Глава 1
Наверху дул сырой ветер: лифт вынес людей на крышу третьего уровня, где, в двадцати метрах от выхода была оборудована вертолетная площадка. Малыш поднял воротник пиджака и отвернулся от ветра, бросившего в него невидимую россыпь морского песка.
«Откуда здесь, на крыше, песок, черт бы его побрал?» – подумал Малыш, отплевываясь от него: он не знал, что к ночи в океане разыгралась буря, и теперь ее «остатки» добрались до «Цитрона». Сквозь тут же выступившие слезы, он посмотрел в пустое пространство лифта. Желтый свет кабины стремительно «сужался»: по мере смыкания стальных дверей, он превращался в полосу, с каждым мгновением терявшую свою «толщину». Малыш, не отрываясь, смотрел на нее, чувствуя, что эта полоска света – единственное, что связывает его сейчас с этим объектом. Связывает сильнее, чем он мог себе представить. Плавучий остров, на котором прошла часть его жизни, будто старался удержать его здесь подольше, и Малыш, чувствуя это, всё меньше хотел что-то менять в своей жизни. Он подумал, что так, наверное, подступает старость, когда хочется осесть на одном месте и никуда больше не рваться, не бежать… И пусть эта полоска света горела в островной ночи еще несколько секунд, что-то она, за это короткое время, успела тронуть в душе Малыша, до сих пор не испытывавшего странных чувств привязанности к гигантскому куску металла, плававшему посреди океана. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как исчезает эта полоска. О том, что она навсегда пропала, ясно дал понять стук сомкнувшихся дверей. Как только Малыш услышал металлический лязг, физически отделивший уже известное прошлое от еще не ясного будущего, глаза его сами собой открылись, и он повернулся к ждавшим санитарам.
Малыш вздохнул: долго ему придется околачиваться на «чужой» территории, откуда Бесфамильный может запросто послать его в другую часть Атлантики, дав парочку каких-нибудь особо важных заданий.
– Черт побери! – вновь выругался он, идя к белевшим в ночи носилкам, на которых лежал полуживой Королев. Санитары, стоявшие рядом с носилками, не решались, без приказа Малыша, нести их до ждущего вертолета, мигавшего красными сигнальными огнями.
В ночном небе, наполовину затянутом надвигавшимися тучами, ярко светили звезды, а в трех километрах от «Цитрона», на кораблях береговой охраны, горели белые в ночи прожектора.
Малыш, чувствуя, что что-то сейчас должно произойти, поморщился от шума вертолетных винтов: из-за них санитары не могли расслышать его голоса, и он, быстрыми шагами пройдя мимо них, жестом велел им идти к вертолету.
Носилки с Королевым белели в темноте, и Малыш опасался, что их заметят диверсанты, где бы они сейчас ни прятались: на далеком ли «Эвересте», затерявшемся в черноте ночи, или на берегу «Цитрона», освещаемом тусклыми уличными фонарями, жиденькая «нитка» которых едва виднелась с вертолетной площадки.
Малыш подошел к кабине вертолета.
– Замок открой! – крикнул он пилоту, когда тот чуть опустил свое окошко. Тот послушно нажал кнопку на своей панели управления – щелкнул замок, и Малыш заметил, как слегка дрогнула широкая дверь. Он схватился за кривую стальную ручку и отодвинул дверь в сторону. Перед ним обнажилось черное пространство вместительного брюха вертолета: оно казалось бесконечным, пока пилот не включил свет в салоне. Глазам Малыша предстало довольно тесное помещение, в котором, кроме двух скамеек ничего не было. Он прошел внутрь и сел на одну из них, а санитары положили носилки на другую: тело Королева, выпиравшее дно носилок, легло на длинное кожаное сиденье. Санитары выпрыгнули из вертолета, и задвинули за собой дверь.
Малыш сидел на противоположной скамье и тер руки: к ночи стало зябко, и он, мечтая о теплой постели, закрыл глаза, даже не посмотрев в маленький иллюминатор.
Сигнал тревоги, вдруг ворвавшийся в тесный салон вертолета, заставил Малыша подпрыгнуть на месте. Он хотел было шибануть кулаком в дверь кабины пилота, но после того, как мельком глянул в пыльное стекло иллюминатора, передумал: к ним неслась ракета. Он зажмурился: яркая точка на секунду ослепила его, будто это был свет сварки. Но когда в следующую секунду Малыш снова открыл глаза, то увидел, что та пронеслась мимо, оставив после себя в черном небе белесый дымный след.
