Эксклюзив

Рекомендуемый маршрут доставлен. Следуйте по карте».

Архитектор – не человек. И не искусственный интеллект в привычном смысле. Сущность. Движущий принцип. Звучало как описание бога для компьютеров. Или проклятия. А мой «профиль», моя ДНК, связанная с этим местом, лежала в каком-то «Хранилище персоналий». Заманчиво. Как ловушка с сыром для крыс.

Я посмотрел на пунктирную линию на карте. Она вела в боковой коридор, отмеченный как «Сектор технического обеспечения». Не к центру тайны. К её обломку. К моему обломку?

Шаг. Ещё шаг. Пыль взвивалась клубами под сапогами. Голограмма плыла передо мной, освещая путь. Одинаковые коридоры: бесконечные, прямые, освещенные тусклыми светодиодами, запертые в вечной стерильной тишине. Ни дверей. Ни окон. Только стены, потолок, пол и пыль. Пыль веков. Пыль тайны.

Я шёл минут десять. Карта показывала приближение к цели. И вот, в стене слева, наконец-то появилось нечто: не дверь, а ниша. Глубокая. В ней стоял терминал. Еще один. Древний, блочный, с выпуклым экраном, как у старых ламповых телевизоров, и ручной клавиатурой с пожелтевшими от старости клавишами. Над ним – надпись, выгравированная прямо на металле стены:

«Хранилище персоналий. Подсектор: #Null».

И клавиатура и экран оказались чистыми. Никакой пыли. Экран быд тёмным.

Как только я приблизился, голограмма карты исчезла. В нише запахло озоном и статикой. Старым железом, которое вот-вот оживёт. Или сдохнет окончательно.

– #Null-7beta, – сказал я тихо, нажимая на большую, потрескавшуюся клавишу «ВКЛ» на терминале.

Экран моргнул. Засветился тусклым, зеленоватым светом. Символы поплыли, как в древних текстовых редакторах:

«Добро пожаловать в подсектор: #Null

Пользователь опознан: #null-7beta. Статус: архивирован

Загрузка персонального файла…

Ошибка чтения сектора. Файл повреждён…

Восстановление данных… 5%… 12%…»

Сердце забилось чаще. Файл повреждён? Какого чёрта! Что там могло быть? Дата рождения? Любимый цвет? Или… что-то важное? То, что связывало мою ДНК с этим проклятым местом?

Экран снова дёрнулся. Зелёные символы поплыли хаотично, потом сложились в нечто, но не в текст. Изображение. Нечто чёрно-белое, зернистое, как очень старая фотография. На нём – ребенок. Мальчик лет семи. Сидит на фоне чего-то белого, стерильного. Лицо… Моё детское лицо. Без шрама, без усталости, без имплантов. Глаза широко открыты. Не от страха. От… пустоты? В руках мальчика – не игрушка. Какой-то сложный, блестящий конструктор из стержней и шариков. Рядом с ним – человек в белом халате. Лица не видно, только рука на плече ребёнка. Холодная, механическая рука? Или просто тень?..

Изображение держалось лишь секунду. Потом экран захлестнули волны помех. Появилась надпись:

«…Восстановление 43%

Обнаружен контрольный суммарный сигнатурный тег

Тег: #омега-черновик

Ошибка доступа

Доступ к дальнейшим данным заблокирован

Активирован протокол завершения сеанса».

Экран погас. Окончательно. Терминал издал тихий шипящий звук и смолк. В нише опять воцарилась тишина – нарушали её только моё дыхание и громкий стук сердца. Слишком громкий.

Черновик?.. «Омега»? Что за чушь? Этот ребёнок на фото – я?! А человек с холодной рукой?! Кто он? Архитектор? Его слуга?..

Вопросов стало больше. В сто раз больше. Но один ответ я получил: тот мальчик – это я. Я знал. Не по лицу. По ощущению. По холодному уколу воспоминания из глубины памяти, куда даже «Окулус» не смогла бы заглянуть. Я был в «Сфинксе» – много лет назад. До улиц. До пыли. До плаща и лицензии. До кофе. До Города.

А мой файл был кем-то заблокирован. Или чем-то. С меткой «Омега-черновик». Звучало, как приговор или название оружия.

Я отступил от терминала. Пыль осела на экран, скрывая последние следы изображения. В коридоре было так же тихо, так же мертво, но теперь тишина звенела по- другому. Она была наполнена эхом моего собственного забытого прошлого.

