- -
- 100%
- +
Внезапно её отвлек лёгкий шорох за дверью. Не шаги мистера Гхош – что-то другое. Она замерла, прислушалась. Тишина. Потом – едва уловимый звук, будто что-то просунули под дверь. Сердце её ёкнуло. Она подождала, пока шаги затихли, подошла к двери и подняла с пола сложенный в несколько раз клочок грубой серой бумаги. На ней было выведено три слова неровным, торопливым почерком: «НЕ ДОВЕРЯЙ НИКОМУ» Ледяная волна пробежала по её спине. Это был не почерк Аяна или Калидаса. Анонимное предупреждение. Или провокация? Она скомкала записку и сунула её в карман. Кто-то знал. Кто-то следил. И этот кто-то был здесь, в отеле.
Позже раздался стук – лёгкий, почти неслышный.
–Вайолет? Ты не спишь? – это был голос Сьюзи. —Входи. Дверь открылась. Сьюзи вошла, неся два стакана с ярко-розовым напитком. —Принесла тебе «нимбу-пани», – сказала она. – Говорят, помогает. И… я хотела извиниться. За вчера. Вайолет посмотрела на подругу. Искреннее беспокойство на её лице было настоящим. Но теперь и на этот взгляд ложилась тень от анонимной записки. —Ничего, – тихо сказала Вайолет. – Это я виновата. Спасибо, что прикрыла меня. —Да брось, – Сьюзи махнула рукой. – Но, Вай… этот Калидас… Он того стоит? Вайолет взглянула на бархатный мешочек. – Я даже не знаю, – ответила она честно. – Но теперь я должна это выяснить. Она сделала глоток. Напиток был кислым и сладким. Прямо как правда. Она поняла. Её одиночество не закончилось. Но теперь она приняла его. Приняла свою кровь. Свое бремя. Она больше не Вайолет Эштон. Отныне она – Вайолет Виджрантх. Последняя из своего рода. Она посмотрела на Сьюзи – Послезавтра, – сказала она твёрдо, – мы идем на рынок. Мне нужно новое сари. Для праздника.
Сьюзи ушла. Вайолет легла в постель, но сон не шёл. Её мозг обрабатывал события дня: пульсирующий кулон, страшный список и зловещую записку. Она провалилась в беспокойный сон, полный обрывочных образов: тени в коридорах, лицо Лайлы, чьи-то руки, протягивающие тот самый клочок бумаги. Она несколько раз просыпалась в холодном поту.
Утро встретило её не бодростью, а глухой, изматывающей усталостью. Она не болела – но её разум чувствовал себя так, будто её пропустили через мясорубку. Она увидела в зеркале бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Мистер Шарма, совершая утреннюю проверку, удовлетворённо отметил в журнале: «Состояние остаётся неудовлетворительным». И Вайолет поняла. Это был знак. Её организм требовал передышки. До праздника было ещё пять дней. А сегодня… сегодня ей был нужен день отдыха. День, чтобы собрать все силы перед решающей битвой. Она позволила себе эту роскошь – вымотаться, чтобы завтра быть железной.
После утренней суеты и отъезда группы на экскурсию в номер вернулась глубокая, почти звенящая тишина, нарушаемая лишь гулом вентилятора и отдалёнными городскими шумами. Вайолет осталась одна. Новые правила были просты: мистер Гхош, добродушный портье с усами, будет заглядывать каждый час, чтобы убедиться, что она на месте и с ней всё в порядке. Унизительно, но не смертельно. Пять дней до праздника растягивались перед ней как долгая, но пока ещё спокойная река.
Она подошла к окну. Утреннее солнце заливало светом пыльные крыши Калькутты. Пять дней. Не так уж и мало. Можно выдохнуть. Можно подумать. Её пальцы привычно нашли аметистовый кулон. Камень был тёплым и спокойным, словно дремал, набираясь сил. Никаких тревожных сигналов, только ровная, умиротворяющая пульсация. Она сняла его, подержала в ладонях, чувствуя его вес и гладкость, а затем убрала в бархатный мешочек – не чтобы спрятать, а чтобы сохранить эту хрупкую ауру покоя.