– Чертов «Милан»! – выругался Малыш, вспомнив, как в молодости, проходя службу в иностранном легионе, наблюдал за испытаниями противотанкового ракетного комплекса, почти всё время стрелявшего не по цели.
– Наберут старья и рады, – вновь сказал он, понимая, что сам бы выбрал другой ракетной комплекс для диверсий, например «Джавелин», если бы был вместе с террористами. Однако, на свое счастье, он был на стороне «Цитрона», потому как в следующую минуту с «Эвереста», невидимого Малышу из маленького иллюминатора, вылетела ракета, «отобранная» у той группы диверсантов, что разгромила корабль, развороченные останки которого вот уже вторые сутки лежали на берегу, и подбила несколько ангаров в пяти километрах отсюда, руины которых удалось потушить лишь сегодня. Ответный огонь с горы был сделан как нельзя вовремя: террористы приготовились ко второму выстрелу, и в тот момент, как только они хотели запустить второй управляемый снаряд, с «Эвереста» взметнулась ракета, и, промчавшись далеко от вертолета Малыша, ударила во вражеский корабль, «прятавшийся» где-то в черном океане.
Малыш видел, как вдалеке от берега вспыхнул яркий свет взрыва, а через несколько секунд до его ушей донеся и сам звук: грохнуло так, что наверно, в этот момент проснулись во всех комнатах отдыха, компактно размещенных по всей территории объекта.
В огненном свете, брызнувшем в разные стороны, спугнув океанскую черноту, на несколько секунд показались силуэты кораблей береговой охраны, стоявших в некотором отдалении от того места, куда попала ракета с «Эвереста». Корабли вот уже как вторые сутки были выведены из строя – никто не успел доложить о том, что произошло в двух километрах от берега, и на «Цитроне» не знали, живы ли экипажи судов береговой охраны, или нет. Прожектора, горевшие на них, включались автоматически в темное время суток, и создавалось обманчивое впечатление, что экипажи всё еще целы. Нарушения связи, нерасторопность команды видеонаблюдения, и тех, кто наблюдал с берега, но не понял, что произошло, могла дорого обойтись «Цитрону». Искать виновных было некогда, да и никто сейчас этим не занимался: сорвавшееся так некстати отплытие секретного объекта, не давало сосредоточиться на его охране. Хорошо, что службы «Цитрона» достойно ответили диверсантам, подбив легкой ракетой один из их кораблей, вошедший в территориальные воды «Цитрона» еще днем. Малышу ничего не сообщили о том корабле, да он и сам был занят совершенно другими делами – подготовкой Королева к отправке на Терсейру, или куда там полетит вертолет, из которого он сейчас наблюдал, как горит огромный корабль террористов. С его высоких бортов в океан прыгали люди. На берегу «Цитрона» замелькали вспышки, будто десятки фонариков, то включались, то выключались сами собой, затеяв какую-то свою веселую, но странную игру: это автоматчики «Цитрона» стреляли по диверсантам, оказавшимся в воде.
Малыш еще пару минут наблюдал всю эту картину, пока, наконец, вертолет не поднялся в воздух. Илья Семенович Бесфамильный никогда не сообщал Малышу точных своих координат, и Терсейра, которая была последней в списке пунктов прибытия ценного груза, была «придумана» им для того, чтобы хоть что-то сказать своему верному псу о примерном месте их встречи. Малыш, всё еще веривший в порядочность босса, надеялся через пару часов увидеть ту самую гору, которую он несколько недель подряд наблюдал в мониторы, стоявшие в его кабинете: именно на нее, где стоял шикарный особняк – место встречи заместителей Морозова, были выведены камеры спутника, нынче сдохнувшие от вмешательства террористов.
Малышу было неуютно лететь – он боялся высоты, хоть и не смотрел больше в иллюминатор. Он всем телом ощущал под собой километр или два пустоты, в которой плескался океан. Сейчас он желал лишь одного – скорейшего приземления там, куда летел этот чертов вертолет. «Почему он так медленно летит?» – спрашивал неизвестно кого Малыш, заранее зная, что ему никто не ответит.
Ему казалось, что они летят часа четыре, или пять. Иногда ему мерещилось, что уже восходит солнце, но это было лишь обманом зрения: это горели прожектора, освещавшие те или иные участки мелких островов, цепь которых была расположена на пути следования к месту высадки.
