Убийство в доме у Невы

Глава шестая

Спустившись с чердака, Орлов на мгновение задержался в полумраке коридора, давая глазам привыкнуть к тусклому свету газовых рожков. Воздух внизу казался иным – не пыльным и затхлым, а густым от запаха дорогого паркета, воска и тревоги. Он чувствовал, как стены этого каменного мешка смыкаются вокруг него, но теперь это было не уютное убежище, а ловушка, наполненная скрытыми угрозами.

– Арсений Павлович! Так это же оно! Старая история! Мститель! Значит, убийца – кто-то из тех, кого Груберов когда-то разорил? Сын того человека, что в Неву бросился?Зотов, шедший следом, не сдержал возбуждения.

– Не забегай вперед, Ефим Дорофеевич. Пока что у нас лишь старая байка, которую рассказал полуслепой старик. Ни имени, ни даты, ни подтверждений. Это направление для проверки, а не готовый ответ.Орлов медленно повернулся к нему. В его глазах не было торжества, лишь усталая сосредоточенность.

– Но тайный посетитель… – не унимался Зотов.

– Тайный посетитель – факт. И он ключевой. Но кто он? Член семьи? Кто-то из гостей, оставшийся незамеченным? Или слуга? Пока мы не знаем. И главное – мы не знаем, как он исчез, не будучи замеченным. Все выходы были под охраной.

Орлов прошелся по коридору, его тень причудливо изгибалась на стенах. Он остановился у высокого зеркала в золоченой раме и встретил собственный взгляд. Бледное, осунувшееся лицо, глубоко посаженные глаза. Он видел в них не только усталость, но и назойливый, старый страх – страх перед открытым пространством, который сейчас мешал ему ясно мыслить. Он заставил себя дышать глубже.

– Нам нужна система, Ефим Дорофеевич. Упорядочить хаос. Пойдем в кабинет.

Они вернулись в кабинет Груберова. Тело уже унесли, но контур мелом на ковре и темное пятно крови напоминали о случившемся. Знак ладьи на стене теперь был прикрыт куском ткани – Орлов распорядился никого к нему не подпускать.

Он сел за массивный письменный стол, отодвинув в сторону незаконченное письмо Груберова, и взял чистый лист бумаги. Перо скрипело, выводя четкие, немного угловатые буквы.

– Лидия Груберова. Мотив – сопротивление браку по расчету. Алиби – была в своей комнате, не подтверждено. Холодна и скрытна.– Итак, – проговорил он вслух, структурируя мысли. – Мотивы. Первая группа – семья. – Амалия Груберова. Мотив – ссора из-за будущего дочери, многолетняя неприязнь, возможные финансовые разногласия. Алиби – слабое, основано на ее словах. Была в кабинете незадолго до убийства. – Кирилл Груберов. Мотив – ненависть к делу отца, желание свободы, личные конфликты. Алиби – играл в бильярд, но мог отлучиться. Эмоционален, скрывает что-то.

– Что мы упускаем? Деньги. Наследство. Кому переходит состояние?Он отложил перо и посмотрел на Зотова.

– Я справлялся! По завещанию, о котором все знают, основная часть состояния делится между вдовой и детьми. Но есть нюанс… Груберов был хитер. Есть некий «резервный фонд» и пакет акций, которые переходят под управление попечительского совета во главе с его давним партнером, сенатором Воронцовым. До достижения Кириллом определенного возраста или замужества Лидии.Зотов тут же оживился.

– Балерина Матильда. Мотив – личная обида, шантаж.Орлов медленно кивнул. – Таким образом, Воронцов также заинтересованная сторона. Имеет мотив сохранить контроль или даже его усилить. Вторая группа – деловые партнеры и враги. – Сенатор Воронцов. Мотив – власть, контроль над активами. – Инженер Рожков, банкир Шельга. Мотив – месть. Их нужно найти и проверить.