Она приняла душ, смывая остатки вчерашнего нервного напряжения, надела лёгкий хлопковый халат и, наконец, позволила себе то, в чём отказывала все эти дни – ничегонеделание. Она взяла с тумбочки потрёпанный глянцевый журнал, который оставила Сьюзи, и устроилась в кресле у окна. Листала страницы с рекламой одеколонов и сари из шёлка, читала гороскопы и советы о красоте. Это было скучно, предсказуемо и бесконечно успокаивающе. Обычная жизнь обычных людей. Время от времени её взгляд задерживался на чистой тетради, лежавшей рядом. Мысли текли лениво, не требуя немедленной фиксации. «Калидас… Рои… Наследие…» – эти слова отскакивали от поверхности сознания, как галька от гладкой воды, не вызывая паники. У неё было время обдумать всё обстоятельно.
Около полудня раздался лёгкий стук – мистер Гхош с его ежечасной проверкой. —Всё в порядке, мисс Эштон? Ничего не нужно? – спросил он, заглянув в дверь с отеческой улыбкой. —Всё прекрасно, мистер Гхош, спасибо, – искренне улыбнулась ей в ответ Вайолет. – Просто отдыхаю. —О, это очень мудро! Отдых – лучшее лекарство! – Он сделал пометку в своём журнале и удалился.
После его ухода в дверь постучали снова. На пороге стояла юная горничная, почти девочка, с огромной охапкой свежего белья.
–Можно поменять, мемсахиб? – прошептала она, опустив глаза. Вайолет кивнула, разрешая войти. Девушка работала быстро и молча, лишь раз бросив на Вайолет короткий, испуганный взгляд. Заправляя простыню, она незаметно сунула под край матраса, у изголовья, маленький, туго свёрнутый бумажный треугольник. Сердце Вайолет ёкнуло, но она не подала вида. Когда горничная, закончив, направилась к выходу, Вайолет тихо спросила: —Как тебя зовут? Девушка вздрогнула, как пойманная птица. —М-малати, мемсахиб, – прошептала она и, не поднимая глаз, выскользнула из комнаты. Вайолет подождала, пока шаги затихнут в коридоре, затем подошла к кровати и достала записку. Бумага была грубой, обёрточной. На ней было выведено неровным, торопливым почерком: «Не доверяй человеку, чья работа – не его работа. И следи за ветром с востока.» Предупреждение было странным, почти поэтичным, и оттого ещё более загадочным. «Человек, чья работа – не его работа»? Мистер Гхош? Аян? Кто-то другой? А «ветер с востока»? Что это – метафора или реальное указание? В записке не было прямой угрозы, только намёк, призыв к бдительности. Она не стала сжигать записку. Она разгладила её и вклеила в свою тетрадь, на чистую страницу, как первый артефакт её собственного расследования. Рядом она вывела: «Малати? Союзник? Запугана?»
Остаток дня прошёл в спокойной, почти медитативной рутине. Она дочитала журнал, сделала несколько бессвязных записей в тетради – не факты, а скорее поток мыслей и догадок. Она включила свой плеер и слушала кассету с The Police – подарок от Сьюзи. Звуки «Every Breath You Take» заполнили комнату, иронично перекликаясь с её положением. Она позволила себе просто быть. День прошёл не в борьбе, а в восстановлении. Она копила силы, как аккумулятор.
Незадолго до ожидаемого возвращения группы раздался очередной стук мистера Гхоша. – Мисс Эштон, небольшое происшествие! – сообщил он, выглянув взволнованным. – С автобусом проблемы, он сломался. Группа возвращается на такси. Они будут через час-полтора. Вы не волнуйтесь! Вайолет лишь кивнула. Сломанный автобус? Было ли это случайностью? Или частью чьего-то плана? Теперь она ко всему относилась с вопросом.
Через полтора часа в коридоре поднялся шум – голоса возмущённых, уставших от жары и бездействия одноклассников, металлический голос мисс Гловер, что-то объясняющей мистеру Гхошу. Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась Сьюзи, красная как рак и вся в пыли. —Что за день! – простонала она, плюхаясь на кровать. – Автобус сдох посреди какого-то рынка, жара адская, а мисс Гловер вместо того, чтобы везти нас обратно, заставила ждать два часа, пока найдут машины! Я вся испарилась! Как ты? —Скучала, – честно ответила Вайолет, откладывая тетрадь. – Читала твой журнал. Спала. Соскучилась, короче. —Тебе повезло, – вздохнула Сьюзи. – Лучше сидеть здесь, чем торчать на солнцепёке. – Она внимательно посмотрела на Вайолет. – А ты… ты гораздо лучше выглядишь. Правда. Отдохнувшая. —Да, – улыбнулась Вайолет. – Я чувствую себя гораздо лучше.