Прожектора, бившие то в небо, то в скалы, отражавшие свет, в лучи которого попадал вертолет, раздражали пилота, и он нервно дергал штурвал, старясь уйти от ослепляющего света, отчего вертолет дергался в стороны. Малыш скользил по скамье то туда, то сюда, старясь удержаться за поручни, и матерился при каждом резком наклоне вертолета. «Вот только попадись ты мне в руки!», – думал он о пилоте, предвкушая, как выбьет ему зубы после посадки.
Когда вертолет тряхнуло в последний раз, Малыш увидел в иллюминаторе белые ровные стены – это была не скала, а огромное здание, сложенное из бетонных плит, лет, наверное, пятьдесят назад. Малыш разглядел, что в некоторых местах, на высоте нескольких десятков метров, (это он увидел, пока «висел» вертолет, выбирая место посадки), стены покрылись мхом и потеками, словно здесь когда-то был водопад, давным-давно высохший.
Наконец, вертолет приземлился. Дверь открыл кто-то чужой, и Малыш, внутренне приготовившись ко всякого рода неожиданностям, сунул, на всякий случай, руку под пиджак, дотронувшись пальцами до теплой рукояти пистолета. Через секунду он облегченно выдохнул: в проеме открывшейся двери стоял его тайный босс – Бесфамильный Илья Семенович.
– Ну, здравствуй, друже! – сказал Бесфамильный, как только Малыш высунул нос из вертолета. – Как там наш клиент: жив еще, или того? – он провел ладонью себе по горлу. На его губах появилась жуткая улыбка. И тут Малыш поймал себя на мысли, что раньше он бы никак не отреагировал на такую улыбку, но сейчас, после всего того, что ему пришлось увидеть на «Цитроне», он поежился, как от проникшего под его пиджак холода, и, не ответив на пугающую эмоцию босса, отвернулся, буркнув себе под нос:
– Жив, жив – что с ним станется-то.
– Чего-то ты не весел, как я погляжу! – бодрым тоном отозвался Бесфамильный.
Малыш ему не ответил: если час назад он хотел поговорить по душам с боссом и попросить его о каком-нибудь новом задании, только чтобы не возвращаться в скучное болото «Цитрона», то сейчас у него совсем пропала охота с ним разговаривать.
Как только Малыш высунулся из проема, ему показалось, что в некотором отдалении от Бесфамильного стоят два человека: в такой темноте, где было мало света, немудрено было не заметить бугаёв с носилками, приготовленными для перенесения «ценного груза». Они молча стояли и ждали, пока Малыш с боссом отойдут подальше от вертолета, чтобы самим в него влезть и сделать уже свою работу. Малыш спрыгнул, наконец, с высокого стального борта, и, обернувшись, махнул пилоту рукой, прощаясь с ним. Тот не заметил этого прощального жеста: ему, похоже, вообще не хотелось смотреть в сторону уходивших людей – скоро ему вновь предстояло лететь чёрти куда посреди ночи, и настроение было отнюдь не радостное.
Малыш пошел за Бесфамильным, а те двое залезли с носилками в вертолет, и стали там возиться с Королевым.
– Рассказывай, как дела, – сказал Илья Семенович, хлопнув Малыша по плечу.
– Да, нечего особо рассказывать, – отозвался Малыш, – все как всегда – работают люди, ждут конца света.
Бесфамильный хохотнул:
– Даже так! Не думал, что все к этому придет так скоро.
– Что вы имеете в виду?
– Да диверсии эти, будь они не ладны. Я же думал, что мы давно с ними покончили, а оно, вишь как – снова повылезали.
Малыш вздохнул:
– Новое поколение покоряет свои вершины.
Бесфамильный насмешливо на него посмотрел:
– Какие вершины, Саша: это же днище полное – устроили, понимаешь, кавардак, людям работать мешают, а наши вообще мышей не ловят.
– Вы кого имеете в виду?
– Да военных наших. Сколько баз у них на архипелаге – и ничего: ни помощи конкретной, ни ответного огня! Помяни мое слово: если и дальше так пойдет – побьют нас, как детей малых, ей богу.
Малыш выслушал еще несколько нелестных замечаний в сторону охраны объектов.
– Несколько часов назад наши подбили их корабль: с вертолета видел, – сказал Малыш.
– Серьезно? – вскинул брови Бесфамильный. – Но это же чистая случайность: чужими ракетами попасть в цель, которая была практически неподвижна, и если бы…
– Подождите секунду, – перебил его Малыш, – а откуда вы знаете, что наши воспользовались чужой ракетой?