– И третья группа, – голос Орлова стал тише, – теневая. Тот, кто пришел из прошлого. Мститель, связанный с историей «ладьи». Пока лишь призрак.

– Ефим Дорофеевич, вот твои задачи на сегодня. Во-первых, найти и допросить Рожкова и Шельгу. Узнать, где они были прошлой ночью. Во-вторых, разузнать все о балерине Матильде. Ее адрес, связи, образ жизни. В-третьих, через архив городской полиции попытаться найти дело пятилетней давности – убийство ростовщика с тем же знаком. И параллельно – покопаться в биографии Груберова двадцатилетней давности. Нужно найти упоминание о том самом разоренном конкуренте, покончившем с собой.Он снова взял перо и на другом листе начал составлять план действий.

– Понял, Арсений Павлович! Сейчас займусь. А вы?Зотов энергично кивнул, схватив лист.

– Я останусь здесь, – Орлов откинулся на спинку кресла, и его взгляд снова стал отсутствующим. – Мне нужно еще раз осмотреть кабинет. И… поговорить с самим домом. Иногда стены знают больше, чем люди.

Когда Зотов удалился, Орлов встал и снова начал медленный, методичный обход кабинета. Он проверял уже не очевидные вещи, а искал то, что не должно было здесь быть. Он открывал ящики стола, просматривал бумаги, не касаясь их, изучал корешки книг в шкафах. Его взгляд упал на глобус в углу. Массивный, полированный, с медными меридианами. Он подошел и медленно повернул его. Глобус вращался бесшумно, на хорошо смазанной оси. И вдруг Орлов заметил нечто. На том месте, где на карте располагалась Российская Империя, чуть ниже Финского залива, на темно-зеленом пятне лесов, была едва заметная царапина. Не глубокая, но четкая, повторяющая контур… ладьи.

Сердце Орлова учащенно забилось. Он не стал трогать глобус дальше, чтобы не стереть возможные отпечатки. Эта царапина могла быть случайностью. А могла быть знаком. Убийца не просто нарисовал символ на стене. Он оставил свой след здесь, возможно, до или после убийства.

Он отошел от глобуса и подошел к окну. Туман за окном начинал редеть, превращаясь в мелкую, колючую изморось. В его голове складывалась мозаика, но не хватало нескольких ключевых фрагментов. История с ладьей придавала делу новый, мистический оттенок, но Орлов не верил в призраков. Он верил в человеческую логику, пусть и извращенную. И где-то в этом доме или за его пределами скрывался человек, чья логика привела его к убийству. Человек, который считал себя Хароном, перевозящим души в царство мертвых.

Он вспомнил слова Федора: «За мной придет ладья, чтобы забрать и тебя».

И подумал, что, возможно, ладья уже здесь. И она еще не уплыла.

Глава седьмая

Туман за окнами наконец отступил, уступая место бледному, безжизненному свету короткого осеннего дня. В кабинете Груберова стало светлее, но от этого он не казался менее мрачным. Пятно на ковре, теперь очерченное мелом, и прикрытый тканью знак на стене превратились в молчаливых свидетелей, чье присутствие наполняло комнату гнетущей тишиной.

Арсений Павлович Орлов стоял у глобуса, не сводя глаз с едва заметной царапины. Его палец медленно повторил контур миниатюрной ладьи. Это не могло быть совпадением. Убийца не просто оставил вызов на стене – он отметился здесь, у этого символа мира и власти, который принадлежал его жертве. Насмешка? Или часть некоего ритуала?

Мысли его были прерваны возвращением Зотова. Тот влетел в кабинет, запыхавшийся, с раскрасневшимися от холода щеками, срывая с плеч влажное пальто.

– Арсений Павлович! Новости, одна тревожнее другой!

Орлов медленно повернулся, его лицо оставалось невозмутимым маской.

– Говорите по порядку, Ефим Дорофеевич. Начните с самого важного.