Они поговорили о пустяках, о неудачной экскурсии, Сьюзи сходила в душ, и вскоре в комнате воцарился мирный вечерний полумрак. Перед сном Сьюзи, уже засыпая, пробормотала: —Завтра, значит, на рынок? За сари? – Завтра, – твёрдо подтвердила Вайолет.
Она лежала в темноте и чувствовала, как её силы восстановлены. Один день тишины и наблюдения дал ей больше, чем неделя метаний. У неё была загадочная записка. Было предупреждение. И было пять дней до начала игры. Она была готова. Завтра всё начнётся по-настоящему.
Шепот восточного ветра
Сон не шёл. Он обрывался на самом краю, уступая место каждому шороху за тонкой дверью отельного номера. Вайолет ворочалась на промокшей от пота простыне, прислушиваясь к ночным звукам Калькутты – далёкому гудку поезда, лаю собак, скрипу колеса арбы где-то в переулке. Каждый звук отзывался в ней тревожным эхом. Последние ночи перед отъездом всегда были самыми беспокойными, а эта – и вовсе казалась бесконечной. Мысли метались меж прошлым и будущим, меж страхом и решимостью, не находя покоя. Лишь под утро, когда за окном посветлело и город начал пробуждаться, её сознание на миг отключилось, погрузившись в тяжёлое забытьё.
Её разбудил настойчивый стук в дверь и голос Сьюзи: – Вай! Подъём! Мисс Гловер собрание устраивает! Быстро!
Голова была тяжёлой, будто налитой свинцом. Вайолет с трудом оторвала себя от кровати, натянула халат и вышла в коридор, где уже толпились сонные, недовольные таким ранним подъёмом одноклассники.
Мисс Гловер стояла в центре холла, безупречная в своём твидовом костюме, но тёмные круги под глазами выдавали её собственное напряжение. Рядом, с каменным, нечитаемым лицом, стоял Аян.
– Ученики, – начала директриса, и её голос, обычно металлический, сегодня звучал с нотками усталой уступчивости. – Учитывая ваше в целом… примерное поведение в последние дни, – её взгляд, словно раскалённая спица, на мгновение остановился на Вайолет, – и необходимость приобрести сувениры на память о нашей поездке, следующие два дня я предоставляю вам для самостоятельных занятий.
По рядам пронёсся одобрительный гул. Гловер подняла руку, требуя тишины.
– Правила следующие: прогулки разрешены строго в радиусе трёх кварталов от гостиницы. Группы – минимум по двое. Никаких исключений. Явка в номер – к шести вечера без опозданий. И, – она сделала паузу, вновь бросая взгляд на Вайолет, – поскольку некоторые из вас ещё не полностью оправились от недомоганий, я буду особенно бдительна. Вайолет, я вижу, тебе значительно лучше, и мистер Майяджи любезно убедил меня в том, что свежий воздух пойдёт тебе на пользу. Поэтому тебе разрешено гулять, но только до трёх часов дня. Ни минутой позже. Понятно?
Вайолет кивнула, чувствуя, как под взглядом Аяна по спине пробегают мурашки. Это была не забота, а очередная петля, ещё больше ограничивающая её и без того сжатое до предела время.
– И последнее, – продолжила Гловер, обводя взглядом всех. – Я понимаю, что мистер Майяджи познакомил вас со многими достопримечательностями. Поэтому, в целях вашей же безопасности, от каждой пары перед уходом я жду письменный список мест, которые вы планируете посетить. Если я не получу его – вы останетесь в гостинице. Это не обсуждается.
Вайолет почувствовала, как в груди защемило. Два дня. Всего сорок восемь часов до отъезда группы. И теперь ещё этот список, этот контроль. Времени почти не оставалось, а пространство для манёвра сужалось с каждой минутой.
– Ура! Свобода! – прошептала Сьюзи, хватая её за руку, едва они поднялись в номер. – Наконец-то вырвемся из-под этого тотального надзора! Вай, мы просто обязаны найти тебе самое сногсшибательное сари для твоего свидания с загадочным незнакомцем! – Она подмигнула, вся сияя от предвкушения приключения.
– Ты говоришь о празднике? – уточнила Вайолет, делая вид, что не понимает.
– Ну, если ты называешь это праздником, то скажем и так, – радостно ответила Сьюзи, принимаясь рыться в своём чемодане в поисках самого модного наряда.
