Белый Клык. Зов предков. До Адама (адаптированный пересказ)

1. Северное безмолвие

Реку сковало толстым панцирем льда. По обоим ее берегам темнел еловый лес. Внезапный резкий порыв ветра сорвал с окоченевших деревьев белый покров инея, и мертвые черные ветви рельефно выступили на фоне ровной снежной белизны. Воздух застыл. Никакого движения не было заметно на многие километры вокруг. Северное безмолвие воцарилось над землей.

Вокруг до самого горизонта лежала необъятная безжизненная страна. Индейцы называли ее «Ледяная пустыня». Здесь не было места человеку с его страстями, радостями и горестями. Ледяная пустыня тысячи лет оставалась неизменной, и ей не нужны были живые существа, которые бы нарушили ее вечный покой.

И все же изредка кто-то из людей осмеливался вторгнуться в эти бескрайние пределы. Ледяная пустыня не любила пришельцев, и им приходилось вступать с ней в жестокое единоборство.

По замерзшей реке быстро двигалась собачья упряжка. Сани были сделаны из толстой березовой коры. Полозьев не было, так что сани просто волочились по снегу. На санях стоял крепко привязанный длинный деревянный ящик.

Перед упряжкой на лыжах шел человек в одежде охотника. Его приятель следовал за санями. Корка льда покрывала лица путников.

В деревянном ящике лежал еще один человек. Для него мирская суета уже навсегда отошла в прошлое, и он больше не боролся, не страдал, не радовался, не удивлялся. Он многое имел при жизни, но ему не хватало событий, и потому он отправился в экспедицию с двумя спутниками и шестью собаками, которые шли теперь в упряжке. Ледяная пустыня победила его и теперь бросала вызов его двум товарищам.

Вторую неделю стояли морозы ниже пятидесяти градусов.

Люди шли молча, не тратя силы на разговор. Северный день короток, и надо было успеть при свете покрыть как можно большее расстояние. Бросить гроб они не могли, потому что покойный был лордом, знатным и богатым человеком. Охотники только сопровождали его в этой рискованной экспедиции, и теперь от них требовалось доставить тело родственникам, чтобы те похоронили незадачливого путешественника в его владениях.

Прошел час, потом другой. Спускались сумерки. Издалека донесся слабый вой. Скоро послышался ответный вой, уже ближе.

– Волки, – произнес тот, кто шагал за упряжкой.

– Волки, – согласился второй. – За нами гонятся, Билл.

– Я уже несколько дней не видел ни одного заячьего следа, Генри, – отозвался первый. – Волкам не хватает добычи. Теперь жди гостей.

Путники замолчали.

Арктический день длился недолго. Стемнело рано. Билл и Генри остановились на привал. Они распрягли собак и сняли с саней гроб. Охотники без всяких угрызений совести использовали длинный деревянный ящик в качестве обеденного стола. Собаки сбились в кучу около костра. Животные рычали и грызлись, но убежать в темноту не пытались.

– Как-то они подозрительно жмутся к огню, – заметил Билл. – Наверное, волки уже близко.

– Слушай, перестань ныть. Скоро мы доберемся до форта. Потерпи еще чуть-чуть.

Билл замолчал, вытащил из мешка несколько рыбин и пошел кормить собак. Вернулся он озадаченный.

– Сколько у нас собак, Генри?

– Ты разучился считать, Билл? Шесть с утра было.

– Странно.

– Что же в этом странного, Билл?

– А то, что я взял из мешка шесть рыбин и дал каждой собаке. Но одной из них рыбины не хватило. Там семь собак.

– Ты мог перепутать, Билл.

– Мог, – согласился Билл. – Но одна, наевшись, бросилась прочь, в темноту. Я пересчитал оставшихся. Собак по-прежнему шесть. Я посмотрел на снег и увидел следы. Хочешь взглянуть? Пойдем, покажу.

– То есть ты считаешь, что у нас гости?

Билл кивнул.

Генри посмотрел в темноту. Неподалеку виднелась пара горящих, как угли, волчьих глаз. Рядом с ней загорелась вторая пара, потом третья.

Собаки беспокоились все больше, и наконец, охваченные страхом, сбились в кучу почти у самого костра, подползли к людям и прижались к их ногам.

– Сколько патронов у тебя осталось? – спросил Генри.