– А чьей же еще? – в свою очередь спросил его Бесфамильный. – Ведь на «Эвересте» ракет не было, насколько я помню. А ведь я давно говорил Морозову, что именно там и нужно поставить хотя бы пару комплексов с тяжелыми ракетами – пусть бы себе работали. Нет – не захотел: рискованно, говорит, переправлять их по океану, да и где их брать…
– Я не пойму, вы сейчас мне, что ли, претензии предъявляете? – спросил Малыш, прямо глядя в глаза Бесфамильному.
Тот замолчал, шевеля губами, что выдавало бессилие, на первый взгляд, могущественного чиновника. Но над ним стоял всемогущий Морозов, который лучше знал – куда и что «поставить». Однако, с учетом последних событий, получалось, что Морозов жестоко просчитался, надеясь, что на секретный объект не будет совершено таких активных покушений.
– Он всегда втайне полагал, что все нападки террористов ограничатся хакерскими атаками, или пожарами на складах, – сказал Бесфамильный, когда они с Малышом подошли к высокому зданию, – но что у террористов будут свои корабли – этого он и предположить не мог. Я тогда же его спросил, на хрена, мол, тогда на Пику стоят ракеты в количестве ста штук? На что он мне отвечал, мол, это другое. А что «другое», он так и не объяснил. Короче, я ничего уже не понимаю, однако, мне ясно одно: какое-то государство спонсирует этих диверсантов, иначе бы у них не было таких мощностей.
Малыш понимал, что в этой ситуации руководство загнано в тупик и Бесфамильный теперь нервничает, опасаясь, что на него «повесят» всех собак. Честно говоря, Малышу было начхать на проблемы Бесфамильного – от него ему нужны лишь деньги, плюс некоторые услуги по части прикрытия от действий любых властей, если вдруг будет какая-нибудь промашка при исполнении очередного задания на чужой территории.
Малыш, решив отвлечь его от темы несовершенной охраны острова, спросил:
– Мне кажется странным одно обстоятельство: как-то вы уж слишком быстро все узнали, когда все телефоны отрублены, а работает только наш «карманный» спутник?
– Вот через него и узнал, – спокойно ответил Бесфамильный. – И вообще, чего ты все удивляешься, Демидов? – он вдруг перешел на злобный шепот. – Я всегда в курсе всего: работа у меня такая. А ты, щенок, и половину этого не видишь, хотя обязан! По должности обязан видеть: на то ты и поставлен начальником объекта видеонаблюдения!
Малыш, не поднимая глаз, спокойно ответил:
– Во-первых, этой должности я у вас не просил, а во-вторых, у меня все спутники «выбили».
– А мне какая разница? – вскричал вдруг Бесфамильный. – Используй резервы: я же тебе дал разрешение – чего ты, как маленький?
– Не знаю, о каком разрешении вы говорите, но все это время, я был слеп, как крот.
Бесфамильный остановился.
– Слушай, Демидов, если ты не перестанешь Ваньку валять, я тебя лишу должности, понял? И вообще, как ты со мной разговариваешь, а? Скажи спасибо, что здесь нет ни одного моего подчиненного, а то услышал бы мой командирский голос!
– Нет уж, спасибо – не надо: я и так уже под жестким прессингом, – ответил Малыш. Его нисколько не испугал гнев начальства, и Бесфамильный это отлично видел, понимая, что Малыш в любой момент может исчезнуть, ибо был, по сути, свободным художником, как он сам его называл.
– Ох, ты, слова-то мы какие знаем: прессинг! Да ты еще не знаешь, что такое настоящий прессинг! Ну, ничего, пройдет какое-то время, и вы все на своей шкуре почувствуете, как идти против меня! – сказал Бесфамильный, и погрозил кому-то пальцем.
– Смешной вы, честное слово, – сказал Малыш. – А что вы имеете в виду под фразами: «вы все узнаете; пройдет время»?
– Сам потом поймешь, – ответил тот, и нажал кнопку вызова на железной двери.
Заскрипели давно не смазанные металлические петли. Малыш вошел следом за своим боссом в довольно просторное помещение, представлявшее собой длинную, как коридор, комнату. На входе стояло двое охранников с автоматами, которые преградили им путь. Бесфамильный кивнул на Малыша и те отошли в сторону, пропуская их вперед.
– Нам туда, – сказал Бесфамильный, и повернул налево – там, в полумраке, виднелась узкая железная лестница, тускло поблескивавшая перилами в виде толстых отполированных труб. Лестница вела на второй этаж, и Малыш поднялся по ней вслед за боссом, прислушиваясь к гулким шагам своих ботинок по железным ступеням.