– Самого важного? – Зотов нервно провел рукой по волосам. – Так все важно! Во-первых, инженер Рожков. Нашел его. Он вчера вечером, как нарочно, играл в карты с полдюжиной свидетелей в Английском клубе. С одиннадцати и до четырех утра. Алиби железное.

– Вычеркнем его, – коротко кивнул Орлов. – Продолжайте.

– Банкир Шельга. Тот вообще три недели как в Бад-Наухайме на водах, лечит подагру. Прислал телеграмму, вот. – Зотов швырнул на стол синюю бумажку. – Исключается.

Орлов почувствовал легкое раздражение. Две самые очевидные нити из деловой сферы оборвались, едва успев начаться.

– Что же у нас остается, Ефим Дорофеевич? Балерина?

– А вот с балериной, Арсений Павлович, не все так просто! – глаза Зотова снова загорелись азартом. – Матильда Кшесинская? Нет, не она. Эта – Матильда Осипова, из кордебалета Михайловского. Особа независимая, с характером. Живет не в казенной квартире, а снимает комнату в доходном доме на Фонтанке, живет явно не на балетное жалование. Соседи подтверждают – частенько ее навещал экипаж, похожий на груберовский. Но вот что самое интересное… Вчера вечером у нее был гость.

Орлов насторожился.

– Кто?

– Молодой человек. Высокий, худощавый, в плаще и котеле. Соседка, баба любопытная, видела, как он поднимался. И ушел он, по ее словам, уже за полночь. Где-то около часа.

Время смерти Груберова, по приблизительным оценкам, между одиннадцатью и часом ночи. Тайный посетитель, по словам Федора, пришел после одиннадцати. Совпадение? Вряд ли.

– Описание молодого человека, – тихо проговорил Орлов, – оно не подходит под кого-нибудь из обитателей этого дома?

Зотов задумался.

– Ну… Кирилл Груберов высокий и худой. Но чтобы он к балерине… Возможно. Но зачем ему таиться? Хотя, если отец был против… – он развел руками. – Неясно.

– Что еще? – Орлов снова подошел к столу, его взгляд упал на незаконченное письмо. «В связи с полученными сведениями…»

– Архив, Арсений Павлович! – Зотов вытащил из портфеля потрепанную папку. – Нашел то старое дело. Пять лет назад. Ростовщик Арон-Лейба Шнеерсон. Зарезан в своей конторе. Деньги не тронуты. И на стене… тот же знак. Охра. Дело было закрыто за неимением улик.

Орлов схватил папку, лихорадочно пролистал пожелтевшие листы. Протокол осмотра, схема, показания свидетелей… Ничего. Ни одной зацепки. Убийца и тогда действовал как призрак.

– А насчет старой истории, про того конкурента… – Зотов понизил голос. – Тут пока глухо. Но я нашел одного старого бухгалтера, который работал у Груберова в те годы. Он помнит скандал, но имя того человека – Ипатьев, кажется, Павел Ипатьев – боится вспоминать. Говорит, что после его смерти семья Ипатьевых бедствовала, сын куда-то исчез. Сам бухгалтер чуть ли не крестится, когда говорит об этом.

– Ипатьев, – повторил Орлов, впиваясь в Зотова взглядом. – Это имя. Найди сына. Во что бы то ни стало. Возраст, приметы, все, что можно.

– Слушаюсь! – Зотов вытянулся. – И еще одно… Мелкое, но странное. Пока я опрашивал прислугу, горничная Лидии Григорьевны проговорилась. Сказала, что барышня в последние недели стала очень нервной. Получала какие-то письма. Без подписи. И вчера, перед самым ужином, получила еще одно – и после этого у нее была истерика. Она письмо это сожгла в камине.

Орлов замер. Письма. Угрозы? Шантаж? Или предупреждения? Лидия что-то знала. Или чего-то боялась. Ее ледяное спокойствие во время допроса теперь казалось еще более подозрительным.

