Виола

Пустой перекресток

Утро началось не с пения муэдзина или криков уличных торговцев, а с оглушительной, пронзительной трескотни мисс Гловер, выкрикивающей расписание на день через самодельный мегафон-рупор.

– Девочки! Подъем! Завтрак за пятнадцать минут! Сегодня нас ждет духовное обогащение! Собор Святого Павла! – ее голос, усиленный жестью, резал уши, не оставляя никаких шансов выспаться.

Вайолет, сжимая под тонкой простыней аметистовый кулон, чувствовала, как ее собственный план кристаллизуется с холодной, отточенной ясностью. Камень был прохладен и молчалив, будто сохранял энергию для предстоящего дня.

Она надела свою «английскую броню», безликий топ и кислотно-зеленую ветровку, пахнущую Лондоном и стиральным порошком. Она сделала вид, что собирается с остальными, уложив волосы в самый небрежный пучок.

За завтраком в полупустом ресторане отеля она лишь ковыряла вилкой в вялой, резиновой яичнице, искусно изображая легкое недомогание. Она нарочно ссутулилась и сделала свое дыхание чуть более поверхностным.

– Вайолет, ты как? Выглядишь бледной, – с набитым тостом ртом поинтересовалась Сьюзи, разглядывая свежий номер индийского журнала.

– Голова немного кружится, – слабо улыбнулась та, отодвигая тарелку. – Думаю, от вчерашней жары и этой духоты. Ничего страшного.

В автобусе, пахнущем бензином и потом, она заняла место у окна, закрыв глаза и сделав вид, что дремлет. Когда автобус с скрежетом тронулся, вливаясь в утренний гудящий поток машин, она приступила к исполнению своего плана.

Сначала она просто тихо постанывала, едва слышно, чтобы обратила на это внимание только Сьюзи. Потом, минут через десять пути, когда автобус уже миновал Отель-стрит и свернул к площади, ее дыхание стало нарочито прерывистым. Она прижала ладонь ко лбу, изображая внезапный приступ слабости и тошноты.

– Мисс Гловер, – ее голос прозвучал слабо и испуганно, идеально подобранным шепотом, который был слышен над общим гулом. – Мне… мне очень плохо. Кажется, меня сейчас вырвет.

Паника вспыхнула мгновенно, как спичка. Мисс Гловер, панически боявшаяся любых скандалов и болезней в поездке, засуетилась, сгребая свою сумку и карту.

– Водитель! Немедленно разворачивайтесь! В гостиницу! – ее визгливый командный голос перекрыл шум мотора. Она подбежала к Вайолет, тыча пальцем в ее плечо. – Я же говорила, что индийская еда – это хождение по краю! Похоже, твое отравление еще не прошло! Я же запрещала тебе есть уличную пищу!

Аян, сидевший впереди, бросил на Вайолет через спинку кресла колкий, прищуренный взгляд. В его глазах читалось не столько беспокойство, сколько живое, едкое подозрение. Но сделать ничего не мог – хаос уже был запущен. Ее игра была безупречна: она искусно дрожала, а на лбу блестела испарина.

В холле гостиницы ее окружили суетой. Портье бросился открывать дверь, горничные замелькали, как перепуганные птицы.

– Немедленно в номер! Я вызову доктора! Немедленно! – распорядилась мисс Гловер, уже доставая из сумки блокнот с телефонами.

– Нет-нет, – слабо, но настойчиво запротестовала Вайолет, хватая ее за рукав. – Пожалуйста, не надо доктора. Просто… просто нужно полежать. Я уверена, это пройдёт. Мне просто нужен покой. Совсем один.

Ее упорство списали на строптивость и страх больного подростка перед чужими врачами. В итоге, после минутной перепалки, ее оставили на попечение старшего портье, мистера Ахмеда, с строгой инструкцией заглядывать в номер каждые три часа. Группа, уже без всякого энтузиазма, в подавленном молчании погрузилась обратно в автобус и отправилась к Собору Святого Павла.

Как только автобус скрылся из виду за углом, Вайолет преобразилась. Дрожь и слабость как рукой сняло. Она сделала вид, что поднимается в номер, дождалась, пока мистер Ахмед скроется за стойкой, и затем, с сердцем, колотившимся как барабан, прошмыгнула к черному ходу, ведущему в кухню и далее в грязный, заставленный мусорными баками переулок.

