от её натиска, но быстро совладала с собой и, стиснув зубы, увернулась от её неуклюжего выпада, при этом сумела толкнуть её в пухлое плечо. Ушибленные рёбра взвыли, но я держалась, стараясь не дать слабины.
Повариха, не ожидавшая сопротивления, раззявив рот, охнула и потеряла равновесие, полетев прямо на печь. Я не успела её перехватить. Впрочем, не сильно и пыталась.
Гарета неловко выставила руки и прижалась левой ладонью прямо к горячей чугунной плите.
– А-а-а! – завизжала она, как поросёнок, тряся обожжённой конечностью.
На шум сбежались слуги. В дверях появились трое: пожилой мужчина, приблизительно такого же возраста женщина, и Энни. Все они замерли на пороге с открытыми ртами, глядя на меня с бутербродом в руке и корчащуюся от боли Гарету.
– Мерзавка! Ух и накажут тебя! – визжала кухарка, что есть мочи. – Миледи вернётся и запорет тебя на конюшне!
И мне вдруг это всё надоело, – я, передёрнув плечами, холодно прищурилась, резко шагнула вперёд, без страха заглянув в лицо поварихе, опешившей от моего манёвра.
– Как ты смеешь поднимать руку на меня, дочь барона Эшворта? – мой голос был тихим, вкрадчивым, в нём звенела сталь. Я вовсе не боялась, что эта туша может на меня напасть. – Ещё одно слово, Гарета, и завтра ты будешь искать новое место. Без рекомендаций. Так что не забывайся.
Гарета резко со щелчком захлопнула рот. Её рыхлое лицо исказилось от шока. Она мелко затряслась и в ужасе сделала шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Тётка молчала, не в силах выдавить из себя и звука, только пучила глаза и хватала воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Т-ты… В-вы… как смеешь мне такое говорить?! – охнула она дрожащим голосом.
– Повторюсь: не забывайся! – нахмурилась я, и, прищурившись, приказала: – Поди вон. И чтобы я тебя не видела, до самого возвращения дражайшей леди Дарены.
Кухарка икнула. Глаза едва из орбит не выпали. Но послушалась и, оглядываясь почти на каждом шагу, устремилась прочь из кухни.
Я облегчённо выдохнула и, стараясь не показать, как дрожат колени, повернулась к замершим изваяниями свидетелям всей этой сцены.
– Давайте пойдём спать, ночь на дворе, а утром нас ждёт много важных дел.
Глава 4. Вызов брошен
Я вернулась к себе, устроилась на лежанке, и сама не заметила, как провалилась в сон, в этот раз без всяких жутких видений.
Время замедлило свой бег, телу требовался отдых, чтобы восстановиться.
Петухи кукарекали всё громче, настойчиво пробиваясь в моё сознание через плотную завесу глубокого сна.
Кукареку-у-у!!! – особенно громко и прямо под моим окном.
Я, раздражённо нахмурившись, перевернулась на другой бок и тут…
Баб-бах!
Дверь моей каморки распахнулась с такой силой, что, ударившись о стену, жалобно скрипнула и затряслась. Грохот эхом прокатился по помещению, вышвырнув меня из дрёмы в реальность так же грубо, как накануне из небытия.
Я не успела даже сесть, не успела сфокусировать взгляд. Чья-то тень, огромная и бесформенная в тусклом утреннем свете, нависла надо мной. Сильные, безжалостные руки схватили меня за плечо и лодыжку. Пальцы впились в тело, как клещи, и мир перевернулся. Боль в ушибленных рёбрах взорвалась ослепительной вспышкой, выбив из лёгких весь воздух. Я беззвучно открыла рот, пытаясь закричать или хотя бы вдохнуть, но тщетно.
Меня стащили с убогой лавки с той лёгкостью, будто я вовсе не человек, а набитая соломой кукла. Секундный полёт, и моё тело с глухим стуком упало на холодный пол коридора.
Я лежала на боку, свернувшись в клубок и отчаянно пытаясь отдышаться. Каждый вдох отзывался мучительным спазмом в груди. В глазах плясали тёмные пятна, а в ушах стоял гул. Сознание то уплывало, то возвращалось, цепляясь за острую, отрезвляющую боль.
Прошла, наверное, целая минута, прежде чем я смогла разлепить веки.