– Только три, – ответил тот, – а в теперешнем положении и триста было бы маловато.

Генри вздохнул.

– Знаешь, что меня по-настоящему беспокоит? – сказал вдруг Билл. – Почему собаки не накинулись на того волка, которому досталась рыба?

– Не знаю, Билл. Может, тебе все же померещилось?

Они проснулись в шесть часов утра. Еще не рассвело. В темноте Генри занялся приготовлением завтрака, а Билл свернул постель и стал укладывать вещи в сани. Перед тем, как пуститься в путь, он принялся запрягать собак.

– Генри, – сказал вдруг Билл, причем голос у него дрогнул, – повтори, сколько у нас было собак.

– Шесть.

– Неправильно.

– Опять семь? – издевательским тоном спросил Генри.

– Нет, пять. Одной не хватает. Фэтти сбежал.

– Не сбежал. Они его живьем проглотили.

– Я всегда считал Фэтти глуповатым псом, – проговорил Билл убитым голосом.

– Даже у самого глупого пса хватит ума не идти на верную смерть, – отозвался Генри.

Он оглядел упряжку, словно оценивая достоинства каждого пса.

– Надеюсь, остальные собаки будут благоразумнее.

2. Волчица

На следующем привале Билл и Генри нарубили кучу хвороста и разложили очень большой кос тер. Волки боялись приближаться к огню, и под защитой яркого пламени люди и собаки чувствовали себя в безопасности.

Генри занялся приготовлением ужина. Он варил бобы, подкладывая в котелок колотый лед вместо воды. Вдруг за его спиной раздался звук удара, крик Билла и пронзительный собачий визг. Генри обернулся и увидел, что его товарищ стоит возле собак, держа в одной руке палку, а в другой хвост вяленого лосося.

– Все-таки он меня перехитрил! – крикнул Билл. – Половину рыбы откусил! Зато я ему всыпал как следует.

– Кому?

– Это, должно быть, ручной волк. Является к кормежке и берет из рук рыбу.

Ночью, когда два приятеля, поужинав, сидели на ящике и курили трубки, они заметили, что круг горящих волчьих глаз сузился. Это означало, что голодные звери осмелели. Но костер по-прежнему полыхал ярко, и волки остерегались подходить вплотную к огню.

Поутру Генри разбудила отчаянная брань. Билл стоял среди собак у разгорающегося костра и яростно размахивал руками.

– Билл! – крикнул Генри. – Что такое?

– Фрог исчез.

– Как исчез?

Генри выскочил из-под одеяла и кинулся к собакам. Внимательно пересчитав их, он тоже завопил от отчаяния.

– Фрог был самый сильный во всей упряжке, – отметил Билл. – Почему он убежал? Ума не приложу. Наверное, перегрыз привязь.

С наступлением темноты вой послышался почти рядом. Люди раскинули очередную стоянку. Билл привязал собак к палкам особым способом, который подметил у индейцев. На шею каждой собаки он надел кожаную петлю, к петле, вплотную к шее, привязал длинную толстую палку. Другой конец палки Билл прикрепил кожаным ремнем к вбитому в землю колу. Ремень около шеи собаки перегрызть не могли, а палки мешали до стать зубами привязь у кола. Генри одобрил действия своего товарища и занялся стряпней. Билл сидел поодаль, молча покуривая, погруженный в невеселые раздумья.

Возня среди собак привлекла внимание обоих людей. Нетерпеливо повизгивая, пес Одноухий рвался в темноту и яростно грыз палку, к которой был привязан. Билл и Генри переглянулись и замерли, уставившись на него.

В круг, освещенный костром, неслышными шагами, боком, проскользнул зверь, внешне напоминающий собаку, но крупнее. Зверь опасливо оглядывался, не упуская из виду людей. Одноухий рванулся к чужаку, и нетерпеливо заскулил. Создавалось впечатление, что волк манил пса следовать за собой.

– Это волчица, – догадался Генри. – Теперь ясно, что случилось с Фэтти и Фрогом. Она для них как приманка. Завлекает собак, а остальные набрасываются и съедают их.

– Знаешь, а ведь она привыкла к кострам, – заметил Билл. – Первый раз такое вижу.

Они повздыхали, покачали головами и улеглись спать.

Утро началось с неприятностей.

– Спэнкер убежал, – сообщил Генри. – Судя по всему, Одноухий перегрыз его привязь. Сам Спэнкер, конечно, не достал бы до ремня.

