Пока не грянул гром

8.

Наверное, именно тогда Стаси поняла, что их жизнь может измениться в любую минуту и это не всегда зависит от них самих. Закончилась вольная жизнь

Анастасии, в доме появилось больше охраны и детям было разрешено гулять только в саду под присмотром гувернанток. Стаси, привыкшей к определённой свободе, это очень не нравилось, но он понимала необходимость подобных мер. Николенька, её непоседливый брат, сразу принял условия игры, но взбунтовалась тихая и скромная Наденька. Ей запретили ездить с визитами- так девятилетняя девочка называла встречи с подругами. И надо сказать, она отстояла своё право, чем крайне удивила всех своих домочадцев. Только теперь с ней всегда были двое сопровождающих. Папа был слишком занят на службе, а в семье появился ещё один младенец. С появлением Машеньки Стаси вздохнула немного свободнее, надзор за ней ослабел. Хоть в доме стало

больше прислуги, следить за 12- летней девочкой не считалось необходимостью.

Стаси стала ездить в Зимний дворец, ибо туда переселились Столыпины. Караульные, дежурившие у главных ворот, пропускали девочку, сопровождаемую важно- молчаливым Григорием. Пока он ожидал её, беседуя со швейцарами и дворецкими, Стаси и Олёчек гуляли по огромным залам, рассматривали портреты царей и военачальников. Стаси особенно нравилась галерея, где висели портреты героев 1812 года. Они с Олёчек обсуждали каждый портрет, вглядывались в черты лиц, пытаясь понять, чем они жили, о чём мечтали и сбылось ли это. Очень многих девочки знали из уроков истории и от этого люди, изображённые на портретах, становились ближе и роднее. Стаси представлялись блестящие офицеры в сверкающих эполетах, гарцующие на великолепных вороных конях, с палашами в сильных руках. И возглавлял это великолепное войско сказочно прекрасный император Александр I, победитель Наполеона. Девочка подолгу стояла у портрета Императора Николая Павловича, своего прадеда, который, казалось, смотрел прямо ей в глаза. Он выглядел настолько реальным, что стоило ей только протянуть руку, чтобы почувствовать его тепло. Стаси чувствовала особую близость к Николаю I, может быть потому, что её бабушкой была Мария, старшая дочь Николая Павловича, вышедшая замуж на герцога Максимилиана Лейхтенбергского.

Стаси и Олёчек сидели на диванчиках, обитых бархатом, положив ноги на низенькие скамеечки и разговаривали.

Никто их не тревожил. Изредка проходили солдаты караульной роты, которые время от времени осматривали все залы дворца, да полотёры.

Государь Николай Александрович редко появлялся в Зимнем дворце, предпочитая Царское село. Но перед его визитом всё приходило в движение- бегали горничные, лакеи, официанты. Государыня практически никогда не приезжала в Зимний дворец, чаще всего с ним была великая княжна Ольга и цесаревич Алексей. Алексей был очень милым ребёнком, его обожали все приближённые к царской семье. Императрица тряслась над его здоровьем и не хотела никуда отпускать от себя, но в этом Николай Александрович был непреклонен- Алексей должен был выезжать вместе с отцом на встречи, военные сборы, принимать иностранных

дипломатов и посещать как можно больше городов, чтобы понять, какой огромной страной ему предстоит управлять.

Олёчек и Стаси было разрешено пользоваться лошадьми императорской конюшни и кататься по территории парка Зимнего дворца. Неспокойно было в Петербурге в эти годы. Вечером по улицам ходили пьяные студенты и выкрикивали оскорбления в адрес дам, проезжающих мимо в колясках. Мария Николаевна с Ксенией продолжали ездить в Царское Село. Герцогиня всегда говорила, что Ксения Евгеньевна одна из тех, с кем ей было не страшно выходить за порог дома- она обладала уникальной способностью одним взглядом заставить замолчать любого наглеца, что осмеливался открыть рот в её присутствии. Она терпеть не могла

Распутина, который чувствовал это и при её появлении в Царском Селе величественная фигура старца вдруг съёживалась, а потом и вовсе пропадала с их глаз. Стаси смеялась над этим преображением, а мама шептала тёте Ксении, что лучше быть более почтительной к Божьему человеку, на что Ксения Евгеньевна только фыркала:

– Это просто грязный мужик, возомнивший о себе Бог весть что.

