Я пришла издалека

Глава первая

МИР ТЕСЕН

Отправляясь в Эдинбург, я была готова к любым приключениям. Зеленые холмы Шотландии, старинные замки, загадочные сооружения, возведенные древними кельтами, – такая обстановка внушит романтическое настроение самому закоренелому прагматику. Весна в Эдинбурге! Что может быть лучше? Конечно, прежде всего, меня ждет работа, но ради того, чтобы своими глазами увидеть родину Роберта Бернса, я согласна на все.

В самолете я упросила соседа, судя по выговору коренного шотландца, поменяться со мной местами – мое кресло было в проходе. Не слишком вежливо, но мне чертовски хотелось посмотреть на Шотландию сверху. Следить за тем, как сквозь расступающиеся облака вдруг проглядывает земля, появляются крохотные домики, геометрический рисунок ландшафта… Самолет снижается, картинка становится все более крупной, оживает, и вот уже видны городские улицы, отдельные здания, группы людей и проезжающие автомобили. Я с детства любила это волшебное превращение игрушечных домиков в самые настоящие большие дома, где живут люди. Наверное, сосед понял мое детское любопытство. Поинтересовавшись: «Is it your first trip to Scotland?» – хотя и так было ясно, что, конечно же, я впервые лечу в Шотландию, – он пересел в мое кресло, отложил папку с документами, которые листал до того – очевидно, очень занятой молодой человек, – и начал рассказывать, над какими городами мы пролетаем.

Мы расстались почти друзьями. Он оставил свою визитку: Джеймс Дилан, адвокат, нотариальная контора «Аллен и Овери», Глазго. У меня визиток еще не было. Их не успели напечатать до отъезда. Поэтому я оставила свой рабочий телефон и адрес гостиницы «Королева Мэри», где мне предстояло прожить несколько дней. Адвокат – какая английская, диккенсовская профессия! Все романы Диккенса слились у меня в голове в один нескончаемый судебный процесс. Оказывается, в Шотландии тоже есть адвокаты. А я думала, ее населяют только поэты, бродячие музыканты и владельцы пабов.

В аэропорту Эдинбурга меня встречали густой запах селедки и гид-шотландец в национальном костюме. Неплохое начало для романтического путешествия. Втайне я уже надеялась, что шотландский адвокат Джеймс Дилан позвонит в гостиницу и, возможно, найдет время и повод, чтобы встретиться со мной еще раз. Здравомыслящая женщина во мне говорила: этот симпатичный юноша проявил обычную вежливость. И вовсе не твои чары побудили его тратить на тебя время, а хорошее воспитание. Может быть, может быть, но никакое воспитание не заставит мужчину болтать с женщиной, которая ему неприятна, – возражала невесть откуда взявшаяся легкомысленная особа. Кажется, в ближайшее время именно она собиралась управлять моими поступками.

Я была готова к приключениям. Но я никак не ожидала на следующий же день встретить собственного мужа. Точнее, бывшего мужа.

Пару лет назад мы с Андреем поняли, что не оправдываем обоюдных ожиданий, и решили развестись. Это случилось быстро, мирно и без скандалов. Расставаясь, мы неискренне пообещали друг другу звонить, не забывать, заходить в гости – и, разумеется, никто из нас не сдержал обещания.

После развода я жила одна в маленькой квартирке на Петроградской стороне, работала недалеко от дома, не общалась почти ни с кем из старых друзей и не заводила новых знакомств. Мне нужно было остаться наедине со своими мыслями и начать жить своей собственной жизнью. Раньше я слишком зависела от других людей, и больше всего – от мужа. Мы прожили вместе почти четыре года. Детей не было – он не хотел. Говорил, что еще рано, что мы еще молоды и можем пожить несколько лет для себя, что нужно подождать, пока он начнет зарабатывать достаточно денег, чтобы у ребенка было все самое лучшее. Я соглашалась, хотя в душе считала, что он не прав. Впрочем, все к лучшему. Если бы у нас был ребенок, я не решилась бы уйти, так и не смогла бы изменить свою жизнь.

