Тень клинка

- -
- 100%
- +
Нечто сдавило в груди – нечто, иногда руководящее ее решениями и поступками вопреки логике и здравому смыслу.
Мальчишка не сразу сообразил, что происходит, а когда понял, было уже поздно бежать. Его пятки точно приколотили к месту, руки испуганно закрыли лицо, как если бы он мог так защититься. Из толпы кто-то бросился в его сторону, но тень, отделившаяся от фонарного столба, оказалась быстрее. Прытко, неожиданно она возникла на сцене за секунду до трагедии и оборвала жуткую постановку, утащив ребенка в сторону. Оба рухнули прямиком на деревянные столы и табуретки таверны. Следом оглушающим эхом разнесся грохот, задрожали даже самые дальние листья на деревьях, и птицы испуганно разлетелись.
Телега разбилась, столкнувшись с каменной стеной дома. Вино потекло по земле, тухлая рыба оказалась на поверку вполне живой и билась в конвульсиях под их смешавшимся ногами. Юзуки чувствовала пульсирующую боль в плече и лопатках, с трудом переводила дыхание, но это почти не имело значения, потому что в ее руках дрожал перепуганный мальчик-эльф. Его белая кожа раскраснелась, глаза ошарашенно смотрели на нее, и единственная слезинка очертила контур щеки.
– Ты в порядке? – Юзуки села и оглядела ребенка, желая убедиться, что он не поранился. Криво улыбнувшись, она сказала: – В другой раз будь внимательнее, хорошо?
Мальчик открыл рот, как та рыба, что билась рядом с ними, затем закрыл, а потом чьи-то жесткие руки выдернули его из объятий Юзуки. Это была та самая женщина, что так истошно кричала и молила о спасении сына: у них были одинаковые черты лица и жидкие белесые волосы. Впрочем, вымолив желаемое, теперь она смотрела на лисицу с таким ядовитым презрением, что им вполне можно было убить. Всем своим худощавым телом она закрыла от Юзуки ребенка, словно именно та была причиной всех бед. Еще до того, как осознание накрыло ее, прозвучало:
– Лиса, – эльфийка выплюнула это слово, как если бы оно на вкус было подобно прогнившему яблоку.
– Я думал, их не осталось, – пролепетал мальчик, с любопытством и взявшимся откуда-то бесстрашием выглядывая из-за спины матери. – Вау, она настоящая!
Юзуки схватилась за спавший с волос капюшон. Ничего больше не скрывало ее черные лисьи уши и острые черты лица, свойственные многим элирам звериной природы, но именно волшебные лисы пугали больше всего. Нутро Юзуки точно льдом набили, холодок иголочками пробежался вдоль позвоночника, когда она резко подорвалась и встретилась с внезапно застывшей толпой, столь недавно так бурно шумевшей, боровшейся против обыденной неприятности, которая не случилась благодаря ей… Впрочем, кого это сейчас волновало, ведь перед ними была настоящая лиса.
Последняя лиса. А еще она была проклятой!
Никто не разделил детского восторга. Поднялся шум пуще прежнего. Пальцы, взгляды, руки – все направлено на Юзуки. В их глазах она не была спасительницей.
– Проклятая!
– Взять ее!
– Нет, гоните ее взашей!
– Из-за нее нас накажут. Сожгут всех, – кто-то разревелся, где-то грозно закричали, зашумела сталь и загрохотали палки.
Юзуки натянула капюшон, кивнула мальчугану и, разбежавшись, взобралась по стене на крышу. Слова тяжелыми камнями ударяли в спину, и это было больнее, чем расшибиться, упав с карниза. Возмущенные, испуганные и циничные голоса, одинаково презрительные и настороженные взгляды – все это всегда ощущалось так, словно она чужая везде: среди людей, среди элиров.
Скорее всего, так и было.
Долгое время беглянка плутала по улицам и крышам, пока вечер не перешел в ночь. Она накрыла лесной город тьмой, и крупицами желтых звезд в сумраке зажглись фонари. Светлячки очаровательным роем взлетели со стволов деревьев и потекли золотым потоком над крышами.
Тьма оставалась убежищем для убийц, воров и изгнанников – для тех, кому нигде не были рады, для тех, кто мог выдохнуть лишь на перине мрака, укрывшись от посторонних взглядов тенями. Юзуки взобралась на нижнюю ветвь ближайшего дерева-великана. Под ее ступнями качалась ветка, а ниже переливались желтые и оранжевые огни, обращающие зелень в осеннее золото и пламя. Мир элиров остался далеко внизу: такой никчемный, шумный и все-таки манящий.