Мысль о сари стала идеальным прикрытием. «Пусть все думают, что я покупаю платье для романтического свидания, – промелькнуло у Вайолет. – Если меня начнут искать, будут искать влюблённую дуру, а не беглую наследницу. А для настоящего праздника, для Дурги-пуджи, я надену что-нибудь другое. Это розовое будет моей ложной целью».
– Точно, – улыбнулась Вайолет, делая вид, что загорелась этой идеей. – Давай сегодня и займёмся шоппингом. Напишем мисс Гловер, что идём на Нью-Маркет за сувенирами и тканями.
Они составили короткий, невинный список и передали его мисс Гловер, которая, сверяя его с картой, удовлетворённо кивнула.
Путь до Нью-Маркета на стареньком «Амбассадоре», пойманном на обочине, был привычно хаотичным. Водитель, весёлый сикх с пышными усами, лихо рулил, объезжая коров и телеги, и без умолку рассказывал что-то на ломаном английском. Сьюзи болтала о трендах, о том, как будет хвастаться покупками перед подругами в Лондоне, а Вайолет лишь кивала, машинально улыбалась, но её взгляд непрестанно сканировал окружение, выискивая в толпе серую куртку или знакомый профиль. Она чувствовала себя шпионкой из дешёвого романа, затерявшейся в пестром, шумном водовороте жизни.
Рынок встретил их оглушительным, счастливым хаосом. Воздух звенел от криков торговцев, предлагавших всё от сладостей до транзисторных радиоприёмников, от звона рикш и велосипедных звонков, от музыки, доносившейся из магазинов плёночных кассет. Пахло жареными лепёшками, цветами, бензином и потом – густой, живой запах большого города.
Сьюзи с азартом истинной дочери владелицы лавки погрузилась в процесс. Она листала стопки шёлка и парчи, щупала ткани, на ломаном хинди с примесью громкого английского торговалась с продавцами так яростно, будто от этого зависела её жизнь.
Вайолет же лишь делала вид, что выбирает. Её глаза бегали по толпе, выискивая знакомые силуэты. Она примерила несколько сари, сознательно выбирая самое броское, самое заметное и немыслимо безвкусное – ярко-розовое, усыпанное блёстками и золотой вышивкой в виде павлинов.
– Вот это! – восторженно объявила Сьюзи. – В этом он точно не устоит! Ты будешь выглядеть как настоящая кинозвезда из «Болливуда»! Любая актриса позавидует!
Вайолет покрутилась перед треснутым зеркалом, ловя одобрительные взгляды продавца и скрывая внутреннюю дрожь. «Идеально. Кричащее, нелепое, абсолютно запоминающееся. Все, от горничной до Аяна, запомнят это платье».
– Беру, – сказала она, расплачиваясь потрёпанными рупиями.
И тут, обернувшись с свёртком в руках, она увидела его. В проёме между двумя лотками с кожаными сандалиями мелькнула знакомая серая куртка. Он стоял, частично скрытый ширмой с развешенными шарфами, и смотрел прямо на неё. Не угрожающе, а скорее… оценивающе? «Снова он? – промелькнуло у неё в голове. – Что ему нужно? Он следует за мной или… охраняет?»
Пока Сьюзи увлечённо рассматривала стойку с дешёвыми, но яркими браслетами из стекляруса, Вайолет воспользовалась моментом.
– Сьюз, я на минуточку, – сказала она, стараясь говорить максимально естественно. – Кажется, вижу вон в той лавке те самые благовония, которые мама просила привезти. Жди здесь, хорошо? Я быстро.
– Только не потеряйся! – крикнула ей вслед подруга, уже поглощённая выбором серёжек.
Сердце колотясь, Вайолет юркнула в боковой проход, а затем свернула в знакомый, пахнущий кардамоном и помойкой переулок, ведущий к чайной Лайлы. Синяя брезентовая занавеска была отодвинута, пропуская внутрь узкую полосу солнечного света. В пустой, прохладной лавке царила привычная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем старых настенных часов с рекламой.
Лайла сидела на своём месте за прилавком из тёмного, отполированного временем дерева, неподвижная, как изваяние. Её пальцы с гипнотической плавностью перебирали зелёные листья чая в деревянной миске.
– Лайла-ди, – начала Вайолет, подойдя к прилавку и стараясь не выдать своё волнение. – Мне очень нужна ваша помощь. Послезавтра группа уезжает. Я не могу уехать. Мне нужно остаться. Я… – она замолчала, подбирая слова. – Я не могу попросить родителей, они не поймут. Они… они другие. Могу ли я… первое время пожить здесь? Я буду помогать вам, делать всю работу – мыть полы, заваривать чай, что угодно. Я прошу у вас убежища. Всего на несколько дней, пока не найду другой вариант.