В 1906 году влияние Распутина не было столь мощным, как впоследствии, и казалось многим даже смехотворным, но не угрожающим.

Папа в те годы часто бывал при императоре Николае Александровиче и служил при нём флигель- адьютантом. На службу он брал Николеньку, который с каждым годом всё больше становился похож на отца и чрезвычайно гордился

своим новеньким военным мундиром Преображенского полка.

9.

Стаси закончила письмо Олёчек, с которой, независимо от частоты встреч, регулярно переписывалась. Она откинулась на спинку стула и задумчиво посмотрела в окно. Шла весна 1906 года. В Петербурге стало спокойнее, по крайней мере, судя по тому, что говорили при дворе. Но для Стаси не было трудных времён. Она росла, окружённая любовью родителей, учителей, гувернанток и это, пожалуй, было самое счастливое время для неё.

Николай.

1.

Николай обожал вид Кремля и сейчас, не

спешиваясь с лошади, рассматривал величественный собор Василия Блаженого и Кремлёвские башни, высившиеся над ним. Наступало время службы и народ спешил к собору, дабы преклонить колени вместе с генерал- губернатором великим князем Сергеем Александровичем, который уже прибыл. Его карета, охраняемая парой жандармов, уже стояла возле храма.

– Его Высочество Сергей Александрович будет недоволен, не увидев вас на службе, – предупредил камердинер Николая Пётр Маркин, сорокалетний отставной офицер, сложившийся в доме Чернышёвых при князе Николае Львовиче, начиная с того возраста, когда князю минуло двенадцать лет. Тогда малолетнего Николая его дед, Лев Александрович Чернышёв, определил на службу к великому князю и мальчик, в

свободное от учёбы время, исполнял поручения Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Фёдоровны, которую Николай очень любил. Она была очень добра к нему. Николай думал, что именно такой должна была быть его мать, если бы он знал её. Своего отца, Льва Львовича, он не помнил тоже- тот умер, когда Ники было четыре года и дед взял воспитание внука на себя. Его единственный сын Лев, лихой офицер и повеса, женился на актрисе без согласия своего родителя и Николай так и не узнал своей матери, только её имя. Дед дал маленькому Николаю самое блестящее образование, устроил на службу. Николай понял, что теперь его будущее зависит только от него и делал всё, чтобы оправдать веру деда в него. Лев Александрович уже практически не выезжал из имения под Москвой, редко

принимал у себя и все решения и управление домом принимал, не выходя из кабинета. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна, сестра императрицы, взяла под свою опеку мальчика, он жил в их усадьбе Ильинское, где выполнял различные поручения и сопровождал великого князя в поездках по стране. Елизавета Фёдоровна много занималась благотворительностью, она организовала Елисаветинское благотворительное общество для сирот и бедных матерей. Сергей Александрович порой жаловался, что его жена больше живёт в приюте среди своих подопечных, чем дома. Николай видел, насколько сильно он любил свою жену, беспокоился о её здоровье и самачувствие. Своих детей у них не было, они воспитывали племянников Сергея Александровича- Дмитрия и Марию.

Николай дружил с Дмитрием и был какое-то время тайно влюблён в маленькую Мари, которая была младше его на два года. Наколаю врезалась в память прелестная картина- Мари в белом платье играет на лужайке с щенком коккер- спаниеля. Но чем старше становился Николай, тем дальше становился этот образ. У Марии появились свои поклонники, а Николай попадал под обаяние других юных особ. Его поведение никогда не выходило за рамки морали и он не позволял себе ничего более любовной записки и быстрого влюблённого взгляда.