Никто из желающих ее смерти не достал бы Юзуки здесь, на такой высоте: ведь среди лесных народов крылатые водились редко, и охотники за лисьей шкурой даже и подумать не могли, как ничтожен их маленький мир и как же он все-таки хрупок. Протяни руку – и весь город уместится в ладонь. Юзуки медленно сжала в кулак пальцы, представляя, как разрушает все вокруг и избавляется от всех тех жадюг, что смотрят на нее – но видят лишь животное, за которое можно выручить несколько золотых. Разве это так сложно – признать ее личностью, равной себе? Той, у кого тоже есть чувства, чья душа плачет и мечтает о доме, безопасности и надежном будущем?.. Как и все они в это опасное, неспокойное время.
Мысли о разрушении этого городка звучали заманчиво и соблазнительно. В ее ожесточившейся душе отзывалась сила, данная ей кровью рода, который ныне стерт с лица Земли. Эта сила рокотала в ней. Ее пробудили несправедливость, обида и жалость к самой себе. Миллионы раз Юзуки спрашивала и мир, и оставивших их Богов: за что ей приходится нести рок, о котором она не просила? Жаль, но никто не мог ей ответить, ведь Боги прошлого мертвы, а Бог настоящего ей ненавистен.
Резко Юзуки разжала кулак и выдохнула, выпуская накопившуюся в груди злость, выбрасывая ее из мыслей и запирая где-то глубоко под тяжелыми увесистыми замками и цепями. Эти мысли, желания и чувства – трут, на котором может возгореться пламя, и лиса сомневалась, что сможет его потушить.
– Где же мне теперь разжиться деньжатами? – Из вещмешка Юзуки извлекла веревки и тщательно привязала себя к ветке, чтобы во сне не сорваться. – Если вернусь в Цитадель, другие наемники от меня мокрого места не оставят: нельзя сбежать из банды и надеяться, что она с распростертыми объятиями примет тебя обратно. Хотя видела я их объятия в самой Бездне. Сборище ублюдков.
Война давно закончилась, но мир до сих пор не мог встать на ноги, пожиная ее плоды. Многие остались не у дел, многих раздавила новая правительственная машина, объявившая свои права на этот мир. У редких счастливчиков получалось вертеться и налаживать жизнь, а как именно – это уже никого не интересовало. Каждый надеялся спасти только себя, вытащить из болота прошлого и вскарабкаться на освещенную солнцем гору будущего: даже если вся ее громада пропитана кровью, а вместо каменных пород блестят черепа.
Юзуки перебирала пальцами жетон с рисунком голубя и кривила рот. Когда-то она была рада получить его, потому что жетон обеспечивал ей проход в стены Цитадели, иллюзию безопасности, но потом Юзуки на своей шкуре узнала, что за элиры там жили. Какой безумец выбрал для отбросов общества символ чистоты и света? Может, до того, как алчность испортила ее, Цитадель и была достойна зваться оплотом надежды, однако сейчас ни чести, ни справедливости не было в деяниях живущих там элиров.
Ноша набедренных кинжалов, вспоровших не одно горло, перевесит на весах ее души тяжесть грехов многих ее бывших коллег.
«Проклятая».
Жар опалил щеки, на языке свернулся горький привкус пепла.
– Подумаю об этом завтра.
Жетон исчез в кармане.
Скрестив руки, Юзуки наблюдала за жизнью, что затихала далеко внизу, и думала, что вид города с высоты ее убежища красив ровно настолько, насколько и одинок он был в своей красоте.
Сон выдался скомканным, неприятным и утомительным. Юзуки с трудом разомкнула веки, морщась на солнце, пробивающемся сквозь кроны. Сегодня ей необходимо было двинуться дальше, но куда держать путь, она не представляла. Слоняться по континенту в поисках заработка – это как уповать, что кошелек, полный денег, свалится на тебя с неба. В целом несбыточная мечта. Однако мечты иногда могут и сбываться.
На носке сапога сидела черная птица с темными, точно игрушечными, глазами-бусинками. Ворон гаркнул, из его клюва выпала сложенная бумажка, и до того как ветер унес бы ее, Юзуки подхватила послание и развернула. Сердце встревоженно колотилось в груди. Буквы были выведены аккуратно, чтобы даже такая безграмотная наемница, как она, могла разобрать суть написанного: некоторые слова Юзуки узнала, потому что видела их далеко не в первый раз. К записке прилагалась схематичная карта, указывающая на Хопо, столицу континента.