Лайла медленно подняла на неё свои всевидящие глаза. В них не было ни удивления, ни сочувствия – лишь глубокая, неизбывная печаль и мудрость, от которой защемило в груди.
– Нет, дитя моё, – её голос прозвучал тихо, но с той непререкаемой окончательностью, что не оставляла места для споров. – Моё место – не твоё убежище. Это перекрёсток, где пути многих людей лишь ненадолго пересекаются, чтобы обменяться новостями, узнать судьбу или просто выпить чаю. Здесь слишком много глаз и слишком много ушей. Для тех, кто ищет тебя, это первое место, куда они придут. Ты невольно привлечёшь сюда беду. Не на меня – я стара и мне не страшно. На тех, кто ко мне ходит – на простых людей, у которых и так достаточно забот. Я не могу этого позволить. Это моя дхарма – хранить их покой, а не нарушать его.
Вайолет почувствовала, как по щекам текут предательские, горькие слёзы обиды и отчаяния. Она так надеялась на этот якорь, на эту хоть какую-то точку опоры в бушующем море неопределённости.
– Но куда же мне идти? – выдохнула она, и её голос дрогнул. – Я совсем одна.
– Твой путь должен лежать в другом месте, – твёрдо, почти сурово сказала Лайла. – Ты должна найти его сама. Это твоя карма, твоя дхарма. Не ищи лёгких путей, они часто ведут в тупик. И помни: тот, кто ищет готового убежища, часто находит клетку. Ты должна быть свободной, как ветер, чтобы сделать то, что должна. Свободной в своих решениях и в своих передвижениях.
Она резко отвернулась, принявшись снова перебирать чайные листья, ясно давая понять, что разговор окончен. Вайолет, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, вышла из чайной. Последняя надежда на быстрый и простой выход рухнула. Она оставалась совершенно одна в огромном, чужом, непредсказуемом городе.
Возвращаясь к Сьюзи, она заставила себя изобразить на лице лёгкое разочарование. —Ничего путного не нашла, – соврала она, разводя руками. – Все не то, не такое, как хотелось. Пойдём, я уже устала от этой толчеи.
На часах уже без пяти три. Они едва успели вернуться к гостинице, как у подъезда их уже поджидала мисс Гловер, сверяющая время по своим наручным часам с золотым браслетом.
– А я уже собиралась заносить вас в список пропавших без вести, – произнесла она с холодной укоризной. – Три часа – значит три часа, мисс Эштон, а не без пяти. Ладно, идите к себе, приведите себя в порядок. Скоро подъедут остальные, и мы всем коллективом поедем на ужин в то кафе. – Она посмотрела на свёрток в руках Вайолет. – Надеюсь, покупки того стоили.
После ужина, вернувшись в номер, Вайолет разложила на кровати яркое, безвкусное сари. Оно лежало там, как памятник её отчаянию и провалу. План рушился на глазах. Сьюзи, счастливая и возбуждённая, болтала о предстоящем отъезде, о том, как будет рассказывать всем в школе о своих индийских приключениях, о «романтическом свидании» Вайолет, а та лишь кивала, глотая подступающий к горлу комок безысходности.
Перед сном она достала свой аметистовый кулон. Он был холодным и безмолвным, словно обычный камень. Не было в нём ни тепла, ни намёка на поддержку. «Может, я всё выдумала? – пронеслось в голове. – Может, это просто красивый камень, а все эти знаки – игра моего воображения?»
Истерзанная сомнениями, она всё же закрыла глаза.
Сон пришёл к ней не сразу, а прорвался сквозь пелену тревоги внезапно и мощно.
Она стояла на плоской, пыльной крыше незнакомого высокого дома. Вся Калькутта лежала у её ног – море огней, прорезанное тёмными лентами узких улочек, купола храмов, силуэты фабричных труб. И тут с востока, подул сильный, тёплый, неожиданный ветер. Он обвил её, словно живой, и легко подхватил. Она летела над спящим городом, не чувствуя страха, лишь лёгкость и странное ощущение предназначения. Ветер шептал ей на ухо одно-единственное, повторяющееся слово: «Ищи… Ищи… Ищи…»
Внизу проплывали знакомые и незнакомые места: освещённые витрины Нью-Маркета, тёмные воды Хугли, ажурные мосты. И вот ветер стал стихать, опуская её ниже, в лабиринт узких переулков к северу от главного рынка. И она увидела его – небольшой, двухэтажный, старый дом из тёмного кирпича, скрытый в глубине двора-колодца. Его фасад был покрыт древней резьбой, а на тёмной деревянной двери был вырезан едва заметный, но знакомый знак – три вложенных друг в друга квадрата, точь-в-точь как на её кулоне. Ветер мягко опустил её прямо перед этой дверью.