– Ты разобьёшь немало женских сердец, дорогой Ники, – говорила Элла, великая княгиня Елизавета, – Будь экономен в своём обаянии и не изменяй здравому смыслу.

– Разве у любви есть место рассудку? —

пылко спрашивал Николай, встряхивая белокурыми кудрями.

– Как раз в любви рассудку самое место. Никогда не нужно терять голову, а в любви тем более.

Елизавета Фёдоровна казалась Николаю святой, была в ней необыкновенная одухотворённость, ангельское терпение и бесконечная доброта. Её сестра, императрица Александра Фёдоровна внешне была похожа на Эллу, но показалась Николаю более молчаливой и даже стеснительной. Один раз Николай вместе с Сергеем Александровичем и Елизаветой Фёдоровной сопровождал царскую семью в Петербург и это была лучшая его поездка. Близость императора придавала блеск этой процессии и юный князь Чернышёв чувствовал себя рыцарем, охраняющим величественных царственных особ.

Император Николай I запомнил услужливого юношу и, приезжая к Сергею Александровичу, каждый раз вызывал его к себе и разговаривал о будущем Николая, о военной службе и даже давал советы по управлению поместьем. А юный князь умел слушать и впитывал всё, словно губка. Это то главное, чему учил его дед- «Смотри внимательно, слушай внимательно, молчи и обучайся».

2.

Сегодня Николай опоздал на службу, где присутствовал Сергей Александрович по причине, что он только вернулся из своего поместья. Льву Александровичу стало плохо, осенью он всегда болел и не раз говорил внуку, что умрёт именно осенью, когда клёны за окном скинут всю листву. Голые ветки клёнов клонились

под порывами холодного ветра, приносившего с собой мелкие ледяные капли дождя. Дорожки были устланы бурыми листьями и садовники, орудуя граблями, сгребая их в большие кучи. На душе у Николая было смурно, как на улице. Лев Александрович, по- обыкновению, встретил внука в своей приёмной, сидя с прямой спиной в большом кожаном кресле. Николай заметил, как осунулся, постарел дед, как дрожали его пальцы, перелистывающие домовую книгу. Он уже не садился на лошадь, а ездил только в карете, и то по большой надобности и такая возникала всё реже и реже.

Понемногу Лев Александрович приводил в порядок все свои дела. Долгов у него не было и наследство Николаю останется приличное, чтобы никогда в жизни не

знать нужды. Николай не был кутилой, не ходил по ресторанам и казино, не тратил деньги на женщин. Этому ещё больше способствовало благотворное влияние Эллы и за это Лев Александрович был ей очень благодарен. Она была одна их тех, кто чаще всех навещала старого князя, сидела с ним, слушая его воспоминания о прошлых временах, о царе Александре II, о детстве Ники, о дальних родственниках, что жили на Кавказе. Обо всём, о чём так любят говорить старики. И кроткие голубые глаза Эллы смотрели с уважением и лаской на старого флигель- адьютанта Александра II.

– Да, это был царь- освободитель, – говорил Лев Александрович, откинувшись на подушки, подложенные под спину, и прикрыв глаза, – Я поступил к нему на службу, когда родился Лев, мой

единственный сын, а его мать умерла родами. И был при Александре Николаевиче вплоть до его кончины. Он был истинный царь, видел людей насквозь. Помню, как он входил в караульную и мы, молодые офицеры, сразу вскакивали и не могли пошевелиться, пока он смотрел на нас. «Лев Александрович», – спрашивал он, – «Как поживает ваш многоуважаемый батюшка, князь Чернышёв?» Он всех знал, всех помнил. И при службе у него всегда были достойные люди. Не то, что сейчас, всякая шваль толпится вокруг императора, – Лев Александрович вздохнул, а Элла согласно кивнула, – Раньше такого не было, у царя служили только лучшие, самые преданные и достойные. И Его Императорское Величество всегда знал, что может положиться на нас, лучших из лучших. И

сын его, Александр Александрович, настоящий богатырь, по- достоинству ценил тех, кто служил его батюшке. Да, были времена! Ваше Высочество, Елизавета Фёдоровна, вы уж присмотрите за Николашей, слишком юн он ещё, а соблазнов при дворе много. Не желаю, чтобы он превратился в пустоголового хлыста.

