- -
- 100%
- +
–– Спасибо за комплимент, – буркнул он, принимая её пальто. – Эспрессо?
–– Ты хочешь мне помочь или добить? Чай, если есть.
Обычный для них обмен колкостями. Так они общались всегда – через профессиональный чёрный юмор, который посторонним мог показаться циничным. Но сегодня в этих шутках не было лёгкости. Они были как ритуальный танец, за которым скрывалась пропасть невысказанного.
–– Уютное местечко. Напоминает мне морг, только книг больше.Пока он возился на кухне, она осмотрелась.
–– Я ценю функциональность, – откликнулся он из кухни.
Она смотрела на заваленный бумагами стол, на стены, увешанные схемами и фотографиями. Это было не жилое пространство, а продолжение его навязчивой идеи. И в этом было что-то пугающее. Она видела, как одержимость съедает его изнутри, и часть её хотела помочь, а другая часть – бежать отсюда подальше.
Он вернулся с двумя чашками. Себе – кофе, ей – чай из пакетика. Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, как когда-то во время долгих ночных дежурств.
Молчание между ними было густым и тягучим. Столько всего осталось невысказанным. Обвинения, предательство, боль. Но сейчас было не время для выяснения отношений. Сейчас было время для дела.
–– Итак, что ты нашёл? – прямо спросила Лиза, обжигая губы чаем. – Ты сказал, что-то похожее на твоё дело.
–– Людвиг Бауэр. Филантроп. Умер от якобы обширного инфаркта после игры в теннис. Клиническая картина… слишком стремительная. Слишком чистая.Марк отодвинул от себя папку Яна и достал из портфеля блокнот с записями по делу Бауэра.
–– Инфаркты бывают разными, Марк. Ты сам это знаешь лучше кого бы то ни было.
–– Знаю. Но его жена не верит. И я нашёл кое-что интересное. – Он откинулся на спинку стула. – За несколько недель до смерти он прошёл дорогостоящее генетическое тестирование в частном центре "Эвридика". После визита стал замкнутым. А теперь самое вкусное. На семейной фотографии у него в гостях доктор Артур Флейшер.
Он наблюдал за ее реакцией. Имя "Эвридика" не вызвало удивления. А вот Флейшер… Её пальцы слегка сжали чашку. Она знала это имя. Как и любой врач в их кругу, она знала звезду генетики Флейшера. Но в её глазах мелькнуло нечто большее, чем просто узнавание. Что-то вроде… беспокойства?
–– Флейшер? Тот самый генетик-звезда? Что в этом странного? Бауэр спонсировал науку, они могли быть знакомы.Лиза нахмурилась.
–– Возможно. Но Бауэр был педантом. Он хранил все свои медицинские документы в сейфе. Жена не знает код. А официального заключения из "Эвридики" в бумагах нет. Куда оно делось?
Он видел, как её мозг обрабатывает информацию. Она была блестящим диагностом, и сейчас её ум работал так же, как и его – выискивая несоответствия, строя гипотезы. Старые профессиональные инстинкты брали верх над личными обидами.
–– Ты думаешь, есть связь? Между генетическим тестом и его смертью? – в голосе Лизы послышался скепсис, но и любопытство.
–– Я не знаю, что думаю. Но у меня то самое чувство, Лиза. То самое, что было в операционной с Яном. Чувство, что я вижу не все данные. Что меня обманывают.
Он сказал это тихо, без привычной ему уверенности. В его голосе звучала почти мольба. Мольба не о прощении, а о подтверждении его здравомыслия. Он смотрел на неё, и в его взгляде впервые за многие месяцы была не озлобленность, а отчаянная надежда. Он просил её стать его компасом в этом море безумия.
Он посмотрел на неё, и в его взгляде впервые за многие месяцы была не озлобленность, а почти что мольба. Мольба о подтверждении его здравости.
Лиза вздохнула. Глубоко, как человек, принимающий судьбоносное решение.
–– Хорошо. Допустим. Что ты предлагаешь? Взломать сейф? Ворваться в "Эвридику"?
–– Я хочу, чтобы ты посмотрела протокол вскрытия Бауэра. Официальный. Ты всё ещё работаешь в "Св. Луки", у тебя есть доступ к архивам. Посмотри на биохимию. На уровень тропонинов, креатинкиназы. Инфаркт – это не мгновенный выключатель. Даже при самой молниеносной форме остаются следы, которые можно растолковать по-разному.
