Внутренний взор

У Клары перехватило дыхание. Она знала об этом пациенте. Весь отдельный этаж был подготовлен для его послеоперационного наблюдения.– Ты абсолютно уверен?

– Да. Данные томографии указывают на аномалию. Львов назвал это артефактом. Но артефакты не подчиняются законам гемодинамики. Эта тень – подчиняется.

– Харрисон на совещании у Эванса, – быстро проанализировала Клара. – Его не выдернешь. Но ждать – нельзя. Покажи мне.

Она повела его к ближайшему компьютеру. Лео вызвал снимки и начал свой монотонный, но безупречно логичный разбор. Клара, не видя и десятой доли того, что видел он, доверяла его анализу больше, чем собственным глазам. Он ни разу не ошибся.

– Хорошо, – сказала она, принимая решение. – Идём к Эвансу.

– Но совещание…

– Это экстренная ситуация. Твоя работа – видеть угрозы. Моя – обеспечивать, чтобы их услышали. Идём.

Она схватила его за рукав и потащила по коридору. Лео не сопротивлялся. Прикосновение было неприятным, но сейчас оно было частью алгоритма преодоления системной ошибки.

Кабинет директора. Секретарша попыталась их остановить, но Клара была неумолима.– Речь идёт о жизни пациента! Немедленно!

Она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Харрисон и Эванс сидели за столом с бумагами. Оба с изумлением подняли глаза.

– Клара? Вайс? Что это значит? – голос Харрисона был как лезвие.

– Простите за вторжение, – Клара говорила быстро, но чётко. – Лео обнаружил расслаивающую аневризму у пациента Миронова. Доктор Львов проигнорировал его предупреждение. Мы были вынуждены прервать вас.

Харрисон медленно поднялся. Его лицо стало маской из камня.– Львов?.. Покажите.

Лео шагнул вперёд. Он снова оказался в эпицентре внимания, но сейчас это не имело значения. Была задача.– Вот, – он указал на экран планшета. – Видите эту область? Её плотность и конфигурация не соответствуют артефакту. Это начальная стадия расслоения. При механическом воздействии во время операции произойдёт разрыв.

Эванс и Харрисон вглядывались в снимок. Харрисон щурился.– Я… не вижу однозначных признаков.

– И я, – признал Эванс.

– Они есть, – голос Лео был стальным. – Требуется срочная контрастная ангиография. Без этого операция – это убийство.

Харрисон посмотрел на Лео, потом на Эванса. Директор клиники медленно кивнул.– Если Вайс настаивает, мы обязаны проверить. Особенно с таким пациентом.

Харрисон с силой выдохнул. Отмена плановой операции у важного лица – это был кошмар. Но кошмар трупа на операционном столе был бы страшнее.– Хорошо. Отменяем. Назначаем ангиографию. – Он уставился на Лео. – Надеюсь, ты не ошибаешься.

– Надежда – это не клинический параметр, – ответил Лео. – Но точность моих предыдущих диагнозов составляет девяносто девять целых восемь десятых процента.

На следующее утро ангиография подтвердила всё. Аневризма была именно там, где указал Лео, и в более опасной стадии, чем предполагалось. Операцию отменили, пациента перевели в специализированный центр.

Инцидент имел резонанс. Доктор Львов был вызван на ковёр к Харрисону. Разговор был жёстким, и Львову пришлось принести Лео формальные извинения. Это было горьким унижением для старшего хирурга.

Но главное – после этого случая в отделении уже никто не смел открыто бросать вызов «оракулу». Лео Вайс из странного изгоя превратился в негласного, но ключевого специалиста по самым безнадёжным случаям. Его авторитет был подкреплён не словами, а спасёнными жизнями.

Однажды вечером Харрисон застал Лео за рабочим столом.– Вайс, – его голос звучал непривычно нейтрально. – Ты… хорошо работаешь. Так держать.

Это было высшей степенью признания от Алекса Харрисона. Лео кивнул.– Спасибо. Я буду продолжать.

Харрисон развернулся уйти, но на пороге остановился.– И… насчёт общения с родственниками… Можешь пробовать. Но сначала – только с Кларой. Рядом.

Он ушёл, оставив Лео с новой, пугающей, но важной задачей. Лео смотрел на дверь. Его мир медленно, но верно расширялся. И в этом новом мире находилось место не только для того, что он ВИДЕЛ, но и для того, что он ГОВОРИЛ. И у него был проводник, который помогал соединять эти две реальности.

Он взглянул на экран – на сохранённое изображение сердца того самого ребёнка, которого они спасли с Харрисоном. И впервые он почувствовал не просто удовлетворение от решённой задачи, а нечто иное. Нечто тёплое и незнакомое. Возможно, это было то, что другие люди называли «счастьем».