Шутовские сказки

Девочка по имени Шорох

Посвящается К.Г.

Жила-была девочка по имени Шорох. Ей было много лет, и она училась в школе. Её редко можно было увидеть за партой. Периодически кто-нибудь замечал на работе в отеле или в ночном клубе. Шорохом её назвали за внезапное появление и такое же исчезновение. Как шорох, возникающий в кроне дерева при лёгком летнем ветре или трении полы пальто о джинсы. Как шёпот на уроке или переговоры за спиной обсуждаемого объекта.

Шорох жила по большей части тихо. Она много спала, ничего не знала и постоянно разговаривала с телефоном. Там – её жизнь. В новом айфоне.

Когда-то давно Шорох была другой. Когда-то она была ещё живой. Теперь она даже имени не имеет. Безымянная вещь, никому не интересное явление. Кто остановится и прислушается к переговорам листьев или обратит внимание на прикосновение пальто к ногам? Таких чудаков днём с огнём не сыщешь.

Чем сейчас занимается Шорох? Она пропала – никто не заметил. Она появилась – никто не заметил. Смерть души человека влечёт за собой его смерть в глазах людей. Шорох расцветает, как и положено девушкам, но другим она безразлична. Её красота, смех, нежный и приятный, как звук жемчуга, рассыпанного по мраморной лестнице, тусклый свет светлых глаз – ничто более не цепляет внимание.

Вот так они умирают. Серо и бессмысленно.

11.05.18

Сказка про Птицу

Посвящается Беркут В.Н.

Жила-была Птица. Она была толстой и глупой. Уже тридцать лет Птица сидит в своём гнезде под номером 21. Она свила его из сухих костей и нервных клеток своих птенцов.

Обезумевшая и трусливая, Птица открывает клюв, чтобы начать кричать по-своему, по-птичьи. Она кричит постоянно на всех и обо всём. Глупость Птицы вываливается из её клюва кусками, задавливая тех, кто обитает внизу.

У Птицы есть любимая игрушка. Она живая, и в коротких, но сильных когтистых лапках игрушка страдает. Иногда удаётся забрать несчастную от мучительницы и дать ей другую. В слепых лапах Птицы всегда должно быть живое тельце жертвы: щупая его огрубевшей кожей, она считает удары дрожащего сердца, подделать которые невозможно.

Многие пытались победить чудовище. Не многие смогли сбежать с поля битвы. Кости врагов Птица кладёт на дно своего гнезда, где гложет их, пока те не обратятся в прах.

Птица – хищница. Но она не умеет охотиться самостоятельно. Вместо этого она терроризирует старого Лепрекона, который живёт в самом большом дупле на этом дереве. Он знает, чем чревато решение отказать Птице. Никто так не боится её, как вредный Лепрекон.

Если подумать, то чем опасна Птица? Её глупость, наивная и внушающая – вот причина страха. На самом деле, Птица – старая клуша с рябым телом, сидящая на прогнивших досках. Своей толстой филейной частью она затыкает огромную брешь на теле человечества. Такие Птицы и прочие животные будут существовать до тех пор, пока существуют «дыры», идеальные для появления и размножения подобных чудовищ.

16.05.18

Сказка про Камеру-обскура

Есть в одном музее неизвестного города Камера-обскура. Старушка, она попала туда из-за необычного своего свойства: как и все её родственницы, Камера показывала предметы, помещённые перед ней, но делала это так, что учёные-оптики до сих пор разводят руками, не в силах объяснить, почему.

Камера-обскура не помнит, когда она появилась, но отлично помнит свой первый предмет. Это была зажжённая свеча. Человек внимательно наблюдал за её размеренным горением. Он не был доволен результатом: снимок получился смазанным и нечётким. Тогда свечу сменила чашка. Человек улыбался. Сделал пометки. Камера-обскура спокойно следила за его действиями, но скоро ей стало скучно, и она решила себя развлечь. Вместо перстня она показала танцующего человечка, использующего его как шляпу. Фокус обскуры сильно напугал человека, и он решил закончить свои опыты.

