Мы – геологи

© Олег Лопатин, 2020

ISBN 978-5-4496-4353-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Случилось так, что я не работаю в геологии… И многие из нас, закончивших институт в середине 90-х, не работают по выбранной профессии. Хорошо это или плохо, не скажу. Важно, другое. Я горжусь, что поступил, учился и окончил Красноярский институт цветных металлов. Горжусь, и склоняю в благодарности голову, перед моими преподавателями, горжусь, что дружу и общаюсь с ребятами, с которыми познакомился во время учебы, горжусь, что принадлежу к плеяде бродяг-романтиков, что моя стихия: горы, реки, бескрайние просторы.

Я много лет занимаюсь ремонтом бытовой техники. Когда меня спрашивают, какое у меня образование, я отвечаю: «Инженер-геолог» и делаю после этого длинную паузу, ничего не добавляя. Нравится смотреть на эффект, который производят мои слова. Да. Профессия геолога до сих пор не утратила дух романтизма и в глазах людей геолог – это бородатый путешественник, в выцветшей штормовке, шерстяном свитере, связанном широкими петлями и с глухим воротом, штанах песочного цвета и в высоких сапогах. За спиной видавший виды рюкзак, в руках молоток, на шее компас.

Выбранная однажды профессия навсегда остается в душе. Одно из современных стихотворений про геологов заканчивается так: «Я – геолог! Я – счастлив!». Я согласен с автором и повторяю: «Я счастлив!»…

Выбор профессии

В конце 10 класса перед нами вставал серьезный выбор дальнейшего жизненного пути. Это был конец 80-х годов. Перестройка не перешла ещё в разрушительную фазу и стране по-прежнему требовались инженерные и научные кадры. Для выпускников были открыты двери всех техникумов, училищ, институтов. В библиотеках и книжных магазинах можно было найти толстые справочники для поступающих в ВУЗы. Почти во всех высших учебных заведениях работали подготовительные курсы.

Моя мама хотела, чтобы я был учителем начальных классов. В свое время это было и ее мечтой, но ее строгий отец, мой дед, сказал: «Будешь врачом». Тогда отцов слушались: мама моя стала врачом и категорично не желала этой судьбы мне. Я же не видел себя ни врачом, ни учителем. Мой отец не настаивал на какой-то профессии, но именно он заронил во мне желание связать свою судьбу с геологией. С раннего детства мы ходили в походы. Водные, а позже, пешие. Сплавлялись по рекам Урала и Кузнецкого Алатау. Эта связь с природой постепенно переросла в увлечение, а потом и в выбор профессии. В те годы профессия геолога не только не утратила своего романтизма, но даже считалась остродефицитной.

В 1986 году в газете «Красноярский рабочий» в рубрике «Рассказы о профессиях» была опубликована заметка «Манят дали романтиков» Автор В. Белов, геолог из с. Бор Туруханского района. Он простыми словами описывал «зовущую и уважаемую профессию – геолог». Привожу частично его заметку:

«Жизнь наша стала столь многогранной и столько сейчас разных профессий, что трудно порой сориентироваться, на какую дорогу ступить. Уже 20 лет я иду нелегкими тропами геолога. И, как прекрасен становится миг, когда ты открываешь очередную маленькую тайну рождения руд, когда под ударом молотка, обнажаются в серой скале блестки полезного минерала.

Профессия геолога стала профессией романтиков, искателей, людей одержимых. Она всегда влекла к себе мужественных, любознательных, энтузиастов. Помнится, как высок был конкурс в шестидесятые годы в учебные заведения на эту специальность. Профессия открывателя тайн природы – геолога, влекла не только юношей, геологами становились девчонки, про которых пели в песнях: «Девчонки из геологоразведки, шагают по нехоженой тайге».

А сколько ещё неразгаданных таинств в недрах нашей земли, сколько загадок на дне океанов и сколько содержат их в себе планеты! И они, как наша старая земля, ждут своих первопроходцев. Уже родились и развиваются космическая и морская геология, уже открыты и эксплуатируются месторождения полезных ископаемых на дне морей и океанов. Недалеко время освоения недр Луны и ближайших планет.

