Виола

Точка невозврата

Воздух в номере гостиницы был густым и спёртым, пах ланолином от крема для рук и воском для пола. Вайолет зашла внутрь, сбросив сандалии. Её подруга Сьюзи, развалясь на кровати под балдахином из москитной сетки, барабанила карандашом по учебнику истории, под аккомпанемент шипения кассеты в её плеере. На коленях у неё лежал потрёпанный номер индийского журнала.

– Оо, ты вернулась! – крикнула Сьюзи, снимая наушники. Голос Фила Коллинза стал едва слышен. – Я уж думала, тебя похитили эти уличные гипнотизёры! Уже семь, стемнело как ночью, а тебя всё нет.

– Они уже приехали? Мистер Майяджи, мисс Гловер? Меня наверняка хватились… – перебила её Вайолет, скидывая сумку на резную тахту.

– Расслабься, их ещё нет. Мисс Гловер заходила, говорила, что комиссия из Лондона задерживается до восьми. Так что ты в графике. Кстати… – Сьюзи сделала паузу, ковыряя дырочку на джинсах. – Я звонила твоим. В Ислингтон. Трубку не берут. Может, сама попробуешь? Автомат в холле работает.

– Они никогда не берут, – Вайолет бессильно махнула рукой, подходя к раковине умыться. – У нас телефон завален папиными чертежами и мамиными образцами тканей. Даже если бы они его услышали, ещё не факт, что подошли бы. У них своя жизнь.

Вдруг из коридора донеслись чёткие, властные шаги и низкий голос мисс Гловер. Сердце Вайолет ёкнуло. Не думая, она юркнула в ванную, захлопнув за собой дверь с щелчком. Лихорадочно сдернув платье, она натянула пижаму в сине-белую полоску, взъерошила свои рыжеватые волосы и выбежала обратно, делая вид, что только что проснулась, – навык, отточенный за годы жизни в школе-интернате.

Дверь номера была открыта. На пороге стояла мисс Гловер в своём неизменном твидовом костюме, а чуть поодаль – Аян Майяджи. Он был одет безупречно: белая рубашка с накрахмаленными манжетами, тёмные брюки, кожаные сандалии. Его лицо было каменным, но в глазах читалось напряжённое нежелание быть здесь.

– Мисс Эштон, – начала мисс Гловер, её голос прозвучал неестественно сладко. – Мистер Майяджи выразил желание лично принести вам свои извинения за… недоразумение прошлого вечера.

Аян сделал шаг вперёд. Его движения были отточенными, почти механическими.

– Мисс Эштон, приношу свои глубочайшие извинения, – его английский был безупречен, без единого намёка на акцент. – Моё поведение было абсолютно неприемлемым. Я позволил эмоциям взять верх над здравым смыслом и нарушил ваши личные границы. Я искренне сожалею. Поправляйтесь, и, я надеюсь, вы всё же посетите нашу экскурсию в Национальную библиотеку в понедельник. Уверен, её фонды вас заинтересуют.

Вайолет смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он извинялся. Не он – его заставили. Это была хорошо отрепетированная речь, написанная кем-то другим. Сквозь зубы, с ледяной вежливостью, она выдавила:

– Мистер Майяджи, конечно же, я принимаю ваши извинения. Каждый может допустить ошибку. – В её голосе звенела сталь, которую, казалось, никто, кроме него, не уловил.

– Ну и прекрасно! – просияла мисс Гловер, разряжая атмосферу. – Теперь всё улажено. Хорошего вечера, девочки. Не шумите.

Она развернулась и вышла, уводя за собой Аяна. Он на прощание бросил на Вайолет быстрый, колкий взгляд – в нём не было ни капли сожаления, лишь холодное предупреждение.

Дверь закрылась. Вайолет и Сьюзи замерли, слушая, как их шаги затихают в коридоре.

– И что это, чёрт возьми, сейчас было? – прошептала наконец Сьюзи, вытаращив глаза. – Похоже на сцену из мыльной оперы. «Гордость и предубеждение» по-индийски.

– Я не знаю, – честно ответила Вайолет, чувствуя, как дрожь в коленях наконец стихает. – Но это было жутко. И фальшиво.

– Знаешь, а… – Сьюзи, чтобы снять напряжение, взяла с тумбочки тот самый индийский журнал. – Эти местные журналы не такие уж и дурацкие. Ни черта не понятно, конечно, но картинки славные. Смотри, какие сари.