–– Ты просишь меня нарушить правила, Марк. – Она отпила чай, глядя на него поверх края чашки. – Снова.
– Снова, – повторила она, и это слово повисло между ними, тяжёлое, как надгробная плита.
Марк молчал, давая ей сказать. Он видел, как она борется с собой.
– Ты думаешь, я просто испугалась? После операции? – её голос дрогнул. – Ко мне подошел Флейшер. Не с соболезнованиями. Он сказал, что у него есть доступ к архивам всех моих пациентов за последние пять лет. И что в трех случаях… можно найти «несоответствия» в дозировках. Случайности, Марк! Случайности, которые есть у каждого анестезиолога! Но он сказал, что представит это как систему. Как халатность. Он сказал, что моя карьера закончится, а я сяду в тюрьму. А потом… потом он спросил о моей сестре. О ее маленьком сыне, у которого синдром Дауна. Сказал: «Таким детям трудно в нашем мире. Но мы можем помочь. Или… не мешать».
– Они предложили сделку. Моё молчание в обмен на их молчание. За мою карьеру. За безопасность моего племянника. И я… я испугалась. Я продала тебя, чтобы спасти их. Прости.Лиза посмотрела на Марка, и в её глазах стояла вся боль тех дней.
Её признание ударило Марка с новой силой. Это не было предательством из слабости. Это была сделка с дьяволом, которую он сам, в своём ослеплении праведностью, не заметил. Он не был единственной жертвой в той операционной.
Это "снова" повисло в воздухе тяжёлым камнем. Они оба понимали, о чем она. Их первое нарушение правил закончилось катастрофой. Теперь он просил её снова пойти против системы, против протоколов, против всего, что составляло основу их профессии.
–– Я прошу тебя помочь мне найти истину. Разве не ради этого мы стали врачами?
Он произнёс это без пафоса, просто как констатацию факта. Именно эта фраза когда-то объединила их в начале карьеры. Они были одними из немногих, кто действительно верил, что медицина – это служение истине, а не системе.
Они смотрели друг на друга через стол, разделённые годами недоверия, но связанные общей памятью о том, каким блестящим хирургом он был. Каким командой они были.
В ее глазах шла борьба. Страх перед последствиями. Горечь от прошлого. Но также и профессиональная гордость, и та самая вера в истину, которую не смогли убить даже последние месяцы. Она видела, во что он превратился – в тень самого себя. И, возможно, именно это стало решающим аргументом.
–– Ладно, – наконец сдалась Лиза. – Я попробую. Но только протокол. И только ради тебя. Не заводи себе привычку тонуть, а меня звать на помощь.
–– Обещаю тонуть в одиночестве, – он почти улыбнулся. Почти.
Это была старая шутка, их коронная фраза во время сложных дежурств. И сейчас она прозвучала как печать на негласном договоре. Они снова были командой. Опасной, нестабильной, травмированной, но командой.
Проводив её, Марк остался один в наступающей темноте. Он не включил свет. Он подошёл к окну. Дождь усиливался, превращая огни города в размытые пятна. Где-то там был центр "Эвридика". Храм новейшей генетики. И где-то там был ответ.
Он чувствовал странное смешение облегчения и тревоги. Он был не один. У него снова был союзник. Но он только что втянул Лизу в опасную игру, исход которой был неизвестен. Он снова почувствовал на своих плечах тяжесть ответственности – не только за свою одержимость, но и за её безопасность.
Он чувствовал это нутром. Игра уже шла. И он, сам того не ведая, только что сделал свой первый ход.
Но если это был его ход, то чей был ответ? Он посмотрел на тёмный экран своего телефона. Что-то подсказывало ему, что их с Лизой разговор не остался незамеченным. Что тени, за которыми он охотился, уже знают, что охота началась. И теперь вопрос был лишь в том, кто кого.
Глава 4
Следователь и его призраки
Карстен Вольф сидел в своём кабинете в здании федеральной прокуратуры и чувствовал себя археологом, раскапывающим цивилизацию, которая не желала быть найденной. На столе перед ним лежала папка с грифом "Закрыто" – дело Отто Яна. Официально – врачебная ошибка. Неофициально – кость в горле, которая не давала ему спать по ночам.