Но вернемся к нашей Земле. Столь широки просторы тайги и степей нашей Родины, столь причудливы горы, и как они манят своей недоступностью! Сколь обширны просторы нашего Красноярского края, от северной тундры до южных отрогов Саян, сколько богатства они таят в себе! И разве не престижно быть их первооткрывателем! А сколько творчества в работе геолога, где, как не здесь, можно найти себя, если чувствовать в себе неукротимые силы искателя.

Вас, приходящих в геологию в восьмидесятые годы, ждут уже не столь суровые условия. Ведь нам зачастую приходилось жить семьями в маленьких геологических таежных поселках, чуть ли не рядом с буровыми вышками, в палатках и в «с топора» срубленных избушках, в которых зимой круглосуточно топились железные печки-буржуйки, мы не знали телевиденья. Все развлечения нам заменяли тайга, тесное общение с людьми, книги, жаркие споры после долгих маршрутов о том, где все-таки она, руда.

Сейчас повсеместно геологоразведочные работы ведутся вахтовым методом. Семьи геологов живут в крупных поселках, городах. В поле вылетают вертолетами, самолетами. В вахтовых поселках, на буровых появилось телевиденье, практически весь необходимый комплекс соцкультбыта. Со времен шестидесятых годов значительно повысилась у геологов зарплата. На помощь молотку широким фронтом пришла мощная техника, которая дала возможность геологу все глубже проникать в земные недра.

Но, как и прежде, осталась романтика, по-прежнему тянут к себе горы и тайга, бескрайние равнины тундры. И если ты, десятиклассник восьмидесятых годов, энтузиаст, если хочешь испытать себя на тропах мужества, если любишь свою землю и хочешь познать ее, перед тобой открыты двери институтов и техникумов, где ты можешь получить романтически зовущую и всегда уважаемую профессию – геолог».

Эту статью я храню до сих пор и мне всегда хотелось познакомиться с ее автором, и я был уверен, что встречу его в одном из геологических маршрутов…

В десятом классе я написал письмо в Красноярский институт цветных металлов с просьбой выслать мне список документов, необходимых для поступления. В ответ, кроме списка, пришло предложение записаться на подготовительные курсы. Я записался и мне стали приходить задания по физике, математике, русскому языку, литературе. Таким образом, жребий был брошен и летом я поехал поступать в Цветмет.

На вокзале меня провожали родители. Перрон был заполнен выпускниками школ, будущими абитуриентами. Слышались последние наставления, плач, шутки, разговоры. Вот подошел поезд и наш маленький Ужур, в котором прошло детство, остался за пыльным окном. Родители ещё раз помахали вслед, поезд тронулся и повез меня навстречу новым друзьям, в большую и незнакомую жизнь.

«Поезд прибывает на станцию Красноярск»

В Красноярск поезд приходил рано, в шесть двадцать утра. Институт находится на правом берегу, и доехать до него можно было на 55 автобусе.

Раннее летнее прохладное утро. Привокзальная площадь. Невыспавшиеся абитуриенты выходили из поезда с многочисленными сумками, в которых была, в основном, еда: трехлитровые банки огурцов, помидоров, сала, копченостей, конфет, картошки. Они бежали согнувшись от тяжести сумок на автобусы.

В те годы, по городским маршрутам ходили длинные оранжевые автобусы «Икарус» с резиновой «гармошкой» в хвостовой части. Эта гармошка помогала длинному автобусу быть более маневренным на поворотах. И на этих же поворотах, она, часто, жутко скрипела. Проезд стоил 6 копеек, билеты приобретались у водителя, а на стенках висели компостеры, делающие на билетах многочисленные дырки. Постепенно, по ходу движения автобуса, пассажиры выходили, в салоне становилось просторнее. Я вышел на остановке «Торговый центр «Красноярье». Здесь же, рядом с остановкой, находится лабораторный корпус института. Учебный корпус чуть левее, в Вузовском переулке.

Инфраструктура КИЦМ

Вообще, институт и студенческий городок хорошо и толково продуманы в плане удобства. Во-первых, выигрышное положение в городе: центр правого берега, рядом большой торговый центр «Красноярье», берег Енисея, кинотеатр «Родина», цирк, почта, поликлиника, продовольственные магазины. Во-вторых, компактный студенческий городок: пять общежитий, студенческая столовая, спортклуб, библиотека. Все в одном квадрате. Только девятиэтажное здание профилактория находилось в одной автобусной остановке по улице Академика Вавилова.