Билл так расстроился, что отказался пить кофе.

– Сегодня привяжу всех поодиночке, – сказал он мрачно, едва сани тронулись в путь.

День прошел, как и все предыдущие. Рассвело в девять часов. В двенадцать горизонт на юге порозовел от невидимого солнца. Начался очередной хмурый зимний день, который через три часа сменился непроглядной ночью. В сумерках волков стало видно совсем близко. Они рыскали по округе, но добычи не было, и звери не отставали от маленькой группы. Волки были уверены, что люди от них не уйдут, и решили немного потерпеть.

Перед тем, как сделать привал, Билл оглянулся. За поворотом, который они только что прошли, по их свежим следам бежал пушистый зверь.

– Вот и волчица, – проговорил Билл. – Надо же, какая странная масть – красновато-коричневая.

Действительно, в шерсти волчицы играл легкий красноватый оттенок.

– Похожа на ездовую лайку, – сказал Билл. – Даром что хвостом не виляет.

Он осторожно вытащил ружье из саней и поднял его. Волчица, не дожидаясь, пока он поднимет оружие к плечу, отпрыгнула в сторону и скрылась среди деревьев.

– Ну и ну! – воскликнул Билл, кладя ружье на место. – Эта волчица знает время кормежки собак и знает, зачем человеку ружье! Она не так проста, как хотелось бы. Но я ее перехитрю. Я подстрелю ее из засады.

В эту ночь остановку пришлось сделать рано. Три собаки не могли везти сани так быстро и так долго, как шесть. Билл привязал животных подальше друг от друга, чтобы они не перегрызли друг у друга ремней, и с мрачным выражением на лице улегся спать.

3. Голод

День начался удачно. За ночь ни одна из собак не пропала, и, обрадованные, Генри с Биллом еще затемно двинулись в путь.

Все шло хорошо, пока на одном из поворотов сани не опрокинулись. Они застряли между деревом и огромным валуном. Пришлось распрягать собак. Люди наклонились, стараясь поднять сани. В этот момент Генри увидел, что Одноухий убегает в сторону.

– Назад, Одноухий! – закричал Генри, но пес не слушал его и мчался прочь.

Генри выпрямился и все понял. Там, в стороне, пса поджидала волчица. Одноухий подбежал к ней остановился. Он глядел на волчицу пристально, опасливо и жадно. Она скалила зубы, словно улыбаясь доверчивому псу вкрадчивой улыбкой. Волчица то приседала, то отбегала на несколько шагов, увлекая Одноухого за собой, все дальше от его надежных защитников – людей.

Билл вспомнил о ружье, которое лежало под опрокинутыми санями. Пока с помощью Генри он выволок его из-под поклажи, Одноухий и волчица подошли друг к другу совсем близко. Стрелять на таком расстоянии не было смысла: можно было попасть в пса. Билл опустил ружье и выругался.

Одноухий слишком поздно понял свою ошибку. Десяток исхудавших волков уже мчались наперерез бестолковому псу. Волчица мигом бросила свои заигрывания и с рычанием кинулась на Одноухого. Одноухий развернулся и помчался назад, к людям, но волки были совсем близко. Они отрезали Одноухому путь к саням.

– Ну, хватит! – заявил Билл. – Больше я не отдам ни одной собаки!

Билл бросился наперерез стае. Днем, имея в руках ружье, отогнать волков и спасти собаку было вполне возможно.

– Осторожнее, Билл! – крикнул ему вдогонку Генри.

Генри сел на сани и стал наблюдать за погоней. Ничего другого ему не оставалось. Скоро стало понятно, что положение Одноухого безнадежно: пес не сможет опередить своих преследователей настолько, чтобы обогнать их и добраться до саней.

Погоня скрылась за деревьями. Генри знал, что там, в снегах, сейчас сойдутся в смертельной схватке стая голодных волков, Одноухий и Билл.

Все произошло очень быстро. Раздался выстрел, потом еще два. Заряды у Билла кончились. Послышался визг, человеческий крик и свирепое рычание. Потом снова нависла тишина.

Генри долго сидел на санях. Ему казалось, что встреча Билла со стаей произошла у него на глазах. Оплакивать друга не было сил: навалилась какая-то чудовищная усталость.