Камере понравилась её игра, и в следующий раз, когда человек пригласил других людей посмотреть на неё, она заставила цветок распуститься. Раздался вскрик, а затем разлился шёпот. Цветок поменяли на камень, и тот превратился в агат. Жадные люди тут же кинулись завладеть камнем, но он как был булыжником, так и остался. Фокусы обскуры никому не понравились, и человек решил её больше не использовать, а фотографии уничтожить.

Камера много лет провела в темноте. Она не знала, что такое сон, но ей это время показалось именно им.

Потом её нашёл сын того человека. Узнав о необычном свойстве обскуры, он забрал её в свой музей. Уже много лет камера радует и удивляет гостей города своими оптическими фокусами. Ей нравились вздохи и ахи людей, которые с неподдельным интересом пытались узнать секрет волшебной Камеры-обскура. Но никто не знал, даже она сама. Обычная деревянная коробочка, полая внутри, лишь с одним глазом и экраном для демонстрации души, она сделала счастливыми многих. Камера заставила людей, смотрящих в неё, поверить в чудо. Это, я думаю, самое лучшее, что могло случиться в мире науки.

18.05.18

Сказка про стену

…слепые пальцы быстро, как ноги сороконожки, бегают по облупившейся стене, щупая её, запоминая. Пальцы второй руки ковыряют штукатурку, которая осыпается на пол с еле слышным треском, как тараканы, падающие иногда с потолка на спящих людей.

Глаза ничего не видят. Веки будто склеенные. Она шарит руками бесконечную стену, неловко делая маленькие шажки в сторону. Это продолжается уже много дней и часов. Чтобы не умереть от скуки, она учит каждый отрезок стены. Каждый шаг отмеряет необходимый для изучения и запоминания прямоугольничек. Лишь выполнив самозадание, она позволяет себе сделать ещё шаг.

Как неизвестность будоражит воображение! Подушечки пальцев легко касаются узоров из кратеров вспухшей краски, ощупывая, рисуя поверх них кожным жиром. И больше ничего. Ямки, впалости и выпуклости, иногда гвозди или пробоины в кирпичной стене воспринимаются как что-то мурашкогоняющее, приятно радующее воображение. Она запоминает всё.

Каждый час, день, месяц она продолжает своё всевидящее путешествие вдоль стены. Редко, но бывало, что, оступившись или потеряв чувство баланса, она теряла соприкосновение со стеной и падала на пол. В такие моменты сердце заходилось в диком неровном ритме, грозясь разорваться, а руки скручивались, нащупав неизвестную поверхность пола, будто грязь и пыль забивались в несуществующие глаза на коже, причиняя реальный дискомфорт. Она, кряхтя и ревя, спешила найти родную стену и продолжить её щупать. Но мешала грязь, забивавшая жировые поры, а ещё она забывала, какую часть изучала. В порыве паники и гнева на себя искала знакомый участок, чтобы от него, двигаясь чуть быстрее вдоль стены чем обычно, поскорее отыскать необходимый участок. Потом она успокаивалась и вновь погружалась в любимую работу.

Что будет с паразиткой, когда стена кончится? Она разразится воплем и умрёт на месте или прильнёт к ненавистному полу, начав его изучать? Желание узнавать новое или жалкая попытка уверить себя в некоторой стабильности жизни, пусть скучной и безрадостной, где истинное счастье – торчащий гвоздь или впадинка? Насекомое или гомо сапиенс?

…очередной раз оказавшись на полу, она замирает. Умерла? Нет конечно. Принюхавшись, она лижет пыльную поверхность и находит её более интересной. Тоже плоская, шершавая, грязная, ещё и вкусная.