– Что ты там читаешь? – спросила Вайолет, всё ещё прислонясь к двери.

– Не знаю, сама посмотри. «Новости недели», вроде.

Вайолет взяла потрёпанный глянец. Её взгляд скользнул по заголовкам о предстоящих выборах и рекламе новых телефонов. И вдруг замер на небольшой заметке в нижнем углу страницы:

«Уже 5 ноября город погрузится в празднование Дурга-Пуджи. Но главное таинство ждёт всех в конце – знатные семьи готовят закрытые церемонии прощания с богиней 9 ноября.

По слухам, в этом году их ритуалы станут ещё сокровеннее: старинные украшения, редкие подношения и семейные традиции.

Истинная кульминация праздника развернётся за высокими стенами храмов.».

Ледяная волна пробежала по спине Вайолет. Она взглянула на календарь, висевший на дверце шкафа: сегодня 28 октября. До праздника оставалось 8 дней, а до его конца 12.

Именно в этот день, – пронеслось у неё в голове. В этот день всё должно случиться. В этот день я узнаю правду.

Но их вылет в Лондон был назначен на шестое число. Её план рушился, едва успев сложиться.

Что делать? Сорвать всё? Солгать мисс Гловер? Сказать, что заболела по-настоящему? Остаться… одной?

Голова шла кругом. Дыхание перехватило.

– Вайолет? С тобой всё в порядке? – Тихий, испуганный голос Сьюзи вернул её к действительности. – Ты так уставилась на эту страницу, будто там написано, что известная компания прекращает поставки чая в Британию.

– Да нет, всё хорошо, – Вайолет заставила себя улыбнуться, откладывая журнал. – Просто… узнала кое-что. Встретились знакомые слова. Я же учу хинди, помнишь?

– А, ну да, – Сьюзи тут же потеряла интерес. – Если хочешь, забирай журнал себе. Я уже все картинки пересмотрела.

– Правда? Спасибо! – Вайолет прижала журнал к груди, как драгоценность.

Ночь опустилась на город, оглушительная треском цикад и гулом вентилятора. Сьюзи быстро уснула, а Вайолет ворочалась под тонкой простынёй, прислушиваясь к странным ночным звукам. Мысли путались: холодные глаза Аяна, загадочная заметка, её одинокие родители, погружённые в свои дела за тысячи миль отсюда. Лишь под утро её сознание наконец отпустило.

Ей снилось, что она стоит посреди бескрайнего, неподвижного озера. Вода была тёмной, но не пугающей – густой и гладкой, как полированный обсидиан, и в ней отражались не звёзды, а мерцающие, как светлячки, санскритские письмена…

…Лакшми подняла руку, и на её ладони возникла маленькая масляная лампа. Пламя было крошечным, но оно горело ровно и непоколебимо…

…Она протянула руки, чтобы принять дар, и в этот миг пламя перепрыгнуло к ней в грудь. Оно не обожгло. Оно наполнило её изнутри ровным, тёплым, несокрушимым светом.

Она проснулась. В комнате было темно и тихо. Не было ни привычной паники, ни учащённого сердца. Только глубочайшее, всепроникающее чувство мира. И странная, тихая уверенность. Она потянулась к шейному кулону, который всегда носила под одеждой. Металл был на удивление тёплым, почти живым. В темноте ему могло почудиться, что по его краю пробежал слабый золотистый отсвет.

Что же нам с тобой делать? – промелькнуло у неё в голове.

Решение было принято. Бессознательно, во сне, его приняла за неё сама богиня.

Оставшиеся три дня своего «карантина» Вайолет посвятила тотальной подготовке. Она сменила тактику. Она штудировала в библиотеке путеводители и книги по истории Калькутты, выискивая детали о повседневной жизни, правилах поведения, устройстве города. Она ходила на базар Нью-Маркет и в лавки на Парк-Стрит, покупая неприметную индийскую одежду – простые хлопковые сальвар-камизы и платки-дупатты, – которую прятала на дне своей большой дорожной сумки. Она приобрела вторую, потрёпанную сумку из парусины на блошином рынке и потихоньку наполняла её самым необходимым: водой, сухими фруктами, аптечкой, картой, деньгами, спрятанными в потайной карман.

Она заметила, что за ней по-прежнему следует тот самый незнакомец в серой куртке. Но теперь его присутствие не вызывало страха, а скорее любопытство. А что, если он не хочет мне зла? Что, если он… охраняет?