– Ладно, Архитектор, – прошептал я, глядя в тусклую даль коридора, где должна была быть его «Сущность». – Ты выиграл первый раунд. Ты показал мне кошмар из детства. Но игра не окончена. Ты хочешь знать, кто я? Я тоже хочу знать. И я докопаюсь. До самой сути. Даже если мне придётся разобрать по винтикам этот твой проклятый архив.

Я отвернулся от ниши с моим запертым прошлым. Карта-голограмма снова всплыла передо мной, пунктирная линия теперь вела обратно к разветвлению. Но одна метка горела ярче других:

«Зал Архитектора. Ограниченный доступ».

Ограниченный? После того, что я уже увидел? После капли крови и детского фото?

«Попробуй останови меня, – подумал я, направляясь по коридору, оставляя за спиной пыль и призрак мальчика с пустыми глазами. – Я Алекс Крейтон. Частный детектив. И моё новое дело – я сам. Приехали. Этот клиент, чёрт возьми, самый сложный из всех».

Наконец, кое-как, другим путем, который мне всё-таки напоследок показала система, я вернулся в свой офис. Принял все необходимые меры. Обработал царапины и задумался. Куда я опять лезу? А главное – зачем? Для чего мне это? Денег не принесёт, скорее всего. Неприятности обеспечены. Так зачем? А потом меня надолго отвлекли…

От невесёлых дум отвлёк вызов моей дочери Лиз. Правда, она всегда и везде требовала, чтобы её называли по никнейму – Чип. Только вот я так и не перестроился. Для меня она осталась Лиз. Я открыл связь, и перед глазами возникло её голографическое изображение.

– Привет, пап! Можешь сейчас говорить?

– Могу, Чип. Привет! Что-то случилось?

Дело в том, что Лиз обращалась ко мне редко и только в действительно серьёзных случаях. Я всегда дёргался, когда это происходило.

– У тебя усталый вид. И какой-то пожамканный.

– Немного переработал сегодня, отдыхаю вот.

– У меня вопрос, пап. Контрабанда биоимплантов через доки. Третья пристань. Ловко – замаскировали под партию замороженных кальмаров. Идиоты.

– Так в чём вопрос?

– Виновных можно отдать в руки полиции?

– Никто бы не поверил, Чип. Мы с тобой уже говорили. Отдай протокол мне. Не лезь в это дело.

– Почему? Я почти всё раскрутила. Смотри: они использовали старые вентиляционные шахты докового модуля «С», там до сих пор не починили систему слежения после прошлогодних беспорядков. Очевидно же.

– Очевидно для тебя. Для того, кто просидел три недели в наблюдении за этими шахтами и чуть не подхватил легочную гниль. Это не та головоломка, которую можно собирать перед сном. Это грязь, опасность и куча бумажной волокиты. В моё время…

– Ты говоришь, как настоящий старый коп. «В моё время…» В твоё время не было нейроинтерфейсов, которые позволяют просеять данные в десять раз быстрее. Я могу помочь.

– Помочь? Я видел, как ты «помогаешь». Взлом городской камеры наблюдения на Уэст-Сайд, чтобы отследить уличные гонки? Это не помощь, Чип. Это хулиганство.

– А ещё я нашла того вора, который обчистил лавку старины Эдди. Ты его искал сколько? Две недели? Твои методы устарели, пап. Мир изменился.

– Мир не меняется. Меняются вывески. Всё та же грязь под ногами, те же преступления. Просто у людей теперь больше возможностей творить дичь. И я не хочу, чтобы ты лезла в эту грязь.

– Ну, пап, ты же сам научил меня всему этому. Как находить слабые места. Как видеть ложь. Как быть детективом.

– Я учил тебя оставаться живой.

– Чтобы не стать как мама?

– Чтобы ты могла защитить себя в этом проклятом городе. А не чтобы ты бежала на передовую. Это работа для…

– Для кого, пап? Для таких, как ты? Уставших, избитых жизнью, с устаревшими имплантами, которые корпорация отказывается менять по страховке? Они тебя сожгут и выбросят, пап. Как и всех. А я… я могу быть быстрее. Умнее. Я не хочу сидеть в какой-нибудь конторе и сертифицировать рекламу для синт-бекона. Это не жизнь. Это существование. Ты боролся за правду. И я хочу бороться.

– Я боролся, чтобы у тебя был выбор. Чтобы ты могла избрать что-то светлое.