«Бывшую столицу», – одернула себя Юзуки.
– Значит, Хаос5 выбрал новую жертву, – с кровожадной усмешкой произнесла она вслух.
Юзуки развязала веревки, сунула их в мешок и проворно спустилась с дерева, намереваясь отыскать где-нибудь скакуна и помчать во весь опор. Конечно, придется его украсть, а кто говорил о покупке? Она хитро усмехнулась и исчезла в глубинах леса.
Дни проходили один за другим, превращаясь в череду однообразных отрезков времени. Путешествие заняло не так много времени благодаря тому, что лесное поселение расположилось недалеко от города Хопо. Юзуки смогла бы добраться быстрее, использовав портал6, но рисковать не хотелось. Белокаменные врата упрощали перемещения между городами, но вместе с тем усложняли задачу бегства от прошлого. Оказывается, прошлое тоже умеет ими пользоваться.
Небо окрасилось роскошными переливами теплых оттенков – единственный золотой свет во всем этом холодном городе, где не было места добру и состраданию. «Ты или тебя» – вот закон здешних улиц. И дело было не в том, что монет на всех не хватало, – хотя бедность и вынуждает существ превращаться в чудовищ, – а в том, что куда ни глянь: висели на стенах домов, на фонарных столбах, болтались под ногами втоптанные в грязь бумаги. О пропавших без вести, о разыскиваемых Церковью элирах… По убеждениям местных фанатиков, за нарушением одной из многочисленных заповедей (даже самой ничтожной и глупой) должно непременно последовать очищение. Но хуже всего было другое…
Пепел.
Он был повсюду. Казалось, и запах его, и частицы пропитали собою кровь, осели в легких, забились под ногти и заполнили собой весь мир. Костры на площади и окраинах почти никогда не гасли, но их свет отказывал в спасении от тьмы и зимних холодов. Он способен был только подарить смерть – мучительную и бесконечную.
Сегодняшний вечер мало чем отличался от других подобных вечеров бывшей столицы западного материка. Когда-то в Хопо хотелось приезжать, ведь это был город, напоминающий дом, Родину элиров, и даже скрывающаяся сейчас в тени Юзуки когда-то мечтала побывать в ней, ступить на ее бесконечные улочки и ощутить себя на своем месте. Это была столица прошлого королевства элиров, Кссандрии, которая канула в Бездну после Войны следом за погибшей королевой Камарией.
Юзуки выросла, а детские грезы разбились о реальность.
Работа в столице кипела. Элиры занимались повседневными делами: торговали, посещали музеи и выставки, работали и общались в затененных улочках. Пускай люди в алых мантиях всегда были рядом, следили за ними – элиры продолжали свои жизни. Нельзя жить в страхе вечно.
В отличие от лесного поселения, в столице явно виднелась человеческая рука. Все эти высокие каменные дома с красивыми черепичными крышами, ровные улицы с широкими дорогами для лошадей, карет и торговых процессий… Возможно, когда-то все здесь выглядело иначе, но теперь элиры растеряли былую власть, былое волшебство своей Родины, и им оставалось только подстраиваться под изменения. Многоярусный город, раскинувшийся ближе к северу материка, поражал своей величиной и пестротой различных мест увеселения, а также шумом торговли, красотами ярмарок – всем тем, что способно было скрыть обожженные столбы, костры и алый, алый, алый повсюду.
Юзуки затаилась на крыше четырехэтажного здания с удивительно широкими балконами, предназначенными для планирования летающих элиров. Целью ее наблюдения была соседняя улица. Трактир с говорящим названием был полон элиров. В широких окнах виднелись крупные фигуры, через приоткрытую дверь слышалась громкая, неприятная лисьему слуху музыка, и даже здесь, на крыше соседнего дома, чувствовалось, как много было пролито дешевого алкоголя: спирт впитывался в деревянные полы, и нотки его покалывали нюх.
На далекой башне медленно колесила стрелка часов. Риска за риской, сердечный удар за ударом – один элир за другим, пока знакомая пособница наемников не вернулась, пока не наступила ночь.