Та сама собой бесшумно отворилась, и из прохладной, встречающей темноты навстречу ей вышла… её бабушка. Та самая, что когда-то сожгла коробку с рисунками на лондонском чердаке. Но теперь её лицо не выражало гнева или страха – оно светилось мирной, умиротворённой мудростью. Она молча улыбнулась Вайолет, взяла её за руку – и та почувствовала неожиданное, реальное тепло – и провела внутрь. В доме пахло старой, добротной древесиной, ладаном и миром. Это было не ощущение временного пристанища, а глубинное, неоспоримое чувство Дома. Того самого места, где тебя ждали.
«Здесь тебя не найдут», – прозвучал в её сознании голос бабушки, тихий и ясный. И Вайолет проснулась.
Она лежала в полной темноте, и сердце её билось ровно и спокойно. Все следы паники и отчаяния ушли, сменившись твёрдой, холодной решимостью. Лайла была права. Готовое убежище – это клетка. Убежище нужно найти самой. И сон дал ей не просто направление, а точный адрес. И знак. Тот самый знак.
Она посмотрела на часы. Светящиеся стрелки показывали четыре утра. За окном уже начинало сереть.
Завтра был последний день. Последний день группы в Калькутте. И первый день её настоящей охоты. Охоты на дом с тремя квадратами.
Долг крови
Предпоследнее утро в Калькутте повисло в воздухе густым, сладковатым томлением, словно сам город нехотя готовился отпустить их. Солнце, пробивавшееся сквозь дымку, золотило черепичные крыши и рекламные вывески, но не в силах было развеять тяжёлое, предгрозовое ощущение надвигающегося разрыва. Вайолет проснулась с ощущением свинцовой тяжести во всём теле и ледяной, кристальной ясностью в сознании. Сегодня был день, когда её жизнь должна была расколоться на «до» и «после».
В холле гостиницы царила нервная, приподнятая атмосфера, характерная для конца любой зарубежной поездки. Все говорили громче обычного, смеялись через силу, обменивались последними рупиями. Мисс Гловер, в своём неизменном твидовом костюме с плечевыми подкладками, выглядела уставшей, но довольной – конец мучительной ответственности был близок. В её руках был всё тот же кожаный планшет, а голос, усиленный необходимостью перекрыть общий гул, звучал как металлический скрежет.
– Ребята, внимание! – её голос прорезал гул, заставляя всех замолчать. – Сегодняшний день – снова ваш. Последний шанс закупиться сувенирами и впечатлениями. Свободное время до шести вечера. Явка в отеле строго к шести для инструктажа. Завтра подъём в шесть утра, в семь – выезд в аэропорт. Никаких опозданий, никаких эксцессов. Я хочу, чтобы всё прошло идеально. – Её взгляд, как радар, выхватил Вайолет из толпы. – Вайолет, с вами всё в порядке? Вы выглядите бледной.
– Всё прекрасно, мисс Гловер, – Вайолет заставила свои губы растянуться в самой беззаботной, типично подростковой улыбке, какую только могла изобразить. – Просто немного взволнована отъездом и… предвкушением сегодняшнего дня. Готова на подвиги.
– Хм, – директриса недоверчиво хмыкнула, сверкнув стеклами очков, но, поглощённая общими приготовлениями и необходимостью раздать всем карманные деньги на последние траты, отстала.
Вернувшись в номер, Вайолет ощутила прилив странной, почти истерической энергии. Она чувствовала себя дирижёром, готовящимся к своему самому важному концерту, где любая фальшивая нота, малейшая оплошность означали бы катастрофу. Она аккуратно развернула свёрток с сари – не кричаще-розовое, а то самое, благородного оттенка тёмной хвои, расшитое приглушённым серебром. Оно было её доспехами, её униформой для самого важного разговора в жизни.
– Ого! – воскликнула Сьюзи, откладывая свой журнал. – Но я думала, ты наденешь то, розовое, для своего свидания? Оно же такое яркое, он точно заметит!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.