…Кто-то пробежал пальцами по её руке…

13.07.18

Метrополитен

Медленно плыву к аркам и зелёно-красным огням. Совершаю ежедневный обряд, платя за вход в маленький рай для идиота.

На дно. Бегущая лестница влечёт вниз; не сопротивляюсь, а любуюсь рекламой и сочувствую людям. Не мне одной же развлекаться.

Кричу. Специально медленно, растягивая гласные: «Эйфория». Вой поездов оглушает, меня никто не слышит.

Вдыхаю. Истёртые колёса и разогретый металл. Ветер сносит с ног, остужая пыл, освежая, дарит лёгкость. Такой запах есть только у метро.

Двери всасывают внутрь, машина мчится в тоннель. Нас никто и ничто не остановит до следующей станции. Только если…

…тормоза визжат. Мы постепенно останавливаемся. Тревога поднимается в воздух. Ветер стих. Тела нагреваются. Мы ждём в темноте голос водителя и гадаем, что могло бы помещать нашему полёту. Но люди пытаются игнорировать свои мысли, когда моя голова рождает одну за другой: сбили кого-то, монстр перекрыл путь, водителя убили, подземная река…

Вновь замелькали огни. Железное тело двинулось с места, постепенно набрало скорость, я не успела увидеть ни морды монстра, ни крови убитого водителя или глупого диггера, ни расплескавшейся воды. Ничего. Только серо-бурые разводы проводов и мелькающие тусклые светильники.

Шумно. Вытекаю на станции и устремляюсь к бегущей в никуда лестнице. Голова гудит с непривычки, уши трещат. Чем выше к асфальту, чем дальше Ад, тем громче скрипка. Подпевает альт. Я на поверхности, стены стучат музыкой. Уличные музыканты надрываются, царапают струны, кромсают об них пальцы, ломают спины и шеи. Мне их жалко. Кто-то шепчет на ухо: «Сними на видео». Это пошло, отвечаю. На записи всё пошло. Надо слушать здесь и сейчас.

Грустно. Грустно оставлять это царство горелой резины и вопля поездов. Царство цветных мозаик, лепнины и статуй. Все, кто работают здесь – не только полиция и охранники – точно знают волшебство этого места. Метро – это другой мир, достойный песен, книг, картин.

Я вернусь. Мы повторим этот ритуал.

Я спускаюсь в метро…

Жара

Утекаю.

Рассыпаюсь на тысячи осколков, проваливаюсь, испаряюсь, улетучиваюсь, пропадаю с глаз долой через щели на асфальте, закипаю маслом на сковороде, в виде капель дождя осыпаюсь крупным градом на крыши домов и пропадаю во рту бегуна вместе с водой, оставляя ванильное послевкусие на пластмассовой ложке после мороженого.

Жара беспощадна.

Расплавляюсь от дуновения кондиционера, каменея сердцем, подсыхая телом, но доверившись холодному воздуху, при первом шаге падаю, и снова я лужа.

…лужа в центре города, пачкающая туфли и новые ботинки, лужа, которая станет причиной испорченного платья, если по мне проедет машина. Я беспощадна ко всему, как солнце беспощадно ко мне. Я ненавижу свою жидкость, как пот ненавидит кондиционер.

Жара неумолима.

Мы утекаем в Ад – там попрохладнее. Но мои воды там ни к чему: вечно холодное озеро другой температуры, я расплавлю его и выпущу зверей на волю. Слишком жарко для апокалипсиса, поэтому я теку дальше.

Море.

Соль сжигает тело, волны перемешивают пот и подводный мир в разноцветную кашу. Круговерть мотает от берега к камню, легче не становится. Боль вытесняет жар, разве это лучшая замена?

Утекаю…

…прямиком в Африку, но не успеваю упасть на землю, испаряюсь и прощу прощения, выпадая градом в Америке. Я ужасная несправедливая бестия, которой стала из-за жары.

Лучше бы солнце потухло.