Генри поднялся и стал запрягать. Он потащил сани вместе с двумя последними собаками. Как только стало темнеть, Генри сделал остановку и заготовил как можно больше хвороста. Он покормил собак, поел сам и устроился на одеяле около самого костра.

Но заснуть ему не удалось. Едва Генри закрыл глаза, как волки стали приближаться.

Генри хватал из костра горящие головни и швырял их в зверей. Пахло паленой шерстью, волки ненадолго отступали, но через некоторое время возвращались, и все повторялось сначала.

В девять утра дневной свет разогнал волков. Генри подумал, что в сложившихся обстоятельствах не в силах в одиночку доставить гроб по назначению. Он срубил несколько молодых елей и, привязав их высоко к деревьям, устроил помост. Перекинув через него веревку, Генри с помощью собак поднял гроб и установил его наверху.

Переведя дух, Генри тронулся в путь.

В этот день волки осмелели. Они спокойно бежали совсем рядом с санями. Звери так исхудали, что Генри сам удивлялся, как они не падают от слабости.

Как только солнце закатилось, Генри сделал привал.

Вместе с темнотой к нему пришел ужас. Закутавшись в одеяло, положив топор у ног, Генри сидел у костра. Предыдущая бессонная ночь давала себя знать. Даже страх перед подступающими волками не помогал преодолеть дремоту. Генри насчитал больше десятка волков, которые смотрели на него голодными глазами. Так дети собираются вокруг накрытого стола и ждут разрешения, чтобы наброситься на лакомство.

Всю ночь Генри отбивался от голодной стаи горящими головнями, засыпал, когда бороться с дремотой не хватало сил, и просыпался от визга и рычания собак. Наступило утро, но на этот раз дневной свет не прогнал голодных хищников.

Едва Генри отошел от гаснущего костра, чтобы нарубить хвороста, как на него бросился самый крупный волк. Прыжок был плохо рассчитан, и хищник промахнулся. Генри отпрянул назад, и зубы волка щелкнули в нескольких сантиметрах от его ноги. Стая кинулась к человеку, заметалась вокруг. Только горящие головни отогнали волков на почтительное расстояние.

Шагах в двадцати от саней росла громадная засохшая ель. Генри пришлось перекладывать горящие головни с места на место и двигаться вдоль образовавшейся огневой завесы, чтобы добраться до дерева. Еще много времени ушло на то, чтобы нарубить веток для нового большого костра.

Когда костер наконец ярко запылал, волки отбежали на безопасное расстояние. Уже начало смеркаться.

В этот день упряжка так и не тронулась в путь. Это было вдвойне обидно, потому что, по подсчетам Генри, до форта оставалось уже не больше двух дневных переходов.

Ночью рассвирепевшие, обезумевшие от голода волки набросились на человека. Чьи-то клыки впились Генри в руку. Ему не оставалось другого выхода, кроме как прыгнуть в костер. Толстые рукавицы защищали руки от огня, и Генри принялся хватать горящие угли и горстями расшвыривать их во все стороны. От жара лицо его покрылось волдырями, брови и ресницы обгорели, подошвы обуви начали медленно тлеть. Схватив в каждую руку по головне, Генри прыгнул ближе к краю костра, ткнул факелами в темноту и не помня себя от страха и ярости, закричал. Волки отступили. Генри опустился на сани.

Самое неприятное состояло в том, что обе собаки в ходе нападения волков исчезли бесследно. Генри знал, что с ними случилось, и принялся обдумывать новый план обороны, готовясь сражаться с волками в одиночку. Разложив костер широким кольцом, Генри перебрался внутрь образовавшегося круга и бросил свою постель на тающий снег. Когда он скрылся за огненной оградой, стая окружила ее, недоумевая, куда пропал человек.

Наступил новый день. Костер догорал. Хворост подходил к концу, и Генри попытался выйти за пределы огненного кольца. Волки бросились ему навстречу. Горящие головни заставляли хищников отскакивать в стороны, но прочь они уже не убегали.

Генри опустился на одеяло, словно смирившись с неизбежным. У него не осталось сил бороться. Кольцо огня и тлеющих углей местами разомкнулось, распавшись на отдельные костры. Свободный проход между ними все увеличивался, а сами костры уменьшались.

– Вот и все, – пробормотал Генри.

Он опустил голову на руки и провалился в сон.