– Здесь нет ничего светлого, пап. Я не выбирала этот мир. Но я выбираю, как в нём жить. И мой выбор – это пытаться его починить, а не прятаться. Я уже подала заявку в Академию. Прошла первый отбор.

Так вот главная причина обращения ко мне. Никакие не кальмары, она просто хотела предупредить меня о своём поступлении в Академию общей защиты.

– Мама знает?

– Ты же понимаешь, что мама знает всё.

– Я могу тебя остановить. У меня есть связи.

– Но ты не сделаешь этого. Потому что ты другому меня учил.

Я посмотрел на свои руки, на шрамы от старых ранений, на потёртую рукоять «Бульдога». Потом снова поднял взгляд на дочь. Оглядел её стрижку, которую ненавидел. Вспомнил все её усиления, которые меня пугали, и её глаза точь-в-точь как у матери. Такие же бесстрашные.

– Ладно, Чип. Но правило первое и единственное на сегодня.

– Какое? – Она наклонила голову и едва улыбнусь.

– Допивай свой кофе пока он горячий. А завтра… Завтра вместе разберёмся с этими твоими кальмарами.

– Договорились, пап.

Только вот нашим планам не суждено было сбыться. Их порушила комиссия.

Глава 4. Комиссия

Комиссия по проверке работы одного из производственных комплексов мегакорпорации «Омникорп» внезапно затребовала меня в состав. Неожиданно. Без всякого повода. С чего бы? Что за комиссия? Поступил приказ шефа вместе с запиской, что дело важное и срочное. Будто у нас иные бывают. Ну, раз надо, то буду. В той же записке шеф велел зайти к нему на инструктаж в указанное время. В нужную минуту я уже сидел в его кабинете. Кроме него самого и меня, там присутствовало ещё трое. Два моих бывших напарника: детективы Тим Григ и Пит Дэт. Оба когда-то работали вместе со мной, оба молодые, наглые и напористые. Тем не менее, они резко отличались друг от друга. Пит Дэт после тяжелейшего ранения лица долго восстанавливался. Пластические хирурги вылепили ему другую физиономию взамен утраченной, и парень стал настоящим красавчиком. Тем не менее, у него всё-таки болели глаза, поэтому он носил старомодные тёмные очки. Девушки от него так и млели. Пит, к слову сказать, не зевал и постоянно менял привязанности. За то время, что я его знал, он сменил пятерых. В результате купил себе человекоподобную девушку-робота, и с тех пор был с нею абсолютно счастлив. Ну, не знаю. Мне Пита не понять. Впрочем, это его дело.

Тим Григ, напротив, отличался завидным постоянством. Его девушка, лейтенант полиции, обладала всеми подходящими качествами. Тим с ней время от времени ругался, даже расставался, но потом неизменно возвращался. В отличие от Пита, все почему-то считали Тима моим учеником.

Ещё одного присутствующего я не знал. Шеф коротко представил его как сотрудника городской Администрации. Тот молча кивнул. Кивок был сухим, формальным. Его глаза, неестественно ясные с едва заметным синеватым отливом кибернетических имплантов, скользнули по мне без всякого интереса, будто сканируя и присваивая номер в базе данных.

Шеф откашлялся, привлекая внимание:

– Итак, команда собрана. Задача не из приятных, – он упёрся руками в стол так тяжело, что столешница с сенсорной поверхностью слегка прогнулась. – На периферии, в старом промкомплексе «Омникорпа» номер семь, произошёл инцидент техногенного характера. Комиссия от корпорации должна провести расследование на месте. Ваша задача – обеспечить их объективность и оказать реальное содействие. Формально вы сопровождающие и технические эксперты. Фактически – смотрите в оба.

Пит ехидно усмехнулся своим идеальным ртом:

– Охрана для бумагомарак? Скучища. У них же там свои службы безопасности, зачем мы?

– Их служба безопасности, – холодно парировал шеф, – и является частью проблемы. Состав комиссии внешний, запрошен по настоянию городского совета. Отсюда и присутствие представителя Администрации, – он кивком указал на молчаливого незнакомца. – Инцидент классифицирован как «содержащий потенциальный риск для репутации корпорации». Вы поняли меня?

Тишина в кабинете стала густой как смог над промзоной. «Поняли» – означало, что кто-то уже облажался, и теперь нам предстояло расхлебывать, следя за тем, чтобы брызги дерьма не попали на безупречный фасад «Омникорп Индастриз».

Тим Григ, мой «ученик», первым нарушил молчание. Его лицо выглядело серьёзным.