Дорога до чайной Лайлы через утреннюю Калькутту показалась ей вечностью. Она шла быстро, почти бежала, лавируя между велорикшами, запряженными волами и женщинами в ярких сари, несшими на головах корзины с товаром. Каждый прохожий, каждый брошенный в ее сторону взгляд заставлял ее внутренне сжиматься. Она ждала увидеть заветную серую куртку незнакомца в толпе, ждала, что из-за угла появится знакомый, уверенный силуэт Калидаса.

Наконец, она свернула в знакомый узкий переулок, пахнущий жасмином и помойкой. Она отодвинула потрепанную синюю брезентовую занавеску и замерла на пороге, пытаясь перевести дух.

В чайной было пусто и тихо. Только Лайла-ди сидела на своем привычном месте за прилавком из темного, отполированного временем дерева, неподвижная, как древний идол, хранящий молчание веков. В слабом свете лампочки под зеленым абажуром ее морщинистое лицо напоминало карту забытой, никому не ведомой страны. Воздух был густым, тяжелым и неподвижным, пахло пылью, сушеным имбирем, кардамоном и старыми, тайными знаниями.

– Заходи, дитя, – проскрипела старуха, не поднимая глаз от чайных листьев, которые ее пальцы с гипнотической плавностью перебирали в деревянной миске. – Не стой на пороге. Сквозняк. И без того дует со всех сторон.

Вайолет сделала шаг вперёд, в прохладную, пряную тень лавки. Её сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди. —Я… я пришла, – выдохнула она, чувствуя, как вся ее уверенность, все ее планы рушатся под гнетом этой тишины.

– Вижу, – Лайла наконец подняла на неё свои тёмные, всевидящие глаза. В них не было ни удивления, ни радости. Лишь глубокая, бездонная печаль и усталость от бесконечной череды человеческих судеб. – Пришла. Ждать.

– Он придёт? – сорвалось с губ Вайолет, и в её голосе прозвучала непроизвольная, жадная мольба, которую она не предназначала для чужих ушей.

Лайла медленно, очень медленно покачала головой. Её движения были тягучими, словно она двигалась на дне глубокого омута. —Нет, дитя мое. Он не придёт.

Ледяная пустота, острая и режущая, разлилась по телу Вайолет. —Почему? Что случилось? Он… с ним что-то?.. – ее голос дрогнул.

– С ним всё, что должно было случиться, – голос Лайлы звучал отстранённо, будто она говорила не с Вайолет, а с кем-то невидимым позади неё, с самим временем. – Его путь лежит в ином месте сегодня. Он решает свои кармические долги. Ты выбрала не его время. Ты выбрала своё. И поторопилась.

– Но… но сон… мне сказали ждать здесь! – отчаяние заставило её голос дрожать, срываться на шепот. Она чувствовала себя маленькой, глупой девочкой.

– Тебе сказали ждать, – поправила её старуха, и в ее голосе впервые прозвучала твердая, не терпящая возражений нота. – Но не сказали, кого. Ты решила сама. И ошиблась. Не он твой проводник в этот час. Его дорога сегодня покрыта другим пеплом.

Лайла-ди отложила чайные листья и впервые пристально, прямо посмотрела на Вайолет. Её взгляд был пронзительным, почти физически ощутимым, словно тонкое лезвие, проникающее в самые потаенные уголки души.

–Ты думаешь, я просто продаю чай старым людям в потёртой лавке? – в её голосе прозвучала усталая, горькая усмешка. – Я – Лайла. Моя семья хранила тайны этого квартала, когда твои предки еще на своих кораблях только плыли к нашим берегам и не знали, что такое настоящий чай. Я вижу нити, что связывают людей. Я слышу шёпот богов в шелесте листьев, в треске огня, в падении капли воды. Ко мне приходят не за чаем, дитя. Ко мне приходят за правдой. Или чтобы её скрыть. Калидас Рой… он знает это. Его семья и твоя… их нити сплетены так туго, что их не распутать и самым острым мечом. Но сегодня его нить ведёт в другое место. А ты… ты осталась ждать у пустого перекрёстка, слушая эхо чужих шагов.