Кабинет Вольфа был его крепостью. Стены, заставленные книжными шкафами с юридическими фолиантами, стол, заваленный папками, и только одна личная вещь – старая фотография его отца, тоже прокурора, погибшего при загадочных обстоятельствах во время расследования коррупции в фармацевтической компании. Ирония судьбы не ускользала от Вольфа: он унаследовал не только профессию, но и врагов.
Ему было пятьдесят три года, и за тридцать лет работы в прокуратуре он научился чуять ложь на уровне животного инстинкта. А в деле Яна пахло гнилью. Слишком идеально сошлись все звёзды: и безупречная репутация Восса, сделавшая его идеальным козлом отпущения, и полное отсутствие альтернативных версий, и странная скорость, с которой дело закрыли.
Он помнил, как его отстранили от этого дела. "Слишком много внимания уделяешь конспирологии, Карстен", – сказал начальник. "Давай займёмся реальными преступлениями". Но Вольф знал: самое опасное преступление – то, которое выглядит как несчастный случай. Убийство, замаскированное под врачебную ошибку, – это оружие массового поражения в руках тех, у кого есть власть и ресурсы.
Он достал из стола старую записную книжку. В ней были имена. Имена людей, которые умерли "внезапно" за последние два года. Бизнесмены, учёные, политики среднего звена. Все – успешные, все – на пике карьеры. Все – с безупречными медицинскими заключениями. Слишком безупречными.
Он вел этот список с тех пор, как расследовал смерть биохимика, работавшего над революционным препаратом. Официально – сердечный приступ. Неофициально – за день до смерти учёный передал Вольфу записку: "Они знают про моё открытие. Если со мной что-то случится, ищите связь с "Эвридикой"". Тогда Вольф не придал этому значения. Теперь же эта записка хранилась в сейфе как вещественное доказательство.
Один случай можно списать на совпадение. Два – на цепочку случайностей. Но семь? Это уже система.
Он разложил фотографии жертв на столе. Отто Ян – политик, готовивший закон о регулировании генетических исследований. Д-р Катрин Бергман – иммунолог, работавшая над ингибиторами теломеразы. Людвиг Бауэр – филантроп, финансировавший независимые медицинские исследования. Бенно Шульце – журналист, писавший статью о злоупотреблениях в частных клиниках. Все они были не просто успешными людьми – все они так или иначе представляли угрозу для кого-то в медицинской индустрии.
Его взгляд упал на последнее имя в списке: Д-р Катрин Бергман, иммунолог, сорок один год. Умерла три недели назад от "аневризмы сосуда головного мозга". Внезапно. За рабочим столом в своей лаборатории.
Он лично знал Катрин. Они вместе учились в университете. Умная, ироничная женщина с огнём в глазах. За неделю до смерти она позвонила ему, взволнованная: "Карстен, я нашла нечто… невероятное. Это перевернет всю медицину. Но есть проблема – "Эвридика" проявляет ко мне слишком большой интерес". Он предложил ей охрану, но она отказалась: "Не беспокойся, я сама справлюсь". Это были ее последние слова.
–– Томас, мне нужна одна информация. Частный Медико-Генетический Консультационный Центр "Эвридика". Всё, что есть.Вольф взял телефон и набрал номер своего старого друга, работавшего в отделе киберпреступлений.
Томас Шульц был одним из немногих, кому он ещё доверял. Они вместе начинали карьеру, и Вольф спас его однажды от увольнения, когда Томас пошёл против системы. С тех пор между ними было негласное соглашение: помогать друг другу, когда официальные каналы бездействуют.
–– Карстен, странное дело. По "Эвридике" почти нет данных. Юридически всё чисто, но… слишком чисто. Как будто кто-то вычистил все возможные компрометирующие следы. И ещё одно. Их сервера защищены лучше, чем сервера федерального банка. Странно для обычной медицинской консультации, не правда ли?Через час ему перезвонили.
Это подтверждало его подозрения. "Эвридика" была не просто клиникой. Это был фронт для чего-то большего. Но чего? И главное – кто стоит за этим? Он чувствовал, что приближается к чему-то огромному и опасному. Как будто он маленький мальчик, тыкающий палкой в спящего дракона.
Слишком много странностей. Слишком много "идеальных" смертей. И одна уничтоженная карьера блестящего хирурга.