Они дошли до площадки, и Илья Семенович открыл первую дверь, вделанную в стену. Оба оказались в тесном помещении лаборатории, где на столах стояли микроскопы, а на стенах висели какие-то графики. Три человека в белых халатах что-то записывали в журналы, сидя за рабочими столами. Они не смотрели, кто к ним вошел, что несколько удивило Малыша: на «Цитроне», например, всегда кто-нибудь либо здоровался, либо кивал, а тут – полное сосредоточение на работе, словно от этого зависело их дыхание: оторвись они от разграфленных бумажек, и тут же невидимая рука сожмет их горло, перекрыв навечно кислород…
– Я так и не понял, что вы будете делать с этим бедным слесарем? – спросил Малыш, как только за ними закрылась дверь.
Бесфамильный посмотрел на него, как на какого-нибудь тупицу, не знавшего простых вещей.
– Ну как что, Демидов: как и всегда – в расход: нам свидетели не нужны.
– Но можно же просто извлечь из него информацию под глубоким наркозом и отпустить с миром.
Бесфамильный покачал головой:
– Да, Демидов, испортила тебя мирная жизнь. А, может, ты влюбился в какую-нибудь местную красотку, вот и чудишь потихоньку?
– Не говорите ерунды, Илья Семенович: нет там никакой красотки – вы же меня знаете: я не меняю работу на личную жизнь, если можно так выразиться.
– А почему?
– Будто вы не знаете.
– Ладно, не плачь, Демидов, придет еще твое время – и семья у тебя будет и дом хороший…
– Было уже, – ответил Малыш, – больше не хочу.
– Странный ты какой-то, все-таки, – сказал Бесфамильный, внимательно глядя на Малыша, – но ничего, скоро все изменится, и тогда будешь сам выбирать, как тебе жить.
Малыш кивнул, будто давно об этом знал.
– Илья Семеныч, я могу быть свободен? – спросил он, не желая оставаться в этом, пугающем его, месте: не любил он всяких лабораторий, где того и гляди можно подцепить какую-нибудь заразу, или стать объектом для исследований.
– А куда ты так торопишься, дорогой товарищ? Мы, ведь, с тобой даже еще и не ужинали, – ответил Бесфамильный.
– Нет у меня аппетита, если честно.
– Ничего, ничего – как только увидишь, что у меня на столе, так сразу слюнки потекут!
– Ага – ждите!
Они прошли через лабораторию и Бесфамильный вновь открыл дверь – они попали в еще какую-то комнату, больше похожую на кладовку, с напиханными в нее стеллажами и ящиками. Протиснувшись сквозь весь этот хлам, Бесфамильный с Малышом вышли в третье помещение: просторную комнату, обставленную старинной мебелью.
– Вы откуда это понавезли, Илья Семеныч? – спросил Малыш, презрительным взглядом окидывая пыльные стулья с гнутыми спинками и бархатными сиденьями.
– Это не я – а мои помощнички: все угодить хотят.
– Странные какие-то у них желания, – пожал плечами Малыш и пнул ботинком один из стульев, отчего его деревянные ножки жалобно взвизгнули, скользнув по мраморному полу.
– Ну, куда им до тебя – свободного стрелка! – сказал Бесфамильный, спокойно возвращая стул на место. – А вот поработал бы у меня в штате годик-два, еще и не такие подарки бы преподносил.
– Нет уж, спасибо – уж лучше я сам по себе.
Бесфамильный посмотрел на него с отеческой заботой:
– Ты же понимаешь, что скоро время таких, как ты, закончится.
– Нет, совсем вас не понимаю, – ответил Малыш, изо всех сил делая вид, что ему все равно, что говорит босс.
– Да тут и понимать нечего: весь ваш бизнес, так называемый, подомнут под себя частные конторы, которым будут платить такие бабки, что тебе и не снились.
– Уже, – ответил Малыш, кивнув, – прямо из-под носа заказы рвут.
– Вот об этом я и говорю! – отозвался Бесфамильный. – Переходи ко мне, Саш, пока не поздно: пусть ты и будешь сидеть на окладе, а все равно так надежнее, согласись.
– Подумаю, – ответил Малыш, – есть еще время.
– Подумай, подумай, – закивал Бесфамильный, – но поторапливайся – жмут со всех сторон.
Малыш сказал короткое «ага», и сел за стол, куда жестом пригласил его Бесфамильный.