Прямо передо мной замерла фигура, чётко очерченная лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь мутное окно в конце коридора.
Она была высокой, статной, лет сорока пяти, поразительно красивой. Холодной, неприступной красотой хищной птицы. У неё были тонкие, аристократические черты лица, безупречная осанка и презрительно поджатые губы. Тёмные волосы уложены в сложную высокую причёску. Платье из тёмно-зелёного бархата необычайно ей шло, роскошная ткань наряда незнакомки резко контрастировала с обшарпанными стенами. Её руки в тонких перчатках были скрещены на груди, а глаза цвета летнего неба смотрели на меня с ледяным презрением.
Сомнений не было, кто это. Леди Дарена Эшворт. Мачеха Айрис, то есть теперь и моя.
Тут краем глаза я уловила движение. Из моей комнатки шагнула…
Если леди Дарена казалась ястребом, то эта женщина походила на носорога. Она была не просто крупной, она была огромной, почти квадратной, с широченными плечами и руками, толщиной с мои ноги. Простое серое платье сидело на ней так туго, что, казалось, вот-вот и лопнет по швам. Но самым отталкивающим было её лицо: грубое, обветренное, с массивной челюстью и маленькими, глубоко посаженными глазками. Низкий, покатый лоб нависал над ними, придавая ей сходство с пещерным человеком. Именно её безжалостную хватку я только что ощутила на себе. Неужели это мадам Лафорт, правая рука хозяйки? Боже, это не человек, это монстр!
– Рассвело давно, а ты бока отлёживаешь? – голос леди Дарены прозвучал ехидно. – Встань!
Я медленно, с шипением, попыталась приподняться на локте. Голова закружилась, а рёбра лизнуло огнём. Не сдержав стона боли, я снова растянулась на полу.
– Что это ты вчера сделала с моей Гаретой? – продолжала леди. Тут я заметила и саму повариху, шагавшую в нашу сторону и победно скалившуюся. – Решила показать свой характер? Показать, кто в доме хозяйка? Не успела я вернуться, а тут такое! Гарета прибежала ко мне вся в слезах, с обожжённой рукой. Говорит, ты на неё набросилась, как бешеная собака. Мало того что воруешь еду с хозяйского стола, так ещё и на прислугу кидаешься!
Она сделала шаг ко мне, и я невольно вжалась в пол. От неё пахло какими-то дорогими духами. Этой даме с её грязной душой такие тонкие ароматы вовсе не подходили.
– И как ты посмела надеть выходное платье? Этот наряд для приличных людей, а не для оборванки, валяющейся в грязи! – в голос говорившей просочился яд.
Мадам Лафорт открыла безобразно широкий рот и пророкотала:
– Проучить её как следует, миледи? Чтобы знала своё место.
Дарена на мгновение задумалась.
– Позже, Жюли, успеется. Ну, что же ты молчишь, Айрис? Язык проглотила? Или только с кухарками смелая? Расскажи мне, как ты посмела поднять руку на мою служанку и украсть мою еду?
Я, наконец, смогла сесть. А после и встать.
Подняв голову, посмотрела прямо в холодные глаза мачехи. Боль отошла на второй план, уступив место ледяной ярости. Той самой ярости, что когда-то помогала мне решать самые сложные задачи и ставить на место зарвавшихся подрядчиков.
– Во-первых, – мой голос прозвучал хрипло, но на удивление твёрдо, – я не крала. Я взяла то, что моё по праву рождения. Этот дом принадлежит моему отцу, а значит, и мне. Во-вторых, ваша Гарета первая на меня напала. Я лишь защищалась.
На лице леди Дарены отразилось искреннее изумление, быстро сменившееся гневом. Она явно не ожидала такого ответа. Она ожидала слёз, мольбы о прощении, но никак не прямого вызова.
– Да как ты смеешь?! – прошипела она, её щёки покрылись красными пятнами. – Ты, бесприданница, живущая здесь из моей милости!
– Вашей милости? – я оскалилась. – Ваша милость – это помои, которыми вы меня кормите, и эта конура, в которой вы меня поселили? Нет, благодарю. Оставьте такую милость для себя.
Это было слишком. Лицо Дарены исказилось от ярости и… ненависти.
– Жюли! – взвизгнула она. – В конюшню её! И выпороть так, чтобы неделю сидеть не смогла! Пусть эта дрянь узнает, что такое моя милость!