– Николаю это точно не грозит, – заметила Элла, – Он крайне рассудительный молодой человек и очень воспитанный, за что он, несомненно, должен благодарить вас, Лев Александрович.

Старый князь кивнул, пытаясь скрыть довольную улыбку.

3.

Николай был очень благодарен своей благодетельнице Елизавете Фёдоровне

за внимание к своему деду и служил ей так же преданно, как и великому князю Сергею Александровичу и, может, даже гораздо усерднее, потому что он служил сердцем.

Пожухлые листья клёнов уже начало покрывать тонким слоем снега, когда пришло известие о смерти деда. Николай, крайне опечаленный, тут же помчался в своё имение, которое теперь принадлежало ему и чему он не был рад. Больше у Николая не осталось никого- разве что дальние родственники, что жили на Кавказе, и которых он видел единственый раз в жизни, когда они приезжали на семидясителетие деда.

– Упокой с миром душу его, – крестилась Элла, стоя у гроба, – Это был последний рыцарь из тех, кого я знала.

Сергей Александрович отпустил Николая со службы на время, пока тот не примет

управление делами и юноша, которому на тот момент исполнилось восемнадцать лет, занялся своим наследством. Управляющий деда, Ефимов Павел Алексеевич, помогал ему разобраться в делах.

– У Льва Александровича всегда все бумаги в порядке, – говорил Павел Алексеевич и это было правдой. Николай легко разобрался со всеми документами, благо, дед посвещал его во все свои дела.

– Вы будете что- нибудь переделывать в доме? – спрашивал управляющий.

– Нет, переделывать ничего не буду, пусть всё останется как есть в память о моём благодетеле. Разве что проведу электричество. В городских домах оно уже используется.

Николай вспомнил, как был поражён, увидев в первый раз дом, освещённый

электричеством. С тех пор его мечтой стало зажечь люстры в старом величественном доме и поставить фонари в парке возле дома. Николай и раньше предлагал деду сделать это, но тот был непреклонен.

– В этом доме всё останется всё так, как есть, – отрезал он, – Пока я жив. А потом делай, что хочешь.

Николя немного мучала совесть за то, что он решил всё- таки провести электричество вопреки желанию деда, но дом нужно было совершенствовать. Прогресс не стоял на месте. Николай приобрёл два автомобиля, один для себя, другой для управляющего и это стало новшеством, порадовавших всех. Кроме того, в имении практически все обзавелись велосипедами и это сократило численность голов в конюшне. Но Николай продолжал выезжать

верхом, уж очень он любил лошадей. Когда Павел Алексеевич предложил своему господину полностью убрать конюшни, чтобы снять одну из самых больших пунктов расхода, Николай категорически отказался.

– Мы и так продали половину голов Вишнякову. Что же вы ещё хотите? Полностью убрать конюшни? Разве у нас недостаточно денег, чтобы содержать десяток лошадей, Павел Алексеевич?

– Нет, Ваше Сиятельство, – управляющий мотнул головой. Поначалу он думал, что молодым барином будет гораздо легче управлять, но он ошибся и теперь ясно видел в юном лице Николая черты своего «железного» деда, – Денег у вас достаточно, кроме того, акции Путиловского завода и Московской железной дороги, что когда- то на свой страх и риск приобрёл наш незабвенный

покойный Лев Александрович, всё время растут в цене. Такими темпами вы в течении пяти лет удвоите своё состояние.

– Вот и хорошо, – кивнул Николай, – Тогда мы можем позволить себе такую мелочь, как дюжину прекрасных лошадей.