– Какой именно инцидент, сэр? Утечка с конвейера? Криминал? Пьяный дебош?

Шеф отвёл взгляд, разглядывая голограмму логотипа компании, медленно вращавшуюся над его столом.

– Детали узнаете на месте. Комплекс номер семь занимается переработкой биологических отходов и утилизацией просроченной продукции. Их внутренняя сеть выбросила в общий городской канал сигнал бедствия. После чего связь оборвалась. Попытки выйти на охрану комплекса ни к чему не привели. Удалённая диагностика показывает, что жизнеобеспечение и основные системы функционируют в штатном режиме. Но люди не отвечают.

Мурашки пробежали по моему позвоночнику. Сигнал бедствия – это не просто «что-то пошло не так». Это – «всё очень плохо, спасайтесь, кто может, потом разберёмся». А тишина после такого сигнала – хуже любого взрыва.

Незнакомец из Администрации наконец заговорил. Его голос был ровным, лишённым каких-либо эмоций, идеально подходящим для зачитывания приговора.

– Город не может допустить распространения паники. И не должен игнорировать сигнал с объекта такого класса. Наша миссия – войти, оценить условия, обеспечить доступ комиссии и стабилизировать положение. Любыми средствами.

«Любыми средствами» в его подаче звучало зловеще.

– Экипировка ждёт на стоянке, – резко поднялся шеф. – Аэро-кар доставит вас к комплексу за двадцать минут. Вы на связи. Действуйте.

Это был приказ. Отговорок не принималось.

Мы молча вышли из кабинета. Пит тут же достал сигарету, но поймал недовольный взгляд Тима и сунул её обратно в пачку.

– Переработка отходов, – фыркнул он. – Будет вонять. Жене это не понравится.

Он говорил о своей киберспутнице. Тим ничего не ответил – его мысли были уже там, за бронированными стенами комплекса. Он всегда был таким – погружался в задачу с головой ещё до того, как понимал её суть.

Я взглянул на незнакомца. Он шёл чуть впереди нас, его шаги были бесшумными, а взгляд всё так же сканировал пространство. Он здесь не для помощи. Он здесь для чего-то другого. Может, для контроля? Над всеми нами, над ситуацией, над правдой.

Грузовой лифт помчал вверх на крышу, на стоянку, где уже ждал тот самый аэро-кар – летающая бронированная машина с затемнёнными стеклами. Рядом стояли два техника с экипировочными рюкзаками.

Пока мы облачались в лёгкие бронежилеты, проверяли оружие и сканеры, я ловил на себе взгляд незнакомца. В его холодных синих глазах читалось не просто безразличие, а предупреждение:

«Вы – инструмент. Выполните свою задачу и забудьте. Не копайте глубже, чем нужно».

Но я уже знал, что это невозможно. Сигнал бедствия не просто так. А тишина после него – самая громкая вещь на свете.

Мы захватили дополнительную экипировку и разместились внутри. Дверцы машины захлопнулись. Импульсный двигатель взвыл, и мы рванули в сторону промзоны – навстречу тишине, что кричала из стен завода. Навстречу тому, что корпорация и Город так хотели скрыть.

Наконец аэро-кар пошёл на снижение. За окном замелькали унылые, облупленные старые корпуса, оплетённые ржавыми трубами и нервными пучками оптоволоконных кабелей. Воздух за бортом, даже через фильтры машины, имел привкус металла и химической гнили.

Я оглядел спутников. Пит лениво водил пальцем по стеклу, рисуя невидимые каракули. Его идеальное лицо казалось спокойным – для него это была рутина, ещё одно скучное задание. Тим, напротив, сидел напряжённый, его пальцы бессознательно барабанили по колену. Он чувствовал неладное, как и я. Незнакомец из Администрации выглядел непроницаемо. Хотя… он мог просто спать с открытыми глазами.

– Пять минут до объекта, – раздался голос нашего кара. – Готовьтесь.

Мы молча проверили шлемы, оружие, коммуникаторы. Пит зевнул.

– Расслабься, старик, – сказал он Тиму, заметив его напряжение. – Наверняка какая-то система глюкнула, сигнал ушёл по ошибке, а местная охрана нажралась кустарного пойла и отрубилась. Подобное уже бывало и не раз. Будем бумажки из-за них заполнять.

Тим хотел ответить, но аэро-кар уже сел, подъехал к массивным воротам «комплекса №7» и резко затормозил. Они должны были автоматически открыться по нашему сигналу. Но ничего не произошло.