– Только коснись меня, – не знаю, откуда у меня взялись силы, я перевела взгляд на Лафорт, и мой голос зазвенел сталью: – Я немедленно отправлюсь в город, наведаюсь к герцогу и пожалуюсь на ваше самоуправство. Я потомственная аристократка! Я леди Айрис Эшворт! А ты, Лафорт, просто служанка. Будет интересно посмотреть, как герцогские солдаты закуют тебя в кандалы и бросят в темницу!
– Что-о?! – ахнула Дарена, а Жюли растерянно замерла, хлопая короткими редкими ресницами.
– То-о, – передразнила я, не сдержавшись. – Отныне вы все мне не указ. И пока жив мой отец, держитесь от меня подальше. Свидетелей, – я кивнула на Энни, двух пожилых слуг и какого-то бородатого мужика, которого видела впервые; они так же, как Гарета, замерли в отдалении, – хватает. И не дай Всевышний, со мной что-то случится, они донесут, кто именно виновен! – повысила голос я, чтобы услышали все.
Обе нахалки резко обернулись.
Экономка, до этого казавшаяся несокрушимой, вдруг сгорбилась. Её и без того низкий лоб, опустился ещё ниже, а в маленьких глазках мелькнул страх. Она сделала шаг назад, инстинктивно прячась за спину хозяйки. Видно, несмотря на жуткую внешность, всё понять ума ей хватило.
Дарена тоже оглянулась, и замерла изваянием, увидев столпившийся народ. Затем медленно выдохнула, и на её лице появилась приветливая улыбка, обращённая бородачу.
– Кхм-кхм, – подал голос незнакомец. – Утро доброе, миледи. Прошу прощения за беспокойство, я к вам от мистера Дэвлина.
– Доброе, – благосклонно кивнула она ему, мигом преобразившись в радушную хозяйку, – Гарета, проводи…
– Мистер Томас Рурк, – прогудел тот в ответ.
– Мистера Рурка в малую зелёную залу, угости чаем. Прошу, подождите меня там. Тут у меня с дочерью небольшой спор, уж больно она от рук отбилась, воспитываю. Как решу вопрос с Айрис, так сразу спущусь к вам, – хлопнула длинными ресницами мачеха.
– Да, конечно, – кивнул бородач, бросил ещё один оценивающий взгляд на меня, но явно и не подумал вмешаться в семейные дрязги, и последовал за кухаркой.
Дарена же, дождавшись, когда их шаги стихнут, снова обернулась ко мне. Смотрела, не мигая, как змея на добычу. Если бы из её рта показался раздвоенный язык, я бы не удивилась.
Воздух в коридоре натянулся до предела. Я видела, как пожилая служанка, стоявшая рядом с Энни, нервно сглотнула, а старик-слуга опустил глаза в пол.
Мачеха несколько секунд пожирала меня взглядом, в котором ярость боролась с растерянностью. Мой блеф – а это был чистой воды блеф, я понятия не имела, есть ли тут герцог и как к нему попасть, – на удивление сработал! Она привыкла к безропотной Айрис, но столкнулась с кем-то совсем другим. И это одновременно её разозлило и напугало.
– Ты… ты пожалеешь об этом, – наконец выдавила она.
Я же старалась не показать дикого ликования, разлившегося внутри.
– Отныне тебе нет хода на кухню, – продолжала шипеть темноволосая красавица. – Кормить тебя никто не будет. Захочешь поесть, сама о себе позаботишься! Готовь на костре на заднем дворе! И утварь не тронь, кипяти воду… да хоть в ладонях, мне то безразлично!
После бросила остолбеневшим слугам:
– С сегодняшнего дня Айрис отказано в еде. И вы, мерзавцы, не смейте таскать ей продукты, тут я буду в праве запороть вас до полусмерти, и никто мне слова против не скажет! – договорила и, развернувшись так резко, что полы её бархатного платья взметнулись, зашагала прочь, шурша юбками. Лафорт, кинув на меня последний, полный злобы взгляд, поспешила за ней.
Я сползла по стене на пол, ноги едва держали. В голове царил полнейший сумбур. Адреналин, бурливший в крови, начал отступать, и на его место волной накатила боль. Противно заломило в затылке, я с трудом пропихивала воздух в грудную клетку, настолько сильно ныли ушибленные рёбра. Но сквозь боль пробивалось пьянящее чувство победы. Первой, но такой важной победы.