Вольф подошёл к окну. Дождь стучал по стеклу. Он думал о Воссе. Опальный врач, работающий в морге. Идеальный человек, чтобы искать несоответствия. Но как к нему подойти? Если за Воссом следят, то любой контакт поставит крест на расследовании.
Он представлял себе Восса – сломленного, но не сломленного. Такой тип людей был самым опасным для системы. Они теряли все, а значит, им было нечего терять. Но они сохраняли знания и навыки. Ими двигала не карьера, не деньги, а нечто более сильное – ярость. Ярость несправедливо обвиненного. Это была самая мощная мотивация из всех возможных.
Нужен был канал. Непрямой. Надёжный.
Он вспомнил старую тактику своего отца: "Если не можешь подойти сам, найди того, кого они не заметят". Нужен был человек извне, но с доступом к информации. Кто-то незаметный, незначительный в глазах системы. Библиотекарь, архивариус, уборщица…
–– Герр Вольф, вас спрашивает женщина. Отказывается назвать имя. Говорит, что дело касается доктора Восса.Его секретарша постучала и вошла.
–– Впустите её.Вольф нахмурился. Совпадение? Или ловушка?
Его рука непроизвольно потянулась к ящику стола, где лежал пистолет. Паранойя? Возможно. Но тридцать лет работы научили его: лучше перестраховаться. Особенно когда на кону дело всей жизни.
–– Меня зовут Хельга, – сказала она просто. – Я работаю в библиотеке медицинского университета. И я думаю, я могу быть вам полезна. Насчёт доктора Восса и… – она сделала паузу, – насчёт "Эвридики".В кабинет вошла пожилая женщина в строгом платье, с седыми волосами, убранными в пучок. Она выглядела как библиотекарь из старого университета.
Она говорила тихо, но уверенно. Ее глаза за толстыми стёклами очков были не старыми и уставшими, а острыми и проницательными. Это был взгляд человека, который видит больше, чем показывает. Вольф почувствовал необъяснимое доверие к этой женщине.
–– Садитесь, фрау Хельга, – сказал он. – Расскажите мне всё.Вольф смотрел на неё, и его инстинкты кричали: это не ловушка. Это тот самый канал.
Она села, поправила платье и начала свой рассказ. И по мере того как она говорила, Вольф понимал: он нашёл не просто канал связи. Он нашёл хранителя тайн. Женщину, которая проработала в медицинской библиотеке сорок лет и видела всех – и знала всех. Она была живой памятью медицинского сообщества города.
–– Я наблюдала за доктором Воссом с тех пор, как он впервые пришел в нашу библиотеку студентом, – начала она. – Он был другим. Одним из немногих, кто искал не оценки, а знания. А теперь… теперь он ищет правду. И я думаю, "Эвридика" эту правду скрывает.
Она рассказала ему о странных запросах, которые приходили в библиотеку от сотрудников "Эвридики". О медицинских журналах с пометками на полях, которые исчезали и появлялись снова. О студентах, которые слишком интересовались определёнными темами и потом внезапно бросали учебу, уходя работать в "Эвридику".
–– А ещё, герр Вольф, есть кое-что, что вас заинтересует, – она понизила голос. – За неделю до смерти Отто Ян был в библиотеке. Он изучал материалы о генетических рисках и… брал старые архивы медицинских советов. Там были дела о врачебных ошибках, которые странным образом были связаны с нынешними сотрудниками "Эвридики".
Вольф чувствовал, как пазлы начинают складываться. "Эвридика" была не просто клиникой. Это была система, которая целенаправленно устраняла угрозы – будь то политики, учёные или слишком любопытные врачи. И они использовали для этого медицинские знания как оружие.
–– Почему вы пришли именно ко мне? – спросил он.
–– Потому что вы расследовали дело Катрин Бергман, – её голос дрогнул. – Она была моей племянницей. И я не верю в "аневризму". Также как не верю в "врачебную ошибку" Восса.
Вот оно. Личная мотивация. Самая надежная. Теперь он понимал, почему эта женщина рисковала, приходя к нему. Она была не просто наблюдателем. Она была мстителем.
А в это время в своей лаборатории доктор Артур Флейшер стирал последние следы присутствия Катрин Бергман. Её исследование ингибиторов теломеразы было слишком опасным. Оно могло продлить жизнь тем, кого "Эскулап" уже отметил как "генетический брак". Этого допустить было нельзя.