Тим сразу насторожился:

– Связь есть, Шлюз не отвечает на запросы. Импульсный сканер показывает жизнь внутри. Много. Но все показатели на минимуме. Сон? Анабиоз? Тяжёлое опьянение? Непонятно.

Незнакомец впервые проявил инициативу:

– Взламывайте. Протокол «Тишина». Никаких переговоров до выяснения обстоятельств.

Пит пожал плечами, достал из рюкзака универсальный взломщик и прислонил его к контрольной панели. Через несколько секунд раздался щелчок, и тяжёлые ворота с тихим скрежетом поползли в стороны.

На нас пахнуло тленом и химикатами. Это была плотная, почти осязаемая волна – сладковато-приторный запах гниющей плоти, перебиваемый едким хлором и ещё чем-то химическим. Пит скривился, его железные нервы дрогнули.

– Вот это ароматы. Жена бы оценила, – пробормотал он, но шутка не удалась. Голос прозвучал глухо, давящий смрад заставлял говорить реже и тише.

Мы надели шлемы и вошли в основной ангар. Высокие потолки тонули в полумраке, лишь кое-где мигали аварийные огни, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Повсюду стояли огромные цистерны и конвейерные ленты, замершие в неестественном положении. Всё было покрыто слоем липкой пыли и какого-то странного влажного налёта.

И повсюду были они. Люди. Сотрудники комплекса. Они стояли, сидели на корточках, лежали на конвейерах – абсолютно неподвижные. Их глаза были открыты, но взгляды казались пустыми, устремлёнными в никуда. На некоторых остались следы рвоты, у других в носу и ушах виднелись сгустки запёкшейся крови. Люди дышали, их грудные клетки медленно поднимались и опускались – больше никаких признаков жизни.

– Что за чёрт?.. – прошептал Тим, опуская сканер. – Они живы, но парализованы. Биопоказатели в норме, если не считать шокирующе низкого уровня активности нервной системы. Будто отключены.

Пит осторожно приблизился к одному из техников, сидевшему у пульта управления. Тот был жив, но не реагировал ни на что. Пит щёлкнул пальцами перед его лицом – ноль реакции.

– Массовый гипноз? Нейротоксин? – предположил он уже без тени насмешки.

Внезапно из репродуктора под потолком с шипением и помехами раздался искажённый заикающийся голос:

«…П-повторяем… карантин… протокол „Молчание“»… не приближаться… к образцу „ Альфа-33“…»

Голос оборвался, переходя в белый шум.

Незнакомец из Администрации, не меняя выражения лица, схлопнул виртуальное окно:

– Образец «Альфа-33». В базе данных объекта такого обозначения нет.

Тим бледный как смерть подозвал меня к одному из мониторов. На экране застыла запись с камер наблюдения. Дата и время – вечер предыдущего дня. Видно, как рабочие вносили в ангар стандартный контейнер для биологических отходов. Но когда они вскрывали его – из ёмкости вырывается облако бледно-золотистой пыли. Оно медленно, почти гипнотически, осело на всех присутствующих. И через несколько секунд люди просто… замирали. Как статуи. Один из охранников пытался что-то сказать в рацию, но его рука застыла на полпути, а взгляд стал пустым.

– Это не утечка, – Тим медленно озвучил то, о чём и так все подумали. – Это диверсия. Что-то завезли и вскрыли. Похоже на облако наноботов.

Я обернулся к незнакомцу. Он по-прежнему смотрел на монитор, но его пальцы замерли над экраном. Он знал. Он всё знал с самого начала.

– Нам нужен тот контейнер, – сказал я. – И логины всех входящих грузов за вчера.

Незнакомец медленно поднял на меня глаза. В его синеватых имплантах не было ни страха, ни удивления – только холодный, безжалостный расчёт.

– Ваша задача – обеспечить безопасность комиссии. Она уже на подходе. Остальное – не ваша компетенция.

В голосе незнакомца прозвучала сталь. Сталь приказа, за которым стояла вся мощь и вся дурь Городской администрации и, возможно, самого «Омникорпа».

Но я видел этих людей. Эти пустые оболочки. И видел запись.

Комиссия приезжала вовсе не для расследования. Она приезжала для сокрытия. А мы были здесь для того, чтобы стать свидетелями, которых потом в случае чего удобно будет ликвидировать и всё списать на несчастный случай.