Где-то я читала, что женщина, выбирая мужчину, всегда подсознательно выбирает идеального отца для своего ребенка. Если по каким-то причинам рядом с ней оказался не тот человек, возникает подсознательный конфликт. Андрей не был похож на идеального отца – я понимала это слишком хорошо. Может быть, я ушла от него именно по этой причине. Уж не знаю, что думало о нем мое подсознание… Он не был похож и на идеального возлюбленного: слишком эгоистичен, порой жесток. Я любила его какой-то странной болезненной любовью, причинявшей мне страдание. Это была любовь-мания, любовь-зависимость. Он стал для меня сначала наркотиком, позже, когда я повзрослела и немного поумнела, – всего лишь вредной привычкой, от которой не можешь отказаться.

А он был увлечен своей научной работой, порой переставал замечать все происходящее вокруг. Он становился невнимательным, а иногда и просто грубым, особенно если ему казалось, что ему мешают. В хорошем настроении он иногда говорил, что настоящему историку мертвецы дороже живых людей. Думаю, за этой шуткой скрывалась большая доля правды. Я всегда чувствовала, что значу для него едва ли не меньше, чем пожелтевшие архивные документы, какая-нибудь переписка восемнадцатого века между австрийским шпионом в России и французским дипломатом, состоявшим в масонской ложе…

Андрей вырос в благополучной семье, привык к тому, что его окружает постоянная забота близких, и брак был нужен ему лишь для того, чтобы кто-то продолжал о нем заботиться. Кто-то должен был заменить постаревших родителей, души не чаявших в единственном ребенке. Разумеется, этот кто-то должен был пожертвовать своими интересами ради того, чтобы Андрей мог и дальше заниматься своими исследованиями, не отвлекаясь на разные пустяки. Этот кто-то был лишен права иметь свое мнение, свои проблемы, даже своих друзей.

Я не сразу поняла, что мне отводится благородная роль любящей жены, которая всю жизнь посвятила научной славе гениального мужа. Мне не подходила эта роль. Я обнаружила, что вовсе не хочу кому-то подчиняться или служить. Да и Андрей не был гениальным ученым. Он был одарен и очень трудолюбив: вполне достаточно для того, чтобы достигнуть успеха, но слишком мало для того, чтобы я растворилась в нем без остатка.

Подозреваю, что его больше интересовала такая сторона научной карьеры, как возможность ездить за границу, участвуя в научных конференциях, завязывать контакты с коллегами, которые рано или поздно помогут ему уехать из страны и найти работу на Западе. Ради этого он был готов на многие жертвы. А мне хотелось совсем другого. Всю жизнь я мечтала о большой семье, где все просто любят друг друга. Семья казалась мне единственной настоящей целью, той единственной радостью, которой я была лишена в детстве. Но с Андреем у нас не сложилось.

И вот я наткнулась на него утром в «Королеве Мэри». Похоже, мир слишком тесен… Я поздно встала, хотя и заказывала wake-up call на семь утра. Проснуть-то я проснулась, но немедленно заснула обратно. Когда я снова открыла глаза, было уже восемь тридцать. Пришлось собраться с рекордной быстротой. Я натянула первую попавшуюся одежду – это были светлые вельветовые брюки и голубой джемпер, – и прибежала завтракать с еще влажными после душа волосами. Через пятнадцать минут от гостиницы отправлялся автобус, на котором вся группа ехала на семинар, а после на экскурсию. Опаздывать не хотелось. Поэтому я судорожно налила себе кофе, едва не уронив чашку, и стала осматриваться в поисках чего-нибудь съестного. Тут я заметила знакомую фигуру в джинсах и темно-серой рубашке. Мужчина оживленно разговаривал о каких-то архивах с невысоким пожилым шотландцем и одновременно наливал себе стакан яблочного сока (я автоматически отметила, что его утренние привычки не изменились). Пока и соображала, стоит поздороваться или лучше удалиться незамеченной в укромный уголок, он неожиданно обернулся – и наши глаза встретились. Он тут же расплылся н улыбке:

– Юлия! Ну надо же! Ты тоже живешь в этой гостинице? – и сразу обратился к своему спутнику по-английски, представляя меня как бывшую супругу, а ныне – хорошего друга. «Лицемер», – подумала я, а вслух спросила:

– Ты давно в Эдинбурге? Отдыхаешь или работаешь?

– В Эдинбурге – третий день, а в Шотландии – уже пару недель. Я занимаюсь весьма любопытными исследованиями местной истории. Моя научная группа получила грант Сороса, немалую сумму, и в ближайшие три года я буду часто сюда приезжать. Это Уильям Гиббонс – мой коллега, специалист по кельтской мифологии. А ты? Как ты здесь оказалась? Неужели работа?

