Шрифт:
-100%+
© Александр Лизунов, 2025
ISBN 978-5-0065-4327-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Когда и как Бог на душу положит…»
Когда и как Бог на душу положит
Другие краски, свежие мазки,
Появятся по замыслу его же
И храмы тут, и новые мосты.
Всем хватит благ, краям большим и малым,
И может скоро – планы велики —
Доставят и сюда стройматерьялы,
На берега Смородины-реки.
Ведь сколько уж – не счесть по Круголёту —
Вод утекло в суровое вчера, —
Калиновы опоры и пролёты
Менять, пока не рухнули, пора.
Пора прислать рабочих на подмогу,
Поскольку в капремонте есть нужда,
На эту непроезжую дорогу,
Ведущую из Яви в Никуда.
И надо ж завезти асфальт и гравий,
Пока не наступили холода
На этой захолустной переправе,
Где заржавел шлагбаум блокпоста.
Зима, зима… Но стройка всё на месте,
И только этот снег в тиши ночной
Парящий – беззастенчиво небесный,
Упавший – вызывающе земной.
«МОИ МЫСЛИ, МОИ СКАКУНЫ…»
Пока не выдашь им подкормки —
Привычной жвачки для ума, —
Толкутся, тычутся в подкорке,
Они привыкли – задарма.
Да вышли бы, паслись бы сами
На этом поле без межей,
Что не господскими овсами
Сто лет засеяно уже.
Но не спешат на волю кони
К щедротам нивы золотой.
– Куда скакать, когда в загоне
Жратвы достаточно простой,
Где так тепло, и ты уверен,
Что нету никаких угроз…
И ржёт лениво сивый мерин,
И топчет собственный навоз.
ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ
Завешенное зеркало искусства —
Поминки Рафаэля с Левитаном,
Не сумерки богов, а ночь кромешна,
Где тает глас последнего из Вышних:
«Да чтоб вам было пусто!»… И когда
Сорвали крышку с ящика Пандоры,
Открылась миру чёрная дыра.
Но это лишь окошко в перфокарте,
Скрывающей записанный когда-то
Двоичный код проявленной Вселенной —
Нули и единицы, тьму и свет.
«Ночь – это окон вычитанье, …»
Ночь – это окон вычитанье, —
где свет горел, теперь темно.
Одно лишь – явно не чета им —
не гаснет жёлтое окно.
И человек, что в нём маячит,
как одинокая сова,
такой же мучится задачей,
где вычитаются слова.
И скоро, скоро от дневного
числа их в столбике «дано»
останется совсем немного:
три слова,
два,
потом – одно.
НАТЮРМОРТ ДЛЯ МАЖОРА
На клеёнке бутылка, буханка и шпроты,
Три гранёных стакана – привет из совка!
В нашей жизни не понял, видать, ничего ты,
Если смеешь на это смотреть свысока.
А сидел ли ты так же на кухоньке тесной,
Утопающей вечно а табачном дыму,
И тебе ли судить наши споры и песни, —
Так что лучше не лезь… – потому, потому!
Нет времён ни постыдных у нас, ни постылых,
К ним не липнет тобою придуманный стрём,
А какие там джинны из наших бутылок
Вылетали, мы между собой разберём.
Разберём и всё честно поставим на место
И оставим зарубки, что знает душа,
На дороге к прокуренной кухоньке тесной,
Где поют Окуджаву мои кореша.
Эх, чего не хватает – так это картохи…
Но довольно на стол бестолково глазеть:
Натюрморт наш уже достоянье эпохи,
Можешь сфоткать и с коментом выложить в Сеть.
ВИТЯЗЬ НА РАСПУТЬЕ
Безвестный череп под ногами,
Даль, различимая едва.
Кто начертал на древнем камне
Все эти вещие слова?
Где меньшая из трёх напастей —
Сам выбирай, – но погоди:
Как мог узнать премудрый мастер,
О том, что будет впереди?
Гонец грядущего, разведчик
Ещё не явленных времён
Иль сам, ответственный за вечность,
Что кругом света окаймлён?
Но всё здесь явно намекает
На недочитанную весть,
И витязь объезжает камень,
И смотрит: тоже надпись есть.
Её рунические строки,
Смутясь, читает он и тут:
Такие ж в точности дороги
Обратно в прошлое ведут.
О, Русь, ты гиблый перекрёсток,
Вперёд-назад – одна беда.
Да… Только есть и путь четвёртый, —
Тот, что в неведомо куда.
«Сегодня храм опять нужней бассейна…»
Сегодня храм опять нужней бассейна,
Что рыли тут вчера большевики.
Но где условий больше для спасенья
Души, которой надо смыть грехи?
И окропленье под иконостасом
Едва ль надёжней обещает приз,
Чем праведное плавание брассом
С осмеянною верой в коммунизм.
А с той другою, истовой и твёрдой,
С Христом, переборовшим Ильича,
Источники воды живой и мёртвой
Мы разве лучше стали различать?
Есть заповеди, есть и заповедник,
Куда запрещено пускать других.
Гдé правят бал в державе нашей бедной
Крамольники, а где еретики?
И с мудрою печалью смотрят деды
На мир, который давит кризис злой,
Благославляя наши новоделы —
Распорки между небом и землёй.
ЧТО С ТОГО?..
Слишком много сегодня у нас, говорят,
Происходит не в склад и не в лад, невпопад.