Всё это время Вайолет находила предлоги зайти в ту самую скромную чайную, где познакомилась со старушкой Лайлой-ди – мудрой, морщинистой, как печёное яблоко, хозяйкой этого заведения. Под предлогом изучения местных нравов она приходила сюда, чтобы вдохнуть воздух настоящей Калькутты, пахнущий кардамоном, дымом и жареным тестом.

И каждый раз, ближе к вечеру, её сердце начинало биться чуть чаще в предвкушении. Дверь с колокольчиком открывалась, и входил он. Калидас Рой, которого Лайла называла «Молодой господин».

Он был неброско красив – в его сдержанности, в спокойном, внимательном взгляде было что-то, что необъяснимо тянуло её к нему. Что-то тёплое и надёжное, чего так не хватало в её нынешней жизни, полной тревог и секретов. Она не знала, почему его присутствие вызывало у неё такое странное чувство – смесь любопытства, лёгкого смущения и надежды. Она приписывала это его внешности или своему одиночеству.

Он всегда появлялся ненадолго. Заказывал чай, иногда перекидывался парой фраз с Лайлой на бенгали, и всегда казался погружённым в свои мысли. Вайолет ловила себя на том, что придумывает поводы заговорить с ним – спросить время, узнать, что он заказал, сделать комплимент его… ну, хотя бы чаю.

Но либо он уходил слишком быстро, исчезая в вечерней толпе, едва допив свою чашку, либо её собственная робость брала верх. Слова застревали в горле, язык становился ватным, и она могла только украдкой наблюдать за ним, чувствуя, как нагреваются щёки. Она ругала себя за эту нелепую застенчивость.

Однажды она решилась. В той самой чайной, где говорила со старухой, она застала Калидаса за тем же столиком. На этот раз разговор получился. Она забыла про осторожность, про свои половинчатые вопросы о происхождении. Она почти полностью открылась ему, рассказав о сне, о решении остаться, о своём страхе и надежде. Он слушал молча, не перебивая, и его спокойствие было заразительно. И лишь потом она осознала: он не выглядел удивлённым. Словно он… ждал этого. Словно он и так всё знал.

Мысль об отъезде тускнела с каждым днём. Родители так и не перезвонили. Боль от этого была тупой и привычной.

Мне кажется, я уже не нужна им… – думала она, глядя на фотографию в рамке. – А здесь… здесь у меня может появиться что-то моё. Может, я смогу найти здесь семью? Настоящую.

План созревал. Теперь ей нужно было только одно – заставить Аяна Майяджи наконец оставить её в покое и перестать обращать внимание на её кулон. И у неё была идея, как это сделать.

Вечный шах

Утро понедельника, встретило Калькутту не просто туманом, а ядовитым желтоватым «калькуттским смогом» – густой смесью влаги, выхлопных газов и дыма с угольных фабрик на окраинах. Карантин официально закончился, и Вайолет предстояло снова влиться в жизнь группы. Но это возвращение было тщательно спланированной операцией.

Она встала затемно, пока Сьюзи ещё мирно посапывала под противомоскитной сеткой, и включила маленький транзисторный радиоприёмник. Сквозь шипение и помехи лился мягкий голос. Этот голос из эфира был единственным свидетелем её преображения.

При свете одной лишь настольной лампы с зелёным стеклянным абажуром Вайолет проделала сложный ритуал. Из дорожной шкатулки, под слоем английских кружевных носовых платков, она извлекла купленное накануне на базаре Нью-Маркет сари – не кричаще-яркое, но и не скромное, из тонкого бенгальского муслина цвета морской волны, расшитое по краю серебряной нитью «зари». Надевание сари без помощи было квестом, но после нескольких дней тайных тренировок складки легли почти безупречно. Ткань непривычно холодила кожу, но дышала легко.

Затем последовала косметика – тушь и тени, купленные на рынке. Лёгкие стрелки, подчёркивающие разрез глаз, немного туши, приглушённые персиковые тени и помада натурального оттенка. Рыжеватые волосы, обычно собранные в небрежный хвост, она уложила в сложную, но изящную причёску, закрепив невидимками и шпильками, как у героинь из фильмов.

В зеркале на неё смотрела не британская школьница, а юная индийская аристократка из хорошей, но несколько консервативной семьи. Сердце ёкнуло от странного узнавания. Это был не просто маскарад. Это была примерка новой кожи.