– Да, работа. Я приехала на семинар. Повышаю квалификацию, – мне не слишком хотелось распространяться о своих нынешних делах.

– С каких это пор молодых врачей отправляют повышать квалификацию за границу? – Мне показалось, что Андрей неприятно удивлен.

– Я больше не работаю по специальности. Я консультант в одной фармацевтической фирме.

– Вот как! Что же заставило тебя изменить своему призванию? – В его голосе появились знакомые язвительные нотки.

– Ты же прекрасно знаешь, что прожить на те деньги, которые называются зарплатой врача, невозможно. Вряд ли я смогу принести кому-то пользу, умирая с голоду. К тому же это просто унизительно. Я бы с радостью лечила людей ради собственного удовольствия. Но ведь для этого нужно, чтобы кто-то другой меня кормил, поил и одевал…

Продолжая перебрасываться вопросами и ответами, мы сели за столик и приступили к завтраку. Общество бывшего мужа не отбило мне аппетита, и я с наслаждением проглотила пару свежих, теплых круассанов с ежевичным джемом. В этой гостинице почему-то подавали европейский завтрак, а не традиционную английскую яичницу с беконом. И никакой овсянки!

Мы с Андреем не могли говорить по-русски, это было бы не слишком вежливо по отношению к мистеру Гиббонсу. И мы общались по-английски, лишь изредка обмениваясь русскими фразами. Разговор не выходил за рамки дежурных тем: какой прекрасный город Эдинбург, как жаль, что вы пробудете здесь всего неделю, любите ли вы путешествовать…

Я отвечала односложно. О чем можно говорить, подсчитывая минуты, оставшиеся до отправления автобуса? Я заметила, что Андрей смотрит на меня оценивающе, в его взгляде читалось не только любопытство, но и нечто среднее между удивлением и одобрением. Как будто бы он видит меня в первый раз в жизни, раздраженно подумала я.

Впрочем, я действительно изменилась со времен нашей последней встречи. Замужем я выглядела забитой и недовольной жизнью, почти перестала следить за собой, ходила исключительно в джинсах и какой-нибудь затрапезной рубашке, чем страшно раздражала Андрея. Он хотел видеть во мне респектабельную спутницу, которую не стыдно представить друзьям или коллегам, но уж никак не взлохмаченную девицу, к тому же выглядящую моложе своих лет и потому сильно смахивающую на подростка. С тех пор как мы с ним расстались, я удачно сменила работу, но вместе с работой пришлось сменить и имидж. В моем гардеробе появились деловые костюмы, туфли на каблуках и прочие «приличные» вещи. Не удалось ничего сделать только с прической: мои сильно вьющиеся волосы всегда были до неприличия непослушными. Даже стрижка в дорогом салоне не помогала… Но в целом я выглядела куда более благополучно, чем два года назад. Андрей не мог этого не заметить.

Мне показалось, что он порывается что-то мне сообщить, его как будто распирала изнутри какая-то новость. Он заговорщически переглядывался с мистером Гиббонсом, они обменялись многозначительными похмыкиваниями, и наконец Андрей торжественно объявил:

– Вчера мы с Гиббонсом разрешили одну любопытную загадку, касающуюся моей родословной. Ты узнаешь об этом первая. Приглашаю тебя сегодня вечером поужинать с нами, за ужином я расскажу все в подробностях.

Ну разумеется, чего еще могла касаться важная новость, как не его драгоценной персоны! Не иначе, он выяснил, что приходится дальним родственником английской королеве и имеет некоторые права наследования на Виндзорский дворец. Тем не менее я любезна согласилась стать первым человеком, посвященным в тайну его происхождения. Мы договорились встретиться в холле в восемь часов, и я побежала к выходу. Автобус еще не уехал. Разумеется, все уже сидели на своих местах и ждали только меня. Пробормотав извинения – мол, так устала после вчерашнего перелета, да еще голова разболелась – я плюхнулась на сиденье и отправилась слушать доклады о новых чудодейственных лекарствах и перспективных рынках сбыта.