То, забыв красоту, ценим всякую шваль,
То по снегу кладём на дорогу асфальт,
Где нужна рокировка, там сходим конём,
И опять понедельник в субботу начнём,
Чтоб сместить воскресенье на чёрный четверг,
Хоть народ старый стиль до сих пор не отверг,
Топором молча точим карандаши
Для рисунка загадочной русской души,
Той, что с каждым наброском становится шире
Чиста поля в формате листа А4, —
Как же можно такое иметь мастерство,
Ничего не имея с того?..
– Что с того?
«Говорила Молния…»
«…Жить приучил в самом огне…»
Марина Цветаева.
Говорила Молния
Сердцу одному:
– Из огня да в полымя
Я тебя возьму.
Больше не отвертишься,
Брошу в эту печь,
Где ты скоро встретишься
С тем, что может сжечь,
Тем, что тоже с молнией,
Но сильней стократ.
Чтобы стала ровнею, —
Принимай заряд.
Лишь чужие градусы
Выдержать смоги
После вспышки яростной
Вольтовой дуги!
«Одно и то же в ленте новостей…»
Одно и то же в ленте новостей
Показывают вам картинки теле:
На трассе «м» столкнулись две «ГАЗели»,
В Кремле высоких приняли гостей,
В Тамбове митинг, стройка в Элисте…
А главное событие недели:
Скворцы прилетели!
Они над мегаполисом парят, —
Там стадионы, банки и дворцы,
Где под стеклом из золота скворцы,
Создал которым певчий аппарат
Левша или его Кулибин брат.
– Ну как живые! – говорят отцы,
А дети смотрят в окна, – молодцы,
Какие-то из них не проглядели:
Скворцы прилетели!
Да прилетели, точно, – видел сам,
Прислушивался сам к их голосам,
Коря себя при всём при этом, грешник,
За то, что позабыл прибить скворечник.
«Какие нас гонят силы…»
Какие нас гонят силы
С достигнутого рубежа? —
Ходить едва научились,
Как надо уже бежать.
Сошлись с водой еле-еле,
А надо уже в огонь,
Хотя ружьё не пристреляно,
Ещё не объезжен конь.
Прошёл ты жару и стужу,
Лишенья знал и бои,
Но пел до сих пор о дружбе,
Давно пора – о любви.
Кумиры твои и боги
Вдруг все ушли на покой, —
Своим ты был в той эпохе,
Что делать теперь в другой,
В которой совсем не просто
Прожившему много лет,
Когда ещё нет вопроса,
Но требуют: «Дай ответ».
«Здесь явно пахнет тёмными делами…»
Здесь явно пахнет тёмными делами,
Хотя никто виновных не назвал
Что в Службе Исполнения Желаний
Сейчас глубокий кризис и развал.
А лет назад всего каких-то двести, —
Вам подтвердят архивные дела, —
В любом приличном царстве-королевстве
Такая служба местная была.
В палатах ли правителя Пенджаба,
В хоромах ли самарского купца
К услугам вашим были чудо-жабы
И два мордоворота из ларца.
Работали они почти без брака, —
В музеях мира ищут до сих пор
Ту, подлинную скатерть-самобранку
И с ней волшебных палочек набор.
Решал ли чей-то блат и крышеванье,
Но Служба почиталась меж людьми:
Гарантия была на три желанья,
А где-то – так и вовсе безлимит.
Куда же подевалось всё, скажи нам, —
Но по полу лишь катятся, звеня,
Унылые бутылки из-под джиннов,
И нет сим-сим их карты у меня.
«Лети, мой лепесток!» никто не крикнет, —
Рвать ценные цветы теперь нельзя,
А бедный семицветик – в Красной книге,
В природе нынче вовсе извелся.
В аквариуме, где совсем не глыбко,
Давно себе, похоже, на уме,
На старикана золотая рыбка
Лишь пучит глазки, – мол «не пониме».
«Что делал когда и где ты …»
Что делал когда и где ты —
Подробности выдай все.
Я не люблю анкеты,
Вообще любые досье.
По струнке инструкций чётких
Ходи, дружок, не ершись,
Перебирая, как чётки,
Прошлую свою жизнь.
Всё тайное станет явным,
И это ли не прогресс:
К твоим персональным данным
Повышенный интерес.
А клерк учтив и участлив,
Он внятно подскажет мне:
Вот эта графа – для счастья,
А та, что левей – для не-…
«Душа не на месте» …»
«Душа не на месте» —
когда не совсем ещё худо,
а только морока и смута,
разброд и шатанье, —
плохая работа, погода,
ломота-простуда,
любови остуда,
куда утекла наша тайна.
Увы, бедолага!
Но где оно, впрямь, её место? —
В телесном небесная бронь,
без постели плацкарта.
Пока интересно,
не кажется жёстко и тесно,
когда ж надоест,
поменять проводник не пускает.
Душе не прикажешь, —
момент улучила, сбежала, —
ищи ветра в поле,
исчезла, пропала без вести.
Быть может, кто видел? —
«Довольно худа, моложава…» —
Остались вот вещи,
да только сама не на месте.
А там, где зияет
пустая сердечная чакра,
так холодом тянет,
что лёд на стекле намерзает.
Забыться за чаркой,
пуститься по следу с овчаркой —
за этой беглянкой,
за этой плутовкой, мерзавкой?
Была же на месте!
Раскинулись пики и крести,
какая опасность
её стережет в предрассветье:
выходит король,
этот чёрный наездник, наместник,
заблудшие тёплые души
ловить в свои сети.
Беги, возвращайся! —
как свечка коптит под иконой,
и там уже, кажется,
стражи все створы закрыли…
Тогда, наконец, —
тихий плеск, лёгкий шелест знакомый,
и лишь в этот раз —
чуть сильней опалённые крылья.