– Миледи… – тихий шёпот Энни вывел меня из оцепенения.
Она подбежала ко мне, её лицо выражало смесь ужаса и восхищения. Пожилые слуги тоже подошли ближе, с опаской оглядываясь на опустевший коридор.
– Вы… вы в порядке? – спросила девушка, помогая мне подняться.
– Теперь да, – твёрдо ответила я, опираясь на её хрупкое плечо. – Энни, слушай, а этот Рурк, он может мне помочь?
– Что вы, госпожа! – покачала головой помощница. – Он простолюдин, и если влезет в разборки между аристократами, не оберётся проблем. Таковы правила.
– Чушь какая-то, – пробормотала я.
Энни помогла мне доковылять до моей каморки, бережно усадила на край скрипучей лавки. Пожилая пара слуг вошла следом, молча и почтительно остановившись у порога.
– Я сейчас сбегаю к колодцу, принесу вам воды, – засуетилась Энни, поправляя сбившийся набок соломенный тюфяк, служивший мне матрацем. – Вам нужно умыться и отдохнуть.
– Энни, постой, – остановила я её, схватив за руку. – Будь осторожна. Ты слышала, что сказала моя мачеха. Если тебя поймают…
– Не беспокойтесь, – она ободряюще улыбнулась, но в её глазах всё равно плескался страх. – У меня есть своя кружка. Никто ничего не докажет. Я мигом.
Она выскользнула за дверь, оставив меня наедине со стариками. Я перевела на них взгляд. Они смотрели на меня со смесью сочувствия и чего-то ещё, чего я не могла разобрать. Любопытства? Уважения?
– Простите, – мой голос всё ещё звучал хрипло, – я не помню ваших имён. После того, что случилось в городе, я потеряла память.
Старушка сделала шаг вперёд, её морщинистое лицо было добрым и усталым.
– Энни нам уж всё поведала, хозяйка. Не тревожьтесь попусту, память вернётся. Меня Полли звать, а это благоверный мой, Джон.
Мужчина коротко кивнул. Он был жилистым, с обветренным лицом и руками, привыкшими к тяжёлой работе.
– Я тут за садом приглядываю, да за конюшней, коли придётся, – глухо отозвался он.
– А я на огороде помогаю да в доме прибираюсь, где велят, – добавила Полли. – Мы уж, почитай, всю жизнь тут. Отданы роду Эшвортов за долги. Вольную нынешний хозяин нам дал три года назад, вот токмо идти нам некуда, да и возраст не тот. Так и доживаем свой век на этой земле – вздохнула она, и в этом вздохе слышалась горечь целой жизни, прожитой в служении другим.
– Спасибо вам, Полли и Джон, а теперь ступайте, а то разозлим леди Дарену ещё сильнее.
– Не выкайте нам, госпожа, – вдруг улыбнулась старушка, – такое не принято, вас не поймут и осудят.
Я нахмурилась, но кивнула. Со своим уставом, как говорится, в чужой монастырь не ходят. Тут царят непонятные мне законы. Неужели в этом сумасшедшем мире есть узаконенное рабство? Ужас какой! В общем, мне сильно не хватает знаний о новой реальности. Энни, скорее всего, о многом сможет рассказать, надо тщательно её "допросить".
Старики ушли, оставив меня одну, а я задумалась о том, как теперь жить.
Но не всё так плохо, как могло бы показаться. Это ведь моя земля, не так ли? По крайней мере, пока обратных заявлений не было. А значит, я могу спокойно охотиться в соседнем лесу, ловить рыбу, и есть овощи, растущие на огороде. Я не пропаду и не дам себя в обиду.
И надо бы навестить больного лорда. Откуда это желание взялось, не знаю, но противиться и не подумала.
Глава 5. Документы и огурцы
Звенящая тишина убогой каморки давила. Я сидела на краю лавки, глядя в пустоту и пытаясь унять дрожь в руках. Победа над Дареной была сладкой, но недолгой, и теперь на смену эйфории приходило холодное, трезвое осознание реальности.
Мой мозг, привыкший решать сложные задачи, уже начал анализировать ситуацию. Проблема номер один: еда. Раз рядом огород, то это уже не такая уж и проблема, не так ли? Но её решение требует времени и сил, которых у меня пока не так много. Проблема номер два, не менее важная: утварь. Дарена не зря съязвила про «кипяти воду в ладонях». Без котелка, ножа и хотя бы одной тарелки мои походы за пропитанием теряли всякий смысл.