Оно тухнет.

Я обретаю форму и каменею. Неподвижна, как время в вакууме, который никто не спешит разбивать, а стоило бы, потому что нет ничего страшнее и увлекательнее наблюдения за пустотой на родной планете, хотя подобная пустота есть только в космосе в районе чёрной дыры; помогите! кричит подсознание, но камень тела хрустит и рассыпается, а влаги нет, она ушла вместе с жарой, осталась в тучах, которых больше нет, и кислорода нет, ничего и никого больше нет, потому что мой эгоизм погубил их всех.

Поэтому, солнце, гори.

***

Утекаю…

День радио

Пустыня. Мелкие крошки павшей цивилизации, гонимые ветром, засыпали останки неизвестны воображению животных. Но один скелет был знаком даже тому, кто плохо знал анатомию, – человеческая рука и затылок, нещадно похороненные ветром, ещё были видны над морем пыли и жёлтого, раскалённого песка. Рядом с безымянным был столик без ножки, тоже утопший в песке. Человек-беженец был тут не один; когда-то их семеро прибыло с того обломка в небе, как надкушенный и брошенный ломоть серого сыра, называемого Землёй. Единственное, что теплило жизнь и коротало ночи скелета своим шипением, было радио.

Старенький пластмассовый аппарат тихо шуршал в своё удовольствие. Нагреваемый солнцем, он работал без остановки, постоянно подзаряжаясь энергией. Наконец спустя годы молчания среди шорохов пробились первые, другие звуки: скрежет, писк, а затем внезапно заиграла музыка. Ах, так и знала, он поймал старый сигнал. Ну, давайте хоть это послушаем.

Динамик пропел голосом Синатры: «strangers in the night» и смолк. Характерная заставка вечерних новостей продолжила ряд новых-старых звуков, и голос женщины-диктора известил:

– Сегодня на Земле празднуется день победы…

Шорох на мгновение проглотил её голос, затем заговорил другой:

– …капитан Шепард получил звание «Героя Земли» посмертно…

Возникало ощущение, будто два ведущих борются за один микрофон и внимание скелета со столом. Голоса продолжили сменять друг друга, перекидываясь новостями, как теннисным мячиком:

– …по заверению учёных восстановление земных ресурсов продлится 100 лет…

– …ведутся работы по восстановлению атмосферы Земли…

– …учёные из программы «Марс-1» заявили о возможном скором переселении на Марс…

Мужской и женский голос боролись за микрофон, но постепенно их голоса поглотил шум. Всё смолкло также внезапно, как появилось. По прошествии нескольких минут раздался предпоследний всплеск:

– Как это ни прискорбно, Земля признана непригодной для жизни. Много лет мы пытались вернуть то, что погубили. Люди в бункерах не теряют надежду, ведь, пока есть свет, надо на него идти.

Но шипение поглотило голос и этого отважного мечтателя.

– Срочные новости: обнаружен новый вирус, который передаётся через воду…

Последняя новость дошла и была поймана радиоприбором уже на марсианском закате. Говорили на неизвестном языке, точнее инопланетном, но я, так и быть, перескажу: голос говорил о невосполнимой утрате, которое понесло межгалактическое сообщество. Человеческая раса, погрязшая в войнах и осознавшая свои ошибки, попыталась всё исправить, бросив оставшиеся силы уже на борьбу за жизнь. И если нескончаемые войны не сделали своего дела, за них всё завершил неизвестный вирус. Родная система землян признана карантинной зоной. Они скорбят всей галактикой и предупреждают другие расы о безрассудстве…

Радио не довещало речь инопланетянина. Огромный тираннозавр Рекс одним махом проглотил его. Издав оглушительный рёв, он замахнулся мощных хвостом и стёр в прах и скелет, и столик, и даже закрыл собой закат. А потом трусцой побежал за видимый горизонт прочь от солнца, пустыни и шумного эфира.