Вайолет чувствовала, как земля уходит из-под ног. Вся её отвага, вся её решимость, весь её хитрый, продуманный план – всё это оказалось детской игрой в песочнице по сравнению с этой древней, всевидящей женщине, сидящей перед ней в убогой лавке.

– Что же мне делать? – прошептала она, и в её голосе звучало уже не просьба, а чистое, бездонное отчаяние.

Лайла молча налила ей в грубую глиняную кружку густого, тёмного, дымящегося чая. Жидкость пахла дымом, полынью и чем-то неизвестным. —Пей. И слушай. Ты хотела встречи? Ты её получила. Только не с тем, кого ждала. Ты хотела ответов? Они уже даны. Ты просто не услышала, потому что ждала других слов. Теперь твой ход, дитя Виджрантх. Игра только начинается. И первый ход за тобой. Решай, куда сделать следующий шаг. Вернуться в свою клетку? Или пойти в ту сторону, куда тебя не звали? – Старуха пристально посмотрела на нее, и ее глаза вспыхнули странным внутренним светом. – Вайолет, ты думаешь совсем не о том. Помни тот храм с тремя ликами. Помни праздник, что наступает. И главное – готовься. И следи. Будь готова ко всему. Теперь иди. Твое время здесь вышло.

Вайолет смотрела на старуху, и её охватывал одновременно леденящий страх и странное, щемящее благоговение перед этой силой. Она сидела напротив не торговки чаем, а сивиллы, хранительницы древних знаний, провидицы, видевшей сквозь время и пространство.

Она допила чай одним горьким глотком, поставила кружку и, не говоря больше ни слова, вышла из чайной. Ей нужно было бежать. Обратно. В свою клетку.

А в это время в холле гостиницы уже поднималась настоящая паника. Мистер Ахмед, ровно в назначенный мисс Гловер срок, заглянул в номер и не нашёл Вайолет. Испуганный, он помчался к телефону на стойке. Ему удалось дозвониться до администратора Собора Святого Павла и передать срочное сообщение для мисс Гловер. Группа была срочно собрана, экскурсия прервана на полуслове. Автобус с ревущим, нещадно дымящим мотором уже мчался обратно, в город, где одна английская школьница бесследно растворилась в утренней толпе. Один неверный шаг – и её игра будет раскрыта.

Вайолет, сердце которой готово было выпрыгнуть из груди, уже неслась обратно к гостинице. Увидев издали подъезжающий к главному входу знакомый автобус и суетящуюся вокруг него группу, она поняла, что ей не остаётся ничего иного, кроме отчаянного шага.

Ее комната находилась на втором этаже. Задний фасад гостиницы был густо увит древними, толстыми лианами, а рядом стояли две пустые бочки из-под масла, оставленные рабочими. Не думая о опасности, она вскарабкалась сначала на меньшую бочку, потом, с трудом удерживая равновесие, на большую. Оттуда, цепляясь за шершавую штукатурку и прочные лианы, она подтянулась на узкий козырёк над окном первого этажа. Сердце бешено колотилось, в глазах стояли слезы от напряжения и страха. Она аккуратно заглянула в свое окно и увидела там бледную, нервно ходящую по комнате Сьюзи.

Постучав ногтями по стеклу, она привлекла ее внимание. Та подбежала к окну, ее глаза стали огромными от изумления. Вайолет показала пальцем на губы: «Тихо!», и Сьюзи, вся перекошенная от ужаса, молча откинула старую, скрипучую раму.

Вайолет, как кошка, вскочила в комнату, едва не зацепив вазу на подоконнике. Не теряя ни секунды, она выхватила из своей сумки ту самую «английскую» одежду, в которой ушла.

– Отвернись! – прошипела она на Сьюзи, и та послушно повернулась к стене, дрожа как осиновый лист.

Пять минут лихорадочных переодеваний, смывания пыли и пота, и вот она уже лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, с растрепанными волосами и искусственной бледностью на лице. Она сунула в руку Сьюзи пачку таблеток от головной боли.