История КИЦМ началась с января 1959 года, когда был сдан в эксплуатацию учебный корпус и нем расположилось руководство института, во главе с Наилем Хайбулловичем Загировым, переехавшее из Москвы. Лабораторный корпус строился на месте существовавшего кинотеатра «Родина» и по согласованию с администрацией Кировского района, был отстроен новый кинотеатр «Родина». Торгового центра «Красноярье» тогда ещё не было, преподаватели шефствовали над строительством Красноярской ГЭС, а студенты участвовали в строительстве коммунального моста.

Студенческие общежития в плане представляют букву «П». В Вузовском переулке находится четвертое общежитие электромеханического факультета, на улице Вавилова первое общежитие металлургического факультета, рядом второе общежитие геологоразведочного факультета, но оно находилось в вечном ремонте. В переулке Якорном, третье общежитие технологического факультета и пятое общежитие горного факультета. КИЦМ выпускал инженеров для всех отраслей производства от разведки месторождений полезных ископаемых до обработки металлов. В профилактории жили молодые семьи преподавателей, а на верхних этажах отдыхали по путевкам студенты.

Общежитие №4

С раннего утра в лабораторном корпусе работала приемная комиссия. Длинный ряд столов, накрытых красной материей. На стене портрет Михаила Ивановича Калинина. У меня приняли документы, спросили, чем вызвано желание стать геологом и дали направление в общежитие №4. Вообще, общежитие геологов имеет №2, но оно было на ремонте и нас поселили в общежитие электромеханического факультета. Поступать со мной решили знакомые ребята из Шарыпово: Вишняков Антон, Самарский Вадик, Комов Виталик. Правда, Виталик Комов поступал на горный факультет. А мы на геологоразведочный. Комендант общежития внимательно посмотрела на нас сквозь очки, открыла журнал, кончиком карандаша пробежала по строчкам. Остановилась внизу, записала наши фамилии, дала ключ, одетый на старую черную веревку и сказала два слова: «комната 215». Мы поднялись по узкой лестнице, в коридоре стоял запах влажного горячего воздуха из душа, расположенного в подвале. Вышли в коридор второго этажа, повернули налево, третья комната, как раз 215.

В комнате были старый шкаф, две двухъярусные кровати, стол с грязной, расслоившейся столешницей и пыльное окно с мухами на подоконнике. Кто-то отучился и уехал, теперь приехали мы. Для нас началась самостоятельная жизнь, поэтому все воспринималось должным образом. Как будто, так и должно было быть. Спать есть где, кушать есть, впереди экзамены и полная свобода! Мы разложили вещи, осмотрели комнату и вышли в коридор узнать про кухню, туалеты, душ, раздобыть матрасы и постельное белье. Кухня оказалась почти напротив комнаты, туалет в дальнем крыле, комендант повела нас в подвал, показала, где находится душ и там же, в подвале, выдала матрасы и постельное белье. Матрасы были в полосатом наматраснике, с темно-коричневыми кругами разных размеров. Постельное белье имело приобретенный с годами серый цвет. Но нас устраивало абсолютно все.

Первые экзамены были назначены на послезавтра, и нужно было готовиться к ним. Но мы, по-хозяйски, решили обойти окрестности. Вышли втроем на улицу. Маленький переулок Вузовский буквально утопал в зелени. Особенно много было тополей. Они были посажены с двух сторон тротуаров и своими большими листьями закрывали прохожих от солнца. Слева от общежития была студенческая столовая, но она не работала, а через дорогу была диетическая столовая. Мы зашли, пообедали и пошли в сторону торгового центра. Все было ново для нас: и широкая автомобильная дорога и большое здание торгового центра и высотные дома и лавочки для пешеходов и фонтаны возле торгового центра и даже простые светофоры, все вызывало, если не восторг, то смешанное чувство удивления и радости. Торговый центр трехэтажный и разбит на множество отделов. Мы бесцельно бродили, улыбались молоденьким продавщицам, чем смущали их. Покупать нам было нечего, да и не на что. Надо было готовиться к вступительным экзаменам, где-то, далеко в голове была такая мысль, но мы были взрослыми и сами распоряжались своим временем.