– Вау, Вай! – просияла Сьюзи, проснувшись и увидев её. – Ты выглядишь… сногсшибательно! Прямо как Смита Патиль в том фильме! Решила произвести фурор? Или это для кого-то конкретного? – она подмигнула.

– Что-то вроде того, – улыбнулась Вайолет, стараясь говорить легко, и потянулась за своим плеером. – Надоело ходить в больничном виде. Решила, что если уж быть в Индии, то выглядеть соответствующе.

Она вставила кассету с записью какой-то английской группы – это помогало ей сохранять видимость спокойствия. На завтраке в отеле она ловила на себе удивлённые и любопытные взгляды. Мисс Гловер, в своём неизменном твидовом костюме, одобрительно кивнула: «Приятно видеть вас в норме, мисс Эштон. И в подобающем для светского выхода виде. Надеюсь, это признак возвращения к дисциплине».

Вайолет ела мало, её внутренности были сжаты в тугой нервный узел. Аметистовый кулон, обычно лежавший на груди, был снят. Она нащупала его в маленьком бархатном мешочке, спрятанном в потайном кармане её сумки рядом с паспортом и запасными фунтами, и его привычная тяжесть успокаивала. Он был её талисманом, её частью. Притворяться, что она от него отрекается, было больно.

Выйдя из ресторана в холл, где группа собиралась у автобуса, она почти столкнулась с Аяном. Он уже ждал её, его взгляд – быстрый, сканирующий – скользнул по её новому облику с молниеносной оценкой, но почти сразу же упал на шею. Пустое место, где должен был быть кулон, заставило его нахмуриться. Его улыбка стала напряжённой.

– Мисс Эштон, вы прекрасно выглядите. Прямо как настоящая бенгальская «бходролок» (аристократка). Рад, что вы полностью поправились, – его голос был гладким, как шёлк, но в глазах плескалось недоумение и лёгкая тревога. Он сделал паузу, явно выбирая слова. – Что-то изменилось… Ах, да. Ваш аметистовый кулон. Вы не надели его сегодня. Надеюсь, он не потерялся? Это была бы настоящая трагедия.

Вайолет сделала самое безразличное лицо, какое смогла. Она даже легкомысленно взмахнула рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи.

– О, этот старый камень? Знаете, мистер Майяджи, эти несколько дней заточения дали мне время подумать. Я поняла, что он приносит мне одни проблемы. Слишком много внимания, слишком много… вопросов. – Она сделала небольшую театральную паузу, глядя куда-то мимо него. – Он сейчас у меня в номере. Лежит в ящике. Думаю, вообще его выбросить при первом же удобном случае. На свалку истории, как говорят.

Она внимательно следила за его реакцией. На его ухоженном лице промелькнула целая гамма эмоций: мгновенное облегчение, торжество и тут же – прищур подозрения. Но алчность и самоуверенность перевесили.

– О, это очень мудрое и современное решение, мемсахиб! – воскликнул он, и в его голосе впервые прозвучала почти искренняя теплота. – Очень мудрое! Такие вещи… они принадлежат прошлому. Они только тянут назад в мир никому не нужных суеверий. Вы – молодая леди из современного Лондона, вам не нужен этот хлам. Да, обязательно избавьтесь от него! Я могу даже помочь с утилизацией, – предложил он с жирной, подобострастной улыбкой.

– Так я и сделаю, – кивнула Вайолет, поворачиваясь к автобусу, чтобы скрыть дрожь в коленях и вспыхнувшую на мгновение ярость. «Хлам. Утилизация». Ложь давалась ей тяжело, но игра стоила свеч. Она заставила себя улыбнуться Сьюзи, которая уже выходила из кафе.

Вайолет села в автобус первой, поэтому выбрала место у окна, откуда можно было всё видеть, оставаясь частично невидимой. Она надела наушники, сделала вид, что погружена в музыку, а сама наблюдала за Аяном. Тот, довольно потирая руки, что-то быстро и возбуждённо говорил по стеночному телефону в холле, бросая взгляды на автобус. Он явно кому-то докладывал о своей «победе».

Центральная библиотека встретила их прохладной, торжественной тишиной, пахнущей старым переплётом, пылью и слабым ароматом нафталина. И именно его они увидели, едва переступив порог величественного колониального здания. Калидас Рой.