– Ты знаешь, что делать… – тихо, прерывисто прошептала она. – Быстро!

Сьюзи, все еще в шоке, кивнула с пониманием, которого на самом деле не было, и выскочила из комнаты.

В холле творилось столпотворение. Мисс Гловер, багровая от ярости и паники, уже набирала номер телефона в Лондон, ее палец дрожал над диском.

– Мисс Гловер, СТОЙТЕ!!! – прокричала Сьюзи, врываясь в пространство холла как ураган. Все замерли. – Вайолет на месте! Оказывается, она уходила в ВАШ номер за лекарствами! Вы же сами сказали ей, что они в вашей аптечке!

– Сьюзан!!! – мисс Гловер опустила трубку, ее лицо выражало смесь невероятного облегчения и нарождающейся ярости. – Это правда? Она сейчас в комнате?

Директрисе оставалось набрать одну последнюю цифру, и звонок в Ислингтон состоялся бы. Сьюзи остановила ее в последний момент.

Женщина, не говоря ни слова, бросилась к лестнице и влетела в номер девочек.

Она увидела болезненную Вайолет, сидящую на кровати и с покрасневшими от «болезни» глазами изучающую инструкцию к таблеткам.

– Вайолет! – выдохнула мисс Гловер, останавливаясь на пороге. – Где ты была? Почему ты устраиваешь эти представления? Я уже собиралась звонить твоим родителям!

– Мисс Гловер, – пробурчала Вайолет, делая свой голос максимально слабым и обиженным. – Я не знаю, что вам там наговорили ваши работники, но я ходила в ваш номер за этими таблетками. Да, я немного задержалась, меня еще раз стошнило в коридоре, и я сидела на полу, приходила в себя… Но это же не повод затеивать такую панику и звонить в Лондон? – Она искусно всхлипнула.

Спустя час напряженных разбирательств, вздохов и оправданий Вайолет и Сьюзи все же удалось убедить директрису, что она сама сказала ходить в ее номер за лекарствами и во всем виноваты невнимательные работники отеля, не заметившие ее в коридоре. Директриса, фыркнув от ярости, удалилась – видимо, чтобы устроить разнос бедному мистеру Ахмеду и всему персоналу. Отчитывать – это было ее любимое дело.

Дверь закрылась. В комнате повисла тишина. Сьюзи обернулась к Вайолет, скрестив руки на груди. Ее лицо выражало уже не страх, а холодную, обдуманную злость.

– Ну, а сейчас ты мне объяснишь, что происходит, Вайолет Эштон? И не вздумай врать. Я покрыла тебя, рискуя быть исключенной к чертовой матери.

Вайолет поняла, что просто так от нее не отстанут. Она не могла рассказать правду. Но она могла предложить другую, более правдоподобную версию. —Я решила прогуляться, – начала она, опуская глаза. – Знаешь, как скучно здесь сидеть под постоянным надзором? Мне нужен был глоток свободы.

– О нет, – Сьюзи покачала головой, ее взгляд стал прищуренным, детективным. – Не тяни кота за хвост. Я знаю, когда ты врешь. Ты не «гуляла». Ты ходила к тому… привлекательному человеку из библиотеки, да? К тому самому… как его… Калидасу Рою?

Вайолет почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Это был идеальный выход. Идеальное алиби. И в нем была своя, опасная доля правды. Она сдалась, сделав вид, что ее раскусили. Она опустила голову, изображая смущение. —Ладно, ты меня раскусила. Только я его не нашла и вернулась в гостиницу. Я думала, я успею. – Она пожалела, что не может посмотреть на себя в зеркало – получилось ли у нее выглядеть достаточно виноватой и влюбленной.

У Сьюзи, конечно, было еще миллион вопросов. «Как ты нашла его адрес?», «О чем вы говорили в библиотеке?», «Он знает, что ты англичанка?». На каждый Вайолет придумывала очень правдоподобные, романтичные и очень далекие от правды ответы.

Но в глубине души, провожая взглядом поверившую наконец подругу, которая уже строила планы их «двойного свидания», Вайолет ловила себя на странной мысли. А что, если в ее вранье была капля истины? Что, если ее тянуло в ту чайную не только за ответами, но и потому, что ее что-то необъяснимо влекло к нему? К этому холодному, загадочному Калидасу Рою?