На небосводе огромным светилом царствовала алая луна. Она шаром висела над столицей и почти скрывала сестру-близняшку – белую луну. Звезды загорались ярче, и с каждой крохотной вспышкой свет рассеивался по куполу, смешиваясь цветами сиреневого, розового, темно-синего и многих других. Богатство красок, танец двух полных лун жители этого мира видели всего раз в месяц, а потом ночи снова превращались в темные и пустые отрезки времени. Одинокий серп белой луны хранил свой пустой трон до возвращения сестры.
Многие элиры ощущали себя иначе в ночи, когда с неба алый свет проливался в мир. Магия, что текла в нечеловеческих жилах, пробуждалась – становилась сильнее и неистовее. И не все могли совладать с этим природным хаосом. Юзуки тоже это чувствовала: шерсть на хвосте вставала дыбом, мурашки бежали по коже, а пальцы покалывало от переполняющего ее эфира. Ее подмывало вылить лисье проклятие в мир.
Дверь таверны в очередной раз хлопнула, приятной мелодией звякнули колокольчики. В ночь вышла мужская фигура, облаченная в темный костюм. Она неспешно оглядела почти полностью опустевшие улицы, надела цилиндр и двинулась прочь. Юзуки подобралась к краю крыши, наблюдая за удаляющимся человеком, – он совершенно точно был человеком, и это казалось ей странным и непривычным, – но цепочка мыслей прервалась, когда дальше по улице чья-то крупная тень пробежала меж домов.
Коснувшись набедренных кинжалов, Юзуки успокоила сердце в груди и спрыгнула на соседнюю крышу. Бесшумно, точно кошка, она преследовала монстра – оборотня, потерявшего в ночь танца двух лун контроль. Волка, от которого разило кровью и смертью. Цель, что принесет ей золото.
У запозднившегося щеголя хватило ума свернуть с главной улицы и отправиться по узким улочкам среди особенно ветхих домов. Местные жильцы не заморачивались, из окон выливали помои, вывешивали одежду на просушку, а по углам несло слизью, кровью и чем-то едким. Видимо, забредший сюда молодой человек понял, что неверно выбрал направление своего пути, но оборотень был иного мнения. Он осклабился и покинул тень меж домами, выпустив острые когти.
– Заплутал, человечек? – В сумерках и свете жилых окон блеснули стальные клыки. Волчий рык был полон презрения, точно само существование этого человека его оскорбляло. – Здесь тебе не рады!
Но перед тем, как когти коснулись опрятной дорогой одежды, звериную ладонь пронзил кинжал с длинным острым лезвием. Нападавший взревел, когда с крыши на него обрушилась Юзуки и жестоко ударила его тяжелой подошвой сапога по голове, прибивая к земле. Темно-синий плащ с прорезями для рук взметнулся, когда она подняла голову, и капюшон медленно соскользнул с тусклых коротких волос. Из полумрака осторожно поднялись длинные остроконечные уши.
– Пошла прочь, лисья шкура! – взревел оборотень, вывернувшись из-под Юзуки, и набросился на нее так стремительно, что его силуэт слился с окружающей ночью. – Иначе я сдеру твой мех и продам на черном рынке!
Юзуки ушла в сторону, точно в каком-то танцевальном па, и грубо оттолкнула застывшего в стороне парня, чуть не ставшего ужином для волка. Нападавший врезался в стену. Его ярость притупляла разум, а звериный голод свел с ума. Накидка трактирщика свалилась с его плеч. Мешанина непропорциональных в размерах конечностей, покрытых мехом; большое согбенное туловище застыло пред ними. Юзуки впервые видела оборотня, застрявшего между обликом человека и волка: изломанные кости рук, искривленная спина и обезображенная морда с налитыми кровью глазами. Но самым отвратительным был запах – от него смердело чем-то гнилым, темным… Неправильным. Он повернулся к ней и зарычал так громко, что пробудил, вероятно, весь квартал.
– Плохо, – тихо произнесла Юзуки, чуть склонившись. Она бросила за спину взгляд, встретившись с необычным золотистым глазом незнакомца, и едко крикнула: – Каждый сам за себя!
Когда зверь рванул в их сторону, она проскользнула между громадных лап, вонзила один из своих клинков в брюхо и оставила длинный порез. Вскочив на ноги, Юзуки запрыгнула на спину монстра, и клинок жалом впился в его плечи. Скрутила ногами и завалила зверя на землю, под ноги к ошарашенному незнакомцу, пачкая каменную дорогу и его обувь грязью и кровью. Черная слизь брызнула Юзуки в лицо, из-за чего волосы слиплись, скользя по щекам и шее.
Юзуки замахнулась и нанесла последний удар в основание черепа.