Он стоял у массивной дубовой стойки, беседуя с пожилым библиотекарем в очках. На нём был не льняной костюм, а строгий, идеально сидящий чёрный пиджак из тонкой шерсти и такие же брюки с идеальными стрелками. Это делало его похожим на молодого оксфордского профессора или на одного из тех успешных индийских технократов, чьи портреты иногда мелькали в местных газетах. Его взгляд скользнул по группе, задержался на Вайолет на долю секунды дольше, чем на остальных – быстрая, профессиональная оценка образа, но не дрогнул. Не было в нём ни намёка на узнавание, лишь вежливая, отстранённая учтивость высокопоставленного лица, снизошедшего до общения с туристами.

Пожалуйста, не выдавай меня, – мысленно взмолилась Вайолет, чувствуя, как кровь приливает к лицу и ладони становятся влажными. – Пожалуйста…

И будто услышав её, он лишь слегка кивнул в сторону группы, как незнакомым людям, и продолжил разговор с библиотекарем. Облегчение, сладкое и головокружительное, волной накатило на неё. Первый рубеж был пройден.

Аян, сияя, выступил вперёд и представил его группе как «мистера Роя, одного из молодых меценатов и попечителей библиотеки, любезно согласившегося почтить нас своим вниманием и провести для нас небольшую экскурсию». Он говорил с подобострастием, которого Вайолет никогда раньше у него не замечала.

Его тур был блестящим и немного отстранённым, как лекция. Он водил их по бесконечным залам с высокими потолками, рассказывая об истории коллекций на безупречном, почти королевском английском, цитируя классиков с лёгкостью. Он был остроумен, эрудирован и совершенно недосягаем. Но Вайолет ловила его случайные, брошенные будто невзначай взгляды. В них читалось не любопытство, а… профессиональный интерес. Глубокий, аналитический, изучающий. Он не видел в ней девушку – он видел переменную в сложном уравнении.

Когда группа разбрелась по читальным залам на свободные два часа свободного времени, Вайолет, сделав вид, что увлечена фолиантами по колониальной архитектуре, отступила вглубь самого тихого крыла – отдел редких карт и атласов. Воздух здесь был спёртым и густым от запаха старой кожи, пыли и времени. Высокие дубовые стеллажи до потолка образовывали подобие Патала, а единственным звуком был мерный, убаюкивающий гул системы кондиционирования советского производства.

Его появление было бесшумным. Она просто ощутила присутствие – плотное, сфокусированное, как луч лазера – и обернулась. —Мисс Эштон, – его голос был низким, ровным, лишённым каких-либо эмоций, словно он диктовал деловую заметку. – Публичное отречение от фамильной реликвии. Интересный тактический ход. Неожиданно смелый.

Калидас Рой стоял в проходе между стеллажами с картами XVI века, его тёмный костюм сливался с глубокими тенями. Взгляд, холодный и аналитичный, скользнул по её новому облику, будто оценивая эффективность стратегии, а не внешность.

– Вы же знаете, что это был тактический манёвр, – парировала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. С ним бесполезно было играть в неведение. – И… откуда вы узнали? Вы же не были в холле.

– Наблюдение и логика, – он слегка склонил голову. – Майяджи появился здесь с дурацкой улыбкой победителя и сразу попытался мне что-то ляпнуть о «разумном решении» одной из юных леди. Сопоставление фактов не заняло много времени. Он проглотил наживку. Его амбиции всегда застилали ему глаза. Но ваша игра, мисс Эштон, рискованна. Он не так прост, как кажется. Глупость часто граничит с внезапной жестокостью.

Он сделал шаг вперёд, и пространство между ними наполнилось напряжённым, почти физически ощутимым молчанием. Он нарушил его первым, задав вопрос прямо, без предисловий: —Зачем вы идёте на такой риск? – его глаза впились в неё, словно пытаясь прочесть зашифрованный текст. – Что вы надеетесь найти, надевая эти одежды и разыгрывая эту комедию? Что движет вами? Любопытство? Долг? Или нечто иное?

Вайолет почувствовала, как под его рентгеновским взглядом учащается пульс. Он видел её насквозь, все её страхи и сомнения. —Может быть, мне надоело быть мишенью, – ответила она, отводя взгляд к огромному старинному глобусу в медном ободе. – Я просто хочу понять, что происходит. Почему этот кулон так всех волнует? Почему за мной следят?

– Понимание – это роскошь, за которую приходится платить куда большую цену, чем вы можете себе представить, – его голос прозвучал почти как предупреждение, холодное и чёткое. – Вы копаетесь не в тех книгах, мисс Эштон. Истину вы не найдёте на этих полках. Здесь лишь пыль чужих историй.