Мысль была тревожной и волнующей одновременно.

Бремя крови

Второй час разбирательства начался с унизительного компромисса. После вчерашнего инцидента мисс Гловер, Аян и управляющий гостиницей выработали новый режим для «проблемной» ученицы. Группа, наконец, отправилась обратно, к Собору Святого Павла, а Вайолет осталась в номере под усиленным наблюдением. Теперь её «присматривал» один из старших портье, мистер Гхош, добродушный на вид мужчина с усами, который должен был заглядывать в номер каждый час, отмечая её присутствие в специальном журнале, и фиксировать все её передвижения за пределами комнаты. Свобода передвижения по отелю сохранялась, но каждый её шаг теперь документировался.

Тишина, воцарившаяся после их ухода, была гулкой, но уже не такой удушающей. Воздух в номере, пропахший старыми коврами, постепенно переставал вибрировать от лжи. Вайолет стояла у окна, глядя на вечернюю Калькутту, и чувствовала, как напряжение медленно спадает. До Дурги-пуджи оставалось целых шесть дней. Шесть дней на подготовку. Это была вечность.

Её пальцы сами потянулись к аметистовому кулону. Камень отозвался ровным, глубоким теплом, словно живое сердце. Он не подавал тревожных сигналов – он был наполнен спокойной, уверенной силой. Знанием? Предчувствием? Той самой правдой, которую, по словам Лайлы, она должна была услышать.

Где-то там, в этом просыпающемся городе, был Калидас Рой. И где-то там бродил Он. Незнакомец в серой куртке. Безликая тень, чьи мотивы и личность оставались абсолютной загадкой. Его присутствие ощущалось теперь не как прямая угроза, а как часть сложного механизма, в который её затянуло.

Слова сивиллы из чайной звучали в ушах чёткими, как кристалл: «Помни тот храм с тремя ликами. Помни праздник. Готовься. И следи». Это был не намёк, а прямой приказ. Более ясный, чем любой сон.

Она отвернулась от окна, и её взгляд упал на бархатный мешочек на тумбочке. Символ её недавних попыток спрятаться. Она взяла его, развязала шнурок и высыпала на покрывало несколько потёртых рупий и два золотых соверена. Монеты звякнули глухо. Мешочек опустел.

Затем она сняла кулон. Металл был тёплым. Она не стала прятать его. Она бережно положила его в пустой мешочек и затянула шнурок. Он больше не будет спрятан. Он будет с ней. Всегда. Но теперь – не как украшение, а как часть доспехов.

Она поняла. Её игра в больную ученицу закончилась. Лайла была права – она думала не о том. Она думала, как обмануть мисс Гловер и Аяна, как ускользнуть. Но настоящая игра была гораздо крупнее. Игра, где ставкой было её наследие.

Ей нужно было готовиться. У неё было шесть дней. Мысли текли спокойнее, без паники. «Следи», – сказала Лайла. Но за кем? За Аяном? Он был пешкой. За Незнакомцем? Он был призраком.

И тут её осенило. Лайла имела в виду внимание. Абсолютную бдительность. Враг мог быть везде. Ей нужно было смотреть, слушать, чувствовать. Читать знаки.

Она достала из чемодана чистую тетрадь и села на кровать. На первой странице она вывела заголовок: «Бремя крови». И начала писать. Не эмоции. Факты.

1. Род Виджрантх – уничтожен/исчез. Я – последняя наследница.

2. Семья Рой – враги? Союзники? Калидас Рой – ключ.

3. Аян Майяджи – наёмная шестёрка. Работает на Роев? На себя? Опасен.

4. Незнакомец в серой куртке – неизвестен. Цели неизвестны. Уровень угрозы: высокий.

5. Лайла – провидица. Хранительница знаний. Источник информации.

6. Цель – выжить. Узнать правду. Возможно вернуть наследие.

7. Срок – Дурга-пуджа. 9 ноября. 6 дней.

Она смотрела на список. Это было её наследие. Её бремя. И её оружие. Она сидела над этими строками ещё несколько часов, вгрызаясь в каждую мысль.