Тихое, тяжелое дыхание опаляло губы и звучало слишком уж громко в неожиданной тишине проулка. Привычные к разборкам жители погасили окна, погружая двух существ в ночной мрак, и те остались единственными свидетелями смерти. Темная шерсть не могла побуреть еще сильнее, но Юзуки видела, как набухают капли склизкой крови, как они обтекают вогнанный в череп кинжал и оставляют новые узоры на пальцах.
Снова вдох, снова выдох – сердце успокаивалось, пока мысли растерянно бились по углам, оставляя сознание пустым и безучастным. Все произошло быстро, неожиданно, рефлекторно.
Она инстинктивно забрала чужую жизнь.
В крови шипел синий пепел. Он рвался облегчить внутреннее напряжение, оборвать нить, натянувшуюся до предела. Еще немного, и она порвется. Немного, и кровь затопит весь ее маленький мир.
– Ты в порядке?
Чья-то рука коснулась сжатых до боли пальцев. Лиса дернулась, извлекая кинжал и поднимая второй к горлу незнакомца. Он спешно поднял ладони, удивленно проронив:
– О, аж два. Было бы славно, если бы ты оба держала при себе. Не хочу повторить судьбу этого несчастного парня.
– Катись отсюда! – прошипела Юзуки.
Чудовище взревело, дернув могучим искривленным плечом. Квадратный локоть ударил в бок, сбрасывая наемницу со спины. Юзуки на мгновение подавилась вдохом, но в следующую секунду высвободила свою кисть и жестко оттолкнула парня прочь.
– Вали! – ее голос погас на губах, потому что она тут же извернулась, бросая кинжалы и обнажая парные мечи. Их концы вонзились в широкие, мохнатые плечи.
Почти обратившийся волк придавил ее к грязной, залитой нечистотами земле. Склизкая черная слюна стекала с длинных, чуть крючковатых клыков… Юзуки легко могла представить, как они выдирают часть ее плоти, оставляя смертельные раны.
– Гадство. Человек, разгулялся по городу элиров так, будто у тебя девять жизней! – ее голос больше напоминал рык, и он соперничал с воем волка, клацнувшего зубами перед женским лицом.
Мечи глубже вошли в плечи, а руки Юзуки сильнее согнулись, прижимаясь к земле. Взрослый, еще и пораженный черным эфиром оборотень превосходил физической силой даже древнюю лису, не говоря уже о молодой лисичке лет девятнадцати. Желтые глаза Юзуки блеснули ужасом – на миг, – а в следующий налились голубым. Оборотень будто бы застыл, всплески луж замерли в воздухе. Время обратилось его врагом.
Охотница обхватила ногами волчий корпус, вдавила свои клинки и резким движением разъединила их. Что-то голубое прострелило плоть. Свет озарил проулок, а когда погас, первые капли дождя уже смывали черно-алую кровь с женского лица, пока лисица отталкивала от себя обезглавленную тушу и медленно, опираясь на ладони и колени, поднималась. Острые ушки опустились. Плащ был безнадежно испорчен и бесполезной грудой ткани рухнул к ногам. Вода стекала по голым рукам, прибивала тусклые волосы к измазанному лицу.
Незнакомец опустил руку и пораженно смотрел на лису. Взгляд единственного видимого золотого глаза ощутимо цеплялся за уши и хвост. В нем зрело понимание.
– Не знаю, откуда ты такой взялся, но Хопо – не лучшее место для людей.
– Это было синее пламя. – Не вопрос, а констатация факта. Юзуки отшагнула, внезапно возжелав уйти и не понимая, что ее напугало в этой простой фразе. Может именно то, как просто этот человек обличил правду о ее проклятии? – Постой! Я так долго искал кого-то вроде тебя!
Она отшагнула. Нет, снова эти слова! Все они хотели найти лисов из-за их синего огня. Их желание стерло вид этих оборотней с лица Земли.
– Не подходи. – Юзуки подняла окровавленный меч, разделяя их. – Не подходи, если хочешь жить.
– Прости, – и ему как будто правда было жаль. В сострадание на его лице почти можно было поверить. – Всего несколько минут.
Пальцы бесстрашно коснулись грязного лезвия, и вдруг он выставил руку, коснувшись ее пальцев на рукояти. Юзуки дернулась, собираясь пронзить его острием, но… Ничего не произошло. Она только подумала так, но тело не послушалось – оно застыло, потеряв способность подчиняться мыслям. Холодный ужас сковал Юзуки: ее поймали какой-то неизвестной, могущественной магией, и даже синие искры, кусающие душу, беспомощно трепетали в тенях сознания.