Павел Алексеевич кивнул:

– Ваша воля, Николай Львович. По мне моторы куда как удобнее, чем экипаж, запряжённый парой лошадей, даже самых великолепных. Николай рассмеялся:

– А ведь помниться мне, Павел Алексеевич, как ты поначалу противился пересесть на мотор.

– Было дело, – управляющий улыбнулся, – Не понимал поначалу, насколько это легче и удобнее.

Николай отпустил управляющего и снова

погрузился в чтение бумаг.

5.

Великий князь Сергей Александрович позволил своему адьютанту остаться в имении на Рождество и Николай с юношеским пылом велел украсить дом и сам принимал в этом самое живое участие. Приезжали соседи, граф и графиня Ланские, не терявшие надежду выдать за богатого молодого князя Чернышёва одну из своих четырёх дочерей. Они сидели в большой гостиной, вели неторопливые беседы о делах, вспоминали покойного князя, а иногда и Льва Львовича, батюшку Николая, слушали, как музицирует Дарья, вторая дочь графа, которой только исполнилось семнадцать лет. Она была хороша- белокурые волосы, большие голубые глаза, но отчего-то сердце Николая не

трепетало при её появлении. Словно он ждал кого-то ещё. Кого- то, кто затмит для него весь мир. Кого-то, кто сделает его жизнь наполненной любовью и радостью. Потому что порой он отчаянно скучал. Окружённый любезными соседями, друзьями, которые наведывались в гости, он не понимал, как ему быть дальше.

5.

– Возвращайся на службу, Николя, – говорил ему Пётр Нахимов, служивший вместе с ним у Сергея Александровича, – Здесь тебе нечего делать. Закиснешь совсем. В этом имении нужно жить, будучи уже семейным человеком. Но об этом тебе ещё слишком рано думать.

Николай соглашался с Петром и уже начал готовиться к отъезду, когда утром 5 февраля зазвонил телефон.

Управляющий взял трубку, слушал минуту, потом изменился в лице, словно ему вдруг стало нехорошо. Он позвал Петра Маркина, который чистил шпагу Николая. Шпага носила скорее декоративный характер, чем боевой, но чистить её раз в неделю было обязанностью камердинера.

– Петя, кликните Николая Львовича к телефону, будьте любезны.

Николай в это время давал указания по пошиву нового мундира. Как говорил управляющий- негоже было князю ходить в мальчишеских платьях. Услышав зычный голос Маркина, он сбежал вниз и взял трубку из рук Павла Алексеевича. Николай услышал голос Елизаветы Фёдоровны, далёкий, болезненно- тихий, прерывающийся всхлипами. Сначала он не понял, о чём говорит Элла.

– Серёжу… Серёжу убили.

Николай застыл в ужасе. Он знал, что Сергей Александрович не раз получал угрожающие письма, но предпочитал не говорить об этом. Только пара человек из окружения великого князя знали об этих письмах.

«Что же теперь будет? Что же будет с нами? Как Элла переживёт эту утрату?» – крутилось в голове у Николая. Он знал, как великая княгиня любила своего супруга, считала его святым за его истинное православие, веру в царя, преданность своим идеям. Он помогал многим людям, но никогда не говорил об этом и его закрытость принимали за холодность и гордыню. Сергей Александрович по- хозяйски управлял Москвой и сделал многое для благоустройства города. Новые дороги и тротуары, канализацию, и очистил

Москву- реку от отходов. Николай знал, как много великий князь работал, часто без сна и отдыха. Николай обхватил голову руками и застонал. Говорили ведь ему, что нельзя выезжать без охраны, а он только смеялся, отвечал, что на всё воля Божья. Как же теперь они смогут жить без него? О, бедная Елизавета Фёдоровна! Что за горе!

– Николенька, – слышал он далёкий голос Эллы, доносящийся из трубки, – Услышь меня! Ты нам нужен, возвращайся!

Николай с усилием взял себя в руки.

– Да, я приеду, я обещаю.

Положив трубку, он посмотрел в окно. Ветви клёна, склонившиеся под тяжестью снега, грустно покачивались на ветру. Николай опустил голову заплакал.