Вполуха я слушала скучнейшие рассуждения о том, что новую мазь нужно продавать в тюбике, а не в баночке, и обязательно в синей упаковке… Оказывается, именно это обеспечит препарату невероятный успех на рынке, в отличие от лекарства с такими же свойствами, но продающегося в баночке и в красной упаковке. Мне было как-то не по себе. Конечно, каждый младенец знает, что производство лекарств – это бизнес, причем весьма прибыльный. Больной человек и его родственники пожертвуют последнее, чтобы купить необходимое лекарство. Ничего не делается бесплатно, пора бы уже привыкнуть к этому, но какие-то несовременные мысли о том, что нельзя так откровенно зарабатывать на чужом несчастье, не отпускали меня. Так меня воспитали, внушили с детства ненужную по нынешним временам порядочность, и с этим уже ничего нельзя поделать. Моя нынешняя работа вызывала во мне угрызения совести. Я подумала, что с другим воспитанием мне жилось бы гораздо легче. Незаметно я погрузилась в свои мысли. Они были невеселыми – об Андрее, о моей жизни до замужества…

Мои родители и младший брат погибли в авокатастрофе, когда мне было девять лет. Они ехали на дачу к папиному приятелю. Приятель вел машину. Неожиданно на повороте отказало рулевое управление, машина вылетела на встречную полосу и врезалась в грузовик. Папин приятель чудом не пострадал. Отделался царапинами от разбившегося лобового стекла. А все пассажиры погибли. Этот человек приходил на похороны, пытался заговорить со мной. Я не могла на него смотреть, хотя и знала, что он не виноват в аварии.

Мир вокруг меня опустел. Я еще долго не могла поверить, что родители никогда не вернутся. А когда наконец поверила – стала мечтать о том, что когда-нибудь встречу такого человека, с которым мне захочется провести всю оставшуюся жизнь, воспитывать наших детей, заботиться о семье, приглашать в дом гостей… Я завидовала своим школьным подругам, у которых было много родственников, бабушек, дедушек, двоюродных тетушек, троюродных племянников. Мне казалось, что все большие семьи обязательно счастливы, и я не понимала, почему близкие родственники могут ссориться друг с другом из-за пустяков. Каждую ночь, ложась спать, я перебирала в памяти драгоценные воспоминания и думала: если бы только мои родители были живы…

После их гибели меня взял к себе дядя Сэм. На самом деле дядюшку звали Семен Ильич, но в семье его прозвали дядей Сэмом по непонятным мне причинам. Семейные прозвища редко поддаются разумному объяснению. Одну мою подругу, розовощекую пухленькую девицу, дома почему-то звали Мышкой, хотя скорее она была похожа на Колобка. Дядюшка Сэм – мой единственный родственник на всем белом свете. Прирожденный хирург и закоренелый холостяк, кажется, даже женоненавистник. Он не раз повторял, что удачная операция прекрасно заменяет любовное свидание, а главное, не влечет осложнений.

Дядюшка был милейшим и добрейшим человеком, но абсолютно не знал, как обращаться с детьми. Поэтому я была не то чтобы предоставлена самой себе, но избавлена от излишней опеки, от которой так часто страдают взрослеющие дети. Дядя никогда не считал меня маленькой и несамостоятельной, наоборот, он всегда говорил мне, что я взрослый человек и имею право принимать решения. Даже если решение будет ошибочным, оно будет моим, и это самое главное. Я очень рано поняла, как трудно быть взрослой и отвечать за свои поступки. С тех пор во мне живут два человека: один – взрослый и серьезный, а второй – ребенок, которому мучительно хочется, чтобы рядом был кто-то сильный и умный, кто все решит за тебя и сделает так, чтобы тебе было хорошо.

В дядюшкиной библиотеке было множество медицинских книг – и очень мало детских. Поэтому я зачитывалась, как приключенческим романом, справочником «Хирургические болезни». Вместо «Трех мушкетеров» я рассматривала анатомический атлас. Если меня не с кем было оставить, дядюшка изредка брал меня с собой на дежурства. Когда к нему приходили гости, разговоры по большей части касались медицины… Мне разрешали сидеть за столом и слушать взрослые разговоры. Сложилось так, что я с самого детства находилась в этой среде, и сама мечтала стать врачом, обязательно хирургом – как дядя Сэм.