– Я возьму всего несколько минут. – Ледяной, сырой ветер взъерошил завивающиеся от влаги волосы. В переполохе потерялся его новомодный цилиндр. В свете белых молний, раскатом грома пробежавших по небосводу, вместо левого глаза сверкал золотой циферблат, неспешно отсчитывающий назад время. – Меня зовут Кристофер Темпс. Прошу выслушай меня! Уверен, после этого ты сама согласишься отправиться со мной.
Он спешно оглядел место, где они оказались – грязное, забытое, оскверненное убийством, – и с тяжелым вздохом проронил:
– Ты когда-нибудь слышала о пророчестве, что предвещает конец тирании Огненного Бога?
Глава 2. Остановка времени
«Когда-то давно, когда люди еще не умели считать и писать, когда элиры только учились строить и познавали искусство, – в те далекие времена мир был иным, небо полнилось волшебством, а земля была напитана эфиром. С первым вдохом и последним выдохом живые существа втягивали его в себя, наполняя свои тела первородным волшебством, способным продлить человеческую жизнь и одарить способностями нелюдей. Это было так давно, что все плохое стерлось из памяти, и все воспоминания о тех веках наполнились красотой и невероятными чудесами. Верно? Желание вернуться в те времена, про которые каждый слышал лишь хорошее, укрепилось в сердцах – это и стало связующим звеном для многих рас, ютившихся на одной земле: сделать мир лучше, хотя бы немного приблизить его к первозданной чистоте…»
– Да, это все очень интересно, и мне правда нравится, как ты умеешь красноречиво разглагольствовать о том, что можно уместить в одно предложение, Крис. Но не мог бы ты сейчас перейти к сути?
Сестра привычно пыталась подтрунивать над ним – таким сдержанным и обходительным, – но это происходило так часто, что в какой-то момент Кристофер перестал реагировать на ее шпильки. Обычно он качал головой и переходил к следующей части рассказа. Но сейчас реплика вырвалась сама, точно выдернутый из рук воздушный шарик, который уже не поймать:
– Изабелла, когда ты воспитаешь в себе больше терпения и усидчивости?
– Вот когда солнце встанет…
– Только не начинай! – фыркнул Кристофер. – Все эти выдумки деда о том, что солнце однажды встанет на западе, не имеют смысла. Велон хорошо умеет мешать правду с вымыслом.
– На то он и книжный червь, – Изабелла откинулась на мягкие подушки софы, небрежно вытянула ноги и чуть не свалила одну из бесчисленных книжных стопок. – Если все Хранители становятся такими занудами, то лучше завязывай с этим. Ты и в лучшие дни просто невыносим, а после того, как ты реально станешь одним из них, боюсь, у меня окончательно разовьется аллергия на твое общество.
Слова звучали грубо, но Изабелла не хотела его обидеть или задеть, разве что, не задумываясь, выдала голую правду. Его сестра обычно избегала лжи, хитрости или заискивания. Она напоминала одну из тех рыб, о которых Кристофер когда-то читал: выглядят мило и забавно, пока их не трогаешь, а стоит едва задеть – и они тут же выпускают иглы, покрытые смертельным ядом. Мысли об этом вызвали на его молодом лице улыбку, но привело это к еще большему негодованию младшей сестры. Она что-то тихо бубнила, постукивая мысками балеток друг о друга и листая книжку о структуре магии, где Изабелла могла понять в лучшем случае знаки препинания. Написан учебник был на старомирском языке, который ей еще не довелось изучить. Вернее было бы сказать, что его сестра не посчитала это нужным.
– Будь я как наш дед, то сказал бы со знанием дела, что все твои выкрутасы – это всего лишь издержки подросткового возраста. Когда ты повзрослеешь, то поймешь наконец, какими мудрыми и правильными речами я…
– Хватит!
Книга со шлепком захлопнулась, а Изабелла вскочила на ноги точно ошпаренная. Темные длинные косы взметнулись змеями, готовыми жалить, черные радужки блестели нескрываемым ужасом. Только ее смолистые глаза могли так сиять. Слегка подтрунивать над Изабеллой было слишком приятным искушением, чтобы удержаться даже взрослому серьезному Хранителю. Ну или начинающему Хранителю. Ему всего-то двадцать четыре, можно и «подергать за косички» любимую сестру.