Флейшер работал быстро и методично. Уничтожение данных было для него таким же ритуалом, как для хирурга – подготовка к операции. Каждая удалённая папка, каждый стёртый файл – это был шаг к очищению генофонда. Он верил в миссию "Эскулапа" с фанатизмом неофита. Для него Катрин Бергман была не учёным, а угрозой – вирусом, который пытался заразить их совершенную систему.
Он бросил её лабораторный журнал в печь. Пламя жадно лизнуло бумагу. Ещё одна "естественная" смерть. Ещё один кирпичик в стене, защищающей будущее человечества.
Он не испытывал угрызений совести. Наоборот – чувство удовлетворения. Ещё одна угроза нейтрализована. Его пальцы привычным жестом потянулись к медальону на шее – символу "Эскулапа", который он носил под рубашкой. "Мы – санитары человечества", – прошептал он. – "Мы обрезаем больные ветви, чтобы дерево могло расти".
Но Флейшер не знал, что у Катрин Бергман была сестра. И что эта сестра не верила в "аневризму". И что она уже писала письмо доктору Марку Воссу…
Письмо, которое сейчас лежало в кармане фрау Хельги. Письмо, в котором Катрин писала о своих подозрениях относительно "Эвридики" и просила Восса о встрече. Письмо, которое она не успела отправить, но которое нашла её тётя. И теперь это письмо было у Вольфа. Новое доказательство. Новая ниточка, ведущая в самое сердце заговора.
Глава 5
Тень в библиотеке
Три дня спустя после визита к Эве Бауэр Марк сидел в читальном зале городской библиотеки. Пыльный солнечный луч падал на старые фолианты, стоявшие на полках. Он пришёл сюда не случайно – после разговора с Лизой он понял, что нужно искать системные связи. И библиотека медицинских журналов была идеальным местом для этого.
Библиотека стала его вторым убежищем после квартиры. Здесь, среди векового знания, запаха старой бумаги и кожи переплетов, он чувствовал себя в безопасности. Это был храм фактов, а не мнений. Здесь нельзя было подделать диагноз или скрыть улику – либо информация была, либо ее не было. В мире, где его собственная реальность была поставлена под сомнение, эта определенность была бальзамом на душу.
Фрау Хельга, пожилая библиотекарша, наблюдала за ним с того самого дня, как он впервые переступил порог библиотеки год назад – сломленный, но не сломленный. Она видела, как он месяцами изучал одни и те же медицинские отчёты, искал зацепки в деле Яна.
Она была не просто сотрудником библиотеки. Она была ее душой. За сорок лет работы она изучила не только каталоги, но и читателей. Она знала, кто что ищет, и главное – зачем. И когда она увидела Марка Восса впервые, она поняла: этот человек ищет не просто информацию. Он ищет искупления. А такие люди, как известно, либо находят правду, либо погибают в её поисках. Она решила помочь ему сделать первое.
–– Доктор Восс, – её голос прозвучал тихо, но чётко. Она подошла к его столу, неся стопку старых журналов. – Я подобрала кое-что, что может вас заинтересовать. Статьи о генетических исследованиях за последние пять лет.
–– Благодарю вас, но я…Марк смотрел на неё с удивлением. Они почти не общались раньше.
–– Просто взгляните, – настаивала она, и в её глазах он увидел не просто профессиональную вежливость, а нечто большее. – Особенно на пометки на полях. Некоторые наши… читатели оставляют весьма интересные комментарии.
Ее взгляд был многословнее любых объяснений. В нем читалось предупреждение и предложение помощи одновременно. Она не просто давала ему журналы – она передавала эстафету. Как будто говорила: "Ты не один. Мы видим то же, что и ты".
Она удалилась так же бесшумно, как и появилась. Марк начал листать журналы. И действительно – на полях некоторых статей о генетических мутациях и превентивной медицине были аккуратные пометки. Цифры, буквенные коды, странные аббревиатуры. Одна особенно привлекла его внимание: рядом с фамилией Бауэр кто-то написал "G-73" и "Эвридика".
*Его сердце забилось чаще. Это был не случайный вандализм. Пометки были слишком систематизированными. "G-73" – что это? Группа крови? Генетический маркер? Номер протокола? Его ум, настроенный на дешифровку медицинских данных, тут же начал анализировать возможные значения. Но больше всего его поразило то, как фрау Хельга точно знала, что ему это нужно. Как будто она следила за ходом его мыслей.*
Его сердце забилось чаще. Он поднял глаза, пытаясь поймать взгляд фрау Хельги, но она занималась каталогами на другом конце зала.