Значит, нужно найти посуду. И не на кухне, куда мне теперь путь заказан. Тогда где? Логика подсказывала, что в таком огромном, полузаброшенном доме наверняка должны быть старые, забытые вещи. Особняк ветшал, обитаемая его часть, судя по всему, сократилась до минимума. А что в остальных комнатах? В том крыле, где я сейчас находилась? Ещё оставался чердак, его тоже стоит посетить.
Эта мысль показалась спасительной. Кроме посуды, я вполне могла найти и комнату получше этой собачьей конуры. Переселиться, вот что тоже необходимо сделать как можно быстрее.
И, наконец, проблема номер три, она же самая сложная – нужны союзники, наделённые властью. Значит, мне предстоит отправиться в город на их поиски. Но даже если я их отыщу, то что предложить взамен?
Я медленно поднялась, опираясь о стену. Рёбра всё ещё ныли, но уже не так остро. Решимость придавала сил. Я вышла в коридор. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь пыльные стёкла, рисуя на полу бледные, вытянутые прямоугольники света. Воздух был спёртый, пахло плесенью, гниющим деревом и запустением.
Подошла к соседней двери. Она была сделана из тёмного, растрескавшегося дуба, с тяжёлой кованой ручкой. Потянула. Заперто. Следующая – тот же результат. И ещё одна. Из десяти дверей в этом коридоре восемь были заперты на ключ. Кто их запер? Дарена? Или они закрыты уже много лет?
А вот две оставшиеся поддались. За первой ждало удручающее зрелище. Здесь, видимо, когда-то случился пожар: одна из стен покрыта копотью, а остатки мебели превратились в обугленные остовы. Окно выбито и грубо заколочено досками, сквозь щели тянуло сквозняком.
Второе незапертое помещение было больше моей каморки, но находилось в ужасном состоянии. В углу громоздилась куча какого-то хлама, покрытого толстым слоем пыли и паутины. Камин почернел и казался пастью неведомого чудовища, готового наброситься на любого, кто осмелится посягнуть на его царство.
А вот стекло в окне… Оно оказалось целым, как и рама! И это отчего-то вдруг меня порадовало. Решено, переселюсь сюда. Но несмотря на желание, осуществить его получится не сразу. Предстоит грандиозная уборка, которая займёт уйму времени и сил. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.
Не успела я вернуться в свою комнатку, как пришла Энни. В руках она держала деревянное ведро с водой и свою глиняную кружку.
– Вот, миледи, можно и попить, и умыться, – сказала она, ставя ведро на пол.
Холодная колодезная вода приятно освежила лицо, прогнала пустыню изо рта. Взбодрила. Пока я приводила себя в порядок, служанка достала из кармана своего фартука поломанный гребень, когда-то вырезанный из дерева.
– Давайте я вам заново перетяну рёбра, – предложила Энни, – а потом расчешу волосы, постараюсь рану не задевать.
Я кивнула, и она помогла мне снять платье. Перевязав тряпку потуже, девушка взялась за мои сбившиеся в колтуны волосы. Её прикосновения были осторожными и заботливыми. В этот момент, глядя на её сосредоточенное лицо, я вдруг остро осознала, как мало знаю о своей верной, самоотверженной помощнице.
– Энни, – тихо начала я, стараясь не морщиться, когда она тянула спутанную прядь, стремясь её размотать, – расскажи мне о себе. Как ты оказалась в Эшворт-холле?
– А что рассказывать, миледи? Всё просто. Моя семья задолжала барону Годрену. Мы были обычными вольными крестьянами на его земле. Отец был хороший человек, но не очень удачливый. Несколько лет неурожая, потом корова пала… Долг рос. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец отдал меня в уплату долга. А уже лорд Эшворт выкупил меня у Годрена.
Я замерла. Отдал. Выкупил. Как вещь. Дикость.
– Барон Эшворт, в отличие от предыдущего господина, относился ко мне по-доброму, – торопливо добавила Энни, подняв на меня испуганный взгляд, словно боялась, что я неправильно её пойму. – И подарил меня вам на ваше шестнадцатилетие. Сказал, что у леди должна быть своя личная служанка.