Пит и Тим посмотрели на меня. Они тоже всё поняли. Похоже, нашего шефа использовали втёмную. Сам он не подставил бы нас.

Тишина в ангаре стала ещё оглушительнее. Её нарушал только едва заметный ровный гул систем жизнеобеспечения, поддерживающих жизнь в пустых телах. И где-то в глубине комплекса, в зоне утилизации, ждал тот самый контейнер. Образец «Альфа-33». Кто-то очень могущественный хотел навсегда похоронить правду здесь, вместе с нами.

Тишина из оглушительной стала давящей, ощутимой физически. Её нарушало лишь едва слышное гудение вентиляторов, гоняющих заражённый воздух, и прерывистое дыхание Пита, который наконец-то перестал шутить. Проточная вентиляция почему-то была заблокирована и не работала.

Взгляд незнакомца из Администрации, холодный и непроницаемый, скользнул по нам, фиксируя наши позы и выражения лиц. Он видел понимание в наших глазах. И в его взгляде читалось лишь одно: мы стали переменной, которую нужно было проконтролировать. Или исключить.

– Комиссия будет здесь через тридцать минут, – его голос прозвучал как скрежет металла по стеклу. – Ваша задача – обеспечить периметр. Никаких самостоятельных действий. Я беру управление на себя.

Он сделал шаг к центральному пульту, но Тим, мой «ученик», оказался на полшага быстрее. Он мягко, но недвусмысленно преградил ему путь.

– Сэр, протокол «Заражение», пункт Устава 4.2. До выяснения природы образца и нейтрализации угрозы все системы управления должны быть заблокированы от внешнего вмешательства.

Тим говорил ровно, глядя куда-то в район переносицы незнакомца. Он цитировал наш Устав, который мы все люто ненавидели, но который остался теперь единственным нашим щитом.

Незнакомец замер. Его пальцы, лежавшие на планшете, слегка подрагивали. Я видел, как его имплантированный глаз с едва слышным жужжанием сфокусировался на Тиме, сканируя, анализируя, оценивая уровень угрозы.

– Вы превышаете полномочия, детектив Григ, – в его голосе впервые проявилось что-то живое. Нотки раздражения или злости.

– Он выполняет приказ, – тихо сказал я, подходя ближе. Пит встал с другой стороны, завершая треугольник. – Протокол – есть протокол. Сначала – оценка угрозы. Потом – комиссия. Мы обеспечиваем её безопасность.

В этот момент свет аварийных фонарей померк, погрузив ангар в почти полную тьму на несколько долгих секунд, а затем вспыхнул вновь, но теперь уже красным тревожным светом. Одновременно на всех экранах пультов управления всплыло одно и то же сообщение, мигающее кроваво-багровым шрифтом:

«Система карантина активирована

Объект изолирован

Автономный режим

Приоритет: сбор и сохранение данных образца „Альфа“

Угроза обнаружена: внешнее вмешательство».

Ледяной ком сжал горло. Искусственный интеллект комплекса не просто зафиксировал угрозу. Он идентифицировал её источник. Внешнее вмешательство. Комиссию. Администрацию. Сам «Омникорп».

Незнакомец резко развернулся к нам. Его лицо наконец изменилось, исказилось, но не от страха, а от ярости. От чистой неподдельной злобы человека, чей идеальный план дал трещину.

– Идиоты! – прошипел он. – Вы не понимаете, во что ввязались! Это не ваше дело!

С шипением открылись вентиляционные решётки под потолком, и то самое бледно-золотистое облако, которое мы видели на записи, медленно и неумолимо начало оседать в ангар.

– Химическая атака! – крикнул Пит, отскакивая к стене.

– Нет, – голос Тима дрожал, но он продолжал считывать данные со сканера. – Это не оружие. Это… носитель. Что-то вроде нанопроводников. Они… перезаписывают нервную деятельность. Стирают личность. Оставляя только базовые функции. Вегетативную систему.

Он посмотрел на замерших людей, на их пустые глаза.

– Они не больны. Они… переформатированы.

И в этот момент я всё понял. «Омникорп» здесь не занимался утилизацией отходов. Они проводили полевые испытания нового продукта. Создавали идеальных послушных рабов. Без воли, без памяти, без желаний. Ну а в утилизаторах избавлялись от случайных трупов. А комиссия приехала не для сокрытия – она приехала за результатами. А мы должны были стать свидетелями, которых либо также переформатируют, либо ликвидируют за сопротивление.