В этот момент в дверь кабинета постучали. Вошел жандармский унтер-офицер.

– Господин коллежский асессор, вас просит к себе в апартаменты госпожа Груберова. Говорит, что вспомнила нечто важное.

Орлов и Зотов переглянулись.

– Вызывает к себе, как императрица, – усмехнулся Зотов, когда унтер-офицер вышел.

– И это может быть показателем ее уверенности… или ее страха, – заметил Орлов. – Хорошо. Пойдемте, Ефим Дорофеевич. Послушаем, что еще вспомнила наша скорбящая вдова.

Апартаменты Амалии Груберовой располагались в противоположном крыле особняка. Это была анфилада комнат, обставленных с холодным, безупречным вкусом. Ничего лишнего, ничего уютного. Все говорило о деньгах и жёстком контроле.

Амалия Карловна ждала их, стоя у камина, в котором весело потрескивали дрова. Она была по-прежнему в чёрном, но на этот раз на шее у неё была жемчужная нить, от которой её лицо казалось ещё более бледным и измождённым.

– Господин Орлов, – начала она без предисловий, – я вызвала вас, потому что мой долг – помочь правосудию. Я кое-что вспомнила. Вчера, когда я уходила от мужа после нашей… беседы, в темном конце коридора я заметила тень. Человека. Он стоял неподвижно и смотрел на дверь кабинета.

Орлов почувствовал, как у него учащается пульс.

– Вы можете описать его?

– Это был мужчина. Высокий. В тёмном. Лица я не разглядела, он был в тени. Но… – она замолчала, будто колеблясь.

– Но? – мягко подтолкнул её Орлов.

– Но у меня было ощущение, что я знаю эту фигуру. Очертания… походка… Это был кто-то из дома. Я в этом почти уверена.

– Кто именно? – настаивал Орлов. – Кирилл Григорьевич? Кто-то из слуг?

– Нет! – она резко покачала головой. – Не Кирилл. И не слуга. Это была… другая стать. Другая осанка. Я не могу точно сказать, господин следователь. Но это был не посторонний.

Орлов изучал ее. Она говорила с искренним волнением, но было ли это волнением от воспоминания или от чего-то другого? Не пытается ли она направить его по ложному следу, отведя подозрения от себя и детей?

– Благодарю вас, сударыня, это очень ценное свидетельство, – сказал он, делая вид, что поверил ей. – Мы обязательно учтём это.

Когда они вышли из апартаментов вдовы, Зотов не выдержал:

– Врёт она все, Арсений Павлович! Заметает следы. Сама была у кабинета, сама, может, и ударила, а теперь подбрасывает нам какого-то таинственного незнакомца!

– Возможно, – согласился Орлов. – Но возможно и нет. Она описала того самого «тихого посетителя», о котором говорил Федор. И подтвердила, что он – свой в доме.

Они шли по бесконечному коридору, и Орлов чувствовал, как клубок затягивается все туже. Семья, лгущая и скрывающая тайны. Исчезнувший сын разоренного конкурента. Балерина, связанная и с покойным, и с кем-то из дома. И над всем этим – зловещий символ ладьи, протянувшийся из прошлого в настоящее.

– Ефим Дорофеевич, – остановился Орлов у окна, выходящего в сад. – Сегодня вечером ты отправишься к этой балерине, Матильде Осиповой. Узнаешь все о её вчерашнем посетителе. А я… – он взглянул на темнеющее небо, и его снова сковал знакомый страх перед открытым пространством надвигающейся ночи, – а я поговорю с Лидией Григорьевной. На этот раз без церемоний. Пора перестать скользить по поверхности и начать копать вглубь.

Он повернулся и медленно пошёл по коридору к комнате дочери покойного, чувствуя, как с каждым шагом тень в каменном мешке сгущается, приобретая все более чёткие и опасные очертания.