В этот момент он почувствовал то, что позже назовет "хирургическим зудом" – то самое ощущение, когда ты знаешь, что в организме пациента что-то не так, но не можешь найти источник инфекции. Кто-то наблюдал за ним. Кто-то в этом зале.
Внезапно он почувствовал чей-то взгляд. Повернувшись, он увидел мужчину в тёмном пальто, который сидел в углу зала с газетой в руках. Слишком элегантный для обычного читателя. Слишком… наблюдательный.
Мужчина читал газету, но его глаза не двигались по строчкам. Они были неподвижны, как у хищника, затаившегося в засаде. Его поза была слишком расслабленной, чтобы быть естественной. И пальто… дорогое, из хорошей шерсти, но на правом рукаве, чуть выше запястья, был едва заметный след от чего-то липкого – пластыря? Или след от медицинского браслета?
Марк сделал вид, что погрузился в чтение, но краем глаза следил за незнакомцем. Тот отложил газету, подошёл к полке с современной медицинской литературой, взял книгу и… незаметно вложил в неё маленький коричневый конверт. Затем так же спокойно вернулся на своё место.
Это было слишком театрально. Слишком нарочито. Как будто спектакль ставился специально для него. Но зачем? Чтобы запугать? Или чтобы передать сообщение? Марк почувствовал себя лабораторной крысой в лабиринте, где сами стены двигаются по воле невидимого экспериментатора.
Инстинкт кричал Марку, что это не случайность. Он подождал несколько минут, затем подошёл к той же полке. Книга называлась "Этика генетических исследований". Конверт всё ещё был там.
Его пальцы дрожали, когда он брал книгу. Это была ловушка? В конверте могло быть что угодно – яд, взрывчатка, микрочип для слежки. Но curiosity, та самая, что двигала им всю жизнь, оказалась сильнее страха. Он должен был знать.
Он оглянулся. Незнакомец исчез. Фрау Хельга смотрела на него с невозмутимым выражением лица и едва заметно кивнула.
Этот кивок был как разрешение. Как знак того, что она знала о конверте. Возможно, даже ожидала его. Значит, она была частью этой игры. Но на чьей стороне?
Марк взял конверт и вернулся за свой стол. Внутри была единственная фотография. На ней – он сам, выходящий из дома Эвы Бауэр. Снимок был сделан два дня назад. На обороте – всего два слова, напечатанные на принтере: "ОСТАНОВИСЬ. ДОКАЗАТЕЛЬСТВ".
Холодная волна прошла по его спине. Они не просто следили за ним – они демонстрировали свое всевидящее око. Они знали, куда он ходил, с кем встречался. "Доказательств" – чего? Его вины? Или, наоборот, его невиновности? Это было не предупреждение. Это был тест. Проверка на прочность. "Посмотрим, испугаешься ли ты, доктор Восс".
Это была не просьба. Это было предупреждение. Но от кого? От "Эскулапа"? Или от кого-то, кто пытался его защитить?
Он посмотрел на фрау Хельгу. Она снова занималась каталогами, но уголки её губ были слегка подняты в едва уловимой улыбке. Что это означало? Одобрение? Или удовлетворение от того, что приманка сработала?
Он посмотрел на фрау Хельгу. Та снова занималась каталогами, но уголки её губ были слегка подняты в едва уловимой улыбке.
Внезапно он понял. Библиотека была не просто хранилищем книг. Она была нейтральной территорией в этой войне. Местом, где противоборствующие стороны могли обмениваться сообщениями, не рискуя быть обнаруженными. Фрау Хельга была не просто библиотекарем – она была хранителем этого нейтралитета. И, возможно, единственным человеком, который знал правила этой игры.
Марк понял – библиотека была не просто хранилищем книг. Она была узловой станцией в этой таинственной войне. И фрау Хельга… она была тем, кого в старых шпионских романах называли "контактом".
Он спрятал фотографию, но ощущение, что за ним наблюдают, не исчезло. Наоборот – оно усилилось. Теперь он знал: его движения предсказуемы. Его маршруты известны. Его слабые места – Эва Бауэр, Лиза – под прицелом. Он был как пациент на операционном столе – обнаженный и беззащитный перед тем, кто держит скальпель.