Когда Генри очнулся, он сначала он не мог понять, что случилось. Вокруг что-то изменилось. Он осмотрелся и увидел, что волки исчезли.

Рядом послышались человеческие голоса, скрип полозьев, возня собак. К костру подъехало четверо саней. Несколько человек окружили Генри, скорчившегося в кольце угасающего огня.

– Где лорд Альфред? – крикнул один из приехавших, с силой тряхнув Генри за плечо.

– Он на деревьях… у последней стоянки.

– Он умер?

– Да, – ответил Генри. – Пожалуйста, оставьте меня в покое… Спокойной ночи…

4. Одноглазый

Волчица первой услышала звуки голосов и визг ездовых собак. Она отскочила от человека, который лежал за угасающей огненной оградой, и стремительно помчалась прочь. Ей было очень жаль расставаться с затравленной добычей, но выхода не было.

Стая кинулась следом за волчицей. Во главе стаи несся вожак, крупный серый волк. Волчица побежала рядом с ним. Вожак не рычал и не огрызался на нее, наоборот, давал понять, что очень расположен к своей спутнице.

Справа от них длинными прыжками мчался старый одноглазый волк. На его серой шкуре виднелись рубцы и шрамы – следы многих сражений. Старый волк то и дело теснил волчицу, нежно толкая ее мордой то в бок, то в плечо. Она встречала его ухаживания лязганьем зубов, так же как и знаки внимания вожака.

Со стороны слепого глаза старого хищника бежал сильный трехлетний волк. Время от времени он отставал и украдкой втискивался между Одноглазым и волчицей. Вожак и старый волк давали молодому наглецу дружный отпор.

Волкам пришлось пересечь не одну реку и обыскать не одну низину, прежде чем их поиски увенчались успехом. Первой добычей стаи стал крупный лось. Волки окружили его. Меткими ударами тяжелых копыт лось распарывал нападавшим животы, пробивал головы, ветвистыми рогами ломал хребты, подкидывая хищников в воздух. Но лось был обречен на гибель и в конце концов он рухнул на снег. Волчица с остервенением впилась лосю в горло. Зубы остальных волков разорвали добычу на части живьем.

Насытившись, волки успокоились. Теперь можно было отдохнуть после нелегкого перехода. Молодые самцы даже стали подыскивать себе пару и затевать драки из-за самок. Только спустя несколько дней они двинулись дальше, на поиски новой добычи.

Скоро стая стала уменьшаться. Волки разбивались на пары – самец с самкой – и уходили охотиться самостоятельно. Наконец волчица, вожак, Одноглазый и трехлетний волк остались вчетвером.

Если к самке волки были очень почтительны, то отношения их между собой были накалены до предела. Дни, когда волки вместе охотились, уже стерлись из их памяти. Добыча, которую они вместе загоняли, голод, терзавший всех троих, были забыты. Самцов было трое и, чтобы завоевать расположение волчицы, им предстояло выяснить, кто из них окажется наиболее достойным этой чести.

Дерзкий трехлеток подскочил к старому волку со стороны слепого глаза и разорвал ему ухо. Одноглазый призвал на помощь многолетнюю мудрость и опыт и принял бой.

К старому вожаку присоединился молодой. Они набросились на дерзкого трехлетка и одновременно вцепились ему в шею с двух сторон. Вдвоем им удалось очень быстро одолеть его. Ослепительно белый снег окрасился кровью. Молодой волк рухнул, как подкошенный. Он отдал за свою любовь жизнь.

Оба соперника стояли над его бездыханным телом и смотрели на волчицу, которая скалила зубы, словно улыбаясь им.

Старый волк был мудр в делах любви не меньше, чем в сражениях. Он дождался, когда молодой вожак повернет голову, чтобы зализать рану на плече. Загривок его был прекрасно виден Одноглазому. Старик с быстротой молнии бросился на молодого волка и полоснул его клыками по шее, вспоров вену. Вожак пошатнулся и упал, истекая кровью.

Одноглазый гордо направился к волчице. Она впервые встретила его ласково, позволила обнюхать себя и даже стала прыгать и резвиться. Старый волк забыл про свой почтенный возраст и солидный жизненный опыт и завилял хвостом.

Они побежали рядом, как друзья, пришедшие наконец к взаимному согласию. День за днем пара не разлучалась – они вместе охотились, вместе съедали добычу, вместе бродили по лесам.