Вечером, лежа в кроватях, мы долго разговаривали. Вадик мечтал о домашней картошке, а я видел себя уже геологом, забирающимся на вершину горы.

Утром мы проснулись оттого, что за окном пели птицы. Кто-то прошаркал в тапочках за дверью, на кухне гремели кастрюлями. Вадик проснулся с блаженной улыбкой, потянулся так, что стал в два раза длиннее, зевнул, прикрыв глаза, и неожиданно предложил: – «Давай, узнаем расписание экзаменов». Ну да, действительно. Было бы неплохо. Не спать же мы приехали.

В лабораторном корпусе у стендов с расписаниями экзаменов, было оживленно. Абитуриенты громко общались, шутили. Вот веселая студенческая жизнь! Послезавтра серьезные испытания – экзамены. И неизвестно чем они закончатся, поступлением или счастливым возвращением домой. Но студенты не унывали никогда. Даже шутка есть (я ее услышал от преподавателя Сазонова Анатолия Максимовича): «Анализы сдал, экзамены завалил».

Расписание экзаменов было таким: послезавтра математика, затем, через два дня физика, потом русский язык и последним, литература. Мы записали время сдачи экзаменов и номера аудиторий и пошли гулять. Готовиться к экзаменам никто и не думал. В магазине набрали бич-пакетов, картошки и пошли в общежитие. (Бич-пакеты – быстрорастворимый «сухой» суп в бумажной упаковке. В настоящее время их заменили китайские дошираки). Сварили полную кастрюлю. Наелись и пошли гулять на набережную Енисея, которая находится за торговым центром «Красноярье». На реку можно было смотреть бесконечно. Мы сидели на траве, вечернее солнце слабо припекало, от реки дул легкий ветерок. По реке скользили грузовые корабли. Я думал, о том, как хорошо быть взрослым и что, по сути, началась моя взрослая, самостоятельная жизнь. Скоро я стану геологом, побываю на всех горных вершинах Сибири, буду жить и работать в тайге, заведу собаку и буду выезжать на лыжах в ближайшие деревни за продуктами. Потом мне стало страшно от мысли, что я добровольно ухожу от цивилизации, от театров, музеев, дружеских встреч и разговоров, городской суеты, развлечений и праздного времяпровождения. Я клюнул носом и открыл глаза. Оказывается, я задремал. Вадик Самарский полулежал на траве, закинув руки за голову и смотрел вдаль. Невозмутимый Виталик Комов в неизменно белой рубашке и черных брюках сидел и о чем-то сосредоточенно думал. У него всегда был задумчивый вид. Потом я понял, что он родился таким – очень задумчивым. С таких, как Виталик, пишут портреты и ваяют скульптуры известных людей. Мы сидели долго и только холод и скрывшееся солнце подняли нас и увели от берегов великой сибирской реки в тесные общаговские комнаты.

В общежитии было гораздо больше народа, чем в первый день. Совсем молоденькие мальчики и девочки сновали туда-сюда с кастрюлями, сумками, полотенцами. Мало разговаривали. Никто ещё ни кого не знал. Постепенно шум стих, коридоры опустели и общежитие погрузилось в уходящий вечер.

Первые друзья

Тарасенко Дима

Появился он в моей жизни неожиданно. Холодный взгляд пронзительных глаз, быстрота в движениях, суровость, мгновенно сменяющаяся заразительным смехом. Дима любил спорт. Конечно, не шахматы. Он любил мужские виды спорта: бокс, плаванье. Занимался профессионально. Это ему помогло в дальнейшем пережить «нежные» 90-е годы. О том времени никто не любит вспоминать. Но они были и оставили на душе у многих свой памятный след.