Мои родители были филологами, мама преподавала английский язык в университете, папа работал в литературном журнале. Они считали само собой разумеющимся, что я тоже буду учиться на филологическом факультете и стану переводчиком или редактором. Дома разговаривали и по-русски, и по-английски. Так что я научилась говорить на двух языках почти одновременно. После того как мама и папа погибли, я пообещала им и самой себе, что они смогут мной гордиться, когда я вырасту. Я старалась поступать так, как хотели бы мои родители, будь они живы. Но когда пришлось все-таки выбрать между филологическим факультетом и медицинским институтом, я, поколебавшись, выбрала медицинский, решив, что родители поняли бы меня и не стали ни к чему принуждать.

Скоро выяснилось, что кроме мира идей и благих намерений существует другой – мир материальный и безжалостный. Дядя Сэм вышел на пенсию, я продолжала учиться. Денег стало не хватать. Когда я училась на третьем курсе, начались печально знаменитые экономические реформы. Денег стало не хватать катастрофически, даже на еду. Я привыкла отказывать себе в самом необходимом, покупать самые дешевые продукты, не думать о новой одежде или каких-нибудь развлечениях, но не смирилась с этим. Почему, если я хочу учиться, я должна стиснуть зубы и терпеть нищету как минимум шесть лет? Моей повышенной стипендии не хватало даже на самые нужные научные книги. Неужели желание стать врачом столь преступно, что за него меня так наказывают? И почему дядя Сэм, спасший не одну человеческую жизнь за годы работы, должен теперь получать нищенскую пенсию?

Тогда я и встретила Андрея. Благополучный, самоуверенный – человек из другого мира. Что могло быть у нас общего? Сказочный принц и Золушка. Только у этой Золушки не было серебряного платья и хрустальных башмачков. И все же нас тянуло друг к другу с одинаковой силой. Но я так остро чувствовала свою ущербность, что сама заняла подчиненное положение. Так было удобнее и мне, и ему. Я подчинялась, боялась возражать, и потому мы в первое время совсем не ссорились. Да и как можно ссориться со сказочным принцем?

После того как мы поженились, я наконец забыла о полуголодной жизни. Не нужно было думать, что купить: книжку или курицу на обед. Не нужно было ходить с сентября по апрель в одних и тех же сношенных ботинках. Не нужно было беречь как величайшую ценность единственные тонкие колготки с маленькой дырочкой на пальце. Перестав испытывать постоянное унижение оттого, что у меня нет денег, я постепенно и мучительно осознала, что ничем не хуже других, что я тоже человек. И тогда Золушка осмелилась возражать принцу. Она вдруг увидела в нем недостатки, поняла, что принц – обычный человек. А потом решила уйти.

После развода я почувствовала себя свободной и самостоятельной. И еще – немного избалованной комфортом и благополучием. Я больше не хотела выживать, я хотела жить. И поэтому, когда я увидела в деловой газете объявление: крупной компании требуется консультант с медицинским образованием и отличным знанием английского языка, – я решилась отправить свое резюме. Я не ожидала, что меня вот так сразу примут. Люди годами рассылают резюме и ходят на собеседования без всякого результата. Мне повезло больше. Я прошла достаточно серьезный конкурс и… приступила к работе.

В тот день мне пришлось выслушать больше докладов, чем я предполагала, потом еще обзорная экскурсия по городу, и я была вымотана до такой степени, что, вернувшись в свой номер, бросилась на кровать лицом вниз, не раздеваясь. Проведя так примерно с полчаса, я почувствовала, что меня уже не трясет от усталости. Но я едва успевала принять душ и переодеться к ужину, на который меня столь неожиданно пригласил бывший супруг. Судорожно приводя себя в порядок, я размышляла. Что же он хочет мне рассказать? Эта мысль занимала меня все больше. Мне казалось, что он хочет произвести на меня впечатление, заинтриговать и снова привлечь меня. А может быть, наша встреча в Эдинбурге – это счастливый случай? Возможность начать все заново?

Здесь, в новой и романтической обстановке, я вдруг почувствовала, что Андрей мне вовсе не безразличен. Раньше я не ощущала разлуки. Я была уверена, что забыла его, избавилась от вредной привычки. Но не все так просто. Вредные привычки очень живучи. Как однажды написал Марк Твен: «Нет ничего проще, чем бросить курить; я и сам проделывал это множество раз». Каждый курильщик знает: после долгого перерыва кажется, что уже все, на этот раз ты уж точно бросил. И поэтому из любопытства или за компанию выкуриваешь сигаретку. Потом – еще одну, и не замечаешь, как возвращаешься к старой норме – полпачки за день.