Потом волчицей овладело беспокойство. Ее тянуло в укромные местечки под упавшими деревьями, и она часами обнюхивала уединенные пещеры под нависшими берегами реки.

Однажды Одноглазый и его подруга охотились в окрестностях индейского поселка: гнали зайца по залитому луной лесу. Старый волк уже настигал добычу, но заяц вдруг взлетел высоко в воздух и стал подпрыгивать и раскачиваться там, наверху, не касаясь земли. Одноглазый отскочил назад и грозно зарычал. Но волчица спокойно обошла его, примерилась к прыжку и подскочила вверх, стараясь схватить зайца зубами.

Она промахнулась. Одноглазый вышел вперед и тоже подпрыгнул. Схватив зайца зубами он благополучно приземлился, но тут сбоку послышался подозрительный шум. Над Одноглазым склонилась молодая елка. Он испугался и разжал челюсти. Деревце выпрямилось, и заяц снова взлетел в воздух.

Оглядываясь на волчицу, Одноглазый повторил попытку. Теплая кровь зайца была такой вкусной, что выпускать его второй раз не хотелось. Волчица подошла и отгрызла зайцу голову. Елка выпрямилась, голова зайца взлетела вверх, а туловище осталось в пасти Одноглазого.

Так волчица научила старика обкрадывать западни. Эта наука впоследствии сослужила ему хорошую службу.

5. Логово

Волчица сильно отяжелела за последнее время и не могла быстро бегать. Одноглазый был терпелив и заботлив, как никогда. Поиски укромных местечек продолжались. Наконец волчица облюбовала небольшую пещеру, зашла внутрь, тщательно обнюхала новое убежище и медленно улеглась на землю.

Одноглазый отправился на охоту в одиночестве. Солнце уже светило вовсю, снег таял и проваливался под ногами. В этот день старый волк не раз видел издали дичь, но ему не удалось поймать ее. Зайцы легко скакали по таявшему насту, а он только барахтался в снегу.

Одноглазый вернулся в пещеру ни с чем и, охваченный каким-то странным предчувствием, остановился у входа. Изнутри доносился слабый писк. Конечно, это не был голос волчицы, но почему-то новые звуки показались старому волку удивительно знакомыми.

Волчица по-прежнему лежала на том же месте, что и утром, но между ее лапами копошились пять маленьких живых клубочков.

Молодая мать тихо заворчала. Инстинкт подсказывал ей, что отец может съесть свое беспомощное потомство.

Старый волк тоже почувствовал веление инстинкта. Повернувшись спиной к своему новорожденному потомству, он вновь отправился на поиски пищи.

На этот раз ему повезло больше: у замерзшего ручья Одноглазый нашел свернувшегося дикобраза. В молодости он однажды ткнулся мордой в такой же клубок игл, но дикобраз размахнулся и ударил его утыканным острыми шипами хвостом по морде. Одна игла так и осталась тогда торчать у волка в носу, причиняя боль, и вышла только через несколько недель. Теперь Одноглазый знал, что подходить к дикобразу не стоит, а надо вы ждать, пока он сам развернется и схватить лапой за мягкое, не защищенное брюхо. Волк лег в отдалении и приготовился к прыжку.

Дикобраз, однако, подставлять брюхо под удар не собирался и терпеливо лежал, ощетинившись длинными иголками. Через полчаса Одноглазый поднялся, злобно зарычал на неподвижный клубок и побежал дальше. Он знал, что пищу надо найти во что бы то ни стало, и не хотел зря терять время. День подходил к концу, волчица была голодной, а он все еще ничего не добыл.

В полдень Одноглазому попалась белая куропатка. Короткое ожидание в засаде, стремительный прыжок – и неосторожная птица затрепыхалась у него в зубах. Челюсти волка принялись было жевать добычу, но тут он словно вспомнил что-то и, схватив куропатку зубами, пустился бежать к пещере.

Его обратный путь пролегал мимо ручья. Единственный зоркий глаз волка заметил на берегу крупную рысь. Она лежала перед свернувшимся в тугой клубок дикобразом, точно так же, как рано утром здесь караулил сам Одноглазый. Волк почуял, что ему может повезти второй раз за день. Он лег на снег за невысокой северной сосной, положил куропатку рядом с собой, и стал внимательно следить за рысью и дикобразом.