В любви Дима всегда был однолюбом. Этому таланту завидовал и я. Он был верен той, которую любил. Я не встречал другого преданного человека. Мой друг, в силу того сложного периода времени, не был сентиментальным человеком, а скорее, иногда, чрезмерно грубым и циничным. И было странно услышать из его уст слова: «Я люблю ее». Это говорил он об одной девушке, которую действительно любил. Я не пишу ее имя, потому что, они не вместе. Но я был удивлен этим словам не меньше, если бы Дима, например, надел костюм Деда Мороза или колпак звездочета.

Он шел по коридору, на плече нес сумку.

– «Здесь геологи?», спросил он меня, не поздоровавшись.

– «Да», ответил я.

– «А где комната 215?»

– «Здесь».

– «Дима» – протянул он мне руку.

– «Олег» – машинально ответил я.

Это было больше похоже на диалог пионеров: – «Будь готов». – «Всегда готов».

Он вошел в комнату, скинул как-то быстро сумку, как будто она свалилась сама с плеч. Брезгливо осмотрел кровати: «А где дают простыни?».

Мы с ним спустились вниз к комендантше. Она повела нас в свои сокровищницы. Там на больших, во всю стену полках были горкой сложены серые простыни, клетчатые одеяла, свернуты матрасы, вафельные полотенца. Привычным движением она выдернула из стопки простыни, наволочку, одеяло и подала Диме.

Он развернул простыню. Нижняя губа его отвисла: «На ней шахтеры спали?»

«Какие есть» – невозмутимо ответила комендант.

Странно, но Дима промолчал. Теперь, спустя годы, я понял, как далось ему молчание. Хорошо, что комендант была женщина, а не мужчина. Ну, просто повезло.

В это время я заметил в углу малюсенькую стопку белоснежного, в упаковке, белья. Что-то меня дернуло в ту сторону, и я незаметно взял комплект. Мы вышли из сокровищницы. В комнате я подарил этот комплект Диме. Он посмотрел на меня дольше обычного, потом вдруг улыбнулся и сказал: «Спасибо». Я тоже улыбнулся.

С тех пор прошло много лет, я всегда прихожу к нему в гости, когда приезжаю в Красноярск. Он такой же подтянутый и спортивный. Такой же серьезный и так же заразительно смеется. Теперь он бригадир смены на заводе ОАО «Русал Красноярск» и очень гордится своей рабочей профессией. Горжусь и я за него.

Знаю его добрую маму с красивым именем Аида. Помню случай, когда она приезжала к нему в гости, в общежитие и у нас с ней возникла дискуссия о каком-то русском писателе. Я важно доказывал свои знания литературы, когда вдруг Дима сказал, что его мама учитель русского языка и литературы. Язык проглотился без хлеба.

Ещё Дима играл на гитаре и пел. В те годы многие играли на гитаре. В конце 80-х это было повальное увлечение. Пели, в основном, Высоцкого, дворовые и блатные песни. Дима любил петь «Серебрится серенький дымок». Садился на табурет, закидывал ногу на ногу, брал гитару и пел. Когда доходил до слов:

«И однажды этот паренек

Не вернулся в город свой родимый

И напрасно девушка ждала

На причале в платье темно-синем»,

Дима закрывал глаза и мотал головой, подчеркивая трагичность момента. Мне было жаль девушку, хотя песня была про одесского вора.

Куценко Андрей

Андрей был человеком творческим. Когда я увидел его впервые, мне показалось, что он музыкант-барабанщик. В те годы так выглядели барабанщики многих отечественных групп: кудрявые волосы, очки, тонкие, как у пианистки, пальцы. Мне даже казалось, что он и бутылки из-под кефира мыл без ёршика, просто, залезал рукой.

Андрей играл на гитаре. Часто пел песни группы «Сталкер».

Из дома Андрей привез плакаты-постеры известных групп и исполнителей и развесил их по комнате. Он хорошо знал группы: Кино, Арию, Алису, Веселые ребята, музыкантов Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича и других. На входе в комнату висел постер. На нем худой волосатый певец в темных очках и подпись на английском языке. Я прочитал его имя как Михаэль Яксон. Ну, кто-то из наших, якутских, думалось мне. Оказалось, это Майкл Джексон. После этого Андрей подозрительно спросил:

– «Ты из какой деревни?».

– «Из Ужура» – просто ответил я.