Андрей не утратил своей привлекательности, напротив – в нем появилось что-то новое, какая-то сила и уверенность. Он всегда нравился женщинам. Высокий, хорошо сложенный, с тонкими чертами лица, умными серыми глазами и вечной иронической улыбкой, он был чертовски обаятелен. Мягкий голос, длинные музыкальные пальцы и утонченные манеры… Красив и к тому же умен. Не мужчина, а мечта.

Нужно отдать ему должное: при всем успехе, который он имел у женщин, он не воспользовался этим ни разу за то время, пока мы были вместе. В этом отношении он был безупречен, что объяснялось ленью и привередливостью. Ему не хотелось тратить время и силы на ухаживание, к тому же ему было трудно угодить. Редкая женщина имела шанс ему понравиться, хотя пытались многие. Иногда меня шокировало, как ядовито он высмеивал какую-нибудь наивную дамочку, кокетничавшую с ним весь вечер. От его внимания не ускользало ничто. Ни плохая кожа, скрываемая макияжем, ни неухоженные руки, ни вульгарные интонации… Бедняжка наивно полагала, что произвела впечатление и ей делают тонкие комплименты, но тут комплименты переходили в издевательство, не оставляя никаких шансов. Случалось, Андрей заходил слишком далеко в этом своем развлечении, и гостья демонстративно выскакивала из-за стола, судорожно одевалась и выбегала на лестницу, хлопнув дверью. Больше она в наш дом не возвращалась.

Так можно было нажить себе много врагов. Но я заметила, что он никогда не издевается над теми, кто действительно может ему навредить. Он выбирал жертв не из своего круга, а случайно оказавшихся в числе его знакомых. Признаться, я немного побаивалась своего мужа. В нем странным образом сочетались мягкость, нерешительность, интеллигентность – и какая-то скрытая жестокость, циничный холодок в глазах. Иногда мне казалось, что я совсем его не знаю, что он способен совершить нечто невообразимое… Впрочем, это были лишь фантазии. Ничего невообразимого он не совершал, больных собачек ногой при мне не пинал, а некоторая загадочность только прибавляла ему притягательности.

С тех пор как мы расстались, у меня было несколько коротких романов, которые не принесли мне ничего, кроме разочарований. Я пришла к мысли, что большинство мужчин – грубоватые самовлюбленные типы, начисто лишенные воображения. Среди моих кавалеров были: один фотограф, один геолог, два стилиста, повар и подполковник милиции. С кем-то я встречалась неделю, с кем-то – пару месяцев. Разницы никакой. Они отличались друг, от друга внешностью, возрастом и социальным положением, но сущность была одна и та же. Они даже говорили одинаковыми фразами, и я видела их насквозь. Я поняла, что можно сменить и сотню любовников, оставаясь при этом с одним и тем же скучным среднестатистическим мужчиной.

Андрей был другим, пусть и не совсем положительным героем. И вот после четырех лет замужества и двух лет разлуки я была готова начать все сначала, если только он этого захочет. «Не глупо ли?» – подумала я, изучая свое отражение в зеркале. Оттуда на меня неодобрительно смотрела молодая женщина с зелеными глазами, тонкими губами и темными вьющимися волосами. Закрытое черное платье мягко подчеркивало линии тела. Это платье я купила в прошлом году в Париже, потратив все деньги, которые были с собой. Оно было простым и строгим. Я давно заметила эту странность: чем проще выглядит вещь, тем она дороже. Что-нибудь ядовито-розовое с вышивкой и золотыми пуговицами можно запросто приобрести на каждом углу, а достойную вещь отыщешь только в дорогом магазине, и то не во всяком. Впрочем, это вполне справедливо. Благородство стоит денег.

Андрей должен был оценить мой облик по достоинству. Он заметит и элегантность платья, и неброский макияж (я пользовалась только дорогой косметикой, которая создавала впечатление ненакрашенного лица), и уверенность в себе. Ну вот, кажется, я и приняла его правила игры. Он будет рассказывать свои новости, стараясь меня поразить, а я буду всем своим видом демонстрировать успех и благополучие, которого добилась сама, без всякой помощи. Похоже на военный парад. Ружья и пуговицы начищены, парадная форма отутюжена, специальное парадное выражение лица принято. Вперед, шагом марш!