Глава восьмая

Комната Лидии Григорьевны оказалась непохожей на остальные апартаменты особняка. Здесь не было ни тяжёлой помпезности, ни холодного блеска. Небольшая гостиная, переходящая в будуар, была залита мягким светом нескольких ламп под абажурами цвета старой слоновой кости. Стены, обитые шёлком нежного, выцветшего голубого оттенка, были увешаны акварелями – не модными тогда пейзажами, а странными, почти эскизными изображениями цветов, птиц, ветвей. Воздух пахнет сушёными травами, ладаном и лёгким, почти неуловимым ароматом фиалок. Это было убежище. Личное, тщательно оберегаемое пространство, и, входя сюда, Орлов почувствовал себя нарушителем границ.

Лидия Григорьевна сидела на турецком диване, заложив ногу на ногу. Она была все так же безупречна и холодна, но здесь, в своей крепости, её осанка была чуть менее жёсткой. Рядом с ней на маленьком столике стоял недопитый чай в изящной фарфоровой чашке и лежала раскрытая книга в кожаном переплёте. Она не встала, когда он вошёл, лишь подняла на него свой спокойный, испытующий взгляд.

– Господин следователь, – произнесла она. Её голос прозвучал ровно, но Орлов уловил в нем лёгкую, напряжённую нотку. – Я не ожидала вас в такой час.

– Обстоятельства требуют скорости, Лидия Григорьевна, – ответил Орлов, останавливаясь посреди комнаты. Он не стал проситься в кресло, желая сохранить психологическое преимущество. – И, кажется, вы владеете информацией, которая может быть решающей для расследования для расследования.

– Я уже сказала вам все, что знаю.

– Вы сказали мне то, что сочли нужным. Но есть нюансы. Например, письма.

Он не видел никакой физической реакции – ни вздрагивания, ни изменения цвета лица. Но он почувствовал, как атмосфера в комнате мгновенно изменилась. Воздух стал гуще, наэлектризованнее.

– Какие письма? – спросила она, и её тон оставался ледяным.

– Те, что вы получали в последнее время. Без подписи. Те, что заставляли вас переживать. И одно из которых вы сожгли в камине вчера вечером, перед ужином.

Наступила пауза. Лидия опустила глаза на свои руки, лежавшие на коленях. Пальцы её были идеально спокойны.

– Горничная бывает слишком болтлива, – наконец произнесла она. – Да, я получала анонимные послания. Глупые угрозы. Нестоящие внимания.

– Угрозы? – мягко переспросил Орлов. – Что именно в них было?

– Бессвязный бред. Кто-то пытался меня напугать. Не более того.

– Напугать чем? Смертью? Или разоблачением?

Она резко подняла на него глаза, и в их серой глубине впервые вспыхнул настоящий, живой огонь – не страх, а гнев.

– Что вы хотите сказать, господин Орлов?

– Я хочу сказать, что в этом доме кто-то лжёт. Лжёт мастерски. И чтобы докопаться до правды, мне приходится вскрывать все слои лжи, какими бы личными они ни были. Что было в том письме, Лидия Григорьевна? Тот, что вы сожгли.

Она встала и подошла к камину, повернувшись к нему спиной. Её фигура в простом платье казалась хрупкой и одновременно невероятно жёсткой.

– Там был… знак, – прошептала она так тихо, что он едва расслышал. – Тот самый. Ладья.

Орлов почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Убийца связывался с ней. Предупреждал? Запугивал?

– И что ещё? Там были слова?

– Да, – она обернулась, и теперь её лицо выдавало внутреннюю борьбу. – Там было написано: «Он будет первым. Твоя очередь плыть».

«Он будет первым. Твоя очередь плыть». Угроза не только отцу, но и ей. Почему?

– Лидия Григорьевна, – голос Орлова стал ещё тише, почти доверительным. – Кто мог желать зла и вашему отцу, и вам? Что связывает вас с этой старой историей?