Волгин Роман

Ромка приехал учиться из Северо-Енисейска. Ходил в модном тогда джинсовом костюме. Был неспокойный, всё куда-то спешил, бежал, не мог сидеть на месте. Казалось, он был готов к подвигам, но не находил их.

На первом курсе, после Нового года, Ромка привез кассету с песней «Белые Розы». Мелодичная музыка и звонкий голос Юры Шатунова поразили всех. С этого моменты «Белые Розы» на много лет стали хитом на территории Советского Союза.

Вступительные экзамены

За день перед экзаменами, мы все-таки достали учебники, тетрадки. Радость от начавшейся самостоятельности прошла, ее место заняло волнение. Экзамены надо было сдать так, чтобы поступить. В противном случае нас с нетерпением ждала армия. Однако особого желания учить билеты не было. Я решил заняться приготовлением формы. Мама к выпускному купила мне светлый костюм. Его-то я и достал из сумки за день до экзамена и повесил в шкаф. Утюга не было, зато была надежда, что он вытянется. Ночь была тревожной и я проснулся задолго до будильника. За окном было серое утро. Но уже во все голоса пели птицы. От слабого ветра деревья лениво качали ветками, по траве клочьями катился тополиный пух.

Экзамен по математике был в 412 аудитории лабораторного корпуса. Длинные ряды столов, как в цирке, уходили высоко вверх. Высокие стройные парни, красивые, накрашенные девушки. Все разговаривают вполголоса. Чувствуется немного напряженная атмосфера предстоящих испытаний. Вошел высокий преподаватель. Абитуриенты встали. Он поздоровался и велел садиться. Затем сверил по журналу присутствующих и раздал билеты. Четыре задания на маленьком листочке. Передо мной здоровый парень, неожиданно оборачивается и спрашивает: «Ты что-нибудь знаешь?» и показывает листочек. Мне неудобно было показать, что я не знаю. Я молча взял его задание, написал, как я думал и вернул. «Спасибо». Он протянул мне руку: «Коля». Это был Николай Поцепня. Местный. Красноярский. Ну, думаю, теперь у меня есть местный знакомый. Их было три друга: Коля, Борис Кобяков и Дима Виноградов. Они одноклассники. Жили на проспекте Свободном. Коля и Сергей проучились один год и ушли в армию. Дима Виноградов окончил институт.

Потом мы сдавали физику и литературу. Литературу я любил и даже сейчас помню темы сочинений:

– Любимые стихи Лермонтова

– М. Горький и В. Маяковский о Ленине

– Любимые герои из произведения «Война и мир»

– Памятники войны не молчат.

Я писал сочинение на последнюю тему и получил «4». И вообще, по всем экзаменам я получил четверки. Не помню, на какие оценки сдали мои друзья, но все мы поступили в КИЦМ.

Заповедник «Столбы»

Поступление в институт решили отметить походом на «Столбы». Заповедник «Столбы» находится на северо-восточной окраине города. В этом плане, Красноярск, безусловно, расположен в уникальном месте. Рядом с мегаполисом, на берегу Енисея, буквально дикая, непроходимая тайга и среди густых крон деревьев высокие сиенитовые скалы, и отдельные останцы и группами, с причудливыми очертаниями и названиями: Первый столб, Второй, Третий, Четвертый, Дед, Бабка, Внучка, Перья, Воробушек и другие. Территория заповедника огромная, для туристов доступно только 3% ее территории. В конце 80-х годов прошлого столетия, дорожка на «Столбы» была частично асфальтированной, частично гравийной. По пути стоял кордон «Лалетино». Зоопарк был в трех километрах от трассы. Конечная остановка называлась «Турбаза».

Мы вышли из автобуса и попали сразу в тайгу. Высокие корабельные сосны, запах трав и хвои, пение неугомонных птиц. Дорога незаметно шла вверх. Настроение было приподнятым. Как же, поступили в институт! Весь мир уже лежал у нас под ногами. Мы быстро, без отдыха, дошли до первых столбов. Они выступали перед нами неожиданно, как будто деревья расступались, обнажая вертикальные скальные массивы уходящие вверх. Они, как будто, вырастали из-под земли. И, стоило отойти от «Столба», он пропадал, зато впереди возникал также, неожиданно, другой.